Алая Завеса. Первый лик смерти

И словно выплюнуло всю машину из трубы в какой-то незнакомой части города.

– Что это было? – удивлённо спросил Теодор.

– Это была телепортация, друг мой, – похвастался Глесон. – Машины, оборудованные телепортами, очень дорогие, но у важных лиц в полиции есть свои привилегии. У федералов тоже, но не суть.

– Ощущения не из лучших, – пожаловался Юлиан, которого во время телепортации словно зажало куда-то и он не мог дышать во всю грудь.

– Я ухожу, – горделиво сказала Пенелопа. – В эти игры я не играю, Юлиан. Когда-то ты за это заплатишь.

А как неплохо всё было только пять минут назад.

– Нет, девочка, уходить тебе нельзя, – обернулся Глесон. – Я не могу отпустить меня. Преследователи запомнили тебя и наверняка нагрянут в твой дом. И если ты будешь там, они не поскупятся на зелья правды. Ты хочешь попробовать зелье правды?

– Это разрушает психику, – сказала Пенелопа.

– Именно. И нам не очень полезно. Они ведь узнают от тебя, где мы… В общем, не могу. Прости, девочка.

– Хотите сказать, что она поедет с нами? – недовольно вмешался Юлиан. – Нет, это опасно. Я не допущу. Пусть лучше мы попадёмся полиции.

В это время все трое, кто находился в машине помимо Юлиана, словно уставились на него одним большим взглядом.

– Ты сказал, что вы отправляетесь на поиски убийцы моего дяди? – вдруг спросила Пенелопа.

– Нет, даже не думай об этом, – уверенно сказал Юлиан. И будь рядом стол, он бы ещё ударил ладонью по нему. Как строгий отец.

– Всё решено! Я еду с вами. Но тобой, Юлиан, я очень недовольна. И ещё долго не буду с тобой разговаривать.

– Наверное, я заслужил это, – согласился Юлиан. – Именно поэтому я хочу сделать тебе добро и не пустить туда, куда едем мы.

– В лесу очень опасно, – сочувствующе дополнил Теодор.

– Пули тоже опасны.

– У нас есть два варианта, – сделал вывод инспектор Глесон. – Либо мы берём её с собой, либо накладываем какое-нибудь парализующее заклятье и прячем.

– Вы с ума сошли? – крикнула Пенелопа.

– Выбор за Юлианом, – оговорил её Глесон.

Снова Юлиан. Всегда Юлиан, всё он должен за всех решать. В обиду он Пенелопу не даст и сделает для этого всё. Но он понимал в то же время, что Глесон старше него, а значит и сильнее, поэтому свою точку зрения навряд ли ему навяжет.

– Едем с ней, – с грузом на сердце сказал Юлиан.

Груз на нём так и остался.

– Ну и славно, – с не меньшим грузом произнёс Глесон. – Теодор, показывай дорогу. Трогаемся.

17. Охотник

"В жизни каждого мужика хотя бы один раз в жизни перестают трястись коленки, и он перестаёт бояться. Вот и со мной такое случилось. В один момент мне показалось, что я всемогущ и способен на всё."

Юлиан Мерлин, ноябрь 2010

Пенелопа всю дорогу не разговаривала с Юлианом. Он даже не понимал, всерьёз ли она всё это задумывает или просто испытывает парня. Как же ей удалось совладать с любопытством? Ведь на её месте Юлиан попытался бы разузнать абсолютно всё, что вокруг происходит.

Когда машина подъехала к лесу, Теодор спросил:

– Вы в лес собираетесь ехать на этой штуке?

– А по-твоему, как безопаснее? – поинтересовался Глесон.

– Безопаснее вообще туда не ходить, – сказал Теодор. – Но, если вам так сильно захотелось, то лучше пешком. Я знаю много тайных троп, и пробраться на этой штуке будет трудновато. Она же машиной называется, да? А то я никогда не был в настоящей машине. В лесу только однажды находил, но она была очень старая и ржавая.

