Я придумаю будущее. Любовь после любви

– Подожди, что такое ХПН?

– Нужна пересадка хоть одной почки. Срочно. Но мы ведь смогли помогать бы ему вместе. Так же, как и твоей дочери! Я очень переживала за твою Катю, но ведь она видела тебя по два раза в месяц в течение четырех лет. Ты собираешься пожить ни с дочкой! Ты боишься уйти от Ирины! Произошел трагический для тебя предлог – не принимать важного решения!

– Я…

Маша перебила, закрыв ладошкой мне рот.

– Ты имеешь право сделать свой выбор. Ты его сделал. Возможно, он для тебя, лучший. Или единственный, не знаю! Но…, – она все же заплакала, – я больше не буду с тобой. Мы расстаемся. И дальше: каждый – по своей орбите.

Я должен был что-то говорить, но, ошеломленный, еле слышно произнес единственную тупую фразу:

– Не хочу расставаться. – И неожиданно схватился за сердце, мне казалось, что оно сейчас выпрыгнет наружу.

Мария посчитала на моем запястье пульс, покачала головой, и достала из сумочки лекарство.

– Подержи под языком. И не переживай. Все пройдет. Ты забудешь меня и найдешь покой в своей семье.

– Может..?

– Нет, Женя! Нет! У тебя было два шанса. И третьего уже не будет. Никогда!

Мы сидели друг напротив друга, глубоко несчастные, не в силах ничего изменить. Машка тихо вытирала слезы и молчала. Я мусолил во рту горькую таблетку. Тогда я не знал, что она прощалась со мной – надеялся, что через день, неделю, месяц она ко мне обязательно вернется.

А за окном, наконец, повалил пушистый белый снег. 17 декабря 2003 года – в самый черный день моей жизни. И за тридцать минут вся улица стала неузнаваемой: белые деревья, заснеженные лавочки, сказочные снеговики-прохожие, которые заглядывали в окна, завидуя посетителям кафе.

Мария встала, обошла столик, двумя руками приблизила к себе мое лицо, поцеловала глаза и губы.

– Посиди немного, я сейчас вернусь. Нужно позвонить. – И, уходя, обернулась. – Я очень люблю тебя, Женя.

Больше мы никогда не виделись.

Когда я вернулся домой, ее вещей в квартире не было. Окна напротив были темные. Тогда я тоже собрал сумку и уехал к маме. Наверное, как и Маша – к своей. Я не мог оставаться в этой квартире один.

Можно было поехать за ней, вернуть. Но ко мне через несколько дней должна была приехать жена и дочка. Я оставался мужем и отцом.

Евгений. После юбилея (июль 2014 г)

Мы с Натальей вернулись с озера на дачу. Я подвел ее к Антону и легонько шлепнул по спине:

– Отдыхайте дальше, дети мои. Я поехал.

Зашевелились у костерка переставшие петь однокурсники.

– Ну, как всегда, – завопил Тихон, Дима Тихонов. – Макар должен свалить первым. Это традиция.

– Да, – дружно поддержали остальные, – сколько раз мы тебя отсюда провожали «в светлый путь»?

– А он все время возвращался! Как Карлсон, – изрек весьма накачавшийся Михаил.

Окружили меня, хотели было покачать на руках. Слава Богу, Натка не разрешила. Поэтому просто решили выпить за меня «на посошок» и отпустить с миром.

– Люблю вас, балбесы, – искренне объявил я всем, и с каждым поочередно попрощался.

Зашел в квартиру. Было тихо. Значит, молодежи дома нет, иначе Ванечка и Катюха на мне бы уже висели с двух сторон. Аська спала на моих тапках и сделала вид, что не проснулась. Из кухни вышла жена. Хотела подойти ближе, но остановилась на полдороге. Как всегда. Это ее тактика – не сделать лишнего шага. Спросила:

– Как ты себя чувствуешь? Голодный?

– Хорошо чувствую, – ответил я. – Есть не хочу.

– Ольга доделает мне маникюр, и я приду к тебе.

Я пожал плечами, сам не понимая, что это означало. Прошел в комнату, включил компьютер, проверил почту, явственно понимая, что писем от Марии больше не будет. В моей голове было смятение…

Два события, о которых я сегодня узнал, не давали мне покоя, бередя душу. Сначала Антон рассказал мне о встрече с Анатолием Сергеевым, сообщившим ему о своем разводе год назад. Маша тоже, описывая свою воображаемую жизнь в прошлом году, писала, что она развелась. Совпадение? Может быть…

А дальше – Наткин рассказ о неожиданном спонсорстве. Я реально понимал, что скорее всего, ее воздыхатель помог ей инкогнито, и вот-вот об этом объявит, узнав, что Алексей от нее ушел. Так и будет. Это дело времени.

