Запоздавшее

*

В детстве я всему удивлялся, ходил можно сказать «с открытым ртом», вертя головой по всем сторонам. Чуть позже, когда я потерял интерес к жизни, мне показалось, что я потерял то самое первозданное любопытство. И только теперь на старости лет, начинаю понимать, что это было наоборот отрицание удивительного. Раньше я отказывался чему-то удивляться, всё, даже самое странное, казалось мне обыкновенным. И со всем самым необычным я вел себя всегда, как с обычным. Вот и сейчас в старости стараюсь ничему не удивляться. Вообще ничему, даже тому как падают звезды, или тому как расходится земля под ногами от землетрясения. Есть выражение: «кто ищет – тот всегда найдет», но вся моя жизнь доказывает обратное, как только перестаешь искать или ждать чего-то, сразу же появляется нужное, а я к этому моменту уже отчаялся и не готов идти на контакт с везением. Так что я бы сказал: все приходит тогда – когда нам уже не надо. Вот в чем беда и неразрешимая задача человека. Он получается всё, что хотел, только когда уже ему ничего не надо. Почему же мы всю жизнь ищем виноватых в том, что наши мечты не сбылись. Почему мы не задумываемся никогда о том, почему они вообще должны сбываться. Никто нам ничего такого никогда не обещал, но мы постоянно на что-то надеемся. Мы даже не задумываемся о том, что наши фантазии не уникальны, точно о том же мечтают еще миллионы, проходящих каждый день мимо нас. Но хуже всего в этом не то, что мы преисполнены надежд на чудеса, а в том, что за это у нас всегда отвечают конкретные люди, на которых мы с легкостью потом вешаем всю вину, оставляя себя при этом невинной жертвой. Людям вообще свойственно думать, что им все всё должны, а они никому ничего, это правда проходит с возрастом, но не у всех. В детстве у нас во всем виноваты родители, в юности преподаватели, в зрелости работодатели, в старости политики, и никогда – мы сами. Мы виним всегда и всех в том, что у нас плохое настроение, в том, что нам не повезло в жизни, даже в том, что должны были сделать мы, но не сделали из обычной лени. К перекладыванию вины быстро привыкаешь, потому что окружающие охотно верят, что некоторые могут быть коварными и злыми, лишь бы только лишить кого-то заслуженного успеха. И дети, к примеру, этим часто пользуются. «Почему ты проиграл?», и слышим такой ответ: «Да это они все, они специально меня засудили». Наше любимое занятие – это перекладывание вины, но мы не одиноки в этом, точно так же в свое время нас обвиняли родители, воспитатели, работодатели и политики. В этом мире никто не хочет ни за что нести ответственность. «Кто это сделал?», если это что-то хорошее, то выстроиться длинная очередь, если что-то плохое, то совсем никого.

