Моя вина. Трилогия в одном томе

Мы вошли внутрь. В большом помещении было много людей. Звуки ударов шаров и предстоящая игра немного приободрили меня.

Пока мы ждали на выдаче обувь, ко мне подошел Марио.

– Ты правда не умеешь играть? – спросил он, посмеиваясь.

– Да ладно тебе, катать шар по полу не так уж и сложно.

Он улыбнулся.

– Я рад, что ты согласилась прийти, – признался он, глядя мне в глаза. – Я знаю, что между тобой и Николасом что-то произошло… – сказал он, и мне пришлось отвернуться. Я не хотела говорить о Нике, особенно с ним. – Но мне все равно, Ноа, я просто хочу, чтобы ты дала мне шанс. Ник тебе не подходит, я говорю это не для того, чтобы что-то сказать, это действительно так. Он не тот мужчина, который будет верен одной женщине, а ты заслуживаешь лучшего.

В глубине души я знала, что он прав. Но мне почему-то захотелось защитить Ника и убедить Марио, что он не прав и что Ник способен измениться.

– Сейчас я вообще не хочу быть с кем-то. Извини, не хочу тебя обижать, но мне нужно, чтобы ты это понял, – сказала я.

Он подошел и провел по моей щеке пальцем. Я почувствовала тепло в том месте, где он ко мне прикоснулся.

– Я соглашусь быть твоим другом… пока что, – сказал он, подмигивая мне.

Боулинг оказался намного сложнее, чем я себе представляла. Сначала я просто смотрела, как все играют, но потом все-таки осмелилась бросить шар. Нет нужды говорить, что я не сбила ни одной кегли. Все посмеялись надо мной, а я почувствовала азарт. Я очень не люблю проигрывать.

Когда же я освоилась, то стала играть с большим пылом. Собираясь бросить мяч, я сделала слишком большой замах, поскользнулась и упала на спину. К тому же пальцы застряли в отверстиях шара, и он упал мне на живот. Было больно и стыдно. У меня все поплыло перед глазами, и закружилась голова. Я чувствовала острую боль в бедре. Сначала все смеялись, но, увидев, что я не могу встать, окружили меня.

– Надо ехать в больницу, – волновался Марио.

– Ты ударилась головой, нужно показаться доктору, – уговаривала меня Дженна.

– Я в порядке! – крикнула я, злясь на всех.

Правда, мне было очень больно, но уже меньше чем через час я должна была работать в баре, а я уже и так отпросилась на день из-за этой злосчастной поездки на Багамы.

Меня оставили в покое, понимая, что только действуют мне на нервы.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я тебя отвез? – спросил меня Марио в очередной раз.

Я с негодованием посмотрела на него.

Он засмеялся и поднял руки.

– Ладно, ладно! – произнес он, улыбаясь. – Но хотя бы приложи лед на место ушиба, и, если у тебя закружится голова или ты почувствуешь себя плохо, пожалуйста, позвони мне, я отвезу тебя в больницу.

Господи… Мне нужно было убраться оттуда как можно быстрее.

– Спасибо, Марио, – сказала я, поцеловав его в щеку.

* * *

Через полчаса я уже входила в бар. Я любила работать, но в этот день «Бар 48» был самым последним местом, где мне хотелось находиться. Кроме того, я солгала, что чувствовала себя нормально. У меня сильно болело место ушиба, а в голове пульсировало.

– Привет, детка, – сказала Дженни, одна из официанток, которая работала со мной в смене.

Она была очень милой девушкой, хотя у нас мало общего.

– Ты отлично загорела, зараза, – сказала она, безостановочно жуя жевательную резинку.

Теперь вы понимаете, что я имела в виду?

Я переоделась, надев фирменную футболку, и приступила к работе. По четвергам бар всегда был забит до отказа. Смена заканчивалась в десять, и я не могла дождаться ее окончания.

– Эй, Ноа! – позвал меня шеф, который суетился как заведенный, подавая напитки. – Ты не могла бы остаться сегодня до позднего вечера? И заодно отработаешь свой выходной, который у тебя был на днях.

Нет, пожалуйста! Я хотела крикнуть ему это, но ничего не могла поделать. Пробравшись в маленькую комнату для персонала, я взяла немного льда из большого мешка и приложила его ко лбу. Стреляющая боль не исчезала, мне действительно было очень плохо.

Несмотря ни на что, я продолжала работать. Мне пришлось дважды извиниться, чтобы пойти в туалет для персонала, где меня вырвало.

