
Полная версия:
Бабы дуры
– Закрой глаза и расслабься, все мысли из головы убрать, только мой голос, иди за ним, смотри только те картины, которые я буду описывать.
Левое полушарие головного мозга, логическое мышление полностью отключаются, правое полушарие головного мозга, творческое мышление впитывает в себя энергетическую силу полёта мечты, сознание ясное, подсознание глубинное. Силы чистой мысли, незаполненные знанием пустоты объединяться, мгла с третьего глаза спадёт, через родовое темечко за моим голосом астральное тело поднимается вверх.
Мадам не спускала глаз с девушки и, к своему удивлению, увидела – клиентка впала в глубокий, бессознательный транс. Едва не взвизгнув от радости и гордости за себя, Мадам потёрла свои руки, ставшие внезапно холодными, отметила, что невесть откуда взявшиеся слова произвели гораздо больший и быстрый эффект, чем даже у самого Иосифа Эдмундовича, но не забыла и поблагодарить его за то, что в своё время заставлял её присутствовать на своих сеансах психотерапии. «Что делать теперь? Настроить на позитив, внушить, что нужно делать и как поступать, добиваясь своей цели».
– Слушай, Аля, и запоминай. Сейчас ты находишься в разноцветной радуге, таких красивых переливов цветов ты ещё никогда не видела. Это палитра всего сущего на земле и именно здесь ты черпаешь свою силу. Ты видишь цвета?
– Да, они прекрасны, – тихий голос Али был монотонным, бесстрастным, что подтверждало – она в глубоком трансе, – мой язык беден, я не смогу описать, в каком прекрасном месте я нахожусь, пожалуйста, позвольте побыть здесь подольше.
– Слушай и запоминай, с тобой будет говорить твой небесный наставник и не пугайся резкости его голоса, так говорит Вечность. Ты проснёшься утром в хорошем настроении, в твоей душе поселиться счастье и ничто не сможет омрачить твои дни. Забудь того, о ком тоскуешь, он не достоин тебя, и только разрушит твоё спокойствие, но не даст ничего. Не звони, не ходи в те места, где вы можете встретиться. В тебе много интеллекта и доброты, ты терпима ко многому, не позволяешь молодым людям ничего лишнего, умеешь проигрывать в своём разуме сотни ходов, чтобы выбрать правильный. Чтобы не унизить и самой не быть униженной, отходишь в сторону, давая возможность своим многочисленным, неискренним подружкам пировать на празднике, который ты устроила. Твоё от тебя не уйдёт, его не нужно добиваться, сдирая руки и ноги в кровь, всё придёт само собой, такая у тебя планида. Соперниц не бойся и не смейся над ними, они не смогут навредить тебе, ты под защитой своего наставника. Все свои силы пусти на реализацию своей главное цели, а она состоит в следующем – карьера в той отрасли, что тебя интересует. Чтение классиков – вот твоё увлечение, вся информация вокруг тебя работает на тебя. Жизнь коротка, успеть нужно многое. Не трать время на праздное безделье.
Мадам ликовала, она видела, как на лице девушки появилось блаженное выражение. «Неужели всё получилось? Да конечно, смотри сама, как она счастлива. Самое главное – открыть внутренние ресурсы человека и, по всей вероятности, тебе это удалось. Она пришла расстроенная, с раздраем в душе, это было видно, а теперь, она уверена в себе и довольна. Всё, теперь бы ещё в обратном порядке всё сделать правильно, давай-ка, выводи её из этого состояния, а там, как кривая вывезет». Мадам добавила в голос металла:
– На счёт «три» ты вернёшься в своё физическое тело, будь уверена, ты получила всё, что хотела. Раз, два, три.
Мадам пристально наблюдала за реакцией девушки и с радостью для себя констатировала – Аля возвращалась в реальность спокойно. Она будто просыпалась в своей постели, сначала улыбнулась, потом даже чуть потянулась и, открыв глаза, осмысленным взглядом посмотрела на Мадам.
