Резидент

Писатель, наоборот, стал работать больше. Но, поскольку люди часто повторяли друг друга и обращались с одинаковыми просьбами, он объединял эти запросы в одну общую инструкцию. Если просьбы приходили уже после соответствующей публикации, автор колонки говорил о том же, но другими словами, обращаясь к определенным читателям. Для ответов на сложные запросы требовались дополнительные дни, чтобы глубже погрузиться в тему. Нужно было расспросить о проблеме специалиста, попробовать рекомендации на практике и даже попытаться найти ответ эмпирически. Много времени отнимали письма, в которых некоторые горожане сообщали о том, что не смогли разобраться с инструкцией. Писателю приходилось возвращаться к старым заметкам и переписывать их более доступным языком с пошаговыми рекомендациями. С каждым выпуском полезных советов публиковалось все больше, а новостей – все меньше, пока последние и вовсе не пропали. С тех пор в каждой газете на обложке перечислялся список инструкций:

«Мистеру Вурье – как класть плитку для бассейна,

Миссис Рене – как уложить спать троих детей до девяти вечера,

Мисс Эрминойт – как привлечь внимание мужчины в доме напротив…»

Каждый день люди, купив газету, сначала искали свое имя в столбце слева, и если не находили, то выбирали интересную инструкцию из столбца справа. Каждый день Писатель успевал создать либо двадцать простых рекомендаций, либо две сложные. В редакцию уже начал обращаться весь город, и Писателю приходилось работать по двенадцать часов ежедневно, без выходных. Но и это не помогало справиться с объемом корреспонденции. Сложности добавляли люди, уже воспользовавшиеся «своей» инструкцией. Удовлетворенные результатом, они не оставляли автора колонки в покое, наоборот, слали ему просьбы по остальным проблемам, даже самым простым. Практически любой горожанин хотел заполучить от писателя как можно больше инструкций под свои нужды.

Теперь письма были наполнены злобой. Причины недовольства были самыми разнообразными. Одних не устраивало то, что инструкции стали очень большими и требовали в корне поменять привычки. Других рекомендации заставляли тратить много денег на «перестраховку»: поход ко врачу, когда ничего не болит, покупку свежих продуктов каждый день или приобретение более качественных вещей. Люди жаловались на то, что не понимают, как теперь следовать инструкции «накопления на путешествие», ведь на это перестало хватать денег. Также горожан сердило то, что им приходится ждать инструкций для решения их проблем по несколько недель. Некоторые вовсе не получили никакого ответа. Писателем были крайне недовольны пожарные. Однажды он написал подробную инструкцию о том, как пользоваться домашней газовой плитой, бытовыми свечами и домашним камином. Поскольку в ней содержалась информация по технике безопасности при работе с открытым огнем, люди даже перестали бросать дымящиеся окурки в урны. В результате за месяц не было зафиксировано ни одного возгорания, из-за чего пожарные боятся, что через год их услуги могут оказаться ненужными. У Писателя сложилось впечатление, что от его руки пострадали, буквально, все жители города. Часто порцию критики он получал прямо на улице, когда гулял во время перерыва. Тогда, чтобы не пересекаться с недовольными, он перестал выходить без надобности, добирался до работы только в ночное время, ел теперь только дома. Люди же не прекращали засыпать редакцию сообщениями о своих проблемах и критикой. Порой они умудрялись и то, и другое уместить в одном письме, отчего у Писателя вырабатывалось чувство вины и уже почти опустились руки. В силу своего характера он продолжал помогать даже самым неблагодарным горожанам и никак не мог поверить в то, что в его любимом родном городе живут сплошь негодяи и грубияны. Он хорошо помнил добрые письма, которые получал в самом начале. Что теперь стало с людьми, ему было непонятно.