– Пенелопа, ты должна остаться в машине, – властно произнёс Юлиан, что явно не ахти как понравилось девушке.

– Ещё чего, – уверенно парировала она. – Ни в какой машине я не останусь. Это ещё опаснее. С чего ты вообще, Юлиан, взял, что ты сильнее меня? У меня личные счёты к убийце моего дяди, и я заслуживаю пойти туда не меньше, чем вы все.

Зато хотя бы разговаривать начала. Не то, что несколько минут назад.

– Мы её не удержим, – обречённо сказал Глесон. – Её остановит только парализующее заклятье, но ты от него уже отказался. Не передумал?

– У меня и у самой есть право выбора! – влезла Пенелопа. – Не вам решать за меня, что надо, а что нет.

И почему вообще Юлиану угораздило отправиться к ней на встречу тогда, когда это делать было категорически запрещено? Насколько бы спокойнее всё было сейчас.

И о том самом поцелуе Пенелопа, похоже, решила забыть.

– За ваши жизни в ответе я! – сказал Глесон. – Так что, если не жалко несчастного старика, то добро пожаловать! Вот вам лес, полный опасностей, в который даже взрослые не рискуют заходить!

Юлиан и Пенелопа переглянулись меж собой. У Глесона вышло не очень убедительно.

– Я пойду, – решительно ответила Пенелопа. – А если вы в ответе за меня, то приглядывайте лучше.

Глесон смутился. Юлиан представил, какой ему показалась Пенелопа, и не пожелал разделить с ним этого чувства. Юлиану, например, было жаль "несчастного старика", коим нарёк себя Глесон, но у него-то выбора никакого не было. И сам Глесон ни за что не отпустил бы его.

– Ты не понимаешь, что говоришь, – сказал ей Юлиан. – Помнишь, как мы на старом складе сцепились с вервольфами? Сколько их было? Десять? Двенадцать? Кстати, вот один из них, на переднем сиденье!

– Недобитый, – улыбнулась Пенелопа, хотя она вряд ли намеревалась зло подшутить над веровольфом.

– Легко нам тогда было справиться? – продолжил ворчать Юлиан. – Не думаю. А в этом лесу таких вервольфов в десяток раз больше. Мы зайдём в их владения, и они попытаются всеми силами защитить их. То бишь, убить нас. Всё ещё хочешь в лес?

– Теперь желания стало ещё больше, – улыбнулась Пенелопа.

Почему она была так довольна? Она не понимала, что это не шутки совсем?

– Мы будем незаметно пробираться туда при помощи этого вервольфа. Знаешь ли, мы не можем доверять ему. Вдруг он предаст нас? Мы очень рискуем. А если и не предаст, нас легко могут заметить. Тогда нам не спастись. И это очень страшно.

– Боишься ты, а не я, – сказала Пенелопа. – Сам же учил меня.

Ничему такому он её не учил. И явно не имел в виду такие вот смертельно опасные приключения.

– Сейчас наложу парализующее заклятье…

– Я его сама на тебя наложу.

Юлиан понял, что спорить уже бессмысленно. Если девушка настаивала на своём, она ни за что не сходила со своей точки зрения. И не боялась Юлиана, потому что знала, что никакого вреда он её не причинит. И, увы, это было правдой.

Глесон заставил всех выйти из машины и открыл багажник машины. Он сейчас очень напоминал старого охотника на нежить, потому что чего только в этом багажнике не было. Похоже, что весь свой арсенал из склада он перенёс сюда. Ножи, ружья, револьверы…

– Вы берите по два револьвера, – сказал он Пенелопе и Юлиану. – На всякий случай, возьмите ещё по ножу. Очень надеюсь не вцепиться в драку, но перестраховаться стоит. Теодор не получит ничего.

– Мне ничего и не нужно, – понимающе кивнул Теодор. – Я до ужаса боюсь этих штук.

– Заклятья какие-нибудь помните?