– Как же хорошо, господи, такой лёгкой и счастливой я себя ещё никогда не чувствовала.
– Ты получила всё, что хотела? – Мадам вздохнула с облегчением.
– И даже больше! – Аля села на кушетке, – представляете, сейчас у меня в душе такая нега, и главное, покой. Я вдруг поняла, всё то, что так тревожило меня, оказалось совершеннейшей ерундой.
– Вот и славно, – Мадам снисходительно улыбнулась девушке, но сама чуть не подпрыгнула от радости, – иди, тебя проводят.
– Спасибо вам, такое большое-пребольшое спасибо.
Аля подошла к двери, остановилась, повернулась, поклонилась Мадам в пояс и сказала:
– Если когда-нибудь вам понадобиться моя помощь, я с радостью, у меня влиятельные родственники и знакомые. Вот моя визитка.
Таисия уже открыла дверь и встала, как привратник на пороге. Аля достала из сумочки визитную карточку, пахнуло дорогими духами. Таисия проворно схватила карточку и сунула себе в карман.
– С богом, девочка, – Мадам перекрестила Алю, перекрестилась сама и сказала, – вторую не зови, мне надо чуть отдохнуть.
– Хорошо, радужная жрица, – серьёзное выражение лица Таисьи совсем не вязалось с лёгким сарказмом в голосе.
Когда хлопнула входная дверь, Мадам вышла в гостиную. Марковна неподвижно сидела в кресле, но голос вернувшейся Таисии, вероятно, разбудил её.
– Марковна, не спи, а то храпеть начнёшь, – Таисия потирала руки, – так, Мадам, готова?
– Я и не сплю, просто задумалась, – буркнула Марковна, однако, смачно, во весь рот и с подвыванием зевнула.
– Второе подавать? – Таисия с ожиданием смотрела на Мадам.
– Нет, – категорично ответила та.
– Чего это? – Таисия подбоченилась, – всё ж нормально, пигалица выскочила на улицу, едва не полетела. Вот, и цепочку с кулоном мне подарила, золотая, камни в ней дорогие.
– Не надо было брать, – нахмурилась Мадам.
– Она сама, обнимала меня, как мать родную, так чего ты быкуешь?
Убери умняк и расскажи вкратце, что ты с ней сделала.
– Ох, Таисия, и откуда у тебя такие слова берутся, ведь женщина с образованием.
– Жизнь подсказывает, – отмахнулась от Марковны Таисья, – так в чём дело? Мы не так богаты, чтобы от халявы отказываться.
– Не слушай её, Мадам, – Марковна покачала головой, – взвесь всё, подумай. Ты к свиристёлке этой гипноз применяла, как в психушке?
– Да, – кивнула Мадам.
– Я так и поняла, только гипнозом можно мозги на место поставить, если ещё не до конца стряслись.
– Ну, вот, смотри, пригодилось же, так вперёд, за «бабульками».
– Да подожди ты, Таисия, – Мадам начинала злиться, – подозреваю, что у второй не любовь-морковь, а что-то серьёзное.
– Вот, будто в воду глядишь, – всплеснула руками Таисия, – у второй муж заболел, – она покрутила пальцем у виска, – он в аварию вместе с дру-гом попал, в дерево врезались. Ему подушка безопасности жизнь спасла, а друг в лобовое вылетел, да об камень виском, умер на месте. С того дня у мужа этой дамочки крыша и поехала, себя винит, друга во снах видит, бредит, галлюцинациями своими всю семью замучил. Его уже по всем психушкам повозили и не только по нашим, всё бестолку.
– Вот видишь, представляешь, какие врачи его лечили, а я кто?
– Хватит в благородство играть, – хлопнула себя по ляжкам Таисия, – забыла, на что мы живём? На пенсию Марковны, которая составляет три тысячи шестьсот восемьдесят рублей девяносто копеек. Что, дебет с кредитом сошлись?
– И откуда ты всё про мужа-то узнала? – спросила Марковна.