Было ясно, что я получила сегодня нешуточный удар, и серьезно стала думать, не съездить ли мне в больницу. Прополоскав рот, я вышла в зал, и тут у меня чуть не случился сердечный приступ: там был Ронни.

Он сидел с друзьями в углу. У меня закружилась голова. Письмо, лежавшее в кармане, обожгло меня огнем. Мне пришлось приложить усилие, чтобы не сбежать. Я прекрасно помнила его лицо, когда он стрелял нам в спину.

– Отнеси это вон тем ребятам, – попросил меня шеф, поставив передо мной поднос со стопочками.

Черт. Я же не имею права подавать алкоголь, но когда случается цейтнот, их не волнует, что они нарушают закон. Попросить Дженни о помощи было невозможно. Она была занята еще больше меня.

Я взяла поднос и отправилась к их столику, чтобы как можно быстрее отнести им напитки, но, как оказалось, быстро это было сделать невозможно.

– Я не могу в это поверить, – сказал Ронни, взяв меня за руку, прежде чем я успела ускользнуть от них.

– Отпусти меня, – попросила я его, стараясь держать себя в руках.

– Да ладно тебе, давай, оставайся, – ответил он, сжимая мою руку крепче.

Я видела его ненависть ко мне. Такие люди, как он, не прощают публичного унижения.

Друзья громко засмеялись. Я не знала, что делать, в зале было столько людей, что шеф меня даже не видел.

– Что ты хочешь, Ронни? – процедила я сквозь зубы.

– Оттрахать тебя тысячу и один раз. Как тебе? – ответил он, и все его друзья снова заржали.

– Думаю, лучшее, что ты можешь сделать, это отпустить меня, если не хочешь, чтобы я вызвала охрану, которая пинками выгонит тебя отсюда, – пригрозила ему я, набравшись храбрости и пытаясь вырваться из его лап.

– Как там поживает твой женишок? – спросил он, игнорируя мою угрозу. – Последний раз, когда я его видел, он плакал, как маленькая девчонка, чтобы мы его оставили в покое.

Я вспомнила побои, которые они нанесли Нику из-за меня, и тошнота, от которой я и так страдала весь день, подступила с новой силой.

– Пусти меня, ты делаешь мне больно, – потребовала я, выкручивая свое запястье из его железной хватки.

– Внимательно слушай, что я собираюсь сказать, – сказал он, подтягивая меня к своему грязному рту. – Скажи Николасу, что…

Но именно в этот момент чья-то рука обняла меня за талию и с глухим звуком оттолкнула Ронни, заставив того откинуться назад на сиденье, и следующее, что я увидела, был Николас, который встал передо мной, прикрывая меня своим телом.

– Скажи ему что? – спросил он спокойно.

Ронни улыбнулся и встал к нему лицом.

Мое сердце бешено заколотилось. Пожалуйста, только не это.

– Что мы скучаем по тебе, чувак, – ответил он, улыбаясь, с темным блеском в глазах. – Ты больше не приходишь, ты стал каким-то рохлей, – сказал он, выразительно глядя в мою сторону.

У Николаса напряглись все мышцы.

– Оставь Ноа в покое, – шепнул он, сжимая кулаки.

– А то что? – бросил тот ему в ответ, сделав шаг вперед.

Я крепко взяла Ника за руку.

– Николас, не делай этого, – попросила я его тихо.

Ронни приблизился к Николасу, и тот с силой положил ему руку на грудь.

– Убирайся с глаз моих, Ронни. Меньше всего ты, я думаю, хочешь вляпаться в неприятности. Здесь слишком много свидетелей, так что рискуешь снова попасть за решетку.

Ронни крепко сжал челюсть и заставил себя улыбнуться.

И в этот момент появился менеджер в сопровождении начальника охраны.

– Вы оба, – сказал он, указывая на Ронни и Ника, – убирайтесь отсюда. Немедленно.

Меня всю трясло. Я не могла унять дрожь.

Николас пошел к своей машине, а Ронни к своей, то есть к Ferrari Ника.

Он сел за руль и не переставал улыбаться все время, пока выруливал со стоянки.

Я подошла к Николасу.

– Ты в порядке? – спросил он, взяв меня за подбородок и внимательно разглядывая мое лицо.

– Да, я в порядке… Просто… – сказала я, но вдруг почувствовала странное покалывание с головы до пят. Я перестала ясно видеть Ника, и все вдруг потемнело.

32. Ник

Я подхватил ее, не дав упасть на землю. Чертыхаясь, я отнес ее в машину и усадил на пассажирское сиденье.

