Алая Завеса. Первый лик смерти

Но Юлиан не был сторонником скрытности, которой придерживались Семеро. Всё уже держалось на волоске и Юлиана должны были выслушать.

Выходило, что присяжные тут совсем ни при чём? И то, что четверо из семерых, заключивших договор с Эрхарой, состояли в совете, было лишь совпадением?

Всё это означало то, что весь совет присяжных, в том числе и сам Юлиан, находятся в безопасности. Все, за исключением одного человека, и нет смысла повторять это имя.

На этот раз он просто так не уйдёт, как это случилось тогда, когда Якоб Сорвенгер отказался принимать сведения Юлиана об Иллиции и вервольфах за достоверные.

Эрхара, Договор, Семеро, Скуэйн… Юлиан очень боялся того, что всё это в голове у него перепутается, и он будет нести в полиции полную чушь. Он бы очень мог, тем более, что его внутри буквально раздирало и он очень хотел выпалить всё одновременно, не задумываясь ни о каких последствиях.

Однако на выходе его ожидал крайне неприятный сюрприз. Дом был окружён полицейскими машинами, по периметру сверкали магические молнии, а сам Якоб Сорвенгер стоял с огромным ослепляющим фонарём и ждал того, кто выйдет из дома.

– Юлиан Мерлин, кладите оружие на землю, вы арестованы! – возвестил Сорвенгер во всё такой же огромный мегафон.

Что?

Арестован? За что? Почему сам Якоб Сорвенгер, шишка в полиции и Департаменте, выехал на арест?

– Я ни в чём не виновен! – недоумевающе крикнул Юлиан, но всё же руки за голову сложил.

Оружия при нём никакого не было – Сорвенгер явно переборщил.

– Вы имеете право хранить молчание! Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде!

– В суде? – спросил Юлиан, когда сзади на него неожиданно надели наручники.

– Да, – сказал Сорвенгер. – Вы обвиняетесь в убийстве Грао Дюкса.

И тут душа Юлиана ушла в пятки. Этого не может быть. Город решил ополчиться на него, но спорить и бороться сейчас не было никакого смысла. О каком ещё суде говорит Сорвенгер?

Доселе, когда с Юлианом случались неприятности, он как-то слишком легко переживал их. Скорее всего, потому что твёрдо был уверен, что в конечном итоге выпутается из них.

Но почему этого чувства не было у него сейчас?

14. Заключённый

"Невиновных в этом городе нет. Но если выбирать из них самых честных, я явно оказался бы среди кандидатов. Только в городе, в котором все врут, не верили и мне."

Юлиан Мерлин, ноябрь 2010

– Сейчас ты по порядку и очень подробно расскажешь мне, что произошло, – ещё раз медленно и размеренно проговорил Якоб Сорвенгер.

Нервы комиссарра были явно на пределе, и Юлиан остерегался того, что сейчас Сорвенгер возьмёт в руки какой-нибудь стул и перейдёт к другому методу допроса.

Юлиан и сам был на взводе, потому что в апатию своё удивление он перевести не смог.

– Я не причастен к гибели Грао Дюкса, – сказал Юлиан точно то же самое, что и пару минут назад.

– Правда? – спросил Сорвенгер и приблизился к Юлиану, чем заставил его немного испугаться. – Но всё указывает на обратное, мой юный друг. Теперь я понимаю, что в ночь его смерти ты оказался с ним не просто так.

Часы уже пробили два ночи, но это собрание расходиться не собиралось. Сорвенгер совсем не думал о сне, но стоявший в углу младший инспектор Пол Уэствуд Глесон явно клевал носом.

– Это была случайность. Герр Сорвенгер, я должен вам кое-что рассказать.

– Ни слова! – шкала спокойствия комиссара явно сдвинулась с места. – Сказки свои будешь рассказывать в тюрьме, где ты окажешься очень и очень скоро.