Юлиан подумал, но ничего целесообразного не придумал. В прошлый раз же не вспомнил ничего из магии, и пришлось отбиваться от орды разъярённых вервольфов подручными средствами.

– Ружьё? – удивился Юлиан. – Вы возьмёте с собой ружьё?

– Это дробовик, – поправил юношу Глесон.

– Мои собратья не очень-то доверяют людям с оружием, – сказал Теодор.

– Они вообще никому не доверяют, – ответил инспектор. – Всё, выходим.

Юлиан набрал побольше воздуха, посмотрел на Пенелопу и вновь убедился, что она ничего не боится. Ему бы её бесстрашия! Потому что он очень боялся, но не за себя в первую очередь, а за неё. Юлиан никогда не простит себе, если с ней что-то случится. Даже если Пенелопа просто получит безобидную царапину.

Когда они вошли в лес, всё изменилось. Он был настолько густым, что сразу показалось, что там ночь. Внутри этого леса, похоже, всегда ночь. И он явно был недружелюбен. От него прямо-таки пахло страхом.

Не все леса были такими. Дед Юлиана владел обширными территориями около своей усадьбы, и он включали в себя живописного вида озера и опять же лес. Только этот лес был не четой этому, потому что выглядел он как никогда приветливо. Вся живность этого леса ограничивалась всегда поющими птичками и ещё вечно прыгающими с ветки на ветку белками. И света там было больше, и деревья зеленее.

– Много лет назад охотники были здесь частыми гостями, – поведал Теодор, когда четвёрка пробиралась сквозь трущобы. – Тогда они понаставили тут кучу капканов, и далеко не все из нас смогли уйти. Я и сам как-то находил капкан. Ну как находил. Я в него наступил, и мне чуть не оторвало ногу. Жуть какая боль была. Вспоминаю каждый день. Поэтому до сих пор смотрю под ноги.

– Почему охотники не ходят туда сейчас? – поинтересовалась Пенелопа.

– Здесь слишком много вервольфов, – ответил ей Глесон. – И другие твари водятся, но волки явно преобладают. Они господствуют тут и не выгоняют остальных только потому, что тем больше негде будут жить. Что-то вроде солидарности, но явно неустойчивой. Люди же перестали сюда ходить, когда поняли, что так много вервольфов им не истребить. Тогда и заключили что-то вроде перемирия. Люди не суются в лес, а вервольфы не лезут в город. Так вот и живём уже лет двадцать. И, надо сказать, спокойнее как-то стало. Разве что местным охотникам работы поубавилось.

– И мы это перемирие сейчас нарушаем, – заключил Юлиан.

– Именно. Надеюсь, что нас простят.

А ведь Юлиан сын человека, который, возможно, был другом вервольфа. Как они отнесутся к этому? Стоило спросить у Теодора, но все карты в присутствии Глесона он раскрывать не хотел. Не время.

Чем дальше они шли, тем темнее становилось. Теодор и впрямь их вёл какими-то тайными обходными тропами, которые зигзагами водили туда-сюда, но никогда не обрывались на тупике. Юлиан всё больше и больше верил в пригодность Теодора как помощника.

Однако в это время где-то справа раздался шорох и Юлиан, Пенелопа и Глесон мгновенно достали оружие.

– Стойте! – оборвал их Теодор. – Не надо этого делать. Я бы учуял собрата, у меня ведь знаете какой нюх. Поблизости нет никого, надо идти дальше.

Глесон недоверчиво опустил ствол дробовика. Юлиан и сам боялся, что Теодор что-то не так почуял и сейчас из-за какого-нибудь дерева выскочит огромный вервольф и растерзает их всех.

Но, убедившись, что опасности нет, они продолжили путь. Напряжение всё увеличивалось, и как раз в этот момент Юлиан перестал бояться. А ведь до этого у него аж дрожали коленки, и он ничего не мог поделать с этим. Наверное, в один момент его боязнь достигла пика, а потом вдруг перегорела и страх отошёл. Абсолютно.