Но в голове, нет, в сердце, снова разгоралась крошечная надежда на то, что Мария жива. Эта мысль не давала мне покоя весь день. Даже приличная доза алкоголя, которую я выпил, не сумела ее разрушить. Я крутился на своем кресле возле стола и вспомнил еще одну очень интересную деталь. Когда-то я попросил своего компьютерного гения Кирилла посмотреть, откуда приходят Машины письма? Он очень быстро дал ответ, что IP-адреса непостоянны и анонимны, а при его дальнейшей попытке узнать хотя бы страну, оказалось, что и страны всегда разные, и даже континенты. Но я точно помнил, что последнее письмо было из Германии, и парни Антон и Анатолий тоже встретились в Германии, в Дрездене. Опять совпадение?

И все-таки – почему письма перестали приходить так неожиданно?

Не переставая думать над этими странностями, я снял свой костюм, который еще вчера был белоснежным, и отправился в ванную комнату, чтобы закинуть его в стиральную машинку. Жену просить не хотелось. Открыл компактный шкафчик и стал выбирать подходящий порошок, решив остановиться на жидком концентрате для белых хлопчатобумажных изделий.

Из кухни раздавались приглушенные голоса. Я прислушался.

– Ольга, не могу, душа разрывается! Сегодня приснился сон, что она жива. И снова лезет в нашу жизнь! Поэтому и муж такой бешеный! Может, правда, живая?

– Да, говорю тебе, что и Руны, и Таро смотрела. Непонятно все. Связь между ними такая сильная, как будто в настоящем времени. Не в прошлом. Очень сильная! А про то, что жива – ничего не видно. Мне бы фото ее. Я же только десять лет назад ее изображение видела. То, маленькое. Надеюсь, что ты его выбросила!

– Да, нет, не выбросила. Его Женька вчера нашел!

– Ох, зря, дорогая. Закопать нужно было, как я говорила. Поэтому и беду на дочку тогда накликала.

– Слушай, Оль, на диске есть их фото совместное. Помнишь юбилейный фильм, который Катька про мужа сделала? Так они там есть! Раз дочка все фотки переснимала, значит, где-то оно у нее и лежит. Пойду поищу.

Я озверел. Залетел на кухню, как бык, и сразу к Ольге:

– Вон из моего дома! Чтобы ноги твоей здесь больше никогда не было!

Женщина вылетела из квартиры, что, называется, пулей. Моя злость была куда страшнее ее магии!

– Что ты творишь, Ира? – спросил я жену. – Когда ты только успокоишься?

– Когда ты ее разлюбишь! – услышал я в ответ.

Посмотрел кино по телевизору, не понимая сюжета, полежал на кровати. Потом переоделся и поехал к Виктории. Она обрадовалась, торжественно вручила в подарок мой собственный, талантливо, на мой взгляд, написанный портрет и пошла варить кофе. А я, сидя в ее кресле-качалке с подарком в руках, слегка покачивался и думал: «Что я тут делаю?».

Оглядел ее комнату. Мольберт, стол, заваленный эскизами и красками, застеленная новым шелковым бельем, огромная круглая кровать. И стопка карандашных набросков, на которых так же изображен я. «Зачем я даю ей какую-то надежду? Ведь она привязана ко мне. Ждет. Надеется на взаимные чувства. А я никогда ее не полюблю! Это даже не Ира, с которой я навсегда и добровольно связал свою жизнь! Пожалуй, поиски Марии, действительно, затянулись!».

Вика зашла в комнату с подносом, заставленным чашками и закуской в тот момент, когда я пристраивал свой портрет лицом к стене. Она все сразу поняла.

– Уходишь?

– Прости, – ответил я и вышел, стараясь не оглядываться.

Но, отойдя от подъезда, все же посмотрел вверх. Виктория стояла у окна и курила длинную сигарету через мундштук. Ветер подхватил короткий коричневый тюль и вытащил его на улицу. Он прощально помахал мне вслед своей бахромой.

А я ехал на такси домой и думал: «Ну, и сволочь же ты, Евгений Александрович! Ни одну женщину в своей жизни не сделал счастливой! Ни одну! Марию убил. Жене жизнь испортил – она до сих пор гадает «уйдет-не уйдет?» Было еще несколько женщин, поверивших мне…»

На третий день после своего пятидесятилетия я проснулся совершенно разбитый. Такая тоска накатила, что не передать! Захотелось назад, в 2003 год, чтобы все изменить. И, не завтракая, я поехал к психотерапевту, визитку которого мне как-то давала матушка, говоря при этом:

– Женечка, возьми. Вдруг, когда пригодится. Владимир Модестович – уникальный человек, талантливый ученый.

