Полная версия:
Резидент
– Да, – обманывать не было смысла, я все равно не готов был сейчас убегать.
– Я отвезу вас в аэропорт.
– Я хочу домой.
– Прошу прощения, Вита настоятельно просила привезти вас именно в аэропорт.
– Мне надо принять душ, взять чистые вещи.
– Давайте я позабочусь об этом, – успокоил меня мужчина в костюме и открыл передо мной заднюю дверь.
В другой день я бы извивался как уж на сковородке. Но, видимо, беспрерывный стресс с бессонницей, помноженные на утренние фокусы Виты, вылился в покорность. Наверное, я не до конца верил в происходящее. По словам моей знакомой, мы должны были лететь в Барселону сегодня. Но судебный пристав ясно заявил мне о том, что наложил арест на выезд из страны. Может, слова Виты – это иносказание, и мы должны были просто перекусить в испанском ресторане? Я сел в машину и первую минуту осматривал салон автомобиля. Встретивший меня мужчина теперь сидел за рулем. Казалось, он находится так далеко, что, в случае необходимости, мне придется встать и подойти к нему. Слева в подстаканнике стояла бутылка питьевой воды. Когда я хожу в супермаркет, эту воду никогда не беру, потому что она стоит в десять раз дороже обычной. Да и потом, более дорогие вещи уместно покупать лишь тогда, когда ты почувствуешь разницу. Даже если речь идет про еду, ты сможешь отличить вкусно приготовленное блюдо в ресторане от полуфабриката, разогретого дома. Другое дело – вода. Сама ее природа кричит о том, что она должна быть одинаковой во всех странах и в каждом доме. Наверное, так на нас влияет реклама, в которой говорят, что мы на девяносто процентов состоим из воды. Ты хочешь быть уверен в том, что любой встречный человек совпадает с тобой хотя бы наличием в вас одинаковой воды. А когда пошлые маркетологи вторгаются в жизнь и начинают продавать тебе самую простую вещь на Земле в десять раз дороже, с тобой начинает разговаривать бес. Он убеждает тебя в том, что с ней ты будешь лучше остальных во всем. Дорогая вода быстрее утоляет жажду, она вкуснее и полезнее. А красивой стеклянной бутылкой ты соберешь сотни завидующих взглядов по пути в самый престижный фитнес-клуб. Не буду ее пробовать в знак протеста, даже смотреть на нее не хочу. Задумавшись о бутылке в подстаканнике, я не заметил, как мы выехали на окраину Семлагримы. Я попытался собрать мысли в стройный порядок. Вероятность того, что меня везут в аэропорт, стала выше. Я вез с собой большую сумму сворованных денег. Считается, что обычно в тебе говорят две стороны: рациональная и эмоциональная. Первая сейчас заверяла меня в том, что нужно выкинуть сумку сразу, как только появится возможность. Однако вторая, на время поездки тоже ставшая рациональной, просила меня не выпускать из рук денежную добычу и думать о будущем, свободном от ипотеки и долгов. Так я прибыл в аэропорт, не определившись, что делать с деньгами. Машина проехала мимо съезда ко входу в главное здание, но сразу после него свернула к сравнительно небольшому сооружению с панорамными окнами и волнообразной крышей. Когда мы приблизились, я понял, что это вип-терминал. Автомобиль остановился прямо возле него. И хоть я сам открыл дверь и зашагал в сторону входа, водитель быстрым шагом догнал меня, сопроводив до стойки регистрации.
– Конси, добрый день, – издалека поприветствовала меня девушка за стойкой регистрации.
– Да, здравствуйте.
– Можно ваш паспорт?
– Я его не взял, – сказал я, а про себя добавил: «Отлично! Есть весомая причина остаться». Девушка на секунду смутилась, пока тишину не прервал мой сопровождающий:
– Это резидентский борт.
– Тогда все в порядке, – ответила регистратор и улыбнулась во весь рот. – Я вас сейчас провожу в.., – она еще раз посмотрела в свой монитор, – в вашу комнату отдыха.