Либо же у Юлиана голова пошла набекрень, и мозг отключился, передавая владение телом полностью и безвозвратно в руки инстинктов. Но, это было лучше, чем то, что он ощущал совсем недавно, потому что теперь уже никакого отсутствия веры в успех он не чуял. Теперь он только переживал за Пенелопу, но этого страха не ощущал физически.

– Есть одно дерево, – через несколько минут сказал Теодор. – Огромный такой вековой дуб. Под ним всегда спит наш вожак.

– Сейчас около пяти, – перебил его Глесон. – Кто будет в такое время спать?

– Мы как раз всегда спим после обеда и до ночи. Ночью у нас свои дела, такой у нас режим.

– Понятно. Зачем нам дуб?

– Вы не понимаете? Идти на целую стаю опасно, вас всех могут растерзать и ни о чём не спросить. А с одним лишь только вожаком у вас есть шанс тихо поговорить.

– Направим на него оружие и заставим выдать Иллиция? – спросил Глесон.

– Я думал, что вы так и хотели, – сказал Теодор. – Всё сделать бесшумно. Если вожак завоет, это будет означать призыв, и я не смогу ему сопротивляться. И мне придётся выполнять всё, что он скажет. Понимаете?

Ещё одна причина, почему Теодору не хочется больше находиться в этой волчьей шайке. Беспрекословно исполнять чью-то волю немного унизительно. Самое, что ни на есть рабство.

Юлиан посмотрел на Пенелопу. В темноте было плохо заметно её мимику, но руку она держала возле оружия и всё ещё не боялась. Совсем.

– Мы совсем скоро, – сказал всем Теодор. – Так что даже дышите тихо.

Они выбрались из густой чащи на относительный пустырь, но и там было темно. И даже небо, которое проглядывалось сквозь мало-мальски заметные просветы меж деревьями, выглядело чёрным. А дорогу освещала только луна, потому что уж очень похожи были тропинки на лунные лучи.

– Это здесь, – еле слышно прошептал Теодор, когда они снова зашли в чащу самых высоких деревьев.

Глесон и Юлиан переглянулись. Сейчас им приходилось импровизировать, потому что времени на составление плана у них в силу некоторых причин не было. Сначала Юлиан сбежал, а потом полиция накрыла склад Глесона… Событий было предостаточно.

Юлиан глянул меж веток и видел спящего под дубом огромнейшего волка. Его однозначно не было среди тех, кого он вызывал при помощи Хелен, Пенелопы и Йохана. И, насколько он знал, не было в компании вызванных советников Ривальды.

– Я пойду один, – прошептал Глесон и, еле наступая, боясь задеть хоть какую-нибудь веточку он земле, он отправился на опаснейшую встречу.

Юлиан замер и пристально начал наблюдать. Шаг, ещё шаг… Сон вожака вервольфов не выглядел смертным, и был риск того, что он в любой момент очнётся. Но этого не наступало. Со лба капнула капля пота, и он прижался поближе к Пенелопе, чтобы ощутить её тепло.

Пенелопа же, похоже, ощущала только азарт и ничего более. Для неё сегодняшний день был просто игрой, она не думала о том, что серьёзность тут имеет место. Наверное, в её книгах про принцесс всё именно так легко и происходит, а герои всегда выбираются сухими из воды.

Настолько же сухими, насколько и сам Юлиан в последнее время. Он мог отрицать это перед другими, но врать сам себе не мог.

Ещё шаг и ещё… Сейчас Глесон подойдёт и всё решится.

Но рык раздался сзади. Юлиан очень надеялся, что ему это причудилось, поэтому обернулся посмотреть и… Результат превзошёл все его ожидания.

Сразу около десятка больших взрослых самцов вервольфов стояли сзади, пристально смотря на происходящее и еле слышно порыкивая.

– Теодор, – сухо сказал тот, что был посередине, и, судя по всему, всех возглавлял. – Ты предал нас.

