скачать книгу бесплатно
И ладно бы сбежала с каким банкиром, куда ни шло, но сбежать с журналюгой, голодранцем, пишущим никчёмные статейки неизвестно где – вот это удар!
«Ведь помыкается, обрюхатится и приползёт с потомством сюда, в мою конуру. Господи…» Паника охватила Валентину Семёновну, взяла за горло. «Нет, с этим надо что-то делать. Это безобразие надо пресечь. Ведь пресекала же я всегда это паскудство».
Мысли прервал шум у двери. На кухню вошла младшая дочь Снежана.
Кричевская посмотрела на неё этим утром совершенно по-новому. В ней, такой противоречивой и неистовой вдруг затеплился лучик надежды… надежды на счастливое будущее неразрывно связанное с возможным перспективным браком Снежаны. Почему бы и нет? Женят же на себе некоторые олигархов. Но, глядя на угловатую фигуру и невыразительную внешность четырнадцатилетней дочери – «лентяйки и троечницы», Валентине Семёновне в это верилось с трудом. «Нет – толку не будет».
Взгляд матери потух.
– Что с оладьями? – Снежана полезла в кастрюлю.
– И ты туда же.
– В смысле?
– Спишь и видишь, как бы от нас с отцом сбежать?
– Мам, ты чё? Есть будем?
– Конечно будем, куда мы денемся.
– Я ставлю чайник.
– Ставь.
Дочь удивлённо посмотрела на мать: как не похожа она сегодня на себя. Удивилась Снежана и своей наглости, раньше бы она так по кастрюлям не лазила. Она бы сидела вместе с отцом и ждала. А тут … Какое волшебное утро. Поставив чайник, Снежана решила убраться поскорей из кухни – не смотря на волшебное утро – мать человек непредсказуемый.
«… и ведь самое обидное, – сетовала Валентина Семёновна, опуская руки от безысходности, – был бы хоть мальчик: уж я бы с него пылинки сдувала, с него бы вышел коммерсант – подмога, а то одно бабьё – хомут на шее».
А муж. Как же она обманулась. Просчиталась. А ведь был таким перспективным – дипломированный инженер. С руками и ногами взяли на Ламповый завод, повесили на доску почёта. С инженеров, правда, пришлось перевестись в сменные мастера из-за большей оплаты и всё по настоянию Валентины Семёновны. Кто ж, как ни она, умеет смотреть вдаль. Только вот даль оказалась пустой фантазией, миражом.
Прибрав быстро к рукам послушное существо, оказавшееся рядом, Кричевская через три месяца после знакомства почивала в собственном уютном гнёздышке, ожидая первого желторотого птенца.
И чего же лучше можно пожелать человеку, если он не стремился в Наполеоны, и Михаил Юрьевич был счастлив.
Со временем, на досуге, он иногда придирчиво посматривал на своё семейное счастье, подумывая: а счастье ли это? Опять же разные примеры из соседней жизни и новые образы, что порхали по весенним улицам, так и лезли в голову. Кружились.
Заподозрившая вовремя наличие у мужа вредных мыслишек, Валентина Семёновна грозным окриком вернула мыслителя в семейное лоно и пресекла, раз и навсегда, все попытки мужа сомневаться в чём-либо и думать.
«Вся эти думы – от избытка свободного времени. Сплошная дурость и больше ничего!» – твердила она, помахивая указательным пальцем перед носом Михаила Юрьевича. Палец украшала тяжёлая золотая печатка «Парус».
Слушая жену, Михаил Юрьевич неотрывно следил за движением «Паруса» в воздухе.
За столом сидели тихо.
Валентина Семёновна была на редкость молчалива. Она всё смотрела в одну точку, на старенькую сахарницу с облезлой крышкой и всё мешала, мешала ложечкой сахар в остывшем чае. Оладьи в этот раз получились непышные. Подгорелые не лезли в рот. Снежане приходилось варенье намазывать на хлеб.
Кричевская и не догадывалась, как близка она к истине, думая о младшей дочери. Снежана спала и видела, как бы поскорее сбежать из дома. Только она не дура, как Настя. Она сбежит непременно с богатым – банкиром или бизнесменом, никак не меньше. А у матери-монстра, в этой убогой конуре не появится никогда! И даже на праздники!