Меня сопроводили в просторный отельный номер прямо в внутри здания. На кровати лежали полотенца для душа, в шкафу висела запечатанная в целлофан одежда: рубашки, пиджаки, безразмерные футболки и толстовки. Я решил остаться в своем, но прежде принял горячий душ. Затем, сев на кровать, я увидел на журнальном столике ту же дорогую воду, что раздражала меня час назад в машине. У меня не осталось сил еще раз ее так сильно ненавидеть, и я провалился в безмятежный сон. Мне снилась сумка. У нее было разорвано дно, о чем я узнал, только приехав домой. Во сне я пытался идти на работу так, чтобы краем глаза просматривать обочину на предмет выпавших купюр. Но на дороге не было ни единой бумажки. А сумка за моей спиной навязчиво твердила: «Собирай все, собирай все, собирай все…». В какой-то момент это стало невыносимо, и я проснулся.
– Собирайся, – надо мной стояла Вита и пыталась меня разбудить: – Конси, собирайся. Полетели.
Вита рассказывает про резидентов
Я никогда не рассматривал вблизи самолеты такого класса. Да и сейчас ожидал увидеть пассажирский боинг, поэтому мне сложно было скрыть удивление. Нас довезли до трапа, и я увидел бизнес-джет черного цвета с турбинами, расположенными вокруг хвоста. С другой стороны, в самом носу воздушного судна, сквозь угловатые иллюминаторы кабины можно было рассмотреть готовящегося ко взлету пилота. Внутри большая часть поверхностей была из лакированного темного дерева. Элементы интерьера из ткани были мягких бежевых оттенков с цветочным узором. В конце коридора начиналась изолированная комната с кроватью, край которой я видел через приоткрытую дверь. За креслами и парой диванов могло расположиться примерно десять человек. Но сейчас из пассажиров летели только мы с Витой. Стюардесса предложила напитки и порекомендовала во время взлета находиться в креслах и быть пристегнутыми. Только сейчас, видимо, окончательно проснувшись, я вспомнил о том, что боюсь летать. Правильнее сказать, я не помню, каково это – летать. Но даже обрывки воспоминаний юношества о полетах у меня были достаточно тревожными. Я сел в кресло и стал вслушиваться в усиливающийся гул наших двигателей, пока мы выкатывались на взлетную полосу. В нервозном ожидании я застегнул ремень, а потом затянул его еще туже. Но Вита проигнорировала предложение стюардессы и первые десять минут от начала разгона провела в телефоне, лежа на диване и закинув ноги выше головы на спинку. В это время в моем иллюминаторе пейзаж аэропорта сменился видом на ближайшие жилые кварталы, утопленные в деревьях, а позже и вовсе стал напоминать бескрайние полотно из белоснежной ваты. В один момент гул двигателей стал почти неслышным, и мы прекратили бесконечно ускоряться, отчего я почувствовал себя как при падении на американских горках. Яркие пятна облаков так ослепляли, что без боли можно было смотреть только на поверхность крыла. Разглядывая его несколько минут, я подумал, что его кончик стал трястись сильнее, и, чтобы не начать паниковать, я перевел глаза на Виту. Она, все в той же эксцентричной позе, без передышки печатала полотна сообщений. Мне хотелось отвлечься от страха полета, и я обратился к ней с давно назревшим вопросом:
– Вита.
– Да-да, – она отвлеклась от телефона и уставилась на меня.
– Сколько все это стоит? – в лоб спросил я.
– Чего? Ты про что спрашиваешь? – Вита нахмурилась.
– Вот этот самолет? Ты, наверное, часто летаешь премиальным классом.
– Ой, я не знаю. Я тебе что, пилот? Ты можешь подойти к ним, если так интересно, – огрызнулась Вита, будто не желая разговаривать. Мне это не понравилось, ведь это она меня взяла в поездку, и, мне кажется, она должна дружелюбнее относиться к моим вопросам.
– Ты же заплатила за перелет. Ты должна понимать хотя бы порядок расходов.
– Слушай, я, если честно, не знаю, что сколько стоит. Бухгалтерия и финансы мне вообще никогда не были близки. Если бы я была обычной, то в первый же день сошла бы с ума от шквала акций в магазине или от скачков стоимости бензина.
– Я вижу, что ты и Сентидо очень состоятельные. Я могу только догадываться о том, каким способом каждый из вас зарабатывает. Мне это не интересно, я знаю о существовании экстремально больших капиталов. Но я никогда раньше не контактировал с такими людьми и тем более не пользовался роскошью, буквально, как этот самолет.