Теодор медленно нагнул свою шею и против своей воли начал превращаться обратно в волка. Из-за того, что увеличивался в размерах, больничная одежда начала расходиться по швам, а после и вовсе оказалась порвана на мелкие части и раскидана по земле.

Пора было бить панику, но Юлиан оцепенел и не знал, что делать. Пенелопа резко ухватило крепко его за руку, что тоже немного напугало, так как поначалу Юлиану показалось, что это волк хочет ему откусить эту самую руку.

– Чужаков мы тут не терпим! – воскликнул вервольф. – Было же перемирие, вы должны были его уважать! Вы нарушили наш договор, и за это мы исполним свой долг!

Они дружно раскрыли свои пасти, раздался один большой зловещий рык и все вервольфы разом приготовились атаковать.

Их рык разбудил и вожака их стаи, который до этого вполне себе мирно нежился на своём любимом месте под дубом.

Глесон хотел этого меньше всего, но ничего уже было не избежать.

Время словно зависло, но Юлиан всё ещё держался в оцепенении и не знал, что делать. Они были окружены и спасения не было. Тот, самый большой, в силе явно не уступал всем десятерым, а значит, прохода для бегства не было.

Когда пасти зверей уже приблизились к Юлиану и Пенелопе, вервольфы неожиданно остановились.

Юлиан посмотрел налево и увидел человека, который как раз в это время опускал руку. Это был жест, призывающий отменить атаку. И человека этого Юлиан знал – это Агнус Иллиций.

– Куда же так быстро? – сказал он своим подчинённым. – Порвать их всегда успеем, а вот посмотреть на лица… Как вы узнали, что я здесь?

Выглядел Иллиций не так, как в момент последней встречи. Теперь он вполне себе прилично был умыт и расчёсан, а кожаный плащ явно был новым и ещё не грязным. Иллиций стал похож на человека, а оттого почему-то выглядел ещё более жутко.

– Это он? – спросила Пенелопа, не отпуская руки и приближаясь всё ближе и ближе.

– Да, – во всеуслышание заявил Юлиан и закрыл её спиной.

Наивно полагаю, что сможет чем-то помочь ей, если вдруг придётся.

– Я многое знаю! – сказал Юлиан. – Потому что я борюсь за правду.

– Как гордо, – ухмыльнулся Иллиций. – Сам Юлиан Мерлин наградил меня великой честью и пришёл ко мне. Похвально и очень интересно. Намереваешься отомстить за своего отца?

– Отца? О чём он? – спросил Глесон.

– С каких пор это держится в тайне? – удивился Иллиций. – Не думал, что кто-то скрывал, что у великого Уильяма Монроука есть сын. Не такой великий, как он, но разве это не честь?

– Ты убил его, – сквозь зубы процедил Юлиан.

– Убил, – гордо, но в то же время с долей выражения сожалений согласился преступник. – Скажем так, это не составило особого труда. Знал бы я тогда, в ранг кого вы возвели Монроука, растянул бы удовольствие.

– Ты предал Алую Завесу, – в дополнение сказал Юлиан.

– Она была безнадёжна, – ответил Иллиций. – Столь же жалкая, как и их легендарный боец. Их идеи не имели под собой никаких обоснований того, что они пойдут на благо. Монроук не понимал этого. Он слепо верил в то, что никогда не могло бы случиться. Будь он хоть каплю умнее, он бы понял, как легко закончить войну.

– Всего лишь убив Молтембера, – сказал Юлиан.

– И тем самым ничего не изменить. Мир остался всё таким же – лживым и погрязшим в грязи. За это боролась Алая завеса? Это вы получили? Молтембер бы тем, кто привёл бы Сообщество в порядок.

– Вы это называете благом? – удивился Глесон.

– Глупо называть благом то, что вы имеете сейчас. Ваш мир уже на грани того, чтобы рухнуть. Это вот-вот случится. Вы сами не заметили, как загнали самих же себя в ловушку. Я знаю, что в глубине души вы думаете о положении дел. Вы никому не верите, иначе не пришли бы сюда одни. Вы давно уже усомнились в существующих порядках, но настолько слабоумны, что ещё за что-то боретесь. За что вы боретесь?