Так продолжалось долгое время, пока однажды он не услышал из окна своего кабинета поучительный разговор матери и ребенка. Женщина ругала свою дочь за то, что та очень капризная. Она говорила, что нельзя быть такой неблагодарной, нужно уже взрослеть, а не устраивать истерические сцены. Девочка тогда не прислушалась к упрекам мамы, но Писатель извлек для себя пользу из подслушанного разговора. Он решил напомнить людям о важности ценить чужой труд, будь то корреспондент, или шофер, или дворник. В следующем выпуске он написал: «Дорогой читатель. Часто в повседневной суете мы перестаем замечать вклад других людей в нашу личную жизнь. Каждый метр городской дороги, каждый свод крыши, каждое свежее яблоко на прилавке – это чья-то работа, за которую мы должны быть благодарны. Необходимо проявлять уважение и признательность к другим людям за их добрые дела и поддержку. Благодарите своих близких, друзей, коллег, знакомых и всех, кто вам помогает. Говорите «спасибо» искренне и с открытым сердцем. Даже если речь идет о, казалось бы, незначительных вещах, о мелочах, которые делают вас счастливее. Помните, что благодарность – это ценность, которую нужно культивировать, чтобы она стала частью вашей жизни».

Люди восприняли инструкцию неоднозначно. Во-первых, они не считали, что она им нужна, ведь за все время работы издания никто никогда не писал о подобной проблеме. Если читатели сообщали о трудностях во взаимоотношениях с кем-либо, то в красках жаловались на других. Они просили у редакции совета, как разобраться с шумным соседом, или как терпеть ужасного начальника, или как родителям отдыхать от детей. Но никто не спрашивал, как самому стать лучше. Во-вторых, читатели предположили, что опубликовать такую инструкцию попросил кто-то другой. Тогда каждый задумался о том, кому может быть адресован этот совет, и очень быстро нашел с десяток человек в своем окружении, кому он просто необходим. Горожане обрадовались, что их близкие и знакомые станут к ним относиться лучше. И весь следующий день они ждали более благодарного, чем было вчера, отношения к себе. Не получив этого, многие стали ругаться и критиковать друг друга за неуважение. Доходило даже до драк и травм, о чем автор колонки узнал из новых писем. Он тогда получил невероятно много жалоб всех на всех. Люди были озлоблены на своих детей, мужей, жен, родителей, соседей, друзей, руководителей и подчиненных.

Писатель не мог себе позволить терять время на сокрушения и захотел исправить все как можно раньше. В своем следующем выпуске он решил напомнить людям о том, что такое просить прощения у других и прощать самим. «Все мы совершаем ошибки и причиняем кому-то боль, – говорилось в заметке. – Сами того не замечая, в моменты злобы мы забываем, как нам дорог человек, и можем его обидеть. Если так произошло, не оставляйте все, как есть. Признайте свою ошибку или, если это досадное недоразумение, обсудите его со вторым участником конфликта. Первый шаг – это признание своей вины. Выразите искреннее раскаяние. Не просто повторяйте «извините», а скажите, что вы действительно понимаете, какую боль или неудобство вызвали своими действиями. Будьте готовы к тому, что вы можете не добиться желаемого. Не все готовы прощать сразу, кому-то потребуется на это время. Уважайте такое решение и продолжайте работать над исправлением ситуации. Если же кто-то просит прощения у вас, постарайтесь забыть прошлые обиды. Опираясь на свои личные убеждения, проявите лояльность и понимание. Наконец, помните, что прощение – это процесс, который должен начаться с вас. Если вы хотите, чтобы на вас не держали зла, то сначала сами научитесь вести себя с другими аналогично».

Эффект, к сожалению, был таким же, как день назад. Люди были уверены, что все вокруг должны извиниться перед ними. Они ни в какую не замечали прямого обращения, адресованного им самим. Искаженное представление о мире позволяло им лишь по несколько раз перечитывать колонку. Они с жадностью смаковали каждое слово и представляли своих обидчиков. Как те, стоя на коленях, молили о прощении, а «обиженные» делали над собой нечеловеческое усилие и принимали виновного обратно в свой круг доверия. На следующий день все жители города вышли из своих домов с гордо задранными носами и отправились по своим делам. Никто никому не смотрел в глаза. Продавец продуктов обслуживал клиентов, не замечая их в своем магазине. А те, в свою очередь, бросали на прилавок монеты и выходили, не сказав ни слова.