– Ну что? Так и будем сидеть?! – вскрикнула Валентина Семёновна, и стол задрожал. Чай выплеснулся из кружки. Михаил Юрьевич и Снежана удивлённо вскинули глаза. – Сидите и дальше! А я вот сидеть, сложа руки, не собираюсь!
Через пять минут с натянутым на голову норковым беретом, в наспех застёгнутом пальто с воротником из той же норки Валентина Семёновна выскочила из квартиры.
Глава 3
Недолго раздумывая, Вадим переехал к Марго.
Да и могло ли быть по-другому? Её квартира не шла ни в какое сравнение ни с коммуналкой, где он обитал в последнее время, ни с тем ветхим домиком, в котором они ютились с матерью. Квартира Марго устлана мягкими коврами. От блеска люстр, зеркал, хрусталя рябило в глазах. Вадим с интересом рассматривал картины в громоздких позолоченных рамах, книги в дорогих переплётах, старинные антикварные вазы, статуэтки, этажерки, комоды.
Портреты родственников, о которых Вадим ничего и не знал, смотрели с укоризной и превосходством, внушая трепет и благоговение. Он и представить себе не мог, что в его роду по отцовской линии, были потомственные дворяне, содержатели доходных домов, и все они сгинули «под красной волной», накрывшей Россию в начале двадцатого века. На глаза накатывала горечь утраты, Вадиму казалось его обокрали.
Чувствуя настроение племянника, Марго открывала старинную книгу. Где между страниц хранился, дышавший на ладан ветхостью, вот-вот готовый рассыпаться от любого прикосновения рисунок с красным танцующим вприсядку петухом в полосатых шароварах, с двумя головами лысой – Ленина и усатой – Сталина.
Сквозь слёзы Вадим смеялся, не сознавая того, что как рисунок мог рассмешить его сейчас, так же он мог, в своё время, убить, стереть с лица земли любого – сотворившего, хранившего и смотревшего на него. Спустя время, «злые чары» рассеялись, и листок потускнел, потеряв навсегда магическую силу – убивать. Человек же – высшее создание земной природы не теряет эту силу никогда.
И всё бы хорошо, но в гостиной тёткиного дома Вадим чувствовал себя порой неуютно. В присутствии Марго ничего не происходило, но стоило остаться одному – в комнату лучше не входи. Вадим ощущал даже спиной, преследовавший его взгляд. Энергетическая атака исходила от одного из портретов, висевших на стене.
Старая фотография в раме выделялась среди остальных. Изображён на ней был безбородый мужчина с вытянутым лицом и острым подбородком. Высокий лоб пробороздили глубокие морщины, такие же они пролегли и около тонких губ, придавая лицу брезгливое и недовольное выражение. Но главное – глаза. Серые, они казались живыми и смотрели на Вадима в упор в любой точке комнаты, где бы он ни находился. От пристального взгляда давно умершего человека становилось жутко.
– А это Серафим, – с гордостью сказала Марго. После паузы добавила: – Старший брат моего деда, а тебе прадед, только вот который и прикинуть не могу. Да, это был человек. Таких больше я не встречала, – её голос дрогнул, – как-нибудь я тебе о нём расскажу.
Вадим не переставал удивляться новой родственнице. Как не похожа Марго была ни на кого. Вадим запутался в её образах и лицах. Неуловимая и загадочная, она всегда была разная. Царственно-неприступная в вечернем платье, блистая драгоценными камнями, она выходила из комнаты, собираясь на премьеру в театр или ресторан. Как девочка с хвостиком на голове, в шортиках и маечке варила кофе по утрам. В голубых джинсах и чёрной водолазке она падала на диван, закидывала ногу на ногу, чиркала зажигалкой и курила, стряхивая пепел прямо в кофейную чашку, стоявшую на полу. Пришедшая убирать квартиру женщина, укоризненно качала головой, а Марго, переглядываясь с Вадимом, демонстративно пускала в потолок кольца дыма.
С Вадимом она вела себя снисходительно, но приучала к порядку и дисциплине. Она с удовольствием беседовала с ним на разные темы, и Вадим был счастлив оттого, что вот, наконец, появился в его жизни умный и опытный человек, и, пользуясь моментом, он всё выспрашивал и выспрашивал. Марго же со своей стороны приглядывалась. Читая всё по восхищённому взгляду племянника, элегантно прикуривая сигарету и наблюдая за тем, как он следит даже за этим движением её руки, откинувшись на спинку кресла, она думала.