Она потеряла сознание. Я крикнул одному из охранников, чтобы тот принес мне бутылку воды. К тому времени, как он пришел, я увидел, что Ноа медленно приходит в себя.

– Ноа… – позвал я ее, погладив по щеке и поднеся бутылку с водой ей к губам. – Пей, Ноа, давай.

Она открыла глаза и взяла бутылку.

– Что случилось? – спросила она, растерянно глядя по сторонам. – А Ронни?

Я с облегчением вздохнул, когда увидел, что она пришла в себя.

– Он уехал, – ответил я, откидываясь на подголовник. – Черт возьми, Ноа, ты меня до смерти напугала.

Она повернулась ко мне, бледная, как призрак.

– Я в порядке.

– Ты не здорова, – сказал я, повышая голос. – Лион сказал, что ты упала в боулинге и ударилась головой, но не захотела ехать в больницу.

– Я не захотела ехать в больницу, потому что мне просто нужно отдохнуть.

Я взглянул на нее, теряя терпение.

– У тебя мог образоваться тромб.

– Да какой там тромб!

Я не собирался ее слушать.

Я завел машину и поехал в направлении шоссе.

– Что, черт возьми, ты делаешь?

– Везу тебя в отделение неотложной помощи. Ты ударилась головой и потеряла сознание. Если ты хочешь играть со своей жизнью, играй, но в моем присутствии я не позволю этого делать.

Ноа не сказала ни слова. Когда мы приехали в больницу, она вышла и, не дожидаясь меня, пошла в отделение скорой помощи. Она молча заполнила все бумаги, и мы в полном молчании ожидали вызова.

– Я не хочу, чтобы ты ходил со мной, жди меня здесь.

– Но, Ноа…

– Я серьезно.

Меня убивала мысль, что, возможно, с ней что-то серьезное, а я не могу быть рядом. Да еще Ронни! Он не остановится, пока не осуществит задуманное, и я боялся этого.

Я подумывал позвонить Стиву, начальнику охраны моего отца, и объяснить ситуацию, но для этого надо было бы рассказать ему и все остальное. Узнай мой отец, что случилось, он точно пойдет в полицию, а именно этого я и боялся. Если до Ронни дойдет, что я решил действовать по закону, то все станет в три раза опаснее. Дела между бандами решаются на улице, но я понятия не имел, как это сделать, не подставив Ноа. Мне было трудно удержаться, чтобы не набить ему морду сегодня вечером, но я знал, что Ноа уже никогда не простила бы меня.

Если я хочу вернуть ее, то должен пересмотреть свое отношение к дракам и насилию. Ноа наконец открылась мне, мы стали ближе друг к другу, я признал ее своей сестрой, я понял, что значит любить кого-то, я знал, что люблю ее, что она нужна мне, нужна как воздух… Как же я мог быть таким идиотом?

Я не хотел причинять ей боль. Я не знаю, когда все изменилось, когда я перешел от ненависти к тому, что чувствую к ней сейчас, я точно знал, что ни за что не хочу потерять ее.

Наконец, она вышла. Я нервно вскочил на ноги.

– У меня небольшое сотрясение мозга, – еле слышно сказала она, не глядя на меня.

Я так и думал.

– Ничего страшного, они сказали, что если у меня снова закружится голова или я потеряю сознание, то должна буду опять к ним приехать. Мне дали больничный лист, чтобы не ходить завтра на работу, и несколько обезболивающих таблеток от головной боли.

Я хотел погладить ее, но она отстранилась.

– Можешь подбросить меня до работы? Я хочу забрать машину.

Я отвез ее в бар и следовал за ней, пока не убедился, что она благополучно доехала до дома. Я знал, что она не подпустит меня к себе, особенно после того, что случилось, поэтому решил встретиться с Анной.

Она писала мне несколько раз с тех пор, как мы уехали, и я понимал, что должен быть честным с ней. Я остановился перед ее домом. Она осторожно подошла, с тревогой всматриваясь в мое лицо, наклонилась, чтобы поцеловать меня, но я отклонился назад. Мои губы будут целовать только одного человека, и это будет не Анна.

– Что происходит, Ник? – спросила она меня с болью в голосе.

Мне не хотелось обижать Анну, ведь мы знали друг друга много лет. Я все-таки не был таким негодяем, каким казался.

– Мы не можем продолжать встречаться, Анна, – сказал я, глядя ей в глаза.