– Сенти никогда не работал за деньги. Я тоже. Они нам не нужны. Не волнуйся по поводу зарплат. У тебя благородная профессия, – намеренно язвила Вита. Меня такое никогда не обижало, потому что я сам люблю так пошутить.
– Я все равно угощу тебя напитком, как и обещал. Несмотря на наличие у тебя самолета, – парировал я.
– Это не мой самолет. У меня вообще ничего нет. Поэтому мне очень приятно, что ты хочешь ухаживать за мной. Любое проявление внимания от тебя имеет для меня большое значение.
– Ты постоянно шутишь, и я не понимаю, где правда, а где – нет. Ты говоришь, что ничем не владеешь, но это не мешает тебе отправлять за мной лимузин.
– Майбах не лимузин. Лимузины до пошлости длинные и несуразные.
– Ты поняла, что я имею в виду.
– Слушай. Такие, как я и Сенти, по-настоящему ничем не владеют. Но, когда нам что-то нужно, мы можем пользоваться всеми деньгами. Поэтому отпадает сама надобность обладать чем-то в привычном смысле этого слова. То есть копить деньги, использовать кредитку, вести учет трат. У нас всё по-другому.
– Объясни, насколько по-другому.
– Как бы проще-то сказать… Мы пользуемся всеми деньгами во всех банках.
– Я понял, что вы богатые и у вас есть счета по всему миру.
– Я говорю не про счета. Вообще все банки могут предоставить нам деньги.
– Вы фонд, или траст, или семейный офис – я в этом не разбираюсь.
– Я бы хотела тебе рассказать подробнее. Но я, честно, никогда не слушала папу, когда он заводил про это разговор.
– Твой отец хотел тебе раскрыть секреты семейного бизнеса?
– Нет, он архитектор, но никогда не брал деньги за работу.
– Ты меня держишь за дурака? Отец не получал зарплату, ты ничем не владеешь, Сентидо, наверное, такой же бедный: в своей машине живет. Я видел, как за ночь его спорткар из металлолома превратился в совершенно новый автомобиль.
– Ну это не удивительно. Сенти мог договориться с Центром.
– С центром чего?
– Мы просто заказываем там, что нам надо. Нам это доставляют. Либо мы просим у них об услуге, и они всегда ее оказывают.
– Ваши консьержи? Мальчики на побегушках?
– Ты очень грубый. Зачем обижать людей, которых даже не знаешь. Они организовали твой полет и много чего еще, вот ты сейчас в командировке – это тоже их заслуга.
Я вспомнил про билеты на фестиваль и бронь самолета, которые я заказал от имени Сентидо. Нужно было выбрать момент после посадки и отлучиться в туалет, чтобы с его телефона отправить отказ. Жалко, я забыл это сделать еще в отеле.
– Я уважаю все профессии, – сказал я, – ни в коем случае не хотел кого-то оскорбить. Но ты же говоришь про безликий сервис, который живет на ваши деньги. А за такие деньги – любой каприз.
– Мне неприятно слышать твои оскорбления, – Вита встала с дивана и ушла в конец самолета. Через минуту она вернулась с банкой колы. Догнавшая ее стюардесса из-за спины предложила Вите перелить напиток в стакан, но та отказались. Я избегал зрительного контакта, потому что не знал, насколько сильно мои слова задели Виту. Хороший момент, чтобы отлучиться в туалет по-настоящему и, заодно, обследовать самолет. Я уже оперся руками о подлокотники, чтобы встать с кресла, как Вита сама продолжила беседу: – Ты не понимаешь концепцию резидентов, так?
– Видимо, так. Если я даже твой вопрос сейчас не понимаю, – ответил я, передумав вставать с места.
– Мы – я, Сенти и много-много людей на Земле – являемся резидентами. И мы очень давно договорились о том, чтобы владеть всем миром. Не мы, конечно, а наши прадеды, они были самыми влиятельными людьми сто лет назад. Или двести. Я еще раз говорю. Я всегда плохо слушала отца, когда он начинал свою лекцию… В общем, человечество, с его финансовой системой, нам подчиняется.
– Ты сейчас поведала мне о конспирологической теории про мировое правительство, – ухмыльнулся я и с недоверием поинтересовался: – И где вы живете и руководите всей планетой?
– Резиденты живут во всех странах, даже самых отстойных. Но есть еще специальные закрытые города. Один из них – недалеко от Барселоны, куда мы сейчас и летим.
