Алая Завеса. Первый лик смерти

– Я считаю мальчика невиновным… Он не мог. Теперь я в этом уверен ещё больше.

Скуэйн наконец-то повернулась к Уэствуду всем лицом и уверенно и громко проговорила:

– Эмоции и догадки не значат ничего.

– Будем надеяться, что до правды мы доберёмся. Рано или поздно. Но в то же время у меня созревает другой вопрос. Почему вы вовлекли во всё меня и всё мне рассказываете?

– Потому что я проверяла твою реакцию, – улыбнулась Скуэйн.

– Реакцию на что?

– На правду. Кто-то определил Иллиция в одну камеру со Штрассером в самом начале. А потом помог ему бежать. Кто-то замёл следы убийства Тильмана Штрассера, когда это было необходимо. Кто-то просто водил следствие за нос и этот "кто-то" явно был частым гостем в полиции. И подозрительно быстро и легко узнал про Роковые Часы.

Выражение лица Уэствуда резко начало меняться, потому что в голову пришла самая худшая догадка по этому поводу.

– Что вы имеете в виду? – спросил Глесон, хотя уже догадывался, каков будет ответ.

– То, что тот самый продажный полицейский – это вы.

– Я? Это оскорбление! Я работаю тут почти тридцать лет, меня каждая собака знает.

– Но не я! – Скуэйн даже привстала из-за стола.

Её тон стал прямо-таки зловещим. Уэствуд слукавил бы, если бы сказал, что не испугался.

– Это ошибка!

– Я выведу тебя на чистую воду. Будь уверен. Жаль, что сейчас закон не позволяет мне ничего сделать своими руками.

– Сорвенгер обо всём узнает. И ограничит вас. Я невиновен. Я просто не могу им быть!

– Вот она – та самая реакция на правду. Я расписала тебе все твои действия по порядку, и ты всё понял. Ты согласился со мной, а ведь я только предполагала, не более того. Уэствуд, глаза тебя выдали. Скажи – на кого ты работаешь? На Молтембера?

– Я работаю на Якоба Сорвенгера и его участок полиции! Всё, я не желаю продолжать разговор. Он оскорбительный. Я покидаю вас, и не вздумайте идти за мной.

Уэствуд встал и, преисполненный жаждой гнева, отправился к выходу. Стоило сказать "спасибо" за вино, но эта женщина такого не заслуживала.

Сейчас она едва не разрушила репутацию Уэствуда. Завтра она расскажет о своих догадках Сорвенгеру и тот поверит ей. Есть между ними какая-то связь покрепче дружбы, которую они скрывают. Они будут считать, что нашли того самого сообщника Иллиция и с радостью отправят Глесона на суд, не предоставив никакого права слова.

В грязи Уэствуд погряз по самые уши. Нужно было выбираться.

Несмотря на внешнюю наивность и природную скромность, Уэствуд никогда не считал себя тем, кого можно легко обвести вокруг пальца. Слишком много обмана и предательств в своей жизни он пережил, чтобы впредь доверять кому-то или сдаваться.

Глесон никогда не был героем подавления восстаний, как известный Уильям Монроук, который стал фигурой едва ли культовой в каких-то кругах. Уэствуд остался тогда в тени, в безызвестности и бесславии, хотя участие принимал в войне непосредственное. Крови тоже немало пролил, немало эмоций оставил.

Но никто никогда не скажет за это "спасибо". Все забыли, что такое благодарность. После того, как Уэствуду ещё тринадцать лет назад вручили почётный орден борьбы с терроризмом, никто и никогда о нём не вспоминал.

Глесон ещё долго в одиночестве сидел в машине, размышляя, как несправедливо обошлась с ним судьба. Именно сейчас ему показалось, что жизнь достигла самого дна.

В то же время, это значило, что и терять ему, по сути, было нечего.