– Хлеб отрабатываю, пошла к ней в машину, пару слов сказала, она мне всё и выложила, как на духу. Жалко девку, двадцать три года всего и такое несчастье, а денег у неё – куры не клюют, папашка на нефтяной трубе сидит.
– Тем более, не хочу человека обманывать, – отрицательно закивала головой Мадам.
– Опять она за своё, – Таисия разозлилась, без того узкие глаза вовсе превратились в щёлочки, – ты меня слушай, сейчас я возьму у неё деньги за приём, ты примешь её, выслушаешь, поколдуешь да скажешь, мол, духи, упыри проклятые душу не отпускают. Можно сказать, что второй раз надо попробовать и опять деньжат полёгкому срубим, а там по обстоятельствам, или они разуверятся или ещё какая оказия случится, вдруг нам с места придётся сняться. Ты только срок действия своего колдовства подольше назначь, чтобы у нас время в запасе было.
Таисия говорила вполне убедительно, Мадам поморщилась, обдумывая предложение.
– Таисия, вот откуда в тебе столько аферизма? Неужто в бухгалтерских институтах этому учат?
– Этому нигде не научишься, это должно быть в крови.
– А я на стороне Мадам, нечего связываться, на дурости молодой зара-ботать ещё куда ни шло, а тут горе. Моя мать, покойница, так говаривала: «каждая болезнь с человеком приключается за грехи его, и сказал господь: «дам вам болезни, чтобы души ваши сохранить».
– Чегой-то ты Библию взялась цитировать? Не рано о боге задумалась?
– Не рано, а в аккурат, годов мне натикало немало.
– А как же нам кормиться?
– О сегодняшнем дне думай, а о завтрашнем господь позаботится.
– Снова здорова, сегодня о нашем дне Илья-пророк и Мадам позаботились.
– Хорошо, – махнула рукой Мадам, – будь по-твоему.
– Не по-моему, а по-нашему, мы друг для друга живём, надеяться не на кого, значит, ничем брезговать нельзя.
– Ох, поели бы, да баиньки, – буркнула Марковна, – как бы нам дороже заплатить не пришлось.
– Нечего в ряды панику вводить, – топнула ногой Таисия, – от халявы грех отказываться, господь осерчает, он знает, кого к нам, бедным, подсы-лать, у них много, пусть делятся.
– А вдруг это дъявол их в спину толкает? Чем мы защищаться будем?
– Нет, мы хорошие, дъяволу с нами скучно, это всё от Всевышнего. Анекдот вспомнила как раз к случаю. Потоп, мужик залез на крышу и богу молиться, тут сосед плывёт на лодке, садись, говорит, вывезу тебя. Мужик ему отвечает: «дом не брошу, меня господь спасёт». Вода ещё выше поднимается, люди на катере подплыли, садись, говорят, мужик опять за своё: «я безгрешен, бог меня не оставит». Вода уже под саму крышу, вертолёт летит, мужик и на него не сел. Вот и всё.
– Что всё? – Марковна почесала за ухом, – утонул, поди?
– Конечно, – Таисия хмыкнула, – попал мужик на суд к богу, и сразу с претензиями, почему тот его не спас. А господь вот что сказал: «я тебе три раза помощь посылал».
– Таисия, давай, веди, попробую, иногда человеку простого общения хватит, чтобы силой зарядиться, – хлопнула в ладоши Мадам, – сколько денег возьму, не знаю.
– Тысяч пять, десять, по обстоятельствам, – быстренько подсказала Таисия, – ох, Мадам, все нервы мне вымотала, найду твой паспорт и не удивлюсь, если там будет написано Клавдия Генриховна Пупкина.
– Почему не удивишься?
– По фамилии, пупом земли себя мнишь.
– А вот и ошиблась, вдруг у меня там написано Анжелика Борисовна Швондер?