*

У меня в детстве не было ничего интересного: девченки на меня не обращали внимания, а если какая-то и обращала, мне было не куда ее даже пригласить. Это было сложное время, когда денег не было почти ни у кого, все искали работу, но ее нигде не было. Никто в то время даже не мечтал о богатстве, большой удачей было устроиться на стабильную работу с ежемесячным мизерным окладом. Так что мы были не особенно избалованными в этом плане, и учились всегда развлекаться без денег. И надо сказать у нас не плохо это получалось. Кино, музыка, книги, пляжи, дачи, стадионы, парки – все это было тогда общедоступно. Но самое главное, девушки не требовали от парней невозможного, как сейчас, поэтому и браки тогда были чаще и крепче. Конечно все мечтали выбраться из этой нищеты, но понимали на сколько это сложно. А те немногие отношения, которые были основаны только на финансовой выгоде, очень быстро приходили к банкротству. Не важно, что происходит вокруг: плохое или хорошее, приятное или неприятное, – ко всему нужно относится как к чему-то самому обычному. Лично для меня нет предпочтительного или непредпочтительного развития событий, есть только тот, который предлагается нам свыше. И даже неудачи я воспринимаю как тренировку для восприятия удачи. Вот сами посудите, если бы нам везло постоянно раз за разом, вряд ли бы мы смогли это оценить и остаться прежними людьми. Неудачи нам нужны, как холодный душ, чтобы отрезвлять нас. Успех – это не результат личных достижений, а что-то мистическое, от нас независящее. Кто бы что не говорил о своих способностях, а в глубине души он понимает, но скрывает, что его успех – это лишь череда случайностей. Которые в следующую минуту могут стать неудачами, и тогда винить будет уже не кого. Если бы умные мысли не покидали бы нас в трудную минуту, то возможно, что мы никогда бы не ошибались. Наша память работает избирательно, иногда, когда не надо, она помнит все, а иногда, в сложной ситуации, напрочь забывает, что уже была в такой ситуации не раз, и совсем не помнит как выходила из нее раньше. Бывают дни и даже месяцы, когда мы готовы покорить любую вершину, а бывает, что спотыкаемся о маленький камень. Если бы наше тело и ум нам не изменяли, то мы бы наверное воплотили бы все свои мечты когда-нибудь. Вот так мы и живем, от уровня ничтожества, до уровня самого властелина, который видимо нас и спускает всегда на землю. Когда нам хорошо, то мы начинаем презирать любую помощь или чью-то беспомощность. Поэтому всю молодость мы идем под собственными ценностями, которые потом оказываются указателями в пропасть. Опять же почти каждый, кто готовится к неудачам, считает себя непобедимым, так как уже заложил в свои действия фактор неожиданности, но все равно, как и все терпит поражение, потому что не был готов к череде неудач. Многие готовы к одному отказу, и это единственная их уступка, на которую они согласны, но почти никто не намерен терпеть множество таких отказов друг за другом. Это уничтожает не его, а его самолюбие в глазах окружающих. Самыми успешными, становятся как раз те, кто раньше остальных перестал жалеть себя и окружающих одновременно. Их называют еще жестокими, и именно поэтому с обратной стороны любого успеха столько искореженных душ. Те же, кто жалеет себя, на самом деле не ленятся, ведь точно так же они жалеют и остальных, поэтому они не могут их заставить идти против себя: обманывать, хитрить и грабить так ловко, чтоб это выглядело как благотворительность. Одни жалеют других и себя в том числе, а кто-то идет по головам других к видимому успеху – прямо в пропасть. Успеха чаще достигают уже мертвые внутри люди.

*

Всю свою жизнь я постоянно что-то объяснял или доказывал, то есть защищал себя или свою позицию. Мне было так тяжело порой согласиться с кем-то, из-за чего я еще усерднее спорил, подбирая более или менее компромиссные выражения, не понимая, что в итоге соглашался только со словами, но не с сутью, которые они должны выражать. Иногда я доказывал людям то, что сам не до конца понимал, так как подразумевал под словами совсем другие вещи, но не имел представления как их назвать, чтобы все правильно поняли. В итоге я постоянно спорил о том, что являлось лишь словами, но не реальностью, которую я тогда чувствовал. Чтобы дожить до старости, мне пришлось учиться постоянно прощать людей. Кто-то причинял мне боль специально, и это, как правило, были больные люди, и с ними бесполезно было бороться или чего-то объяснять, их нужно было просто жалеть. Не зря же говорят, что злой человек – это всегда на что-то обиженный человек. Вот и они мне мстили за что-то, может за то, что им казалось несправедливым. У всего есть причина, но она нам не всегда видна. Всякий больной инстинктивно хочет, чтобы и все остальные испытывали то же что и он. Это некая месть в пересмешку с обидой. Им нужна солидарность, а не лечение. Кто-то задевает нас случайно, и нужно признать, что его вины в этом нету, просто беда скатилась в наш угол по теории вероятности, а завтра она скатиться уже к кому-то другому. И переживать об этом нет смысла, нужно лишь набраться терпения. Нужно уметь держать себя в руках, даже когда кажется, что все пропало и уже не вернется обратно. Так как чем больше мы будем переживать, тем нам будет только хуже, потому что никто не любит ни проигравших, ни неудачников. Сколько раз я оказывался посреди толпы весь в слезах, и вместо того чтобы мне помочь и простить, они начинали бросать в меня камни. И множество раз видел, как виновные, подняв высоко голову, признавались героями среди тех, кто не видел их греховного поведения. Так было всегда: отчаявшихся бьют еще сильнее. А когда мы сохраняем равнодушие, мы таким образом делаем инвестиции в будущее, для тех людей которые придут на смену нашим противникам и невыгодным обстоятельствам. Каждый день я учился не реагировать на проблемы, но при этом решать их так, будто миллион раз их уже решал до этого. Все боятся не смелых даже, а равнодушных к бедам, потому что смелость и трусость имеют объяснение, а безразличие нет. Терпение – это то, что несвойственно большинству, поэтому оно всегда вызывает восхищение у каждого. Одни со смелостью соперничают, другие с трусостью борются, и лишь безразличию все поклоняются вместе. Жизнь длинная, и опускать руки на каком-то там десятке лет бессмысленно, на следующем все может перевернуться с ног на голову, и вчерашние отстающие стать новыми ведущими. Мы все привыкли закрывать книгу, если она нам не нравится, но с жизнью так делать нельзя, страницы в ней перелистываем не мы. Есть такое выражение: «все всегда заканчивается хорошо, а если закончилось плохо, значит это еще не конец». И с каждым новым прожитым годом, я в этом убеждаюсь все больше. Терпение устраняет многие беды. Все лучшее в моей жизни имело исключительно случайный характер, и никогда результатом упорного труда. Хотя я не всегда верил в удачу, а напротив, пытался как можно больше работать и плыть против течения. Теперь же мне все более четко становится ясно, что ни везения, ни труда не достаточно для какого-нибудь счастья. В мире людей действуют скорее не гравитация и сила, а некая инерция и трение. Успех – это отсроченный труд. До 30 лет мы работаем из последних сил и двигаем этот мир, но после теряем силы и уже нас двигает тот, на кого мы до этого произвели впечатление. Поэтому первая половина жизни формирует репутацию, а вторая ее половина ей пользуется. После 40 лет уже нас кто-то двигает, предлагает, просит, а мы сами уже теряем запал.