– Он психиатр? – смеясь, спросил я.

– Нет, он психоаналитик. Мой хороший друг.

– Зачем мне, мам?

– Пусть будет, – ответила мама.

И вот теперь я извлек его визитку из бардачка автомобиля и набрал номер. Докучливая секретарша повторяла одну и ту же фразу:

– Простите, Вы записаны?

– Передайте, пожалуйста, Владимиру Модестовичу, что я сын Макаровой Галины.

Несколько минут молчания, и снова тот же голос:

– Приезжайте. Доктор Вас ждет.

– Однако, – удивленно сказал я сам себе, заводя машину. «Кашкай» резво рванул со двора в сторону проспекта.

В кабинете – полумрак. Удобная мягкая мебель, тихая релаксирующая музыка, комфортная температура. Я присел на кресло и даже не услышал, как зашел психотерапевт.

– Здравствуйте, Евгений Александрович, рад Вас видеть. Пересядьте, пожалуйста, на это кресло, оно поудобнее. И можно вытянуть ноги.

– Здравствуйте! – напряженно ответил я. – Но мне не хотелось бы лежать во время разговора. Я привык разговаривать сидя.

– Вы когда-нибудь обращались к психотерапевтам?

– Нет.

– Тогда слушайтесь меня. Вы пришли за помощью? Значит Вы должны ее получить! Не сопротивляйтесь!

Постепенно, отвечая на стандартные вопросы и поддерживая разговор о погоде нынешнего лета, я неожиданно почувствовал спокойствие, охватившее меня с головы до ног.

– Скажите, Евгений Александрович, – доктор плавно перешел к важным для меня вопросам. – Что Вас волнует? Что не дает Вам покоя?

Я хотел возмутиться, поерничать. Но почему-то начал ему рассказывать о том, что десять лет назад потерял любимую женщину, и до сих пор не могу ее забыть.

– Вы чувствуете перед ней свою вину или сожалеете о годах, прожитых без нее? Что больше Вас волнует?

– Вину чувствую. Но, я уверен, что Мария меня простила. Я переживаю, что десять лет моей жизни прошли зря. Нет, ни то, что зря. Они могли пройти совсем по-другому – рядом с любимой! Я не могу ее забыть. Я навсегда остался в том времени!

– Скажите, Женя, – доктор как-то медленно подбирался к моей душе. – Вы учились, например, в десятом классе? Вам было комфортно ощущать себя молодым симпатичным человеком?

– Да, конечно.

– Но вы ведь не убиваетесь по тому времени? Не сожалеете, что не остались там навсегда? Жизнь ушла вперед, принесла новые ощущения и иные чувства. Попробуйте подумать о волнующей Вас ситуации аналогичным образом: был хороший и светлый этап. Но он прошел.

– Владимир Модестович, со мной не все так просто. Эта женщина умерла. Но в течение десяти лет я получал от нее письма. А вот теперь они перестали приходить.

Возможно, в многолетней практике моего психоаналитика подобный случай был впервые, хотя, кто знает? Работа и не такое ему, наверное, преподносила. Он – калач тертый.

Действительно, он немного помолчал, а затем спокойно продолжил беседу:

– Я не хочу думать, как ей это удалось сделать. Я хочу спросить Вас – как вы это воспринимали?

– Сначала – не очень адекватно. А потом – с радостью. Я ждал их, я отвечал ей мысленно. А теперь – она не напишет мне никогда! – и я трагически замолчал.

Доктор, наоборот, воодушевился:

– Наверное, мы решим Вашу проблему, Евгений Александрович. Вам не хватает общения. Если Вы не можете откровенничать с близкими Вам людьми, заведите себе дневник. Или нет, лучше, найдите на сайте знакомств интересную собеседницу и пишите ей письма. Получайте на них ответы, делитесь секретами. Поверьте, общаться с живыми людьми гораздо приятнее, чем с призраками.

Общаться с живыми, наверное, действительно, приятнее. Но ведь Машки среди них все равно нет!

Не скажу, что мои навязчивые мысли меня покинули, но идею про сайт знакомств я не забыл. Как-то поздно вечером, когда дома, наконец, все затихли, я зарегистрировался на самой престижном из них, заплатив за общение сразу кругленькую сумму. Заполняя анкету, назвался почему-то Русланом, хотя в жизни не был знаком ни с одним носителем этого сказочного имени. Видимо, мое подсознание всерьез эту затею не одобряло. Хотел загрузить какую-нибудь прикольную фотографию, но модераторы не пропускали. Пришлось воспользоваться своей, настоящей.