Поначалу он планировал взять бутылочку горячительного, и в одиночестве испить её, но никаких проблем это не решило бы. Несмотря на соблазн выпить и забыться в синем тумане, Уэствуд нажал на газ и поехал прямо в полицейский участок.

– Мистер Глесон? – удивился дежурный, едва завидев инспектора в дверях.

– Да, я, – ответил Уэствуд. – Сегодня ты освобождаешься от работы, иди домой. Я продежурю сам.

– Но у меня же смена, – неуверенно сказал дежурный.

– Марв, не испытывай моё терпение. Сегодня я продежурю вместо тебя, и оплату за смену ты получишь.

– Как скажете, мистер Глесон, – сказал Марв и отправился в кабинет за своими вещами.

Над участком нависла тишина. Уэствуд понимал, что его разоблачат в первую же минуту, но почему-то именно сейчас было на это наплевать. Его работа, истинное призвание – вершить справедливость, а не прыгать под дудку негодных людей. Глас рассудка не вторил самому себе и никакого выбора не осознавал.,

Когда Марв наконец покинул участок, Глесон снял связку ключей со своей стены, и, помявшись с пару минут, отправился вниз, в подземелья.

Он шёл очень тихо, не используя фонаря, и спящие заключённые вряд ли его замечали. А если и замечали, то, скорее всего, считали, что это очередная проверка охраны, на которую они уже внимания почти и не обращали.

Дойдя до нужной ему камеры, он нагнулся и проговорил:

– Вставай, Мерлин.

Но юноша спал, и эдакий полушёпот Уэствуда вряд ли вообще мог его разбудить. В кармане Глесон нашёл только завалявшуюся баранку, и, посчитав её за неплохой будильник, кинул прямо в подозреваемого.

Тот немного поёжился и повернул голову в сторону Глесона.

– Вставай, Мерлин, – повторил Уэствуд и зажёг спичку, чтобы юноша смог увидеть его лицо.

Увидев это, подозреваемый вскочил, и полусидя забился в угол кровати.

– Вы пришли убить меня? – испуганно спросил Юлиан.

– Нет, – ответил Уэствуд. – Скорее наоборот – спасти. Я тут краем уха слышал, как ты говорил, что знаешь, где можно найти Агнуса Иллиция. Это правда?

Юлиан протёр глаза, однако спичка в это время догорела, и видеть он лучше не стал. Новую же Уэствуд зажигать не стал, посчитав, что для юноши этого достаточно.

– Я не уверен, – сказал он. – В этом месте так много думаю, что разуверился почти во всём.

– Мы должны найти его, Юлиан, – поведал Уэствуд. – Мне нужна твоя помощь.

– Это не очередная ловушка?

– Можешь быть уверен, что нет. Ривальда Скуэйн оклеветала и меня. Единственный способ реабилитироваться – это найти Агнуса Иллиция и заставить рассказать правду.

Похоже, что Юлиана такое предложение очень заинтересовало. Не просто так же он вскочил со своей кровати и прильнул к внутренней стороне клетки:

– Мне кажется, что его укрывают вервольфы в лесу! – азартно проговорил парень.

– Ничего не объясняй сейчас. Ты пойдёшь со мной!

Уэствуд демонстративно потряс ключом перед лицом Мерлина. Не отрывая глаз от средства спасения, парень ответил:

– Вы не шутите?

– Нет. Тебе тут задерживаться нельзя. Каждая секунда может оказаться роковой и тебя убьют. Тот, кто решил это сделать прошлой ночью, не остановится. Так что собирайся.

Похоже, мальчик до сих пор не верил, что с ним предельно честны. Наверняка, он тоже разуверился в этом городе и потому перестал доверять кому бы то ни было. Как же Уэствуд понимал этого мальчика! Как же хотел открыться ему!

Но время не медлило. В очередной раз оглядевшись по сторонам и никого там не заметив, Уэствуд медленно повернул ключ и раздался щелчок.