*

Большая часть моей жизнь, то есть детство и юность прошли под вопросами: «почему меня никто не любит?» и «что обо мне подумают другие?». Эти вопросы в то время я задавал себе миллиард раз. Но почему мне тогда они были так важны. Даже обычное недоразумение могло заставить меня не выходить из дома месяцами, лишь бы не видеть укоризненные взгляды окружающих. Маленькая клякса на одежде или недобритые волосы на подбородке, которые кто-то заметил, могли довести меня до истерики, до настоящего безумия, когда я просто часами стоял и кричал на стену, пока не сядет от этого голос. «А что подумают люди?». А им было все равно, они посмеялись две минуты и тут же забыли, а я один должен был помнить обо всем этом месяцами. Глупо ведь. Сейчас я постарел и понимаю, как же это нелепо: жить ожиданиями или восхищениями других людей, забывая о себе. Надо сказать в эту ловушку попадали все дети, особенно из бедных семей, к которым всегда было к чему придраться. Однако надо сказать, именно эти дети выросли закаленными к оскорблениям и нападкам, и большинство из них потом сделали успешную карьеру. Видимо, они еще в раннем детстве отключили в себе этот рубильник, который отвечает за ответные реакции обидчикам, в связи с чем стали безжалостными к себе. Даже не знаю, что является меньшим злом: жалеть себя или не жалеть себя, в первом случае мы превращаемся в мазохиста, а во втором в садиста. Повышенная эмоциональность свидетельствует о высокой эмпатии. Кстати, не могу до сих пор понять, почему на каждый грубый выпад мы должны чем-то всегда отвечать, ведь именно этот ответ и вызывает максимальный стресс у ребенка, который не хочет уподобляться обидчику. Почему мы вообще должны отвечать на тупость и глупость. Почему мы не могли просто это пропустить мимо ушей и забыть, почему мы изводили себя, повторяя эти оскорбления про себя вновь и вновь, боясь их отпустить, как будто они стали частью нас. Вот настолько нам было дорого мнение окружающих людей, даже если нас окружали одни подонки и мерзавцы. И вот так прошли мои лучшие годы. Самое печальное в жизни – это ощущать как ты начинаешь стареть; как начинаешь просыпаться слишком рано, и уже не в состоянии больше уснуть от необъяснимой боли в суставах. Когда забываешь, как прошел твой вчерашний день, будто бы его вообще не было. Когда чувствуешь, что все лучшее что могло у тебя быть, осталось навсегда позади, а там, в прошлом, ты по разным причинам ничем этим не воспользовался. И теперь смотришь, как все это исчезает медленно за горизонтом, как караван набитый шелками и сладостями. Еще вчера я подбирал костюм к выпускному, а уже сегодня коплю на свои похороны. Жизнь пролетает мгновенно.

