Три сестры мушкетера. Время поиска

– Браво! – Тетушка подпрыгнула на диване от удовольствия. Диван отозвался звоном пружин и глухим стоном здорово перепугавшегося Саида. – Мы – заложники, и нас освобождают!

– А террористы тогда где? – решила уточнить Тамара.

– Да, что это, в конце концов, за наглость такая, сегодня все в моей квартире распоряжаются! – возмутился профессор. – Я пожалуюсь, куда следует.

– Да, ладно, папаша, – миролюбиво сказал главный омоновец. – Мы просто ошиблись этажом. Мы пришли на свадьбу нашего однополчанина. Не верите?

Профессор скривился.

Над вами один из наших живет, – продолжил омоновец, – у него свадьба сегодня. Мы ему ванну купили.

– А где она? – недоверчиво спросил профессор.

– Второе отделение по лестнице тащит, а то лифт у вас тесный. Сейчас предъявим, если не верите. Заноси! – крикнул он через коридор на лестничную площадку.

– Не надо! – испугался профессор.

– Ванна хорошая, джакузи называется.

Командир омоновцев вздохнул. Его честная душа все еще была смущена недоверием. Видя такое затруднение, один из его спутников предложил:

– Командир, а давай, мы им наши стихи почитаем?

– Стихи, о, как мило, – обрадовалась тетушка, – я люблю стихи!

Омоновцы заулыбались и вытолкнули вперед одного из бойцов.

– Давай, Серега! Сам написал, – пояснили они.

И Серега, стесняясь, начал:

– Люби жену свою в законе и умножай бойцов в ОМОНе!…

Глава 10

Запомните, пожалуйста, что я остановил свой рассказ на поэте-омоновце, так как вынужден ненадолго прервать историю Петровича. Оказалось, что путешествие на общественном транспорте для занятий коммерцией в какой-то степени имеет преимущества перед использованием личного автомобиля.

В автобусе ехало немного пассажиров, и когда мы с кошкой удобно расположились вдвоем на целом сидении, она очень выразительно потрогала лапкой одну из сумок, укоризненно посмотрела мне в глаза и сказала свое «мя».

Я понял, что животное проголодалось, достал красненькую мисочку и насыпал в нее разноцветных фигурок.

Кошка потерлась о мисочку щекой.

– Твоя, твоя мисочка, все тут твое, никто не отнимет, – успокоил я ее.

И кошка старательно захрустела.

Пассажиры все как один стали смотреть на нас. Наконец самая смелая тетка, одетая, невзирая на жару, в мужской пиджак, не выдержала и поинтересовалась, чем это я кормлю кошку?

Я принялся объяснять полезность и экономичность специальной кошачьей еды, а также гигиеничность и эстетичность кошачьей посуды.

Другая тетка в резиновых сапогах возразила, дескать, это баловство – покупать для кошки специальную еду, когда и так от обеда всегда остается и для кошки вполне хватит.

Я заметил, что живу один, обед не готовлю даже себе, и поэтому не стану же я специально варить его для кошки?

– Ясное дело, не станешь, – согласилась тетка.

– А если я буду покупать для нее рыбу или мясо, то потом остается грязь. А так – все чистенько, и кошка очень довольна.

В подтверждение моих слов Кошка опять сказала:

– Мя! – и замурчала.

Тетка в пиджаке недоверчиво покачала головой, повертела в руках мою коробку и спросила:

– А надолго хватает?

– На неделю.

– Это же, как комбикорм для курей! – произнес кто-то догадливый с другого сиденья.

Контакт был налажен, и к нам с кошкой уже пробирался сухонький старичок, которого сзади подталкивала маленькая девчушка. Из-за его спины она молча показала пальчиком на кошкину мисочку, и я сразу понял, что без мисочки дедушка ее до дома уже не довезет.

Девочка протянула руку и погладила Кошку. А Кошка, догадавшись, что сейчас она – королева этого автобусного бала, – элегантно выгнула спинку, потянулась и потерлась о девочкину щеку. У меня мелькнула мысль: как бы мне, чего доброго, не расстаться со своей замечательной спутницей.

– Сынок, – сказал дед, – продай мне мисочку. Так уж она внучке понравилась. Вдвоем ведь без бабки живем.

Мне стало ужасно жалко деда. Я привык иметь дело с такими же, как и я, торговыми людьми, а тут надо было продавать старику миску, цена которой потрясла бы его, может быть, в последний раз. Тем более – бабки у него нету… Мне вдруг сделалось удивительно неловко. Но, с другой стороны: коммерция – есть коммерция.