Только что полицейский совершил то, что поклялся не совершать никогда. И всегда был уверен, что слова своего не нарушит.

Времена меняются.

16. Похититель

"Оклеветанный, униженный, израненный… Моя душа была буквально освежёвана, но то, что ещё осталось, полыхало ярким огнём. Ещё недавно я говорил, что в этом городе неоткуда ждать помощи и полагаться можно на себя. Но сегодня случилось приятное исключение, которое вернуло мне веру в человечество и в человечность. Во мне снова заиграл огонёк природного любопытства и безумия…"

Юлиан Мерлин, ноябрь 2010

– Как вы сказали? Роковые Часы? – ещё раз переспросил Юлиан у ангелоподобного полицейского-спасителя, сидя на переднем пассажирском сиденье машины, которая стремительно рассекала Свайзлаутерн.

Ситуация кое-что очень напоминала Юлиану. А именно последние часы жизни Грао Дюкса. Если сейчас ещё и Глесон умрёт прямо за рулём машины, это удивит парня уже не так сильно.

– Именно они, – ответил Глесон. – Мне кажется, что Скуэйн уже знала про них, поэтому ничему не удивилась. Знаешь ли, это очень сильный артефакт. И поговаривают, что проклятый. Каждый, кто им пользовался, в скором времени умирает. При загадочных обстоятельствах.

– Но как вы узнали? – спросил Юлиан.

Если Глесон не умрёт за рулём машины, то завезёт Юлиана в ловушку. Где-нибудь на окраине города его будут поджидать двенадцать мужчин в широких шляпах и ружьях, которые расстреляют Юлиана, даже не дав шанс что-то сказать.

Как он мог доверять даже этому честному с виду полицейскому? Где гарантии, что его не заколдовали и это не очередное ухищрение с целью погубить невинную душу Юлиана? И кто вообще сказал, что Глесон и сам не работает на Молтембера и Иллиция?

– Мне очень повезло, – сказал Глесон, поворачивая куда-то направо. – Я нашёл знакомых Золецкого? и они хранили его старые письма. В одном письме я и нашёл обращение к Штрассеру. Но всё легко только тогда, когда знаешь, как работать. Только Скуэйн этого не знает и решила меня во всём обвинить.

Юлиан тоже подозревал Глесона. Он вообще всех подозревал.

– Это какая-то уловка, – предположил Юлиан.

– Уже завтра она расскажет это некоторым людям, ей поверят, и меня открыто обвинят. Посадят, как и тебя, в какой-нибудь изолятор, и я уже ничего не смогу сделать. Поэтому теперь мы с тобой в одной лодке. Нам обоим нужен Агнус Иллиций, без него способа спастись нет.

Юлиан кивнул.

– Справедливости ради, пару раз Агнус Иллиций был замечен, – сказал Глесон, повернув к Юлиану голову. – Не нами замечен, но он же был объявлен розыск. И лицо его и в каждой газете, и на каждом фонарном столбе. Люди видели его где-то на окраине, но нам даже при помощи их слов ничего найти не удалось. Да и кто ж знает их, людей-то. Обознаться могли же? Да? Тоже так думаешь?

– Иллиций очень умён для того, чтобы так легко попадаться, – ответил Юлиан. – Он неуловим, как молния. И даже то, что его заметили, не даёт никакого преимущества. Вдруг он сам так захотел?

– Ты в тюремной камере долго об этом думал?

– А что там ещё делать? Собеседника у меня отняли. Того, который чуть не вогнал заточку мне в грудь. Вот я и думал обо всём, что случилось. Переживаю, что пока сидел там, всё изменилось и теперь нам больше не найти Агнуса Иллиция. Никто за это время больше не умер?

Юлиан неожиданно сам для себя стал слишком разговорчив. Ещё бы – с кем только не разговоришься после затворного одиночества!