– Грао Дюкс раскрыл мне план Молтембера и я должен предупредить вас…

– Мы на допросе. Не путай допрос и литературный вечер. Итак, в ночь гибели герра Дюкса ты чудесным образом оказался с ним в машине. Он загадочным образом погиб, а ты выжил. Едва покинув больницу, ты украл ключи у Гёкхана Эриксена и проник в дом к Грао Дюксу. С какой целью?

– С целью узнать…

– Узнать что? – недовольно спросил Сорвенгер. – Знаешь ли, мне ситуация видится совершенно с иной стороны. Ты что-то хотел у него украсть. Что-то такое, что при жизни он ни за что бы не отдал. Моя версия правдива?

– Нет.

Юлиану очень хотелось выпалить всё, что он узнал, но это было определённым риском. Воспоминания Грао Дюкса предупредило его, что договор с Эрхарой в любом случае карается смертью, а этого допустить было нельзя.

– Ты был под подозрением ещё неделю назад, когда случилась авария, – поведал Сорвенгер. – Но я сам настаивал на том, что это не мог быть ты. Но теперь… Когда ты снова оказываешься втянут в дело Грао Дюкса…

– Его убил не я, а Агнус Иллиций…

В это время дверь кабинета открылась и вошла Ривальда Скуэйн. Её появление показалось Юлиану лучиком надежды, ведь только с ней он мог откровенно поговорить о том, что узнал час назад. Но, увидев её промелькнувший взгляд, Юлиан понял, что всё потеряно.

– А я говорила, Якоб, – сходу сказала она, усевшись прямо за рабочее место Глесона.

– Ты всегда права, – согласился с ней Сорвенгер. – Прости, что я не верил. Как ты узнала, что сегодня он отправится в дом к герру Дюксу?

– Он не так неуловим. После гибели Грао он дал промашку. Эта ошибка стоила ему проигрыша.

– Вы серьёзно? – воскликнул Юлиан. – Миссис Скуэйн, вы считаете, что я кого-то убил?

– Да, Юлиан, – сухо произнесла она, рассматривая какие-то важные бумаги Глесона. – И я постараюсь доказать твою причастность к убийствам Ровены Спаркс и Люция Карнигана.

– Ещё и их? Вы с ума сошли? – не вытерпел Юлиан.

Он был готов начать крушить весь кабинет, но руки его были закреплены наручниками к столу. Ещё бы – на данный момент он самый опасный преступник Свайзлаутерна.

– Я тоже так думала. Но мои глаза не врут мне. На задней стороны затылка Грао Дюкса были найдены следы удара тяжёлым предметом. Мы не говорили тебе об этом, чтобы ты считал, что контролируешь ситуацию.

– Но это логично! – воскликнул Юлиан. – Мы же врезались в дерево!

– Рана была нанесена до смерти, а не после, как хочешь сказать мне ты.

– Но я же не такой идиот! Я бы не стал убивать человека в машине, которая ехала на полной скорости! Это чудо, что и я выжил!

– Она не ехала на полной скорости, – сказала Ривальда. – Скорее всего, она не ехала вообще, когда ты убивал Грао Дюкса. Ты ударил Грао Дюкса по голове, что могло привести либо к потере сознания, либо к мгновенной смерти. Ты не мог знать наверняка. Чтобы скрыть следы преступления, ты инсценировал аварию. Так? Отпираться глупо.

– Глупо – это то, что вы сейчас сказали.

– Нет. Глупым был ты, когда проворачивал своё дело. На автомобиле Грао Дюкса не была включена передача. По-моему, на нулевой передаче машины об деревья не разбиваются.

Юлиан оказался загнан в угол. Теперь и впрямь отпираться глупо, потому что правда не значит абсолютно ничего.

– Но вы же врёте, миссис Скуэйн! – в отчаянии крикнул он.

– Будь осторожнее со словами, – сказал Юлиану Сорвенгер. – Ты разговариваешь с работником Департамента.

