Возвращенец

Я начал сомневаться. А вдруг это все… паранойя? Наваждение? Вдруг тот номер, тот конверт, эта переписка – всего лишь чья-то больная шутка? Или сбой в матрице? Мозг, измученный годами бегства, ведь способен на любые галлюцинации.

Но тогда… фотография? Фотография Миши с надписью «Береги его»? Ее же кто-то подбросил. Кто-то реальный, из плоти и крови.

Нет. Они здесь. Они просто настолько хороши, что я их не вижу. И это… это было самое унизительное. Чувствовать себя мухой, которая бьется о стекло, пока где-то сверху на нее смотрят и смеются.

Я почти сдался. Почти. Уже подумал – а не пойти ли на ту же детскую площадку? Посмотреть на Мишу хоть краем глаза? Но это было смертельно. Для него. Для Жени. Для меня. Я дал слово.

И тогда я пошел другим путем. Самым отчаянным. Самым безумным. Если они следят за мной, значит, они знают про него. Значит, логично… логично наблюдать не за мной. А за ним.

Сердце упало в ботинок, едва эта мысль пронеслась в голове. Нет. Только не это.

На следующее утро я был там. За углом, в полутора кварталах от его школы. Стоял, вжавшись в стену старого амбара, словно прилипшая к ней грязь. Время – без четверти восемь. Скоро он должен появиться. С рюкзаком, в своей простой синей куртке.

И вот он. Идет не один. С Женей. Она что-то говорит ему, поправляет воротник. Он кивает, улыбается. У него сегодня контрольная по математике, я помню, он вчера в переписке с мамой жаловался… Я отключил все свои номера, но планшет Жени… я же все видел краем глаза, мимоходом. Не сдержался.

Я наблюдал, как они прощаются. Как она его целует в макушку. Как он бежит во двор школы. Как она поворачивается и уходит, выпрямив плечи, но я знаю, что внутри у нее все сжато в комок. Как и у меня.

Я ждал. Смотрел на часы. Уроки только начались. Никого посторонних вокруг – мамы, папы, бабушки. Все разошлись.

И тут я увидел его.

На другой стороне улицы. Мужик. Ничем не примечательный. Серая куртка, темные брюки. Сидел на лавочке у остановки и… читал газету. Обычная картина. Если бы не одно но.

Он не читал. Он смотрел. Поверх газеты. Прямо на ворота школы. Взгляд – острый, цепкий, абсолютно не расслабленный. Взгляд профессионала. Я узнаю его за версту. Потому что я и сам таким был.

Вся кровь отхлынула от лица, а потом ударила в виски с такой силой, что мир поплыл. Вот он. Не мой хвост. Его. Тот, кто следит за моим сыном.

Игра изменилась. Все. Полностью. Они перешли все границы. Все, что было до этого – письма, угрозы, стрельба в прошлом – это было цветочками. Это… это было уже настоящее. Самое страшное.

Я не помню, как отлип от стены. Как пошел прочь, стараясь не бежать. В голове стучало только одно, бешеное, яростное, выжигающее весь страх дотла:

За мной – пожалуйста. Но тронь моего сына – и умрешь. Сам. Лично. Глаза в глаза.

Я шел и понимал – моя слежка только что закончилась и началась война.

***

Я не побежал. Бегут испуганные зайцы. Бегут те, кого преследуют. Я же… я теперь сам стал охотником. Пусть загнанным. Пусть раненным. Но уже знающим, где сидит его враг.

Я отошел за угол, прислонился к холодному кирпичу и закрыл глаза на секунду. Вдох-выдох. Снова тот самый прыжок с парашютом. Только теперь земля несется навстречу с бешеной скоростью, и нужно было решать – тянуть за кольцо или нет.

Мозг, привыкший к экстриму, сам переключился на нужную волну. Весь страх, вся паника, вся эта липкая муть – схлопнулись в одну маленькую, твердую, как алмаз, точку в груди. Холодную и очень злую.

Я рискнул выглянуть еще раз. Осторожно. Краем глаза.

Он все так же сидел на своей лавочке. Газета теперь лежала рядом. Он пил кофе из бумажного стаканчика и смотрел прямо на школьные ворота. Спокойно. Деловито. Как сотрудник, выполняющий рутинную работу. Эта будничность, эта обыденность… она бесила больше всего. Он просто делал свою работу. А работа у него была – мой сын.

Желудок сжался в тугой узел. Руки сами сжались в кулаки.

Нет. Так не пойдет. Нужно было увидеть больше. Запомнить каждую черточку, каждую деталь. Я отступил вглубь двора, нашел развалюху старого гаража, откуда был виден и он, и подъезд к школе. Пристроился в нише, между стеной и мусорным баком. Пахло кислым и сыростью. Идеально. Мне сейчас и не к лицу благоухать.

Я достал свой древний, «горячий» телефон, без симки, но с камерой. Приблизил изображение. Рука не дрогнула. Странно.