– И это того не лучше, долго думаешь и взвешиваешь, а жить надо стремительно, кто знает, сколько той жизни отмерено. Швондер? Где-то я это слышала? Ага, это из «Собачьего сердца» булгаковского. Знаю, знаю, твой любимый писатель. Тогда могла бы себя не Анжеликой, а Маргари-той назвать, вот только о Мастере твоём я что-то не слышала.
– Был, да весь вышел, – махнула рукой Мадам, – да и Мастером его на-звать сложно было, так, подмастерье.
– Ладно, чёрт с ними со всеми. Не забудь рассказать, как на свадьбе было.
– Да ничего особенного, всё как всегда, давай, зови, – Мадам встала и пошла в соседнюю комнату.
Глава 2
Зося Марковна
«Выходит, для этого дня я проработала учителем младших классов всю свою сознательную жизнь? Страшно подумать, сорок лет, как один день. Скольким же юным созданиям я дала путёвку в жизнь? Именно я стояла у истоков формирования их будущих личностей. Самым первым моим ученикам самим уже лет по сорок с хвостиком, многие уже внуков имеют. Все они для меня родненькие, никогда не выделяла любимчиков, вернее, не явно, были и такие ребятки, которые, всё-таки, были для меня самыми дорогими. Вот, например, Мишенька, Тихоня, так его прозвали одноклассники. Умный, прилежный, самым первым выучил таблицу умножения, никогда с места не кричал. Всё ему легко давалось, но он не задавался, глазёнки открытые, взгляд наивный и чистый. Представляла я, как он выучится, станет большим человеком. Но такое горе приключилось, старый, подслеповатый водитель на своём «Москвиче» всё мигом стёр, всё Мишенькино будущее. Это какой силы удар был, что мальчонка в одну сторону, а портфель и сумка со сменной обувью на другой стороне проезжей улицы оказались? Бог ему судья, поди, уже и сам на том свете, столько лет прошло, ответ перед создателем держит. Много в моём альбоме памяти фотографий ребятишек, рано ушедших из жизни, тридцать семь человеческих душ. Последняя Любушка, месяц, как похоронили, рак проклятый, тридцать один год, девочке жить да жить. А какая была певица! Голосок звонкий, задушевный, окончила консерваторию, в хоре пела. О, Господи, Господи! Грехи наши тяжкие, страшно, когда умирают молодые. Смерть должна приходить к тем, кто жизнь повидал или сам её об этом просит. Что ж я буду делать на пенсии? Может, вот и закончилась моя жизнь? Вставать с утра пораньше, тетрадки бесконечные, конспекты для себя – жизнь имела смысл, а теперь? А что ты растроилась, будешь книжки читать, на которые времени всё не хватало, по лесу гулять, да самое интересное и начинается! Ой, да не ври сама себе, оправдывая свою бесполезность. Завтра утром встанешь и будешь думать, чем себя занять. Актовый зал такой маленький оказывается, никогда раньше не замечала. А, может, это оттого, что народу в него набилось, вон, даже в дверях детки стоят, с цветами, бантами и всё ради тебя, самой старой учительницы в школе, которую сейчас с почётом провожают «на заслуженный отдых». Знали бы они, как тоскливо делается от этих слов. «Заслуженный» это конечно, но больше подходит «обязательный». Ну-ка, чего это глаза на мокром месте? Нечего слёзы лить! Хоть бы не заметил никто. Да поздно, племянник мой заметил, поморщился, сын сестры Евдокии, упокой господь её душу, такого красавца вырастила. Военный и сына своего в строгости и дисциплине воспитывает. «Алексей Дмитриевич» только так, а не иначе себя, сорванец называет. Три года его учила, шустрый, на месте не усидит ни минуты. А сейчас ему уже тринадцать, долговязый, нескладный, смешной, но послушный, отца по пустякам не сердит, не позорит. Спортом занимается и учится хорошо, а доброты душевной у него на весь класс хватит. От покойной бабки досталось ему это душевное богатство, а может, и от меня чуть-чуть. А я слёзы лью, стыдно за свою слабость, улыбаться надо. Заметили, всё-таки, у Алёшки лицо исказилось, переживает за меня. Что это гул стих? Все на меня смотрят, ну-ка, улыбнись, квашня старая.