– Вы все лжёте! – сказал Юлиан. – Не надо сознаваться в этом, миссис Скуэйн. Но знайте – в доме у Грао Дюкса я узнал всю правду. В том числе и о вас.

– Он мне твердил об этом целый час, – проговорил Сорвенгер. – Но в доме Грао Дюкса нет никаких записей. Он был обыскан неоднократно.

– Это Комната Воспоминаний, – поведал Юлиан. – Миссис Скуэйн, мне надо срочно поговорить с вами наедине. Тогда я не выдам вашей тайны.

– Как ты смеешь обвинять меня в чём-то? На данный момент самый лучший выход для тебя – это молиться, что мы не найдём доказательств убийств Ровены Спаркс и Люция Карнигана.

Юлиан опустил голову вниз. Он усердно сочинял в голове умную речь, но слова не приходили в голову. Мелькали образы, картинки, какие-то формулы, но в слова они не преобразовывались. Теперь Юлиан всё прекрасно понимал, но сам стал жертвой своих же знаний.

– А вы ведь всё знаете, миссис Скуэйн, – тихо сказал Юлиан, но потом увеличил тембр. – Вам не может быть неизвестно, о чём же таком я узнал в доме у герра Дюкса. Вы знаете, что произойдёт через три дня. Знаете, что вам никто не поможет. Знаете, что я ни при чём.

– Замолчи, Юлиан. Тебя никто не собирается слушать, – равнодушно проговорила Ривальда.

– Да мне плевать, что не собираетесь! В какую игру вы играете? Скажите прямо! Вы же всё равно всех купили здесь! Сорвенгер открыто говорит вашими словами! Что это? Внушение? Деньги? Или вы умеете убеждать другим способом?

Он с силой ударил ногой в стол, но угодил мизинцем прямо в ножку, и острая боль пронзила всё тело. Но её глушила накапливающаяся злость Юлиана. Демон внутри рвал цепи и грозился вырваться наружу.

Это даже заставило Глесона очнуться и снова прийти к жизни.

– Я умею усмирять людей, – сказала Скуэйн. – Ты хочешь, чтобы я тебя усмирила?

– А мне уже всё равно. Я проиграл. Но правда за мной, а не за вами. Вы знаете, что случится, если через три дня вы умрёте? Вам будет всё равно, поэтому я не понимаю, какой толк в том, что вы оградили меня от общества, посадив сюда. То, что я не выдам вас людям, спасёт вашу репутацию, но не жизнь. Или у вас в запасе другой план, а я ему мешаю?

Ривальда смотрела на него таким взглядом, будто понимала каждое его слово и действительно знала, что юноша прав. Но в то же время это лицо отражало и равнодушие в отношении к Юлиану, не позволяя выйти наружу хоть капле человечности.

– Надо наложить на него какое-нибудь заклятье, – предложил Сорвенгер. – Пусть успокоится, а утром мы вернёмся к этой теме.

– Но вы же не собираетесь меня слушать! Поговорите между собой, придумайте новые улики. Герр Сорвенгер, вы честный человек, вы должны понять, что она обманывает вас! Инспектор Глесон, вы ведь тоже понимаете…

Глесон был слишком молчалив. Юлиан догадался, что на инспектора было наложено какое-то заклятье, которое не позволяло ему выговориться. Или не говорить вовсе.

– Пора в камеру, Юлиан, – сообщила Ривальда. – Пора привыкать к ней.

– Через три дня вы умрёте. Тогда люди поймут, что я невиновен и оправдают меня. Заклятье разрушается со смертью наложившего, значит герр Сорвенгер и инспектор Глесон одумаются.

– Ты угрожаешь мне смертью? – удивилась Ривальда.

– Не я, – сказал Юлиан. – Вы сами знаете, кто.

– Вставай! – перебил его Сорвенгер.

Юлиан встал, но максимально пытался сохранить горделивое выражение лица. Пусть он и проиграл, но честь он сохранит, как может. Ведь на данный момент у него ничего нет.