– Я всегда боролся за справедливость, и буду бороться за неё дальше! – гордо заявил Глесон.

– А я не хочу, чтобы война возобновилась, – сказал Юлиан. – Я знаю, что ты хочешь вызволить Молтембера из неволи и потому вернулся в Свайзлаутерн.

– Интересно. Очень интересно, – поджал губы Иллиций. – Но как ты пришёл к такому умозаключению?

Терять Юлиану было нечего, потому что предпосылок к тому, что все они вернутся обратно, не было никаких.

– Потому что я знаю способ. И именно сейчас ты и твои помощники пытаетесь его применить. И уже близки к концу.

– И каков этот способ?

– Я думаю, что ты итак знаешь. Не играй с нами в игры – сделай то, что хочешь – убей нас!

– Нет. Я хочу выслушать.

– Молтембер в Эрхаре, – сказал Юлиан, посмотрев на изрядно удивившегося Глесона. – Томится в ожидании того, что кто-то разрушит договор и вернёт его. Остался ведь только один человек из тех, кто поставил печать. Так ли?

– Не буду лгать. Все, кто тогда заключил договор с Эрхарой, мертвы. Вот ведь занятное совпадение. Могу перечислить их имена, но думаю, что ты и так уже выучил их наизусть. Ты и впрямь заметил взаимосвязь между погибшими. И ты во всём прав, хоть и с небольшой оговорочкой. Не будь у графа Акрура якоря на земле в виде осколка души, все попытки расторгнуть договор были бы напрасными. И теперь, когда все карты брошены на стол, что же ты хочешь услышать от меня?

– Я просто хочу знать – зачем? Зачем всё это? Зачем возвращать Молтембера?

– Ради избавления. Ради блага. Того, чего у вас нет и не будет, пока правит нынешняя власть.

Пенелопа ничего не понимала. Похоже, что она и вовсе не знала, что такое Эрхара и где она находится. А вот Глесон всё понимал и с ужасом слушал весь разговор, так и не решаясь в него влезть.

– Тогда зачем вы убиваете людей? – спросил Юлиан. – Ради забавы?

– Не ради забавы. Ты считаешь нашу сторону за сущих зверей, но это далеко не так. Звери – это Департамент, полиция, Алая Завеса, но не мы. Ты можешь пойти со мной и всё узнать. Мы не убиваем лишь ради убийства. Мы стремимся к миру, и подавление несогласных – это лишь вынужденная мера. И, надеюсь, что временная. Мы сможем всё обсудить, у нас будет предостаточно времени, не то, что сейчас. Умоляю, не будь таким дураком, как твой отец…

– Меня это не интересует. Ты всё это рассказываешь, но смотришь на нас, как на мертвецов. Ни к чему играть в эти игры. Убьёшь нас – я знаю. Но если ты не такой зверь, каким тебя считают, расскажи всё.

– Скажем так, Молтембер вернёт всю свою мощь из Эрхары. Этого уже не избежать. Поэтому все наши россказни не имеют никакого смысла. У тебя был шанс не лезть в наши дела и защитить тем самым невиновных, но ты не использовал свой шанс. Знаешь, твоего отца погубило то же самое. Но я тебе шанс исправить всё даю. Не считай это за оскорбление.

– Да пошёл ты! – сказал Юлиан и полностью закрыл молчавшую Пенелопу.

– Тогда выбор свой ты сделал, – ответил Иллиций и обратился к вервольфам. – Юного Монроука забрать с собой, а остальных в расход.

Юлиана объял ужас. Не страшно умереть в компании тех, кого любишь. Страшно не умереть, но видеть, как тех самых дорогих людей убивают на глазах, и ты ничего поделать с этим не можешь. Ничего! Абсолютно ничего! Агнус Иллиций сыграл с ним очень злую шутку. Это оказалось даже выше той жестокости, которую он поначалу ожидал. Эх, договорился Юлиан. Стоило молчать, тогда, быть может, кого-нибудь он бы да спас.