Но в то же время Юлиана без перерыва буквально раздирало изнутри то, что он не знал, рассказать ли Глесону о том, что он узнал в Комнате Воспоминаний Грао Дюкса. Глесон не вызывал слишком много подозрений, говорил он очень убедительно, но всё же Юлиан эту историю приберёг для других времён. Тем более, что под зельями правды Иллиций сам всё выложит.

– Люди умирают каждый день, – ответил Глесон. – Но ничего подобного тому, что было. Тебя это расстроило?

– Нет, вам показалось.

– Ну, как знаешь.

– Нам нужно попасть в больницу Святых Петра и Павла, – сказал Юлиан, когда Глесон где-то остановился и поставил машину на ручной тормоз.

– Это ещё зачем?

– Там должен находиться один вервольф, через которого мы всё узнаем.

– То есть сейчас ты ничего не знаешь? – недовольно спросил Глесон, открывая им обоим двери. – Вылезай, мы приехали. Я думал, ты знаешь точное место наверняка, и мы сейчас туда отправимся.

– Простите, сэр, но я не успел. Меня арестовали. Я знаю, что это находится в лесу, но лес большой, и мы там можем до утра блуждать. А вот вервольф приведёт нас к своей стае и облегчит задачу.

Только произнеся эту фразу, Юлиан вылез из машины и спросил:

– Куда мы приехали?

– Это мой дом, – ответил ему Глесон, закрывая обе двери ключом.

Машина было очень старой и буквально разваливалась.

– Но зачем нам сюда? – удивился Юлиан.

– Там оружие. А ещё нам нужно подкрепиться и составить план.

"Подкрепиться" – это самая лучшая идея за сегодня. Даже чуть лучше, чем побег из подземелья.

Излишеств Глесон ему не предоставил, но сравнительно скромная трапеза от блюстителя закона оказалось в несколько тысяч раз лучше той, которой Юлиан питался последние несколько дней.

И сам дом, хоть и был хуже, чем у Ривальды Скуэйн, но в сравнении с тем, что было, не нуждался.

– Только жену не разбуди, – предупредил Глесон, откусывая сосиску. – А то объяснений не оберёшься. Я и не знаю, что она подумает, увидев тебя.

– Я бы сказал вам, кто этот вервольф и где находится, но это может быть опасно, – сказал Юлиан, с сожалением осознавая тот факт, что так и не доверился к Глесону.

– Понимаю. Ты опасаешься, что узнав, кто он и где, я убью его, и единственная ниточка в охоте на Иллиция будет потеряна. Это очень справедливо и убедительно. Ты мог бы стать очень перспективным полицейским.

– Ни за что, – ухмыльнулся Юлиан. – Только не это.

– Времена меняются и всё непредсказуемо. Значит, ты отправишься к вервольфу один?

– Да. Вы будете ждать меня снаружи и по возможности контролировать ситуацию.

– Опасно всё это, Юлиан, – покачал головой Глесон.

– А нам другого выбора не дали.

– Только ночь к концу. Я не думаю, что соваться утром в больницу и в лес – это хорошая идея. Боюсь, что на наш страх и риск придётся переждать до вечера, а потом уже приступать. Я думаю, ты не против?

Юлиан отодвинул в сторону пустую кружку из-под чая. Определённо, огромнейшее "спасибо" Уэствуд Глесон заслужил.

– Уже утром меня объявят в розыск. Я смогу быть здесь в безопасности? У вас в доме? – с надеждой спросил Юлиан.

– Думаю, что сможешь, – покивал головой Глесон. – Тебе придётся спрятаться в подвал и не высовываться оттуда.

– Но мне кажется, что Ривальда Скуэйн первым делом отправится искать меня именно к вам в дом?

– И как же я не подумал? – почесал затылок Глесон и привстал.

Всё это выглядело немного подозрительно.