Ее лицо вытянулось, и я заметил, как она бледнеет. Повисла тишина, пока она наконец не заговорила:

– Это из-за нее, да? – спросила она меня, и я увидел, как ее глаза наполняются слезами.

Черт возьми, я что, решил сделать несчастными всех девчонок района?

– Я влюблен в нее… – признался я, и это было совсем не так страшно, как я предполагал. Это была правда. Большая правда.

Она нахмурилась и быстро вытерла слезу.

– Ты не способен никого любить, Николас, – заявила он, переходя из состояния грусти в состояние гнева. – Я годами ждала, когда ты влюбишься в меня, делала все, чтобы для меня нашлось место в твоей жизни, а ты с олимпийским спокойствием просто использовал меня, и теперь ты говоришь, что влюблен в эту девчонку?

Я знал, что это будет нелегко.

– Я не хотел делать тебе больно, Анна, – сказал я.

Она покачала головой. По ее щекам стекали слезы.

– Знаешь что? – сказала она, глядя на меня в ярости. – Надеюсь, ты никогда не получишь то, что хочешь. Ты не заслуживаешь того, чтобы тебя любили, Николас. Если Ноа умна, она будет держаться от тебя подальше. Ты думаешь, что можешь вести такую жизнь, иметь такое прошлое и иметь такую девушку, как она, да еще которая влюбится в тебя?!

Я сжал кулаки. Я не был готов выслушивать подобное, хотя отчасти понимал, что Анна права. Я отошел, пытаясь взять себя в руки:

– Прощай, Анна.

Она зло смотрела на меня все время, пока я не уехал.

Я понимал, что мне придется заслужить прощение Ноа, но понятия не имел, как это сделать. Когда я вернулся домой, в комнате ее не было. Я занервничал, спустился в гостиную и обнаружил, что она спит, положив голову на колени матери. Ее мать смотрела фильм и нежно гладила длинные волосы Ноа. Она выглядела расслабленной. Ужасное чувство вины обрушилось на меня. За драку, за поцелуй, свидетелем которого она стала, за боль, которую ей причинил. И теперь, увидев, как ее ласкает мать, я почувствовал глубокую печаль.

Это пробудило старые воспоминания, которые я хранил в глубине души. Моя мама когда-то делала то же самое. Когда мне едва исполнилось восемь лет и мне снились кошмары, она гладила меня по волосам, чтобы я успокоился, и это было идеальное лекарство, чтобы я чувствовал себя в безопасности. Я до сих пор помню ночи, когда я не спал, плакал, боялся, ждал, когда вернется мама, войдет в дверь моей спальни и успокоит меня, как она всегда делала. Я жил с глубоко спрятанной болью в груди, с болью, которая исчезла, когда появилась Ноа. Я любил ее, нуждался в ней, в ее присутствии. Она была мне нужна, чтобы стать лучше, чтобы искоренить все плохие воспоминания, чтобы чувствовать себя любимым.

Раффаэлла оторвалась от телевизора, взглянула на меня и нежно улыбнулась.

– Прямо как в детстве, – сказала она шепотом, имея в виду Ноа.

Я кивнул, желая оказаться на ее месте, чтобы ласкать и баюкать Ноа.

– Я никогда не говорил тебе этого, Элла, но я рад, что вы здесь, что вы обе здесь, – признался я ей.

Эти слова сами вырвались у меня, но они были чистой правдой. Ноа изменила мою жизнь, определила мою цель и заставила меня бороться за то, чего я действительно хотел, я хотел ее.

С этой минуты я решил измениться, я собирался стать лучше, чего бы мне этого ни стоило.

На следующее утро я спустился к завтраку и увидел ее сидящей, как обычно, с миской хлопьев и книгой, лежавшей рядом, хотя она не читала и не ела. Она помешивала хлопья, и было видно, что мысли ее витали далеко. Как только она услышала, как я вошел, ее взгляд ненадолго обратился ко мне, а затем сосредоточился на страницах книги. Рядом сидела Раффаэлла, на ней были очки для чтения, а на столе лежала газета.

– Доброе утро, – поздоровался я, налил себе чашку кофе и сел перед Ноа. Я хотел, чтобы она посмотрела на меня, хотел хоть какой-то реакции на мое присутствие.

– Ноа, ты будешь есть? – спросила ее мать чуть громче обычного.

Ноа подняла глаза и, вставая, отодвинула тарелку с хлопьями:

– Я не голодна.

– Так, хватит, ты должна это съесть, – сказала Раффаэлла, глядя на нее, – ты вчера не ужинала.