*

Всю ночь шел дождь с сильным ветром. И всю ночь я не спал из-за того что на крыше гремела какая-то оторвавшаяся железяка. И каждую минуту глядя на звезды я жалел, что поселился в этой квартире на последнем этаже из-за ее прекрасного вида. Как же я не люблю это одеревеневшее состояние, когда не высыпаешься, да еще не по своей вине. После тело ползает как улитка, а мысли растут как листья медленно-медленно, и глаза слезятся. И каждый раз в том, что я не высыпаюсь виноват кто-то другой. Я не засиживаюсь ночами за сериалами или книгами, я с детства понял, как важен ночной сон для адекватности днем. Чай в такое время кажется как вода, кофе не бодрит, еда кажется пересоленой. Теперь вот хожу, ищу правды по улицам, радуясь тому, что железяка стучит сейчас там на крыше, а я ее не слышу. Утреннее солнце окончательно меня разморило, шаг мой стал тяжелеть, и я почувствовал как закружилось голова. Тело брало свое, – оно просилось спать. Но день только начинался, пришлось высыпаться стоя. Честно говоря, мне кажется почти все так и делают каждый день. Все ходят с такими лицами, будто кровать на себе сзади таскают, а чтобы не было видно их заспанных глаз, не снимают темные очки даже в пасмурную погоду. И надо сказать таких персонажей на улице каждый день полным полно, и у каждого причиной своя железяка. Люди очень странные, ведь они никогда не могут объяснить свое поведение даже самим себе. Например, им плевать, что они ведут себя как законченные эгоисты, и что окружающие считают их мерзкими и противными, для них самое главное, – это только чтобы эту правду никто не произносил вслух. Но в чем тогда логика, ведь от этого они не становятся чище. Если мы не называем зло злом, то оно не перестает быть злом. Если мы закрываем глаза на несущийся на нас поезд, то он от этого не перестает существовать. Это мне напоминает инфантилизм с ограниченными когнитивными способностями. Как-то давно играя с детьми в прятки, я стал искать спрятавшихся, и зайдя в одну комнату увидел торчащее из шкафа туловище. Ребенок, думая что он спрячет только голову в шкаф, и окажется в темноте, значит и весь он окажется в темноте. Банально, но дети так думают. Так и некоторые взрослые, им все равно что они гневные, горделивые, завистливые и порочные, главное чтобы никто об этом вслух не говорил, – при них. Кстати, по тому, что заставляет людей нервничать и выходить из себя можно легко понять, в чем их слабость и что они пытаются скрыть. Но почему же им так сложно признать свои слабости и стать искренними, ведь сколько сразу проблем бы исчезло с их плеч. В конце концов становится ясно, что мы разочаровываемся не в жизни, а только в людях, которые нас окружают.

*

Будем однако честными: мы все не особенно жалеем больных и страдающих пока они не начинают кричать и возмущаться от боли. Ведь всем нам важно, чтобы они держали свои переживания в себе, только тогда нам кажется, что в мире нет никаких страданий и страдающих людей. Что мир полон радости, счастья и розовых пони, и для этого мы постоянно ходим с закрытыми глазами. А если кто-то начинает жаловаться, то мы сразу пытаемся обвинить его в несдержанности, даже не пытаясь понять, что ему в этот момент больно и одиноко. Сколько раз я отталкивался от своего сердца в порывах жуткой ненависти к кому-либо, словно прыгун, который пытается взять максимальную высоту с шестом гордости. И каждый раз падал вниз головой на очень жесткий матрац, который мне казался изначально очень мягким. И каждый раз хотел повторить этот прыжок еще раз, будто матрац изменился. И каждый раз думал, что от этого страдаю не я, а мой обидчик. Вот же глупость. Прежде чем вылить на соперника чан с помоями, мы сначала сами должны наполнится ими до краев. Это надо помнить и понимать прежде, чем мы начинаем копить злобу, обиду и месть против кого-то, – этим мы убиваем только себя. Ведь прежде чем что-то отдать, этим нужно обладать в избытке, радость или злобу, это уже не так важно. Злорадствуя, мы наполняемся злобой. Делясь радостью, мы ей уже переполнены значит. Когда же нам говорят правду о нас или о сложившейся ситуации, то мы буквально взрываемся от этого: «Да, как он смел?!..», или «Да, как он мог меня?!..». Нас больше всего задевает на правда, а наше падение при ней. Наше самолюбие чувствует свое притеснение, наш эгоизм стучится от возмущения. И чтобы сохранить его мы готовы пойти на ложь, гнев, гордость, месть, унижения и жестокость. И уже не контролируем себя. И вот яд обиды растекается по телу, отравляя все живое там. Я слышу как стучится Я повсюду в разных частях тела, оно просит меня мести и расправы за то, что кто-то посмел коснуться его небрежно. Оно хочет уничтожить весь мир, лишь бы вернуть себе былое могущество. Самое страшное не в том, что нас обидели, а в том, что Нас обидели. В том, что крепость, которая казалась неприступной, дала трещину. И в каждой такой правде о нас, умирает какая-то частица Нас. То есть гибнет то, что не должно было вообще родиться – самолюбие, которое некоторые путают с честью. И как настоящий демон, которого когда изгоняют, он цепляется за все подряд когтями, вытаскивает с собой и нашу душу. Тот, кто сможет пережить это, переживет и все остальное.