Неожиданно мне на помощь пришла пиджачная тетка.

– Мой дед тоже кошаков любит. Он четырех держит: Барсик, Мурзик, второй Барсик рыжий и Султан, – сообщила она всем. – Ты, парень, продай мне одну коробочку этих сухариков, у тебя вон сколько, а мой-то порадуется, коли они все вокруг него захрустят.

Я сказал, что корм, в общем-то, дорогой, но уж, если она так хочет позабавить мужа, то одну коробочку я ей уступлю, и назвал цену. Тетка сначала удивилась, потом наморщила лоб, видимо что-то соображая, и, наконец, сказала:

– Я деду две поллитры взяла, а скажу, что одну, а вместо второй – для его же котов подарок, – она заговорщицки подмигнула мне. – А вторую я на потом спрячу.

Я достал ей коробку, она отдала мне деньги. Тетка в сапогах порылась в кошельке и тоже попросила две коробки:

– Для моих огольцов забава. Уж так шкодно кошка комбикорм свой грызет, прям, как в телевизоре.

Ко мне стали подходить и другие пассажиры. Одна коробка – вроде и недорого, а зато невидаль: корм для кошек, кто бы мог подумать? Соседи придут, а у меня она, как у буржуев, специальную жратву трескает, ни у кого нет, а у меня – вона что, размышляли они, как бы оправдываясь друг перед другом, и доставали деньги.

Я делал вид, что корм нужен мне самому, но вроде как люди хорошие, то и отказать неудобно. Дед с внучкой тихонько присели на заднее сидение. Девочка продолжала что-то шептать деду, а старик отрицательно качал головой.

На редких остановках входили и выходили пассажиры. Многие были знакомы друг с другом, и обладатели только что приобретенной диковинки показывали коробки друзьям, и те уже сразу спешили ко мне, протягивая деньги. А Кошка тем временем сидела на руках у девочки. Неожиданно в сумке оказалась всего одна пачка, и я сказал, что все, больше делиться ни с кем не могу, а то моя Кошка останется голодной.

Но тетка в пиджаке строго сказала:

– Не кобенься, парень, у тебя вторая сумка есть.

Несмотря на весь азарт и удачную торговлю, я понимал, что мне нельзя приехать в вожделенное Дерзайцево с пустыми руками, поэтому оставался непреклонен. Про себя же решил: я имею право позволить себе благотворительность и подарить последнюю коробку и мисочку дедовой внучке.

Но я боялся, что они выйдут, и я не успею их облагодетельствовать, а оставаться в памяти моих простодушных попутчиков жадным и несговорчивым человеком мне не хотелось. И я спросил девочку:

– А как зовут твою кошку?

Девочка хихикнула и спряталась за дедушку. Дедушка улыбнулся и прошамкал:

– У нас кот, Васечка.

Я протянул им последнюю пачку корма и желанную для девочки мисочку:

– Вот, передайте, пожалуйста, вашему Васечке от моей Кошки с наилучшими пожеланиями.

– А как ее зовут? – спросила девочка, возвращая мне кошку, но тут наш автобус резко затормозил.

Глава 11

На дороге, вернее поперек нее, стояла старая-престарая «Волга», а рядом с ней отчаянно ругались мужчина и девушка.

Водитель вылез разбираться, за ним вылезли и все пассажиры. Разборка закончилась тем, что мы дружно начали двигать «Волгу» на обочину. Толкал ее и я, правда, с кошкой на руках. Поэтому от машины я оказался далеко, а от ее хозяев – близко.

– Ну, что ты суетишься, – бубнил мужчина. – Ну, прикинь, куда она, старая дура, денется?

– А вдруг помрет? – зло сказала девушка.

– Да ничего с ней не будет, там же холодильник, пожрать-то найдет.

– Но без машины мы и к последнему парому не успеем, – проныла его спутница.

– А чего торопиться, горит что ли? – очень резонно заметил мужчина.

– У тебя вечно так: как виноват, так нипочем не признаешь…

– Я виноват?

– Не надо было свою колымагу так гнать, теперь ее уж и не починишь!

– Ладно, Клава, другую купим…

Неожиданно девушка потрогала меня за плечо:

– Молодой человек!

– Я обернулся.

– Это ваша кошка?