– Оставь меня в покое, мама, – попросила она и вышла из кухни, даже не взглянув на меня.

Раффаэлла с недовольством посмотрела на меня.

– Что случилось, Николас? – спросила она, сняв очки.

Я поспешил встать.

– Ничего, не волнуйся… – ответил я, выходя из кухни и догнав Ноа на лестнице.

– Послушай! – сказал я, преградив ей путь.

– Уйди с дороги, – холодно сказала она.

– Теперь ты не ешь? – я увидел, что она плохо выглядит, изможденно. – Как ты себя чувствуешь, Ноа? И не ври мне, если тебе нездоровится, иначе нам придется вернуться в больницу.

– Я просто устала, я плохо спала, – ответила она, пытаясь оттолкнуть меня.

Я проводил ее до комнаты.

– Как долго ты собираешься со мной не разговаривать, хотел бы я знать?

Она взглянула на меня.

– Я говорю с тобой сейчас, не так ли?

– Я имею в виду говорить, а не лаять, а именно так ты со мной разговариваешь с тех пор, как мы вернулись из поездки.

– Я же сказала тебе, что все кончено, Николас. А теперь отойди, я пойду к себе.

33. Ноа

Я знала, что я поступала очень глупо, игнорируя свое здоровье. Все вышло из-под контроля, и на меня одновременно свалилось слишком много. Ник, письмо, падение – все было против меня. Николас не принес мне ничего, кроме неприятностей и страданий. Я поняла, что мне придется расстаться с ним. Мы не подходили друг другу. Мне было больно об этом думать, но я знала, что это правильно.

Сегодня я встречалась с Дженной, мы хотели пройтись по магазинам. До школы оставался всего один день, и, хотя я нервничала и немного трусила, я была рада, что лето уже позади и что можно начать все заново.

Слава богу, Дженна была из тех людей, которые поглощают тебя целиком, когда ты находишься рядом с ними, поэтому я смогла отвлечься от своих проблем и сосредоточиться на предстоящем первом дне в школе Сент-Мари. По словам Дженны, это была элитная школа, и в ней можно было встретить самых разных людей, объединенных одной чертой: все они были до неприличия богаты.

* * *

В первый школьный день будильник зазвонил в семь утра.

Форма висела на стуле. Юбка была укорочена примерно на ладонь выше колен, рубашка тоже подогнана по фигуре. Я надела черные туфли и посмотрелась в зеркало. Боже мой, это ужасно! К тому же этот зеленый цвет, вернее, цвет мха. Еще одной проблемой было то, что я не знала, как завязывается галстук. Я взяла его, заодно прихватив и школьную сумку, и вышла из комнаты взволнованная, как обычно это бывает в первый день. Правда, это нормально, когда тебе шесть, а не семнадцать.

На кухне была мама, уже одетая, но еще заспанная, с чашкой кофе в руках, а за островом сидел Николас. С тех пор как мы приехали из больницы, я почти не виделась с ним, только один раз он зашел проведать меня, но я притворилась спящей. Так что мы не разговаривали уже три дня, и, по словам мамы, он не ночевал дома. Я на мгновение остановилась в дверях, прежде чем у меня хватило смелости посмотреть ему в лицо. Он был взъерошенный и одет так, как мне нравилось, – в джинсы и свободную черную футболку. Я глубоко вздохнула, а в памяти всплыло все, что произошло между нами.

Его взгляд скользнул по мне сверху вниз, и мне стало стыдно за то, что он видит меня в этой нелепой одежде. К моему удивлению, он не рассмеялся и даже ничего не сказал, а просто смотрел на меня несколько секунд, прежде чем снова уткнуться в газету. Я повернулась к маме:

– Понятия не имею, как это завязывается, мне нужна твоя помощь.

Мама посмотрела на меня.

– Ты очень мило выглядишь, Ноа, – сказала она, усмехнувшись.

В ответ я состроила недовольную рожицу.

– Я выгляжу как эльф, и не смейся надо мной, – сказала я, усаживаясь напротив Николаса, который продолжал читать газету, а в уголках его губ играла незаметная улыбка.

– Я приготовлю тебе завтрак, а ты попроси Ника помочь тебе с галстуком, – сказала она, вставая и поворачиваясь к нам спиной.

Я в замешательстве посмотрела на Николаса, который перестал читать и наблюдал за мной, подняв бровь.