Ох, спасибо тебе, Пал Семёнович, директор школы, тоже увидел, что я не могу слова сказать, сам что-то говорить начал. Батюшки, сколько слов хороших нашёл, помню, какой у него был смущённый вид, когда пригласил меня в свой кабинет и не знал, с чего начать, чтобы я в обморок не хлопнулась. «Зося Марковна, милый вы мой человек, видите ли, сейчас столько изменений в школьной программе, мы даже для первоклашек организовали кабинет информатики, будем учить основам компьютерной грамотности». Замолчал, чтобы подобрать слова, я сама пришла ему на помощь и сказала: «я всё поняла, Павел Семёнович, вы и так меня уже десять лет терпите». «Да что вы, Зося Марковна, почему же терпим, вы – прекрасный работник, детишки вас любят, точно бабушку родную». Сам понял, что ляпнул, покраснел, закашлялся, а я и рассмеялась, сама не знаю, почему. «Да вы не смущайтесь, я заявление в отдел кадров уже написала, понимаю, не угнаться мне за нововведениями, пора давать дорогу молодым. Помните, к нам на практику приходила девочка, Наташа Авдеева, она очень понравилась моим ребятишкам, уроки ведёт хорошо, живо и интересно. Она уже защитила диплом, вот с сентября её и берите, я ей позвоню, буду надеяться, что она ещё никуда не устроилась. За сим, позвольте откланяться, погода хорошая, весенний денёк прекрасный, ко-нец мая. Мы с моими первоклашками договаривались сегодня в парк идти, погуляем – поговорим». «Спасибо вам, Зося Марковна, чудесный вы человек». Не помню, как держалась, чтобы не расплакаться, пока в тот день гуляла с ребятами по парку. Хорошо, память не подвела, читала им стихи, они слушали, даже не баловались, как обычно, будто чувствовали, что расстаёмся. Вот так мой последний день на работе и прошёл. А потом – проводы на пенсию, как возьму альбом в руки, так снова и снова эта картина встаёт пред глазами. Год моего заслуженного отдыха, а душа так и не успокоится. Думала, не на отдыхаюсь, а уже и тошно от безделья. Одна встаю, одна ложусь, а ведь могла давно прабабкой стать, только господь не дал своих детей, неужели моя кровиночка мне бы помешала? С мужиком, без мужика вырастила. Сейчас бы полон дом внуков был, суета, гомон детский слуху приятен. Димкин Алексей хоть и заходит, но так, на минутку, не до меня, старухи, то тренировки, то погулять охота, уже, небось, и на девочек заглядывается. Нет, конечно, не обижают они меня, Дима – занятой человек, и то, нет-нет, заедет. Ворчу, это так, от одиночества. Серёжка, хоть, слава богу, ещё у меня есть, мой ученик, хороший мальчик, высоко взлетел, возглавляет какую-то фирму, привозил ко мне несколько раз свою жену, приятная молодая женщина, с образованием. Вот такой маленький список моих посетителей ну, и на том спасибо.
– Василь, тебе уже двенадцать лет, а всё никак не привыкнешь к дверному звонку, сразу кошки в дыбошки, когда раздаётся его трель. Ло-жись, старичок, спи, разве к нам приходят чужие? А если это, как обычно, сектанты, так у меня для них много вопросов припасено, а ответов ещё больше, они быстро от меня отстают, когда я начинаю им пересказывать идеи марксизма-ленинизма.
– Серёжа?! – Марковна открыла дверь, улыбнулась, – чудеса, я только что тебя вспоминала. Василь Василич, куда подевался, выйди, встреть гостя.
– Да ладно, Зося Марковна, он никогда меня не любил, – молодой мужчина улыбнулся, – но, не смотря на это, я принёс ему кое-что вкусненькое. Куда ставить пакеты?