Ведущий «полезной» рубрики впервые в жизни был в ярости. Он не мог поверить в то, что люди, внимательно прочитавшие инструкции, настолько неправильно поняли их смысл. И тогда он решил проучить эгоистичных горожан и опубликовал для них рекомендацию «как добиться того, чтобы тебя все зауважали». «Нам часто приходится сталкиваться с невежеством на работе, на улице и даже дома, – писал он. – Если вы хотите, чтобы люди относились к вам с пиететом, снимали перед вами шляпу, пропускали в очереди вперед, без причины делали скидку в магазине и всегда провожали с улыбкой… Если вы действительно всего этого заслуживаете, но почему-то до сих пор не получаете, следуйте этой инструкции. Перед сном вам нужно съесть по одному бифштексу, шницелю, баварской сосиске, бутерброду с маслом и ветчиной, а также четверть штруделя и запить все это двумя литрами солодового пива. От съеденного вас начнет клонить в сон, но вам нельзя засыпать сразу. Сначала нужно сделать небольшое упражнение. Взяв себя за уши, тяните их в разные стороны. Когда они начнут болеть, ненадолго отпускайте их. Повторяйте упражнение двадцать раз. Затем прижмите ладонь к кончику носа и начните давить на него так, чтобы ваши ноздри стали растягиваться. Нажимайте беспрестанно десять минут. Чередуйте эти два упражнения до конца вечера и не останавливайтесь до самого сна, даже лежа в постели».

Следующий вечер жители города все как один провели за сытным ужином и затем за своеобразным массажем лица и ушей. Наутро в предвкушении своего триумфа каждый вышел из дома и увидел нечто невероятное: по улицам шагали человекоподобные свиньи. Они были весьма упитанны, их уши были растопырены в разные стороны, на лице красовался свиной пятак. Что удивительно, они, как люди, все ходили на задних ногах, носили одежду и куда-то стремились, будто у них есть важные дела. Свиньи заполонили весь город: они сидели в кафе, за рулем автомобиля, стояли за прилавками магазинов. При виде друг друга они смеялись и, один второго, тыкали копытами в рыла. Издевательства перерастали в потасовки и драки. Недовольные свиньи поднимали с асфальта мусор и кидались им, а потом, сцепившись, катались в истерике по земле. В тот день работа в городе была парализована. Писатель наблюдал за происходящим из окна своего кабинета. Он знал, что, когда эти полуживотные-полулюди устанут драться, они решат отомстить автору шутки.

Так и произошло. Свиньи собрались в организованное стадо и ворвались в здание редакции. Они выломали дверь в кабинет и схватили Писателя в момент, когда он писал очередную инструкцию. Каждый, кто мог дотянуться, пытался лягнуть его копытом. Кто стоял ближе, пускали в ход звериные клыки и кусали автора полезных советов за плечи и спину. Его выволокли на улицу и протащили до центральной площади. Выстроившись вокруг него, они пропустили вперед гордую свинью, сильно напоминающую мэра. Она была жирнее всех и носила красивый пиджак, какой раньше был у градоначальника. Только лично лягнув Писателя, свинья начала говорить. Она заявила, что тот нарушил закон, принятый сегодня днем в городской администрации. По нему, газетным писакам запрещается строчить инструкции на жизненные темы по своему усмотрению. Закон вступает в силу за день до его принятия. Все авторы, кто был уличен в его нарушении, подлежат задержанию и заключению в тюрьму. Наказанием будут каторжные работы по составлению рекомендаций, согласованных с мэрией. И первым, что напишет преступник, добавил хитрый свино-мэр, будут советы о том, «как писать инструкции». В ответ на это Писатель только поднял вверх руку со смятым листком. Глава города выхватил его и стал бегать по строкам своими маленькими свиными глазками.

Автор колонки знал, что за ним придут очень скоро, поэтому, не теряя времени, сел за очередную инструкцию. «Дорогой Писатель, – обратился он сам к себе. – Если ты можешь помогать людям с помощью карандаша и листка бумаги, наделен силой решать проблемы людей, но те от этого не становятся счастливей… Если твоих рекомендаций им всегда мало и читатели, обращаясь за советом, настоящую помощь не принимают… Если от твоих слов становится хуже всем… Так пусть же твой талант исчезнет, стоит тебе только дописать этот текст», – закончил Писатель за секунду до того, как его схватили. Этот листок он держал в кулаке до тех пор, пока его не забрала свинья-мэр. Зная об эффективности инструкций, она пришла в дикую ярость и завизжала. «По только что принятому закону все авторы, кто лишился своего дара, должны быть казнены на месте и похоронены не на кладбище, а в городской клумбе для цветов» – заходилась злостью свинья-мэр. После чего толпа хрюкающих подчиненных накинулась на Писателя и лягала его копытами до тех пор, пока он не перестал подавать признаков жизни…

* * *

– Не знаю… Почему тогда писателю, вообще, не покинуть город?