– А я всё же скажу! Пусть слышат все! Договор с Эрхарой! Я вижу по вашему лицу, оно изменилось. Молтембер оттуда бежит и, мне кажется, что вы как раз этого и хотите.

В это время Ривальда вытянула руку вперёд и волна заклинания едва не вырубила Юлиана. Уже падающего юношу подхватили Глесон и Сорвенгер и вывели вон из кабинета.

Напоследок Ривальда приподняла голову Юлиана и сказала ему прямо в лицо:

– Никогда не смей меня обвинять в связи с чёрными силами. За обвинение, связанное с Эрхарой, я уничтожу тебя собственноручно.

Юлиан попытался бросить ей что-то в ответ, но обнаружил, что его губы не двигаются. Зато голос в голове кричал "Теперь я точно знаю, что вы замешаны", но его не слышал никто.

Более того, никто не собирался слушать.

Юлиана волокли в подвал, куда поглубже, туда, где было холоднее всего. И заключённых тут гораздо меньше, и место мрачнее. Пожалуй, самое идеальное место для того, чтобы провести здесь ночь. Возможно, что и не одну.

Юлиан даже не заметил сразу, один ли он в камере или нет, потому что инспектор Глесон приложил свою руку к его лбу и юноша мгновенно уснул.

А утром он проснётся в надежде, что это сон. И история продолжится.

Но утро началось совершенно не таким образом, каким он планировал. Уже часов в семь над его головой раздался громкий крик, заставивший в мгновение ока проснуться. Это был инспектор Глесон, который снова вызывал Юлиана на допрос.

Идеальное начало утра. Свайзлаутерн – это настоящий город-сказка.

На этот раз не было ничего особо интересного – Сорвенгер задавал все те же самые вопросы, что и ночью, Юлиан примерно то же самое отвечал. На этот раз комиссар не был таким нервным, но явно тепла к Юлиану он излучал мало.

– Я пойду попью кофе, – сообщил он примерно через час. – Уэствуд, проследи за ним.

Сорвенгер окинул на прощание Юлиана крайней презренным взглядом и отправился восвояси.

Юлиану очень хотелось биться головой о стол до тех пор, пока мозги не вытекут наружу. По крайней мере, это оградит Юлиана от позорного пребывания в этом месте и не менее позорного грядущего будущего в тюрьме за убийство, которое он не совершал.

– Ох, юноша, вашаи приключения в этом городе начались в этом месте и, всё идёт к тому, что здесь же закончатся, – печально проконстатировал факт Глесон и присел за своё место.

– Вот ведь ирония, – подыграл Юлиан, опустив голову и уставившись на свои кеды.

Только сейчас он обнаружил, что на ночную работу он вышел в брюках, пальто и кедах.

– Я не пытаюсь шутить, – поведал Глесон. – Всё это печалит меня больше всего.

– Вы верите в то, что я виновен? – спросил у инспектора Юлиан.

Глесон немного покрутил свои рыжие усы, и, прикусив нижнюю губу, сказал:

– Я не знаю, во что верить. Но против тебя и впрямь немало улик, с которыми трудно поспорить.

– А вы своими глазами эти улики видели? – спросил Юлиан, надеясь, что приблизится тем самым к истине хотя бы на маленький шажок.

– Некоторые видел, а некоторые нет. Я тут собирался у тебя кое-что другое спросить. Вчера вдруг промелькнули слова про Эрхару. Что ты имел в виду?

Юлиан насторожился.

– Это значит, что вы не были заколдованы вчера? – спросил он.

– О чём ты?

– Я думал, что Ривальда Скуэйн заколдовала вас, и вы не могли слышать и говорить. И, наверняка забыли всё.

Глесон около секунды переваривал случившееся, после чего легонько ухмыльнулся и ответил:

– Нет, Юлиан Мерлин. Я слышал твои предположения вчера, и, отлично понимаю, что сделаны они были под состоянием стресса. Это допустимо. Ну, так что? Ты скажешь, что имел в виду, когда произносил слово "Эрхара"?