Я знал, что не моя, но ведь все, кто ехал со мной в автобусе, были уверены, что это было не так.

– Ну! – решительно сказал я.

– А почему у нее здесь буквы «К.Т.»? – язвительно спросила девушка, нахально схватив Кошку за ошейник.

– Потому что я – Константин Тимофеевич!

Я дал понять, что дальнейший разговор исключен, на нас уже заинтересованно оглядывались все пассажиры. Девушка сникла.

– Простите, – сказала она.

Я с обиженным видом гладил кошку, а они с ее спутником продолжили свой разговор, но уже гораздо тише.

– Ну, что? – спросил мужчина.

– Это ее кошка…

– Клево, Клава!

Мужчина явно повеселел. Шофер и пассажиры уже перекурили после перемещения на руках транспортного средства с проезжей части на обочину, и стали забираться в автобус. Подобранная на дороге парочка, не боясь покушения на свою «Волгу», тоже залезла вместе с нами. Они уселись на заднее сидение, и, поглядывая то на меня, то на мои товары, продолжали шептаться.

Я же, в свою очередь, полагаю, что могу продолжить историю Петровича. Ведь, если я приеду в это Дерзайцево раньше, чем все расскажу, то вам будет непонятно, почему Петрович перестал охранять народную собственность, а обзавелся своей.

Глава 12

Итак, вернемся к нашим омоновцам. После их ухода тетушка очень удивилась самому наличию Петровича, поскольку она знала, что в Дерзайцах раньше негры не водились. Хозяин же сказал ей, что это – телемастер, человек он не дерзайцевский, а городской, и вообще, можно сказать, неизвестно откуда здесь взявшийся, поскольку японские телевизоры просто-напросто не ломаются.

Затем все опять расселись на диване, и Петрович подумал, что Саид там в конце концов задохнется. Но тут тетушка всплеснула руками и заявила, что, конечно, телевизор – это очень по-европейски, но ведь раньше люди как-то без него обходились, читали друг другу стихи, как тот милый молодой человек, или музицировали, и, если племянник ей позволит, то она с удовольствием сыграла бы что-нибудь подходящее на их фамильном рояле.

На слове «рояль» Петрович снова насторожился. А хозяин сказал:

– Давайте-ка, тетушка, поедем прямо на дачу…

– А, что, рояль там? – наивно поинтересовалась она.

– Знаете, – вздохнул хозяин, – мне бы не хотелось говорить на эту тему при посторонних.

– Да это же наши дерзайцевские крестьянки! А телевизионного мастера мы можем попросить пойти на балкон посмотреть, дождь не собирается ли?

– В самом деле…

Хозяин выразительно посмотрел на Петровича, и тот послушно пошел в указанном направлении.

– Так что же произошло с роялем? – упрямо поинтересовалась тетушка.

– Я, видите ли, не так давно женился. И мы с женой его продали, – признался наконец профессор.

– Кому?

– Да Стаське Малосольцову. Хотя, какой он теперь Стаська. Станиславу Николаевичу. Учились мы вместе.

– Но это же вещь конца восемнадцатого века! И к тому же редкой красоты. Она украсит любой интерьер!

Тетушка явно огорчилась.

– Вы, тетушка, жили в Швейцарии, а мы – в коммуналке, и у нас был такой интерьер, что рояль стоял у стенки боком!

– Боже мой! А что еще стояло в этой квартире боком? Тут, кажется, достаточно места.

– Да не в этой, а в старой, эту-то мы и приобрели благодаря роялю!

– Я не понимаю, – виновато сказала тетушка. – А где же тогда живет Станислав Николаевич?

– Станислав Николаевич живет в своем доме. Он очень преуспел и поэтому купил у меня рояль!

– А почему же ты не преуспел? Мне казалось, что, раз ты профессор, то очень даже преуспел…

– Потому что я жил в такой тесноте, что даже кошку не мог завести, а не то, что жену, и поэтому занимался наукой. А Станислав Николаевич женился на первом курсе, родил тройню и занимался протезированием. Теперь трое его сыновей тоже занимаются тем же самым.

– А наукой? – спросила тетушка, ощупывая свою нижнюю челюсть. – Они совсем не занимаются?

Петрович на балконе, явно не страдая отсутствием слуха, очень обрадовался. Хотя рояля в квартире действительно не было, но в руках оказался его след. В общем-то, ему можно было теперь уходить отсюда. Но в комнате еще оставалась прекрасная Тамара, а внизу под балконом все еще стоял тот же роскошный кадиллак и тот же форд, и его обитатели опять покуривали на улице. Рядом же с ними примостился зеленый, судя по всему профессорский, «жигуленок».