– Конси. Я тоже не знаю, – Сентидо выглядел более озадаченным, чем я.

– Как горожане не видели своих истинных проблем, так и писателю нужен был взгляд со стороны на его жизнь. Я понимаю, что это сказка. Но в реальности у писателя есть близкие или хотя бы друзья. Они должны были сделать инструкцию «жизни» для него.

– Ты знаешь, что «друг» – это подарок, который ты даришь себе?

– Сделай уже тише музыку.

– Близкие – еще большие эксплуататоры, чем незнакомцы.

– Это эгоистично – думать, что тобой все пользуются.

– Ставлю свою машину, что это так. Если у человека много друзей, то он тщеславен, если не много…

– Хватит вилять в полосе. Сбавь скорость.

– …То он любит подседать им на уши и ныть про свой тяжелый крест.

– Ты считаешь, что искренней дружбы не бывает?

– Конси. Люди только и ждут момента, чтобы тебя обобрать. А еще природа в нас не заложила механизмов самоограничения. Или казнить всех предателей, или, при отсутствии контроля, весь мир будет одной температуры и без порядка.

– Я не понимаю тебя.

– Это метафора.

– Ты себя нормально чувствуешь? У тебя язык заплетается, – я присмотрелся к Сентидо и увидел, что все его лицо в поту. – Даже между нами нет искренней дружбы?

– Я с тобой недостаточно искренен. Ты, я думаю, сам от меня чего-то хочешь. Иначе зачем сел со мной в машину.

– Смотри. Если бы мы с тобой стояли друг напротив друга в стерильных условиях, скажем, на необитаемом острове, и нам ничего не пришлось бы делить, – я почувствовал азарт к этому спору. Мне показалось, что можно найти слабое место в хрупкой позиции приятеля. – Мы станем, по-твоему, искренними друзьями? А, Сентидо? – я заговорил громче, чтобы он точно отвлекся от своих мыслей и согласился со мной.

– Тогда, может, и ста… – Сентидо посмотрел на меня. Его взгляд был спокоен, и это контрастировало с хаотичной динамикой в окне автомобиля. Он будто смотрел сквозь меня и не смотрел вовсе. На мгновение салон залился ярким светом. Казалось, сам водитель его излучает. Лучи подсвечивали очертания стекол и расходились за спиной Сентидо, слабо озаряя его узкие зрачки наркотического опьянения.

– Машина, Сен…, – я не успел договорить. Удар по касательной в крыло водителя. Нас резко развернуло на большой скорости. Еще удар…

* * *

– Глупый Сентидо. Мы будем надеяться, что он придет в себя, – Вита, на удивление, не проявляла никаких эмоций, говорящих о тревоге.

– Не хочешь его навестить? – спросил я ее.

– Обязательно ему позвоню, как только он сможет шевелить ртом, – ответила та.

– Откуда такая ненависть?

– Я, скорее, сокрушаюсь. Лучше умереть, чем быть придатком аппарата вентиляции легких.

– Ты можешь связаться с его родственниками? Вы же друзья.

– Мы не очень близкие люди. Так, пересекаемся на вечеринках, но не более.

– Хорошо, у меня есть мобильный телефон Сентидо. Но я не нашел в записной книжке мамы, папы, брата. Ты не знаешь хоть кого-нибудь из его близких?

– Нет, конечно. Откуда мне вообще такое знать, – Вита отвела глаза в сторону.

– И что делать? – слегка повысив голос, спросил я. Мое раздражение быстро перетекло в отчаяние, потому как я не мог и не хотел заставлять Виту помогать мне. Может, меня огорчало, что Вита не сильно удивилась, когда узнала про мой подвиг.

– Да просто ждать надо, я думаю. Кто-то, да объявится.

– Его же пригласила девушка, у которой сегодня день рождения. Как же ее…, – пытался я вспомнить.

– Долонья, – подсказала Вита.

– Да, точно. Она будет сейчас спрашивать, где Сентидо. Можешь ей рассказать? Она передаст, кому надо.