В другом случае Юлиану могло бы показаться, что Глесона сюда кто-то заслал для того, чтобы он выведал его тайны. Но инспектор выглядел настолько честно, что заподозрить его в таком было совершенно невозможно.

– Я не могу вам сказать, – тяжело произнёс Юлиан. – Обо всём этом я могу говорить только с миссис Скуэйн.

Само собой, Юлиан сомневался в правильности своих решений. Может, и стоило Глесону всё рассказать? Он человек добрый и должен понять всё. Только вот вряд ли Ривальда допустит в свет и его.

Рассказать всё Глесону могло быть равнозначно обречению инспектора на удел Юлиана.

– Но я инспектор полиции, – сказал Глесон. – У меня есть право задавать тебе такие вопросы.

– Я не знаю законов, – сознался Юлиан. – Но при аресте герр Сорвенгер сказал мне, что я имею право хранить молчание.

– Хорошо. Имеешь. Но я с тобой хотел поговорить не как полицейский, а как человек. Понимаешь, мы тут не пойми кого на заключение или казнь не отправляем. Каждое дело досконально расследуется. Я не помню, чтобы невиновного признавали виновным. Не в моём участке и не в мою смену.

– У меня не тот случай. Скоро я и сам поверю, что виновен.

– Если ты и впрямь не виновен, – сказал Глесон. – То ни за что не сядешь в тюрьму. Сорвенгер не позволит. Он очень умный комиссар.

В этот момент вернулся Сорвенгер и более-менее чего-то стоящий разговор с Глесоном прекратился. Всё началось сначала, и начиналось ещё не раз, но к нужному результату не приводило.

Ни тот, ни другой не желали сдаваться.

Юлиан с горечью осознал, что у него опять началась новая жизнь. Слова Глесона о правосудии ничего не значили, потому что если против него придумывает улики тот, кто должен защищать, ничего не добиться.

Если судья хочет признать подсудимого виновным, двух вариантов быть не может.

Если Ривальда Скуэйн хочет чего-то добиться, она сделает это легко и в изящном стиле. Например, так, как сделала сейчас.

Всё-таки, как же хитро она победила Юлиана! Даже сейчас это заставляло только восхищаться ею.

Только вот взгляд этой коварной женщины Юлиан не забудет. Взгляд, обрекающий Юлиана на страдание. Взгляд, открыто признающий, что обманывает. Взгляд, буквально насмехающийся над Юлианом.

Когда Юлиан вернулся в своё новое жилище, обнаружил, что он не единственный поселенец в этой камере. На соседней койке уныло и обречённо лежал коротко постриженный и седой мужчина лет сорока пяти, явно скучая по тому поводу, что он оказался здесь.

– Вчера так и не познакомились, – проговорил заключённый, на что Юлиан предпочёл не реагировать.

О заключённых у Юлиана были не самые лучшие представления до этого момента, поэтому не было предпосылок для того, чтобы он вдруг передумал.

– Тебе не стоит ничего бояться, – проговорил сосед. – Можешь поговорить со мной.

Юлиан вытащил свою голову и посмотрел на соседа. Всё же выглядел он не совсем так, как должен был выглядеть уголовник по мнению Юлиана.

– За что ты оказался здесь? – спросил сосед, не дожидаясь, когда Юлиан начнёт задушевный разговор.

– Убил Грао Дюкса, – не поворачивая головы, ответил юноша. – А ещё Ровену Спаркс и Люция Карнигана.

– Похвально, – кивнул сосед, явно не веря ни одному слову. – Кто-то говорит, что в тюрьме за такое уважают.

Юлиан кивнул. Он очень не хотел общаться с заключённым. На самом деле, называть этого человека заключённым было не вполне корректным, так как пока что он, как и Юлиан, находился всего лишь в следственном изоляторе.