От изучения транспортных средств Петровича оторвал голос профессора, отдававшего распоряжения маляршам, а последние слова, что он тут никого не задерживает, относились явно к Петровичу. Но Петрович сделал вид, что не расслышал, любуясь пейзажем, окружающим обычный спальный район. Затем он почувствовал спиной, как профессор с тетушкой уходят, потом увидел, как они садятся в свою машину и уезжают. Убедившись, что зеленый «жигуленок» скрылся из виду, Петрович обернулся.

Глава 13

Женщины уже тащили из дивана слежавшегося там джигита, причем особенно старалась племянница, а Тамара махала Петровичу рукой, приглашая помочь. Наконец Саид обрел свободу, и Петрович вошел в комнату.

– Эти собаки еще там? – спросил Саид, указывая в сторону балкона.

Петрович кивнул.

– Э… – заскрипел зубами джигит, но, взглянув на женщин, не развил свою мысль.

– Что же делать? – растерянно спросила племянница Тамару.

Тамара думала недолго.

– Я считаю, что всем нам не мешало бы закусить, – сказала она.

Петрович опять обрадовался, на это раз, ее находчивости.

– Я сбегаю, – вызвался он.

Джигит же похлопал себя по бокам, достал из-за пазухи пухлый бумажник и молча протянул его телемастеру.

– А ты говорил, что у тебя денег нет, – заметил Петрович.

– Это – не деньги – это так, попить-покушать. Когда деньги есть, их в кармане не носят.

Петрович задумчиво поглядел в ведро, в котором все еще проклеивался джигитский пистолет, махнул рукой и пошел в магазин.

Когда он вернулся с пластиковыми авоськами, полными снеди, женщины уже привели себя в порядок и накрыли на кухне стол, воспользовавшись хозяйской посудой. Тамара снова очень порадовала Петровича и пергидрольными кудряшками, и, главное тем, что на коленях у Саида сидела не она, а ее племянница, которую, как уже выяснил Саид, зовут Лена.

Петрович так хорошо запомнил этот чудесный ужин, что пересказал мне под «рояль» все тосты неудачливого Саида, но вот тот решающий момент, когда они с Тамарой оказались временными владельцами профессорского дивана, Петрович вспомнить не мог.

На рассвете Саид, деликатным кашлем вызвал Петровича на кухню и попросил его посмотреть с балкона, на месте ли собаки? Собаки были на месте – их ноги торчали изо всех дверей форда.

Тогда Саид ошарашил Петровича невероятным по своим масштабам предложением.

– Слушай, я тут, а они там? Так?

– Так, – согласился Петрович.

– Пока они там – мне смерть?

– Смерть.

– Откуда они знают, что я здесь?

– Машина твоя внизу. Ты такую машину не бросишь

– Конечно, не брошу. Отдам.

– Кому?

– Тебе.

– Как?

– Так. Бери, ты – хороший человек. Ты – смелый человек. Ты уедешь, а собаки – за тобой. Пока разберутся – я уйду. Тебя убивать не будут, им тебя не заказывали.

– А как я ее тебе верну? – спросил честный Петрович.

– Совсем бери. Подарок! Саид подарков назад не берет – обижается и убивает. Сразу.

Саид протянул Петровичу ключи. И тогда, понимая, что это ключи от его неизбежной новой жизни, Петрович впервые произнес ставшую потом привычной фразу:

– Мне надо посоветоваться с женой!

Не успел он ее закончить, как в кухню вошла Тамара и сказала довольно недвусмысленно:

– Я согласна!

Петрович взвыл и исполнил такой огненный танец, которому позавидовали бы все специалисты по творчеству африканских народов.

Надо сказать, что Петрович сначала все-таки хотел позвонить куда следует и сдать всех «собак» из форда, но потом рассудил, что вместе с ними заберут и Саида, и саидов кадиллак, который тогда ему ни за что не достанется. А чтобы заработать на такую машину ему бы пришлось горбатиться до пенсии. Причем, по меньшей мере, дважды, а жизнь у Петровича, как и у всех людей на земле, только одна. И он решился, тем более, что та, которую он встретил, уже была согласна, правда, еще не очень понятно, на что.