– Ты хочешь сказать, что ты и Сентидо – члены некой организации, которая управляет миром?
– Нет. Управляет всем Центр, «мозг» планеты. А мы просто избранные, кого он оберегает и слушает, и кому подчиняется.
– То есть все-таки вы управляете планетой? – когда я это говорил, мне вспомнился психиатрический термин «вовлекаться в бред».
– Ты слишком много хочешь понять. Я тебе коротко пытаюсь объяснить, что не знаю, сколько стоит полет на этом самолете. Потому что не платила за него. Потому что и так все принадлежит резидентам.
– Вы можете тратить, сколько вздумается?
– Наконец-то.
– И деньги у тебя не кончатся никогда?
– Представь все богатство мира. Представил? Так вот, оно – моё. И одновременно – Сенти. Резиденты, чтобы не ссориться, не делят деньги между собой. А еще их так много, что да – они никогда не кончатся.
– Это, конечно, хорошо. Вы заключили паритет. Но в мире полно преступников, всегда готовых поживиться любым состоянием.
– У нас никто не ворует деньги. Это невозможно.
– Почему?
– Центр может найти кого угодно. Те, кто пытаются воровать у нас, скоро узнают и про Центр. А там один путь – гарантированно испортить себе жизнь.
– Я читал про преступников, которые следили за богатой семьей почти год. Они выбрали подходящий момент и обворовали виллу на один миллион. Они сломали сигнализацию, не оставили ни одного отпечатка и волоса. Владелец так и не нашел их.
– Значит, он не был резидентом. Центр такого не допустил бы.
– Всякое может быть.
– Может. Но не с резидентами.
– Почему ты так уверена?
– Потому что в этом случае будет, как с африканским королем…
Африканский король
Резидент познакомился с королем на вечеринке самых обычных супербогатых людей. Точнее, они уже были заочно знакомы. Еще точнее, король тогда уже полгода работал младшим инвестиционным консультантом в резидентском венчурном фонде. Ему было 26, когда он устроился в Mind Fund VC. Его задачей было находить стартапы в сфере ментальных технологий. Не тех, что вживляют микропроцессоры в мозг мышам, а тех, что специализируются на нейро-лингвистическом программировании, ищут ключи к сознанию людей через слова. Интересно, что за всю свою историю фонд никогда не продавал доли в стартапах, даже если те показывали хорошие метрики роста. Наоборот, он со временем поглощал молодой инновационный бизнес полностью. Вероятно, резидент хотел найти шифры и лазейки в главной составляющей коммуникации людей, чтобы потом спрятать в потайных лабиринтах своего венчур-офиса с мягкими пуфами и бесплатным кофе-поинтом. Непонятно, резидент боялся того, что технологии попадут в руки беспринципным корпорациям, или участвовал в гонке вооружения с киберпреступниками. Может, он хотел сам научиться всем приемам вербального хакинга, чтобы взламывать упертые умы своих оппонентов. Резидент был похож на человека, который не терпит отказов и не идет на компромиссы. В его фонде были ультимативные условия: или выкладываешься, или уходишь. Поэтому все воспринимали эту смесь из качеств характера и принципов в работе как проявление плохого авторитаризма. Из-за чего всегда ходили по струнке, лишних слов не говорили и не смотрели резиденту в глаза, если стояли или сидели с ним на одном уровне.
Резиденту, в свою очередь, нравилось работать, даже на вечеринках самых обычных супербогатых людей. Правда, делать это один он не любил, поэтому всюду, где появлялся, всегда брал «живую кровь» в виде молодых сотрудников. Так вот, король был одним из таких – способный, смышленый, с нетривиальными взглядами. Он знал это про себя и знал, что резидент это знает. И вот, спустя шесть месяцев работы на вечеринке, в окружении праздника высшего света король впервые лично докладывал резиденту последние сводки новостей, свои прогнозы трендов и расчеты размера рынка для приложения, которое подслушивает диалог с человеком и по итогу дает сводку, когда вы были грубы и нетактичны с ним. Резидент остался доволен. Ему тогда понравилось все: от идеи приложения и рассчитанного размера рынка, до шампанского, которое ему подносили официанты. Стартап попал в портфель венчурного фонда, а король – в поле зрения резидента. Но король не расслабился, а, наоборот, стал работать за двоих, до слез и допоздна засиживаясь в офисе. И вскоре получил и повышение, и полное доверие резидента.