– А ещё через три дня я убью Ривальду Скуэйн, – после неловкой паузы сказал Юлиан. – Не знаю как, но это случится.

– О кончине Спаркс и Карниган я действительно слышал, – ответил сокамерник. – Честно говоря, мне очень жаль. Я нахожусь здесь всего две недели, поэтому знаю, какой пеленой тайн окутаны эти смерти.

– Меня действительно в этом подозревают, – сказал Юлиан, понимая, что из этих стен ничего никуда не выйдет.

– Но ты невиновен? – предположил сокамерник.

– Само собой, да.

– Здесь каждый говорит, что невиновный. На то он и следственный изолятор. Такова работа обвинителей – заставить подсудимых сознаться.

Юлиан очень хотел оказаться в одиночке и остаться наедине со своими мыслями, но даже такой привилегии ему не оказали.

– Мне сознаваться не в чем, – сказал он.

– А я виновен, – ответил сокамерник. – Меня зовут Эдвард Арчер, если что. Вдруг придётся подружиться.

Это навряд ли. Юлиан не какой-то там зек, чтобы вступать в дружбу с закоренелыми преступниками.

– Я надолго здесь не собираюсь задерживаться, – проговорил он и откинулся на жёсткую подушку, надеясь, что Арчер потеряет его из поля зрения и перестанет разговаривать.

Но он не перестал.

– От тебя это не зависит. Следствие порой ведётся месяцами. Иногда после этого говорят "простите, мы ошибались и вы свободны". И всё. Это справедливо?

– Не совсем, – сказал Юлиан.

– Так как тебя зовут?

– Юлиан.

Фамилии своей он говорить не стал, потому что привык её не любить из-за того, что она досталась ему от отца, которого он совсем ещё недавно ненавидел.

Что подумал бы отец, увидев своего сына подозреваемым в убийстве года номер один?

– А я Эдвард. Говорил уже. Я знаю, за кого ты считаешь меня и поэтому не хочешь со мной общаться. Но я сразу сказал, что бояться меня не следует. Да, я виновен. Но я никого не убивал.

Намёк на то, что он лучше Юлиана, который порешил сразу троих знатных людей города?

– А за что вы здесь? – спросил он, явно не выражая тем самым никакого интереса.

– Как это обычно бывает – поддался на соблазн, не подумал и кое-что украл. Сказали, что в особо крупных размерах, хотя это была всего лишь коллекционная монета. Дело не в том, сколько украл, а у кого украл.

– И у кого же?

Сокамерник совсем не давал Юлиану подумать. Даже неизвестно, что сейчас лучше – допрос у Сорвенгера или это общение. Если слово "общение" здесь вообще хоть как-то уместно.

– У Стюарта Тёрнера. Слышал о таком?

– О да, – сказал Юлиан. – Я его ещё и видел. Не самый приятный человек.

– Похоже, что ты очень много знаешь, Юлиан. Теперь Тёрнер из кожи вылезет, но посадит меня. У меня нет никакого выбора.

Знакомая ситуация. Если хотят посадить, то посадят в любом случае. Безо всяких вариантов. Только кого-то на пару лет, а кого-то на несколько пожизненных сроков.

– Я тоже влез не в своё дело и поплатился за это, – сознался Юлиан.

– Так что же ты сделал тогда?

– Ничего я не делал. Я пытался разобраться во всём, но никому это не было нужно. Теперь меня спрятали сюда, чтобы не мешал.

Эдвард скрутил губы в трубочку и привстал с койки, так и оставшись сидеть на ней с задумчивым видом.

– Они могут использовать зелье правды, – спустя какую-то паузу сказал он. – Почему не делают так? Это же всё упростило бы.

– Наверняка, причины есть.

– Конечно есть. Во-первых, это ограничивает права и свободу человека. А во-вторых, это зелье можно обмануть. Если знать, что надеть или что принять перед допросом. В-третьих, это зелье токсично и негативно действует на психику.