Если бы мне пришлось снимать фильм про все это, я бы обязательно показал погоню темно-синего форда за серебристым кадиллаком, но на самом деле, все было совсем по-другому.

Петрович с Тамарой очень тихо вышли из дома, с еще большими предосторожностями Тамара уселась в машину, а Петрович смело подошел к форду и вынул из одного кармана табельное оружие, а из другого – свои милицейские документы. Потом он постучал по форду пистолетом. «Собаки» мгновенно продрали глаза и попытались что-нибудь предпринять в ответ, но черненький глазок пистолета заставил их поднять руки.

– Всем петь! – скомандовал Петрович. – И не двигаться!

Полусонные «собаки», увидев негра с пистолетом, от неожиданности что-то завыли вразнобой, а Петрович быстро оказался за рулем кадиллака и, рванув с места, на третьей скорости помчался по пустынным улицам.

Только через четверть часа он немножко пришел в себя и понял, что сбылась его мечта – он едет куда-то с любимой женщиной на такой машине, какие показывают только в кино. Правда Тамара при этом переживала вслух, что она бросила родную племянницу вместе с этим бандитом, но ведь кто-то же должен был доделывать ремонт у профессора!

Глава 14

На чудесно обретенном кадиллаке Петрович с Тамарой, погрузившись в самую глубокую российскую глубинку, через несколько дней приехали в село Большое и остановились в местном Доме рыбака, где Тамара, оказывается, трудилась буфетчицей, а ремонтами в столице, благо та была всего в нескольких часах езды, они с племянницей только подрабатывали.

И вот судьбы распорядилась так, что Тамара стала женой Петровича и владелицей этого Дома рыбака, который путем обмена на кадиллак и модной тогда приватизации превратился в отель, получивший гордое название «Тамара».

– За сбычу мечт! – заплетающимся голосом провозгласил Петрович, явно завершая свой рассказ и выдавливая из бутылки последнюю каплю «рояля».

Но мне еще нужно было как можно подробнее узнать про кошачий рай, поэтому я и поспешил спросить:

– Что же стало с профессорской тетушкой?

– Да она же сегодня утром с Клавкой к нам заезжала и кошку свою где-то забыла, – неожиданно вразумительно сообщил Петрович.

– А вообще? – Я задал наводящий вопрос.

– А вообще она в Дерзайцах кошачью ферму держит, понял? – И, чтобы мне было именно понятнее, он добавил: – Коты у ей в домиках вроде твоих живут, а Клавка их кормит, шалава. Мужик у ей – Генка, у него – «Волга». На ней оба ездиют.

Клавка-шалава, а тем более «ейный» Генка тогда совершенно не интересовали меня, но нужно было, чтобы Петрович еще что-нибудь рассказал о Дерзайцевской котовладелице, и я решил перевести беседу в научное русло.

– А, знаешь, Петрович, я думаю, что она их изучает. Есть такая теория, что люди произошли не от обезьян, а от кошек, – задумчиво сказал я.

– Кошки, мартышки! – скривил черную физиономию Петрович. – Еще скажи, что от пингвин, блин!

Он замахал руками как крыльями, но, не удержав равновесие, опрокинулся на спину. В следующую секунду я услышал его храп.

Я подумал, что надо бы прогнать его с моей кровати, но в кресле было так удобно, и я решил еще немножко в нем посидеть. И как-то сразу уснул и увидел тот самый остросюжетный сон про Цезаря и никогда не стоявшие в Москве памятники.

Но, позвольте, что же это получается? Я, значит, еду себе, ничего не подозревая, в рейсовом автобусе, торгую, занимаюсь мелкой благотворительностью, а сзади меня со своим ухарем движется в одном со мной направлении эта самая Клавка!

Они спешат на какой-то паром, в то время как «старая дура», которая никуда, по генкиным словам, не денется, может, по клавкиному предположению, взять да и помереть. То есть, только вчера дерзайцевская дама с Кошкой и Клавкой, которая «ейных, понял, котов кормит», заезжали в петровичеву «Тамару», а потом она так быстро уехала, что забыла именно эту самую Кошку, с которой никогда не расстается. И Кошка, голодная и брошенная, целый день шипела на всех, а со мной подружилась, потому что у меня была привычная для нее еда!

Но из разговора Клавки с кавалером выходило, что с дерзайцевской дамой определенно что-то стряслось. Надо будет срочно из Дерзайцев связаться с Петровичем, который хоть и поглупел от спокойной жизни, но ведь он, как-никак, когда-то работал в следственных органах и специально учился ловить преступников!