*

Развлечения прошлого становятся для меня все менее интересными, количество запахов и вкусов сокращается с каждым днем; становишься безразличным к еде на столе. При чем, чем проще предлагаемая пища, тем даже лучше. Но что я вижу, оглядываясь со скрипом в костях назад, – нет – ни счастья, ни радости, ни сожаления, – ничего такого к чему всю жизнь стремился, и когда-то гордился или хвастался кому-то, нет, – ничего из этого. В огромной стопке воспоминаний выделяется только отдельные сцены нарушения и соблюдения морального кодекса: того за что мне было стыдно, или за что становилось благороднее внутри. Такое ощущение, что я переживаю на старости лет не за свою жизнь, а за жизни других людей, с которыми мне довелось столкнуться за столь краткий период существования и чем-то нечаянно обидеть их. Странно, что только от одних воспоминаний добра, мои кости почему-то сразу перестает ломить, а голова перестает зудеть. Не могу понять, почему именно от воспоминаний добра начинают теплеть мои кости и быстрее течь кровь. Я понимаю, что если буду думать только о себе – потону, а если буду думать только о других – взлечу или меня потопят, это уже зависит от этих других. Самомнение – это всегда некая тяжесть, которая превращает хорошее в дурное. Легкость приходит, когда кому-то что-то даришь, особенно незнакомому человеку. А когда даришь ближнему, то ничего кроме исполнения долга не чувствуешь. Поэтому нам так приятно дарить подарки любимым при первом знакомстве, пока мы еще не знаем их слишком хорошо, и уже неприятно, когда узнали получше, но какими бы они ни были, от самого дарения уже ничего не испытываем. Почему так, – не понятно, ведь вся мировая история и экономика говорят об обратном. Нам твердят о том, что двигатель прогресса и процветания исключительно личная собственность и личный интерес. А может от нас что-то скрывают, или мы боимся сами признавать это публично. И получается так, что из поколения в поколение кочует ложь, и никто не хочет это исправлять. Нам всем твердят, как важна была свобода нашим предкам, как будто она не важна теперь нам. И тогда и сейчас, все кому-то прислуживали. Мы все от кого-то зависим, и по факту делаем то, что нам прикажут. Раньше это делали бесплатно, потому что тогда рабов кормили и одевали, а теперь это делают за деньги, чтобы кормить себя и одевать приходится самим. Но по факту ни тогда, ни сейчас, мы не свободны, и с веками мало, что изменилось. Вряд ли кто-либо чувствует себя сегодня независимым. Одно радует, что если наш хозяин влиятельный, то тогда мы можем общаться с другими хозяевами, которые от него зависят, как со своими слугами, оставаясь лишь его слугами. Вот и вся свобода: найти того, кто будет от тебя зависеть, так же как ты от кого-то. Раньше я думал, что я один такой несчастный, и от этого мне становилось еще тяжелее и грустнее. Теперь я понимаю, что все вокруг считают себя несчастными, просто умело это скрывают. Я только недавно это понял, и потому стал счастливым, так как сама мысль, что ты не один страдаешь, одно это дает облегчение. Всех всегда чего-то не устраивает, все хотят все поменять и начать жить сначала, но слишком быстро ко всему привыкают, и им ничего больше не остается, как страдать в одиночестве, пока никто не видит их позора. И думать почему им так не повезло. И почему ни одна из их мечт, так и не сбылась в реальности.