***
Вадим никак не мог заставить себя расстелить постель и лечь спать. Он лежал на диване в своей новой комнате и всё размышлял. Прошлое навалилось разом.
Он вспомнил первый год учёбы в техникуме.
Тупо отсидев, а иногда и прогуляв занятия, он устремлялся в центр города, где бродя по оживлённым улицам, всматривался в бурлящую жизнь вокруг. Проходя мимо витрин, приценивался к элегантной одежде на манекенах, к дорогим часам, печаткам, браслетам в бархатных футлярах. С восхищением засматривался на проезжавшие мимо иномарки, с жадностью втягивал в себя аппетитные запахи, проходя мимо закусочных и кафе. Насладившись городским изобилием, шёл в любимый сквер, где садился на скамейку и, грызя чипсы, листал журналы, жадно всматриваясь в глянцевые фото. В общежитие возвращался в плохом настроении, полностью опустошённый и несчастный.
В ноябре стало особенно тоскливо. С неба сыпал снег, дни стояли серые и промозглые. Осенние ботинки уже не согревали, а зимние из-за ветхости надевать было стыдно. Вадим ёжился в старой курточке и шёл, не видя дороги, по тем улицам, мимо тех витрин, кафе, машин, которые так радовали глаз недавно.
Когда пошёл работать, попал в совершенно чуждую среду. Теперь он был окружён коллегами. Мусоля дешёвые сигареты, в клоунских засаленных спецовках, они рассуждали о жизни. Рассуждали и умудрялись учить его, Вадима жизни, которую сами и не знали. «Что они видели, кроме трансформаторов и проводов? Бред и серость».
Вадим перевернулся на бок и тяжело вздохнул.
Зарплата копейки и то постоянно с задержками. Смысл жить в этом городе, где терпишь постоянно нужду?! Сейчас, живя у Марго, в богато-обставленной квартире, он сильнее ощущал свою бедность.
Было за полночь. На улице бесновалась метель. Вадим лежал и смотрел в окно. Заледенелые стёкла сверкали.
В доме всё умолкло, и вдруг шорох у двери. «Мыши?» Вадим прислушался. «Нет, показалось». Он прикрыл глаза: «Надо бы раздеться и лечь спать».
Дверь комнаты скрипнула. Вадим приподнялся, затем встал и выглянул в коридор. Тишина и темнота. Но из приоткрытой двери гостиной просачивалась еле заметная полоска света. Осторожно ступая, Вадим подошёл к двери и заглянул в комнату.
В гостиной полумрак. На журнальном столике горит свеча в подсвечнике. Марго раскладывает карты. Электрический камин, стоявший недалеко от кресла, бросает на её фигуру алую тень.
Сгорая от любопытства, стараясь не шуметь, Вадим вошёл в комнату и присел за столик. Марго будто и не заметила его появления. Она скинула шаль еле заметным движением плеча.
Вадим не узнавал, сидящую напротив женщину. Как не похожа она сейчас на ту Марго, которую он узнал недавно. Та, которая перед ним сидела, словно сошла со старинных портретов, висящих на стенах. Она казалась пришелицей из прошлого.
Не отрываясь, Вадим смотрел на её руки.
Она ловко раскладывала старые потрёпанные карты. Камни перстней на пальцах мерцали. Оторвав глаза от рук, Вадим двинулся взглядом вверх, к высокой шее. Волосы зачёсаны за уши. Дуги тёмных бровей приподняты. Чёрные глаза на удивление большие. Вытаращенные. У Вадима похолодело внутри. Волна хлынула и накрыла. Он видел по губам тётки, что она говорит, а он не слышит. Она говорит, а он смотрит в её чёрные пропасти глаза и не слышит.
– Вадим, тебе не спится?
Голос Марго нарастал, становился громче.
– Тебе не спится?
– Не спится. – Вадим тряхнул головой, приходя в себя.
– Всё мысли, думы?
– Да, – еле слышно отозвался он.
Вадим сидел и отрешённо смотрел на карты, стол, свечу. Он не мог сообразить, как очутился в этой комнате. Мысль, уснувшая на мгновенье, просыпалась.