Глава 15

Дерзайцы, разумеется, были конечной остановкой автобуса. Едва я со своей огромной сумкой, которая по счастью, осталась у меня только одна, ступил на землю, размышляя над тем, откуда бы мне позвонить Петровичу, как вдруг Кошка, уютно сидевшая все время у меня на руках, вырвалась и побежала. Я побежал за ней.

А она бежала и бежала. Я чуть было не потерял ее из виду, но вдруг она остановилась и села. Я почти схватил ее, однако она выгнулась и со своими словами:

– Мя, мя! – побежала дальше.

Потом опять позволила себя догнать, а потом опять побежала. Она знала, куда надо было бежать, и звала меня за собой!

Дом профессорской тетушки я бы, пожалуй, узнал и сам, без помощи Кошки. Она на секунду присела у низеньких воротец, а потом с радостным мявканьем понеслась по мощеной кирпичом дорожке и вскочила в открытую дверь. Затем оглянулась и посмотрела на меня. Она явно приглашала меня в дом.

Со своей спекулянтской сумищей я с трудом протиснулся в дверь и оказался в гостиной. По периметру этой просторной и светлой комнаты были устроены специальные антресоли с лесенкой, на которых аккуратно и симметрично стояло множество кошачьих домиков. Рядом с каждым – мисочки с кормом и питьем, а за домиками на противоположной стороне от входа, находилась стеклянная галерея или, может быть, лоджия. Я поднялся по лесенке и заглянул туда. Там стояло несметное количество кошачьих туалетов с самым дорогим голубым наполнителем, напитанным запахом лимона!

Часы в гостиной заурчали и начали бить. Их бой вывел меня из состояния раздумья и созерцания сортиров элитных домашних хищников. Даже не сосчитав, сколько пробило, я поставил на пол свою сумку, а Кошка, мгновенно воспользовавшись этим, прыгнула мне на руки. Я погладил ее и, спустившись с антресолей, направился через веранду в гостиную.

Гостиная была как гостиная, с камином, толстым ковром и, как это принято в богатых телесериалах, диваном посередине. Но во всех шкафах, шкафчиках и витринках, на всех полочках и горизонтальных поверхностях, размещавшихся вдоль стен, стояло необыкновенное количество кошачьих фигурок из дерева, хрусталя, металла, стекла, камней и вообще из всего, что можно использовать в качестве материала для художественного кошкотворчества. На всех же свободных пространствах стен красовались картины, эстампы и гравюры с сюжетами из жизни разнообразных мурок и барсиков.

Рассматривая все это, я передвигался по гостиной очень тихо, в чем мне хорошо помогали лежавшие на ковру мохнатые ковры, чувствуя себя прямо-таки Джеймсом Бондом, у которого, впрочем, вместо «Вальтера ППК» была на руках кошка, атрибут, присущий не самому отважному агенту 007, а его главному врагу – начальнику тайной и зловредной международной организции «Спектр».

И вдруг я услышал два приглушенных голоса.

– Ты, идиотка мокрохвостая, сколько здесь работаешь, а как старая ведьма сейф открывает – не знаешь, – злобно шептал тот, что принадлежал мужчине. – И почему я вечно с такими дурами связываюсь, никакого проку от баб, давно надо было от вас обеих избавиться и самому сейф брать!

– Давай, дурак, давай, – возражала ему женщина. – Не слышал, что ли, сколько пробило? Сейчас ее абрек вернется, и нам конец. Он, знаешь, какой? Он не спрашивает – стреляет, и все тут…

Голоса шли из полуоткрытой двери спальни. Я также тихо подкрался к ней и заглянул внутрь.

Слева от большой кровати стояли двое. Я тут же узнал в них парочку, подсевшую на дороге в автобус из завязшей в грязи «Волги». На стене размещался объект их усилий – эстамп с изображением моей знакомой кошки. Судя по произведенным вокруг разрушениям, они безуспешно пытались оторвать его.

– Мя, – сказала Кошка, не слезая с моих рук, и повторила этот звук почти угрожающе.

Двое обернулись.

– Грабят! – Крикнула Клавка и мгновенно выпрыгнула в окно.

Грязно выругавшись, ее компаньон последовал за подругой.

Все произошло так стремительно, что я, почувствовав колоссальную усталость и тоску, опустился на хозяйскую кровать.