– А надёжных друзей, у которых можно спрятаться, у тебя нет? – спросил Глесон, после чего на секунду остановился и снова стал расхаживать вокруг стола.

– Вы же сами знаете, – развёл руками Юлиан. – Я в этом городе меньше двух месяцев и всегда жил у Ривальды Скуэйн. Только теперь, понимаете сами, я остался кем-то вроде бездомного. Я знаком, конечно, с некоторыми людьми, но они меня и в гости-то ни разу не звали, не то что переночевать.

Глесон остановился, присел и задумался. У него легонько задергалась левая скула, будто бы даже не подчиняясь инспектору и живя своей жизнью. Юлиан понял, что Глесон и сам в растерянности и давно не знает, что делать.

– В таком случае, – начал уныло лепетать Юлиан. – Мы должны рискнуть и не ждать до утра. Отправимся в больницу Петра и Павла, пока она ещё не закрылась, и вытащим оттуда вервольфа.

– Прямо сейчас? – удивлённо спросил Глесон.

Похоже, что этот человек не очень привык к неожиданностям и прочим авантюрам. Его всегда устраивала целиком и полностью его скучная и обывательская жизнь и другой он никогда не хотел. Не помышлял о чём-то большем, таком, что в один краткий миг может необратимо изменить жизнь.

Тут недвусмысленно напрашивается аналогия с жизнью Юлиана Мерлина, в особенности же с её последними двумя месяцами, которые включили себя главным образом побег из-под крыла дедушки, попадание в рабство к Ривальде Скуэйн и всё такое прочее. Каждое из этих событий, случившихся под действием мимолётных и необдуманных, казалось бы, пустяковых решений, поменяло жизнь в корне, сделав Юлиана Мерлина уже не тем человеком, каким он был раньше.

– Да. Я думаю, что так будет лучше, – кивнул Юлиан, который, надо сказать, в своих словах тоже не был уверен целиком и полностью.

– Что для этого нужно? – спросил Глесон, делая такой вид, что готов на всё, что угодно, что скажет юноша.

Почему этот инспектор совершенно не опасается того, что Юлиан и впрямь может быть задействован в тех кошмарах, которые происходили во всём городе? Почему доверяет именно ему, а не людям, которых знает уже очень и очень много лет? Всё это даже немного льстило Юлиану, и он начал осознавать себя человеком необычайно важным.

– В идеале – пара листов красного призрака, а ещё верёвка-прилипала из магазина шалостей. Кажется, так и называется – "верёвка Ромео".

У Глесона буквально глаза полезли на лоб, после того, как он услышал это. Наверняка, это и было ответом Юлиану на слишком разыгравшееся воображение.

– Можно заменить порохом, который позволяет летать, – словно поправил сам себя Юлиан. – У меня был и красный и призрак, и порох, но всё это в моей комнате в доме миссис Скуэйн. А это неприступная крепость и туда никак не пробраться.

– Верно говоришь, – кивнул Глесон. – Порох у меня есть, но вот только тебе придётся обойтись без красного чуда-листа, который сделает тебя невидимым и незаметным даже для самого Меркольта.

– Это опасно, – ответил Юлиан.

Ибо он считал красный призрак надёжнейшим помощником любого, кто вдруг решил поиграть в шпиона и беглеца. Ещё бы – невооружённым взглядом обнаружить того, кто защищён этим листом, попросту невозможно! В библиотеке Ривальды Скуэйн Юлиан как-то читал, что есть специальные приборы, которые могут выявить того, кто скрылся. А ещё некоторые существа чувствительны к красному призраку и могут его заметить. Да, заметить наличие самого красного призрака, а не человека который он принял. Но, впрочем, это немногим отличалось бы.

Сначала Юлиан думал, что на месте Агнуса Иллиция он закупился бы целым мешком этого счастья и постоянно принимал бы его. Поначалу он даже пытался озвучить в Департаменте идею, что Агнус Иллиций постоянно принимает красный призрак. Но его быстро осадили, объяснив, что это растение крайне токсично и постоянное его употребление хотя бы однажды в день может привести к необратимым последствием. Ещё обвинили его в незнании трав и отправляли лучше учить уроки.