Когда в глазах затеплился вновь огонёк свечи, он спросил:
– Гадаешь?
– Раскладываю пасьянс.
Марго сгребла карты в кучу и сложила в стопку.
– Странные карты.
– Старинные. Как твоя работа? Не надоела?
– Надоела.
Прищуриваясь, Марго наблюдала. Вадим не мог смотреть ей больше в глаза. Он переводил взгляд с карт на свечу.
– Хочешь, я устрою тебя на денежную работу?
– Меня? – Вадим посмотрел на неё. – А куда? Конечно, хочу.
– В ресторан. Официантом.
Вадим не знал, как отнестись к этому предложению. О чём угодно, но о работе официантом он никогда и не думал. Он не ожидал такого предложения, но если предлагает сама Марго – значит дело стоящее. Вадим даже разволновался.
– Пойдёшь работать в ресторан “Огни”. Туда, где начинала я, – Марго улыбнулась, – когда-то… Для начала лучшего места и не придумаешь.
– Для начала чего? – не удержался Вадим.
– Для начала твоего будущего. Тебе не придётся всю жизнь таскать подносы – это всего лишь первая ступень. В «Огнях» хорошая школа жизни – там мальчики из провинции быстро взрослеют. Ты научишься считать деньги, разбираться в людях, обзаведёшься нужными связями и знакомствами. – Марго сделала паузу. – Не будешь хлопать ушами – эти связи тебе пригодятся в будущем. Тем более, есть одно дельце…
– Дельце? А у меня получится? – Мысли Вадима не поспевали за вопросами.
– Не сомневайся. Только у тебя это и получится.
У Вадима заблестели глаза. Марго склонилась над столом.
– Я хочу поручить тебе одно очень важное дело. Надеюсь, я могу на тебя положиться?
– Конечно, Марго! Конечно! Я всё готов для тебя сделать… ты только скажи! – Он словно сорвался.
– Ну и прекрасно. – Она коснулась его горячей щеки.
Вадим почувствовал приятную прохладу ладони. Он захотел сильнее прижать эту ладонь, но Марго отстранилась.
– Решено. А теперь иди спать, – сказала она устало.
Вадим встал и молча вышел.
Голова разрывалась от будоражащих мыслей, но как только Вадим коснулся подушки, то сразу же провалился в сон.
Марго ещё долго сидела при свече.
За окном бесновался ветер. Он то плакал, то ревел, то стонал. Когда фитиль стал потрескивать, хозяйка богато-обставленной квартиры очнулась. Со свечой в руках она подошла к портрету на стене и посмотрела в глаза Серафима.
Глава 4
– Правильно, дочь, завязывай-ка ты с «Огнями» и начинай заниматься настоящим делом. Своим делом, – сказал Павел Николаевич Вяземский.
– Да я и так последние смены отрабатываю и ухожу, – ответила Жанна. – Не представляешь, как мне там всё опротивело. Не ресторан, а какой-то змеюшник.
– Точно подмечено. А что ты хочешь, это, наверное, единственное заведение в городе, где сохранились ещё «совдеповские» порядки. То-то народ к вам не ходит.
Так в том то и дело, что не ходит. Но даже тех, которые заглядывают, нагло обсчитывают и обвешивают. Это целая система, чёртовое колесо, которое крутится с незапамятных времён и остановить его невозможно.
– Моя, хорошая, – Вяземский погладил дочь по голове – ты пыталась бороться с чёртовым колесом?
– Пап, не смейся! Я серьёзно. Да попыталась.
– И натолкнулась на стену непонимания и ненависти? – Вяземский не мог с дочерью серьёзно разговаривать. Ему до сих пор казалось, что перед ним не девушка двадцати трёх лет и администратор некогда лучшего ресторана в городе, а та маленькая Жанна, сидевшая не так давно у него на коленях.
– Натолкнулась. На меня посмотрели, как на умалишённую. Я прекрасно понимаю, что я просто им мешаю. Я слишком честная, правильная, короче, не для этой работы. Да и опыта жизненного у меня маловато для их махинаций. Мне так и намекнули.
– Это кто же?
– Да какая разница. Я бы и сама в этом змеюшнике не задержалась. Нет никакого желания там появляться.
– Ты смотри, если кто тебя обидел, так и скажи.