Юлиан был уверен, что если бы ему дали зелье правды, он чудесным образом сознался бы в убийствах Дюкса, Спаркс и Карнигана. И ещё в парочке, о которых раньше не знал.

– Здесь никто не ценит права человека, – вздохнул Юлиан. – Правосудия в этом городе нет.

– Какая точная фраза, – согласился Эдвард. – Не думал, что услышу её именно от тебя. Я всегда любил этот город. Но чем он стал сейчас… Тут не место честным людям, к сожалению. И народ это знает. Среди людей витает слух, будто бы какой-то мстительный демон вышел на охоту и убивает неугодных ему людей.

– Этим демоном считают меня.

– Не похож ты на демона. И на убийцу тоже. Знаешь, в газетах правду утаивают. И у Спаркс, и у Карнигана вдруг случился сердечный приступ. Якобы. Как умер Грао Дюкс?

– Газеты пишут в аварии. Но я был на момент его смерти с ним в машине, и он умер до неё. Его сердце остановилось за мгновение.

– И поэтому ты здесь? Ты находился с ним на момент смерти, а значит, и являешься первым подозреваемым. Всё логично. Тут среди заключённых любопытный слушок ходит. Там, в самом низу подвала такой же смертью умер некий Тильман Штрассер.

– Кто это? – спросил Юлиан.

– Какой-то подозреваемый. Попал сюда в конце августа вроде бы. Так вот его тело нашли ранним утром без всяких признаков насилия или приступа.

– Странно, но я об этом не слышал, – задумался Юлиан.

– А кому несчастный зек нужен? Особенно тогда, когда умирают такие видные люди. Но то, что он умер точно такой же смертью, как и они, очень интересно… Не находишь?

– Был бы я умнее, я бы чего-нибудь понял. Но я не такой умный.

Эдвард откинулся обратно на подушку. Похоже, что он тоже очень скучал.

– Но время подумать у тебя будет, – сказал Арчер. – У нас обоих.

До самой ночи Арчер и Юлиан отрывками переговаривались между собой. От скуки и отсутствия альтернативы он изложил ему всю свою жизнь. Он рассказал и о работе в Департаменте, и о побеге Агнуса Иллиция, и о своём известном отце, и отношениях с Пенелопой, и о драках с вервольфами. Не стал затрагивать только самое последнее – договор семерых с Эрхарой. И о подозрениях в адрес Ривальды Скуэйн тоже промолчал.

Дважды за сегодня их накормили какими-то отбросами, которые едва не спровоцировали у Юлиана тошноту. По большей части он так и остался скорее голодным, чем нет. А вот Эдвард Арчер съел всё, и даже остатки порции Юлиана, которыми юноша так усердно поделился.

Внешность явно была обманчива, и Арчер оказался человеком более приятным, нежели казался с первого взгляда и с самых первых своих слов. Его жизнь тоже была достаточно интересна, и не от великого счастья он пошёл на кражу антикварной монеты.

Каждого человека по-своему жаль. Но Арчер был одним из тех, на кого это правило распространялось в особенности. Ему хотелось верить и сопереживать.

Но много разговаривать всё же желания не было.

Наверняка уже время зашло за полночь, когда Юлиан заснул. Во сне он снова представлял себя сначала в Грунндебайтене под крылом матери. Это место так и осталось для него самым счастливым и лучшим. Потом он вспомнил и дом своего деда, который после всех этих событий казался уже более лицеприятным и приветливым, чем ранее.

Но Юлиан проснулся от того, что ощутил над собой нависающую тень человека. Он широко раскрыл глаза и обнаружил стоящего с ножом Эдварда Арчера. Он завёл нож прямо над Юлианом, и в его планы явно не входило то, что парень проснётся.

Это могло оказаться сном, но Юлиан сейчас разницы не ощущал, поэтому попытался вскочить с койки и оказать хоть какое-то сопротивление обманчивому соседу.