Впрочем, это знание не мешало Юлиану время от времени грешить красным призраком. Но в этот раз, увы, он был лишён его.

– Мы оказались втянуты в опасность не по своей воле, – сказал ему Глесон. Но это – единственный способ спасти наши жизни.

– И поэтому придётся подвергать себя опасности как можно больше, – не то спросил, не то ответил Юлиан. – На полную катушку, так сказать.

– Да нет же, – поправил его Глесон. – Ты мне и вовсе смутьяна напоминаешь. Нам, напротив, нужно быть максимально осторожными. Веришь или нет, но я уже почти двое суток не спал. И меня жутко валит с ног.

– Но вы знаете, что спать нельзя.

– Конечно. Больше кофе. Нам пора в путь, Юлиан.

Конечно, Юлиан никуда не хотел. Даже невзирая на то, что именно он выступил инициатором отказа от отдыха и немедленного выступления. Такое своего рода необходимое зло самому себе, чтобы сделать всё так, как надо, а не так, как могло бы быть, если бы Юлиан отказался думать и отдался бы в руки судьбы.

Божественная тишина окружила Свайзлаутерн, захватив его в свои объятия до самого рассвета. Благо, рассвет ещё не наступил, и ни кому в голову не пришло выходить прогуляться, поэтому машина с Уэствудом Глесоном и Юлианом благополучно подобралась к больнице Святых Петра и Павла.

– Возьми это, – протянул Глесон Юлиану в руку револьвер за секунду да того, как тот собирался выйти на своё опасное дело.

– Вы серьёзно? У меня же нет никакой лицензии…

– Тебе ли говорить? Человек, который уже два раза попадал в следственный изолятор. Если что, он заряжен серебряными пулями. Знаешь же, что выстрел серебряной пулей прямо в сердце для оборотней смертелен…

– Это вервольф, – поправил Глесона Юлиан.

– Не суть какая разница, – как ни в чём не бывало продолжил инспектор. – Боятся они одного и того же. Выстрел не в сердце их, конечно, не убьёт, но поранит, и рана будет долго заживать. На случай, если вдруг этот твой вервольф не захочет с тобой разговаривать, поверти перед его носом револьвером.

Юлиан неуверенно взял в руки кобуру с револьвером. Что должно быть дальше? Внутри больницы он найдёт труп условного Стюарта Тёрнера, необыкновенным образом убитого именно тем пистолетом, который держал в руках Юлиан? Из-за всех сторон вылезет полиция, окружит Юлиана и тогда уже доказательства будут неопровержимы.

Таким образом – варианта было лишь два. Либо Глесон действительно честно настроен и проявил величайший знак доверия, либо же и впрямь собирался тупо подставить Юлиана. Но не оставалось ничего другого, кроме как рискнуть.

Юлиан спрятал во внутренний карман пальто револьвер, но всё ещё не вышел из машины. Он посмотрел на Глесона таким взглядом, будто напоминал тем самым о чём-то очень навязчивом.

– Мистер Глесон, – пробормотал Юлиан, кивая глазами куда-то в сторону груди.

– Ах, да! – опомнился Глесон и вытащил свой полицейский значок. – Отдавая тебе его, я рискую больше, чем когда отдавал тебе револьвер. Запомни это и будь осторожен, как никогда.

Юлиан повертел в руке железный, выполненный в форме герба Свайзлаутерна, агрегат, наделяющий его прямо здесь и сейчас немалой властью. И как Юлиан добрался до того, что один из самых известных полицейских в городе даёт ему на время свой значок?

Это придало ещё больше значимости и без того напыщенному взгляду Юлиана. Напыщенному, но напуганному.