– Слушай. Таких, как я, Сенти, Долоньи, просто не очень много. Поэтому мы все друг друга знаем. Это не делает нас близкими друзьями. Долонье не надо сейчас портить праздник. Да и потом. Ты же сам рассказал про каких-то охранников Сенти, думаешь, они не сообщили, кому надо? – почти со смехом в голосе продолжала Вита. Почему такие очевидные вещи не приходят в голову мне. Вероятно, для меня Сентидо, лежащий на руле авто, не тот, что сейчас с трубкой во рту бурлит искусственными легкими. Пусть будет так. Пусть о его благополучии позаботятся профессиональные охранники.

– В моих планах на вечер было передать груз ответственности за Сентидо другому человеку, – с улыбкой и грустью в голосе сказал я. Вита молчала почти минуту.

– Пошли выпьем. Ты такой сконцентрированный, от того таким замученным выглядишь.

– Спасибо, Вита. Прямо сейчас настроения нет. Мы сможем еще когда-нибудь встретиться? – спросил я.

– Конечно! Пиши мне, когда соскучишься.

Я начал скучать по Вите сразу, как вышел из клуба. Пока я ехал до дома, успел проиграть несколько новых версий нашего диалога. И во всех случаях в конце она оставалось все такой же милой и заманчивой. Вряд ли все это можно классифицировать как любовь – на такое высокое чувство нужно было тратить много сил, а я, как верно подметила Вита, был замученным. Поэтому перед сном я не стал лишний раз напрягать фантазию по поводу моих отношений с Витой. Я намеренно гнал от себя эти мысли, чтобы не заиграться и в результате не заблудиться среди нереалистичных материй. Может быть, я подумаю об этом в будущем, но сегодня и завтра моя жизнь – это скромные амбиции с фокусом на стабильный заработок и выплату долгов. К тому же, завтра нужно проведать отца. Мама просила помочь ему по работе.

* * *

В квартире родителей была суета. Адрен, мой отец, ведет коммерческую деятельность. В нее входит индивидуальный заказ мебели, оптовые закупки бытовой техники, монтаж квартирной утвари, ремонт сантехники, укладка ламината, вывоз крупногабаритного мусора. На самом деле этот список гораздо длиннее и постоянно дополняется. В отцовском предприятии только несколько переменных со временем стали постоянными: на него работают четыре человека; в любое время, даже в самое засушливое, есть заказы от Фрагмана; оборотных средств у отца – ровно на два месяца вперед. Сейчас квартира родителей была заставлена тяжелыми коробками с кухонной техникой на продажу. Она не всегда стояла в нашей квартире, до этого хранилась в отцовской мастерской. Но последние пару месяцев то помещение было забито под потолок брикетами строительных материалов для Фрагмана. Здание, насколько я помню, всегда было камнем преткновения этих двух предпринимателей. Оно принадлежало моему отцу, и, в лучшем случае, с Фрагмана можно было брать плату за хранение досок. Но последние сейчас лежали там бесплатно, потому что они пойдут на возведение веранды придорожного ресторана, которую будет делать команда отца. Ему достается много заказов на обслуживание потому, что заведение общепита принадлежит Фрагману. Тот, в свою очередь, получает от отца скидку за опт. Разбираться в их многолетних экономических отношениях можно долго, но важнее отметить положение на сегодня. У отца с начала года было крайне мало заказов. Кухонная техника в коробках ждала своей реализации уже почти шесть месяцев. Поэтому отец решил разом оптимизировать свои дела. Они с Фрагманом договорились о том, что последний покупает всю технику по цене чуть ниже закупочной и обязуется к концу месяца заплатить аванс на постройку веранды. Конечно, отец терял приличную сумму. Зато ему не придется просить работников брать отпуск за свой счет.

– Привет, пап.

– О! Рад тебя видеть. Ты зачем пришел? Я маме говорил, что сам погружу. Мы фургон прямо к подъезду подогнали.

– А Лавер? Или сегодня ты без водителя?

– Лавер в машине. Я не просил его помогать. У него что-то с пяткой. И сегодня выходной, в который он не должен работать.

– Но ты же ему заплатишь за этот день.

– Мы договорились, что он возьмет отгул на следующей неделе.