Доверие в один момент стало таким, что однажды резидент назначил сессию по стратегическому планированию в боулинг-клубе, где играл со своей матерью по случаю ее юбилея и, буквально, сбивая кегли, раскрыл основной пул бенефициаров своего фонда и, конечно, потенциальный размер возможных инвестиций. Для короля это было откровением. Вряд ли можно встретить человека, который не удивился бы, узнав про людей с безлимитными финансами. Король не скрывал изумления, но вел себя сдержанно. На следующий день, утром, он положил перед резидентом на стол несколько инвестиционных планов. То были рекомендация по участию в следующем раунде стартапа-советчика, давшего троекратный рост оборота, и план консервативного инвестирования в софт-верные решения из-за неоднозначного прогноза по развитию нейросетей.
Имелся у короля и третий план, но делиться им с резидентом было бы самоубийством. Если коротко, то в течение следующих шести месяцев король играл двойную игру. Он настолько умело создал с нуля агентурную сеть подставных компаний в серых зонах мировой экономики, что любая служба разведки купила бы у него франшизу, чтобы отмывать деньги на борьбу и спонсирование терроризма. План был выверен до мелочей: генеральные доверенности от резидента, личные поручительства от лица управляющих банков, череда анонимных подельников в даркнете, управление расписанием резидента. Король выбрал момент, когда они оба находились на круизном лайнере, где проходила свадьба сестры резидента. Последний, в своей привычной манере, совмещал работу и светскую жизнь и не догадывался о зловещих планах. Маршрут пролегал вдоль берега Африки, и в назначенное время, в третьем часу ночи, когда лайнер проплывал в ста километрах от Мыса Доброй Надежды, на корабле неожиданно отключилась спутниковая связь, что мгновенно отключило гостей судна от внешнего мира. В этот момент из нескольких банков стали отправляться транши в череду трастов и банков поменьше. Финансовые организации, которые обслуживают резидентов, не выставляют им лимиты на использование денег, о чем король знал, поэтому можно было переводить любую сумму. Камнем преткновения являлись банки, в которые он переводил средства. Они могли заблокировать деньги для проверки правомерности. Поэтому в цепочке отмывания присутствовали криптовалюты и безмолвный блокчейн. Уже через десять минут на закрытых трастах короля лежал миллиард. Дело оставалось за малым – как герой фильма про ограбление, скрыться в ночи на арендованном вертолете и начать новую жизнь.
На завтра резидент обнаружил пропажу короля и денег. На второй день Центр отследил все переводы вплоть до миллиона биткоинов, осевшего на холодных кошельках. На третий – вышли на рыболовецкий траулер, который перевозил сто миллионов золотыми слитками к берегам Африки в районе Либерии. Тем же вечером нашли сам траулер, он был затоплен в километре от суши. На четвертый день спутник засек колонну военных грузовиков. Подсчет размеров армий и количества единиц боевой техники уже давно ведется автоматически, оператор Центра тогда лишь зафиксировал на мониторе, что армия Либерии выросла на 400 грузовиков и движется не к границам, а вглубь страны. На пятый день Центр связался с тамошним генералом, который являлся их осведомителем. И тот на шестой день уже в офисе Mind Fund VC, сонный после ночного перелета, но при параде, то есть в военном мундире, и очень озабоченный ситуацией, рассказывал резиденту, как продал треть армии новым революционерам, и уже присматривал себе поместье во Франции.
Агенты Центра всегда отличались инициативностью. И уже на седьмой день группа переворота была готова свергнуть действующую власть и повести оставшиеся две трети армии на цитадель… короля. Пожалуй, лишь с этого момента главного героя верно называть именно так. С этих пор он настолько вжился в роль и так она ему шла, что все очевидцы забыли его прежнюю сущность аналитика в фонде… Вот так живешь и не знаешь, что тебе предначертано стать хоть африканским, но все же королем.