– Убей и меня, – сказал Юлиан.

Но в это время его буквально свалил с ног здоровенный вервольф. Пенелопа не хотела отпускать его, но её откинули в другую сторону. Юлиан было вскочил, чтобы кинуться за ней, но его плотно придавили сверху, и он лишь краем глаза мог увидеть, как она с безнадёжным усилием убегает. Она ещё жива, Юлиан чувствует это и кое-какие надежды есть на Глесона.

Раздались два быстрых выстрела из дробовика, а за ними и протяжный волчий вой. Юлиана в это время подняли с земли, и, плотно прижав к дереву, заставили смотреть.

– Видишь, как они умирают? – нагло спросил Иллиций, подойдя в упор к Юлиану. – Это то, к чему привела тебя твоя глупость. Кто эта девчонка? Давно любишь её? Нет, не любишь. Я знаю. Никого ещё долго не полюбишь, это не твоё.

Юлиан выглянул из-за плеча Иллиция и услышал ещё пару выстрелов. Глесон и Пенелопа были ещё живы и убегали. Глесон параллельно пытался отстреливаться, закрывая своим телом Пенелопу, но никого насмерть срубить ещё не смог.

– А этого мужика я тоже видел, – сказал Иллиций. – Когда меня арестовали, он был. И ты, кажется, был.

– Откуда ты меня знаешь? – спросил Юлиан.

– Скоро всё узнаешь, – проговорил Иллиций и отошёл в сторону, чтобы отдать какую-то команду своим волкам.

Вервольф, который держал Юлиана, как раз отвернулся, чтобы посмотреть, что там происходит, тем самым предоставив юноше очень выгодный шанс. Юлиан залез свободной рукой во внутренний карман, и, вытащив оттуда нож, с силой пырнул вервольфа куда-то в район ноги.

Раздался крик боли и Юлиан, вырвавшись из объятий волка, упал на сухую листву. Но лежать нельзя было – нужно было улепётывать!

Он не помнил, как встал и почему его никто не ударил в спину. Опомнился он тогда, когда заметил на горизонте Глесона, который безнадёжно пытался спасти. За Юлианом уже гнались двое волков, но пока ещё им не удалось нагнать его.

– Они забрали её! – в гневе выкрикнул Глесон, когда Юлиан подбежал к нему.

– Кого забрали? – переспросил Юлиан, но, не увидев Пенелопы, сразу всё понял.

Его сердце на секунду остановилось, но уже не хотелось биться дальше. Случилось то, чего он боялся едва ли не сильнее всего. Юлиан погубил Пенелопу. Погубил своей глупостью и безрассудностью.

Обернувшись, он понял, что убегать уже было некуда. Волки окружили их со всех сторон. Каждый оскаливался так, словно уже предвкушал вкус свежего человеческого мяса. Им была отдана команда убить Глесона и забрать Юлиана, но они ещё чего-то ждали.

И где Теодор? Он жив?

– Спасибо за попытку, – вышел из толпы Иллиций и даже изобразил что-то вроде поклона. – А мне казалось, что я убедил вас, что сопротивляться бесполезно.

– Где Пенелопа?! – в гневе выкрикнул Юлиан.

– Прости, но ты меня расстроил и тем самым лишился права задавать вопросы. Понял?

Теперь он ещё и лишился шанса спастись. Но Юлиану всё равно – пусть убивают. Он не сможет жить с осознанием того, что погубил Пенелопу.

Однако в это время начали раздаваться многочисленные выстрелы ружей сзади. Некоторые вервольфы упали замертво, некоторые оказались ранены и не могли двигаться…

Это была самая большая облава из всех, что когда-либо устраивались в этом лесу. Около двадцати пяти человек в белых формах мастерски побеждали вервольфов, и те не могли ничего поделать с вооружёнными людьми.