– Зачем же ты так тратишься? У меня всего достаточно. Торт, фрукты, такое дорогое вино, спасибо, конечно, но мне одной столько не съесть.
– А холодильники для чего придумали? – Сергей был наигранно весел, – а вино – это же ваше любимое, будете пить потихоньку, оно от времени только лучше становиться.
– А если я люблю бриллианты больше вина, ты что, бриллиантам меня будешь одаривать?
– Вот выгорит моё дело, я вам не только драгоценности, личный лимузин предоставлю, – Сергей нагнулся и поцеловал руку Марковны.
– Я и водить-то не умею, поздно в шестьдесят один год учиться. Это не в шестнадцать.
– Я водителя личного дам, молодого, красивого.
– Вот уж это вообще ни к чему, куда мне ездить? В собес за пенсией?
– А что? Представьте, подъезжает к собесу лимузин, из него выходит обаятельная пожилая дама, ваши ровесницы попадают от зависти.
– Ну, шутник, – Марковна засмеялась, – господи, да в этом пакете вся моя пенсия! Витамины для кота, консервы, я видела в магазине, сколько они стоят! Не балуй старого ревнивца, он больше к ливерной колбаске привык. А что в этой красивой коробочке?
Сергей смутился, рука лежащая на столе дрогнула, Марковна замети-ла это и ждала ответа.
– Это тоже витамины, но для вас.
– Понятно, я тоже старуха, как и мой кот.
– Да что вы, – Сергей улыбнулся какой-то натянутой, неискренней улыбкой, – вашего оптимизма хватит на десяток молодых людей. Этот продукт изготовлен в Германии и считается практически средством от старости, фирма прекрасно зарекомендовала себя на мировом рынке, пол-ный курс этого препарата и организм омолаживается лет на десять- двенадцать, – поджав губы, Сергей помолчал несколько секунд, а потом продолжил, – вы начинайте принимать эти капсулы прямо с сегодняшнего дня, как и по-скольку написано в этой брошюре. На второй и третий курс я принесу. Вот увидите, за этим средством будущее, мы с вами, Зося Марковна, озолотимся. Только в этом бизнесе главное опередить конкурентов, бизнес вообще штука сложная, счёт идёт не на дни, а на минуты.
– Чем же я могу тебе помочь? – Марковна села на стул и, подперев щёку рукой, с недоумением посмотрела на Сергея.
– Я уже вложился в этот проект, но мне не хватает определённой суммы.
– Господи, да у меня и сбережений никогда не было, большая часть зарплаты на книги уходила. Я могу сдать их в букинистический магазин.
– Да бросьте вы, Зося Марковна, – Сергей досадливо махнул рукой, – сейчас это никто не читает, да и стоит всё копейки. История переписана.
Первый раз Марковна слышала в голосе Сергея столько пренебрежения. Его холодный, колючий взгляд, брезгливое выражение лица испугал учительницу. Вероятно, испуг отразился на её лице и в свою очередь охладил Сергея, он заискивающе улыбнулся и, сжав руки Марковны, лежащие на столе, уже прежним, ровным голосом сказал:
– Это всё не то, Зося Марковна, необходимая мне сумма денег на несколько порядков выше, причём в иностранной валюте.
Мужчина оглядел кухню, смерил высоту потолка взглядом и, потерев переносицу, окунулся в воспоминания:
– Как мы с ребятами любили приходить к вам. Помните, как вы поили нас чаем с ежевичным вареньем?
– Да-да, Серёженька, помню, – на глаза Марковны навернулись слёзы, – ты ещё капнул на рубашку и пятно расплылось, как от чернил. А помнишь, как на футбольном поле ты в шортиках и в майке грязной, ушастенький, конопатый, всё старался мяч в ворота команды из параллельного класса забить? Коленки сбитые, чумазый, но самый шустрый, на последней минуте победный гол забил. Мы с ребятами так хлопали, кричали вам: «молодцы». А ещё помнишь…
– Зося Марковна, – Сергей перебил поток воспоминаний учительницы, сжав её руки чуть сильнее, чем можно было, – мы с вами вволю повспоми-наем знаете где? В тёплых краях, на Канарах, к примеру. Только надо чуть постараться, кредит мне сильно поможет, но нужен залог.