– Ладно, разберешься. Давай помогу…

Зная сколько весят все коробки, я понял, что отец сам не справится с разгрузкой. Мы управились за полтора часа. Лавер продолжал жаловаться на ногу, отчего отцу пришлось поменяться с ним местами и сесть за руль. Вздохнув, я сел в фургон. Адрен не просил ему помогать, но и от помощи не стал отказываться. Из чувства вины, он старался не смотреть в мою сторону.

– Сейчас только заедем заправиться на соседнюю улицу. Небольшой крюк, зато смогу списать целую кучу бонусных баллов, – на заправке Лавер пошел за сигаретами, а мы с отцом стояли и ждали, пока наполнится бак.

– Как дела на работе, Конси? – спросил Адрен.

– Хочу уволиться… Я работаю уже за двоих, но деньги те же, – ответил я.

– Ой, сейчас не самое удачное время, чтобы увольняться, сам знаешь какие новости.

– Новости всегда плохие, а ипотека сама себя не выплатит. К сожалению.

– Ну, если будешь работать долго и усердно… А так, все госпитали, кажется, одинаковые.

– Это правда. Но, может, мне не всю жизнь быть врачом?

Отец на это ничего не сказал. Я знал, каким будет его ответ. Они с матерью не могут представить такой ситуации, при которой человек в здравом уме решил бы перечеркнуть шесть лет в медицинском университете, три года в ординатуре и три года работы хирургом. Они не меняли свою профессиональную деятельность по собственному желанию уже тридцать лет. Я был готов к небольшому спору, у меня даже был хороший контраргумент. Фургон, набитый под крышу стиральными машинами и электрическими плитками, выглядел как лишние пять тысяч – стоило только продать. Но отец не развивал спор, будто зная о моем козыре.

– Спасибо, что помогаешь, – сказал он. – Я уже и не надеялся успеть после разгрузки в налоговую инспекцию.

– Зачем тебе туда? – удивился я. – Сегодня же выходной.

– Они работают и сегодня. В будни я за всю неделю не выкроил времени, чтобы съездить.

– Так а зачем?

– Собираем сейчас бумажки, чтобы мастерская соответствовала санитарным нормам.

– Какие-то новые требования?

– Нет, думаем там попробовать открыть небольшую кафешку.

– Думаете? Кто думает? Фрагман? – я начал злиться.

– Конси… – отец попытался сохранить тон беседы.

– Ты уже едешь что-то оформлять, то есть вы уже подумали. Пап. Ну какое кафе?!

– Ну, здание все еще мое. Хочу – кафе открою, хочу – бассейн, – отец попытался свести все к шутке.

– Так оставь мастерскую, или вы на грани закрытия? – спросил я.

– Нет, заказы есть. Я и ребята останемся делать, что делали. А в помещении эффективнее будет открыть общепит.

– Кто сказал? Фрагман? Он ничего другого посоветовать не может, не надо слушать его, – настаивал я.

– Фрагман сейчас единственный, кто может заказать работу на несколько месяцев вперед.

– Да не может такого быть. На всю Семлагриму единственный, кому нужен монтаж чего-то там…

– Нет, конечно. Не единственный, но из надежных сейчас только он. Благодаря ему сотрудники получают зарплату последние несколько месяцев.

– Он это знает и манипулирует тобой, чтобы ты отдал ему мастерскую.

– Я не отдаю ее! Она моя. Но скоро перестанет быть моей, если хоть какие-то деньги не будут оседать в чертовом бизнесе.

– Я не могу тебе указывать, только предостерегаю. Прошу, еще раз хорошо подумай. Вспомни, как много сил и времени ты потратил на обустройство и поддержание мастерской. Фрагману дай повод – он все к своим рукам приберет. Пожалуйста, попридержи его рвение и давай еще раз обстоятельно все обсудим.

Отец оставил меня без ответа. Вскоре мы доехали до злополучного ресторана Фрагмана. За час перенесли в подсобку весь груз и были готовы возвращаться.

– Адрен! – раздалось где-то за спиной.

– Да, Фрагман, – живо отозвался мой отец.

– Охранник сказал, что ты приехал, я сразу побежал сюда.

– Да мы все уже закончили.

– А я знаю, охранник потом еще раз звонил. Я что спешил-то. Давай уже сейчас приводи свой цех в презентабельный вид. Чего время терять?