Мама включила музыку, так что мое громкое сердцебиение было слышно только мне. Мне не хотелось приближаться к нему, но я не знала, как завязать эту штуку, и убивать полчаса времени на поиски обучающего видео на YouTube мне тоже не хотелось. Я подошла к Нику, стараясь не смотреть ему в глаза.

Он повернул свой стул ко мне и, не вставая, положил руку мне на талию так, что мы оказались лицом друг к другу, и к тому же я оказалась между его ног.

– Ты отлично выглядишь в форме, – сказал он, пытаясь заглянуть мне в глаза.

– Я выгляжу нелепо, и я не хочу, чтобы ты со мной разговаривал, – отрезала я, напрягшись, когда его длинные пальцы дотронулись до кожи на шее, чтобы поднять воротник моей белой рубашки.

В другом конце кухни мама готовила завтрак и что-то напевала, совершенно не замечая того, что происходило в трех метрах от нее.

– Я не перестану с тобой разговаривать и сделаю так, чтобы ты тоже передумала, – заверил он меня, приблизив свое лицо. – Я хочу, чтобы ты была моей, Ноа, и я не остановлюсь, пока не добьюсь тебя.

Что он говорит? Он совсем сошел с ума? Неужели это Николас Лейстер?

Его пальцы снова нежно дотронулись до моей шеи, на этот раз преднамеренно и чувственно. Я почувствовала дрожь и на мгновение закрыла глаза.

– Ты закончил? – спросила я.

Он остановился и пристально посмотрел на меня.

Быстрым движением подтянул узел галстука и стал очень серьезным.

– Да, и удачи тебе в первый день.

Потом он встал и ни с того ни с сего поцеловал меня в щеку. Я почувствовала покалывание, когда его губы коснулись моей кожи, и в глубине души мне вдруг так захотелось, чтобы он обнял меня и целовал, пока я не потеряю рассудок, и проводил в эту дурацкую школу. Но я просто неподвижно стояла на месте, пока не услышала, что он вышел за дверь.

– Ноа! – позвала меня мама с другого конца кухни.

Очевидно, я настолько была погружена в свои мысли, что даже не слышала ее.

Я повернулась, и она поставила передо мной чашку кофе и положила письмо без обратного адреса.

Я мгновенно напряглась.

– Пришло сегодня утром. Это, должно быть, от кого-то из местных: нет ни марки, ни обратного адреса. Ты знаешь, от кого это может быть? – спросила она, пристально глядя на меня.

Я покачала головой. Мама пожала плечами и снова вернулась к газете. Я мысленно поблагодарила ее за отсутствие интереса к письму, так как была уверена, что мое лицо стало белым, как бумага.

Письмо было написано тем же почерком, что и предыдущее:

Я слежу за тобой. Ты не должна была быть здесь, никогда не должна была быть.

P.S.: Удачи в новой школе.

П. A.

Я бросила письмо на стол, чувствуя сильнейшее волнение. Сердце начало колотиться как бешеное, меня охватил страх. Эти письма начали меня беспокоить. Кто мог мне угрожать?

Этот человек должен был хорошо меня знать, раз ему был известен день начала занятий. Я подумала, что это Ронни, и единственный, кто мог меня сейчас защитить, был Ник. Но на данный момент меньше всего я желала к нему обращаться за помощью.

Я положила письмо в карман жакета и встала.

– Почему ты не доела? – спросила мама, нахмурившись.

– Я нервничаю, потом что-нибудь перекушу, – сказала я, выходя из кухни, и бросилась в свою комнату.

Я достала последнее письмо, которое прятала в прикроватной тумбочке, и положила его рядом с вновь полученным. Да, это был действительно один и тот же почерк, оба письма были очень короткими, но подписи различались. Означало ли это, что за этим стояли разные люди? Боже мой, как мне удалось так быстро нажить себе врагов? Я спрятала письма в ящик и постаралась перестать думать обо всем этом. В свой первый день в школе я не хотела переживать из-за этих посланий. Если я получу еще подобные письма, то я поговорю с кем-нибудь. И Николас поможет мне, хотя я бы предпочла к нему не обращаться.

Вместе с мамой мы вышли из дома, сели в ее машину и поехали в школу. Она настояла на том, чтобы подвезти меня. Я бы предпочла сейчас ехать на собственной машине, чтобы отвлечься на дорогу и ни о чем не думать.

У входа в шикарное здание толпились ученики. Многие сидели на скамейках, желая потянуть немного время, прежде чем наступят монотонные будни. Я вспомнила, что то же самое происходило в моей старой школе. Все выглядели такими счастливыми, встречаясь со своими друзьями после долгого лета.