*

Сейчас я понимаю, что без надежды и веры в лучшее не выжить просто, однако в детстве я постоянно корил себя именно за эти чувства, и отчаянно с ними боролся, как с пережитками чего-то ненужного. Я так безудержно верил каждому слову, каждому обещанию, каждому приглашению, и точно так же безудержно разочаровался каждому грубому слову, каждому отворачиванию, каждому игнорированию. Обостренная впечатлительность работала в обе стороны с одинаковой силой. Но позже каждая улыбка в моей жизни стала предательской, и я долго не мог поверить и понять почему так происходило? А потому, что за улыбкой проще всего скрыть ложь и внутреннее беспокойство. Улыбка, она как легкая пробежка, всегда успокаивает и вруна и верящего, то есть меня. За улыбкой проще всего скрыть свои колебания и раскачивания перед тем, как что-то делаешь. А значит, все таки, те кто улыбаются, испытывают какие-то угрызения совести, а может быть просто пытаются скрыть личную боль. Они как бы натягивают эту маску, словно говорят нам: «Да все в порядке, видишь как мне весело!». Сколько раз ловил себя на мысли: «сначала нужно узнать человека поближе, прежде чем доверять ему что-либо ценное», и каждый раз нарушал данное себе обещание, только увидев его улыбку. Любая улыбка всегда обезоруживает. Всегда, это наше слабое место, ведь нас с детства учат, что когда нам хорошо, то мы улыбаемся, а когда нам хорошо, то мы не склонны к коварству. Точно так же мы оцениваем и других. Но почему-то в реальной жизни, все кто улыбались мне, предавали быстрее тех, кто смотрел на меня с суровым лицом, даже тех, которые меня критиковали во всем, то есть тем, кому я сам доверял меньше всего. Был у нас один парень, ходил всегда и улыбался довольный, всем рассказывал, куда он поступит, сколько будет зарабатывать, в каком большом доме будет жить. И говорил это всегда с улыбкой, и потому мы все верили ему без тени сомнения, кто-то завидовал даже, кто-то радовался вместе с ним, заводя с ним дружбу, делясь какими-то игрушками. На самом деле, оказалось, что он живет в полной нищете с бабушкой, которая работала уборщицей с нищенской зарплатой. А мы все наивно думали, что его родители респектабельные люди. Сначала, когда я об этом узнал, то обиделся на него, но потом понял, что это горделивое вранье – лишь попытка пережить свое нерадостное положение. Он хотел, чтобы хотя бы другие думали, что у него все хорошо. Вероятно, он не хотел говорить правду, чтобы никого не расстраивать, и избежать унижения. И он был прав, узнай кто из более обеспеченных семей об этом раньше, они бы никогда не допустили его в круг своего общения, и никогда бы не поделились своими вещами, и не приглашали бы так часто к себе в гости. Улыбка первый признак вранья, каким бы он ни был: имеющим корыстный интерес или скрывающий личную боль. Улыбающемуся человеку верить нельзя, так он пытается что-то скрыть от нас. Но что? Ведь так можно ненароком и обидеть страдающего человека или попасть в умело расставленные сети. С улыбкой я бы сравнил разве что еще слезы. Эта такая же ширма для любого обмана, особенно женского, и надо сказать, они более эффективны, чем улыбка. Потому что инстинкт разделить с незнакомым человеком его боль у нас почему-то гораздо выше, чем инстинкт разделить с тем же человеком его радость. Если хорошо попросят, то мы готовы помогать всем. Как жаль, что такие возвышенные чувства в наше время стали лишь приманками. Наверное, поэтому я не люблю все эти праздники, где полно улыбок, веселья, подарков, – потому что все это ненастоящее и притворное. При первом же скандале, они начнут друг друга проклинать, как будто никогда не было совместной радости. Для меня улыбка – это договор хороших отношений, а не маска, как для других. Поэтому я и не люблю эти маскарады, что толку, если скоро придется от них выслушивать уже оскорбления. С самого раннего детства я желал всем одного только добра, но окружающие в ответ только делали подножки, втыкали ножи мне в спину или плевали в лицо, потому что видели, что я перед ними открыт, доверчив и готов на любую помощь. После таких отдельных случаев, начинаешь себя перестраивать, и уничтожать все самое хорошее, становишься злым, коварным и недоверчивым, не хочется лишний раз даже улыбнуться случайному прохожему. Именно поэтому добра становится меньше, – просто потому что оно всегда не взаимно, в отличии от зла, за которое хочется мстить еще большим злом. Когда же зло станет такой же приманкой, как и добро?