– Я всё поняла, Серёжа, – Марковна высвободила свои руки из цепких рук Сергея, – что ж, надо так надо. Не хотелось бы мне на старости лет без крыши над головой остаться. Ты уверен, что всё будет в порядке?
– Да что вы, Зося Марковна, если бы не был уверен в успехе, разве я пришёл бы к вам? – Сергей всплеснул руками, – я каждый месяц буду га-сить проценты, а если вдруг, – Сергей поднял палец вверх, – подчёркиваю, вдруг что-то пойдёт не так, я продам свою машину, – он улыбнулся с сар-казмом, – она у меня две ваши квартиры стоит.
Вот сейчас бы и спросить старой женщине, почему бы ему сразу не продать его великолепную машину, но Сергей опередил:
– В любом бизнесе надо выглядеть респектабельно, поэтому машина мне очень нужна, а как же иначе? Дорогой мобильный телефон, – Сергей похлопал себя по отвороту пиджака, – костюм от Гучи.
– Да разве в этом дело?
– Конечно, – Сергей вскочил со стула и, сунув руки в карманы брюк, крутанулся на триста шестьдесят градусов, – тем, с кем я начинаю работать, нужен лоск, впечатление. Кто будет иметь дело с босяком? Они по моему виду должны сразу представить, что у меня, по меньшей мере, пару миллионов долларов в швейцарском банке отложено.
– Неужели разговор идёт о таких огромных деньгах? – Марковна ахнула.
– Подождите, Зося Марковна, скоро о миллиардах будем говорить, – Сергей поцеловал руку учительницы, – так я заведу за вами завтра? Без вас в банке ну никак нельзя.
– Хорошо, Серёженька, хорошо, завтра так завтра.
– Вот и прекрасно, побегу я, надо ещё в институт забежать, ректор уйдёт, а мне надо с ним кое-какие вопросы по поводу моей диссертации обсудить.
– И как же ты всё успеваешь? – покачала головой Марковна, – всё учишься и учишься, как был в школе прилежным, так им и остался, молодец. Скоро, поди, профессором станешь. А ещё на двух работах, я горжусь тобой.
– Это всё вам спасибо, Зося Марковна, вы меня старанию, целеуст-ремлённости научили.
Сергей, уже стоя в прихожей, поцеловал руку учительнице.
– А экзамены тяжело сдавать?
– А по поводу этого есть анекдот, – Сергей, не выпуская руку Марковны из своей, щёлкнул пальцами другой, – посылает господь Гавриила по-смотреть, чем студенты занимаются. Возвращается архангел с докладом, говорит, всё институтское общежитие зубрит, ночи не спит, а в двенадцатой комнате вино рекой, гуляют, танцуют. Второй раз посылает господь архангела, тот возвращается и докладывает, во всём общежитии всё, как и было, зубрят, друг у друга конспекты переписывают, а в двенадцатой комната ещё шумнее, песни горланят, пьют, танцуют. В третий раз посылает господь своего помощника, тот приходит и рассказывает: «всё общежитие по-прежнему зубрит, а в двенадцатой комнате истово тебе, господь, молятся». «Вот двенадцатой комнате и помогу». Вот так, и я бога не забываю, в церковь хожу и всегда свечку ставлю. Василь Василич, прощай, уважаемый, Зося Марковна, завтра я в девять ноль-ноль подъеду.
Закрыв дверь за Сергеем, Марковна подошла к окну, выходящему во двор и когда её ученик приветственно помахал ей от своей машины, помахала ему в ответ. Лёгкая тень беспокойства в душе она отогнала очередными воспоминаниями о своих милых, заботливых учениках.