– Удачи, – произнёс Глесон, после чего Юлиан кивнул и приоткрыл дверь.

404 палата – это совершенно точно четвёртый этаж. Но с какой стороны? Не было времени на размышления, надо было найти хоть какое-то незакрытое изнутри окно. Не так просто это сделать в это не самое тёплое время года, да ещё учитывая, что на улице ночь.

Но Юлиану найти удалось. Бросив на землю горсть пороха, он взлетел и медленно устремился вверх, к самому четвёртому этажу. Он бы мог пролететь мимо нужного окна, если бы в своё время едва ли не мастерски научился пользоваться парящей субстанцией.

Зацепившись руками за подоконник, Юлиан тихонько приоткрыл его и заглянул внутрь. Тьма кромешная. Больница спала, не подавая совершенно никаких признаков жизни.

Забравшись внутрь, он первым делом огляделся и нашёл дверь хоть какой-нибудь палаты. 432. Значит, не так уж он и близко к конечной цели, но, по крайней мере, он на правильном пути.

Откуда-то снизу раздался женский кашель, заставивший Юлиана содрогнуться. Насколько он мог полагать, на ночное дежурство должна оставаться хотя бы одна медсестра. Вряд ли она будет ежеминутно обшаривать все этажи в происках злоумышленников вроде Юлиана Мерлина. Да и бодрствовать будет вряд ли. Однако ухо стоило держать востро – немало неприятностей было пережито из-за неосторожности.

Юлиан дунул в воздух и в нём мгновенно образовался небольшой горящий огненный шар, который должен был освещать путь Юлиану. Обычно в таких случаях он использовал фонарь, потому что использование магии требовало постоянного сосредоточения и внимания, иначе огонёк погасал. Тем более, это хоть немного, но отнимало внутренние силы.

Он подошёл к плану эвакуации к стене, который планировал использовать в качестве карты. Итак, прямо до развилки, потом направо до упора, там снова направо и первая же дверь слева – это нужная палата. Самое главное – не забыть, потому что частенько кое-что только увиденное Юлиан забывал. Главным образом это касалось информации из учебника или с урока, но никто не гарантировал, что память может подвести и в этот ответственный момент.

Как бы сейчас был полезен один несчастный листок красного призрака! Он бы сорвал этот план эвакуации со стены и тоже сделал бы его невидимым! Ничего не боясь, ни о чём не волнуясь и не думая, Юлиан вольготным и лёгким шагом пошагал бы на встречу с вервольфом Теодором и с большим количеством уверенности, чем сейчас, явно добился того, чего хотел бы.

Но дорогу он не забыл, и в тёмных коридорах никто его не поймал. Трупов, которые он ожидал тут найти, тоже видно не было. Пока всё складывается так, как надо.

Тихо приоткрыв дверь палаты № 404, Юлиан просунул туда только одну лишь голову и посмотрел. Одиночная палата. Очень повезло. Как Теодору, так и Юлиану.

Только Теодор ли это мирно спал прямо посередине?

Юлиан подошёл к нему. Вряд ли возможно было узнать в этом черноволосом кучерявом пареньке того самого угрожающего волка, при помощи которого вервольфы едва не отправили на тот свет Юлиана и его друзей.

Он всё так же спал. Ничего не замечал. Немного пригнувшись, Юлиан прикоснулся амулетом, подаренным Ривальдой, к коже больного и отпрянул.

На руке Теодора появился махонький ожог, утверждающий то, что он был восприимчив к серебру, а значит, являлся либо оборотнем, либо вервольфом.

– Вставай, Теодор! – вслух сказал Юлиан, совершенно забыв о страхе быть обнаруженным.

Сон у вервольфов должен был быть очень чутким, поэтому Юлиан был весьма удивлён, что больной никак не отреагировал на ожог серебром. Теодор вообще мог проснуться только от того, что учуял в помещении наличие серебра.