Но здесь в игру вступает резидент. Интересно, что на второй день не были заморожены счета трастов, не начались обыски по айпи-адресам, по которым замечены криптокошельки. Дело в том, что на первой вечеринке очень обычных богатых людей было принято несколько ключевых решений: то, что стартап попадает в портфель фонда, и то, что Маделейн попадает в поле зрения резидента. Маделейн – это аналитик фонда, которая затем украла миллиард, купила себе армию и назвала себя «африканским королем». Да, нужно было раньше сказать о том, что король – женщина, но все ее с тех пор называют королем. Вызывает ли теперь вопросы тот факт, что король работал с двойной отдачей и оставался на работе допоздна? Банально, но это правда. Резидент не собирался идти войной на короля. Более того, он не стал вызволять свои деньги. К сожалению, первое время он вообще ничего не хотел. Его сильно обидело предательство любимого человека. Он не мог поверить в то, что Маделейн все это время его обманывала.
В это время король жил в крепости на охраняемой территории в сотни гектаров. По периметру каждые пять минут проезжал пикап с пулеметом в багажнике и головорезом, сидящим за ним. На углах крепости стояли зенитные орудия. Леса вокруг были заминированы. Внутри крепости действовало военное положение. Все были готовы к решительным действиям, но никто не понимал, с кем они воюют. Маделейн же первые три недели провела в бункере под крепостью с запасом еды на полгода. Но после того, как никто не напал, а по радио не перехватили переговоров военных, она решила выйти на средний этаж. Ей лишь не хватило духа подойти к окну. Могло показаться, что у нее не было плана. На самом деле таковой имелся, просто развивался по худшему сценарию. Маделейн прекрасно знала, что ее будут искать, но не думала, что это произойдет так быстро. Поэтому физическое золото спешно изменило свой курс и нашло пристанище в джунглях Африки, хотя ехало в Москву. Маделейн считала, что в России ее точно не найдут, а если и найдут, то не смогут достать из-за того, что эта страна не выдает людей без разбора международному Интерполу. Но сейчас Маделейн сидела в крепости и ждала.
«Ждать» – это было частью плана. Потому что по правилам, которыми резидент успел с ней поделиться, общие деньги по факту ничейные. Когда отряды Центра идут забирать у тебя украденное – это значит, что тебе просто хотят отомстить. Процедура никак не связана с возвратом денег, потому что у резидента, по определению, все деньги мира. А поскольку его «счет» бесконечный, ему невозможно причинить ущерб. Так что нужно было только дождаться, когда резидент умрет от старости и спокойно жить в своем пентхаусе в любой стране и, вероятно, самой устраивать вечеринки богатых людей.
Ирония заключалось в том, что резидент был ровесником короля. И с ходу нельзя было сказать, кто кого переживет. Да и начинать свободную жизнь в семьдесят лет было сомнительной инвестицией. Оставалось уповать на несчастный или, для кого-то, счастливый случай, когда неожиданно прихватывает сердце или у машины отрывает колесо. Список услуг в категории заказных убийств в даркнете очень длинный. Король собирался заказать сразу несколько, чтобы убить резидента наверняка, но медлил уже несколько дней. Можно было подумать, что он очень занят переездом и все время уходит на пересчет золотых слитков, а может, он уже несколько дней учил местный диалект, чтобы объясниться с настройщиком интернета. Может быть, король знал о правиле убийства резидента, но это крайне маловероятно, потому что говорить о таком не принято, хоть и не запрещено. Это правило знают все резиденты, но практически никому не рассказывают о нем. Во-первых, они общаются обычно только друг с другом, во-вторых смертные, кто знает о правиле, стараются подавить свою внутреннюю жадность, иначе она будет стоить жизни им и их семьям. Еще бывает так, что резидент намеренно не говорит о правиле, чтобы разыграть своего врага даже после смерти. Возможно, к таким можно отнести и нашего героя. Так что, считаем, король о правиле не знал. Правда, в этом случае сложно объяснить, почему он стоял посередине зала, сложив руки на груди, и только ждал. Дело в том, что резидент зря обижался на короля, заочно обвиняя его во лжи. В краже обвинять точно можно, а во лжи – не стоит. Маделейн не обманывала резидента, когда не спешила уходить с работы, чтобы заполучить пару минут уединенного разговора с ним. Она искренне краснела и отворачивала глаза, когда резидент брал ее за руку и целовал на прощание в щеку. Увлечение резидентом было настолько сильным, что Маделейн даже могла бы оформить план его же ограбления в презентацию на десять слайдов и уложить доклад в три минуты. И с любовью к каждой мелочи, к которой придерется резидент, представить на очередной питч-сессии. Спустя время резидент действительно высоко оценил степень проработки ограбления.