Ввел параметры поиска – 49 лет, столько сейчас могло быть моей любимой, плюс любой город любой страны. И начал рассматривать бесконечные фотографии женщин, надеясь найти сходство с Машкой. «Я медленно сходил с ума», – вспомнился старина Блок.

Звякнул колокольчик сообщения. Потом второй, потом третий. Видимо, мое фото пришлось по вкусу. «Барышни всех стран, объединяйтесь, – на сайт сам Руслан пожаловал», – продолжал я посмеиваться над собой. Мэссенджи были разные, но, в основном, стандартные и глупые. Я не ответил ни на одно, продолжая занимательный просмотр. Потом, развеселившись окончательно, сходил на кухню, плеснул себе виски, насыпал льда и вернулся в спальню.

Новое сообщение было интересным, цитировался Александр Сергеевич:

«Что делаешь, Руслан несчастный, один в пустынной тишине?…»

Не поверил своим глазам – написала женщина с именем Людмила. Зашел в ее профиль. Фотография нечеткая, лица не разглядеть. Статус: разведена. Место жительства: Стамбул. Профессия: педагог. Детей нет. Девиз жизни: «Все сущее – любовь!». Цель: общение.

Ну, что ж, цели наши совпадают. Отхлебнул виски, нашел в пушкинской поэме подходящую фразу и написал:

«О горе: нет подруги милой! Хватает воздух он пустой; Людмилы нет во тьме густой, Похищена безвестной силой…»

«Браво, Руслан. Кто же Вас так назвал?»

«Бабушка была литератором», – вру своей новой знакомой.

«Вы правда потеряли любимую?»

«Да»

«Давно?»

«Десять лет назад»

«До сих пор тоскуете?»

«Как видите»

«Вижу. Грустно…»

«Расскажите о себе. Вы же русская? Почему в Стамбуле живете?»

«Муж здесь работал. Теперь живу одна, даю частные уроки русского языка».

«А вернуться в Россию не хотите?»

«Меня там никто не ждет»

«Возвращайтесь. Кто-нибудь обязательно ждет»

«Я подумаю. Спасибо за общение!»

«До завтра?»

«До завтра»

То ли после спиртного, то ли после общения, но мне реально стало хорошо. Было такое чувство, что я обретаю силы. «Вот ведь прав оказался психиатр – мне не хватает общения! Теперь буду писать письма умной женщине, представляя, что это моя Маня!» От возбуждения я никак не мог заснуть, ворочался, представляя далекую Людмилу из Стамбула, жизненный девиз которой «Все сущее – любовь!»

А на рассвете я вдруг проснулся и вспомнил, что слышал эту фразу от Машки. Точно слышал! И даже знаю, когда. После просмотра документального фильма об очередной годовщине смерти принцессы Дианы. Моя любимая сказала:

– Вечно в этой королевской династии страсти разгораются. Ты про Эдуарда Восьмого помнишь?

Я ответил, что нет. И тогда Маша долго и красочно рассказывала о его отречении от престола ради американки Уоллис Симпсон.

– Представляешь, она, как будто предчувствовала будущее! Как будто знала, что ей предстоит испытать самую великую любовь двадцатого столетия! Еще на выпускном балу каждая ученица должна была оставить в школьной книге свой девиз. Уоллис тогда написала: «Все сущее – любовь!»

– А ты у меня – сущее наказание, – сказал я, – рассказываешь полчаса мне какие-то байки, а я лежу и жду тебя, совершенно не целованный! – И притянул любимую к себе.

Этот случай пронесся в моей голове так неожиданно и явственно, что я вскочил с кровати и включил компьютер. Щелкнул мышью по значку на рабочем столе, соответствующему сайту знакомств, вошел на свою страничку и в закладку «избранные», куда я поместил новую знакомую, и совсем не удивился появившейся надписи: «Профиль удален пользователем». Так же исчезла и наша переписка.

Мои познания в психиатрии, конечно, ничтожны. Но я откуда-то знал, что, если человек не считает себя больным, значит, на самом деле ему нужно лечиться! Мне же, наоборот, стало казаться, что я, действительно, сошел с ума. Но значит ли это, что я адекватен? В моей голове перепутались факты и фантазии, реальность и вымысел!

Может быть, не было никакого чата на сайте знакомств этой ночью?

Может быть, и писем вообще не было?

Или я их писал сам себе, чтобы облегчить боль утраты?

– Нет, к Модестовичу не пойду, – решил я, ложась снова в постель. – Хочу уехать куда-нибудь. Один.

– Может, в Стамбул? – съехидничало мое истерзанное сердце.

Я вытерпел еще три дня, потом сообщил Антону о своем приезде, а своему непосредственному руководителю о том, что беру неделю в счет отпуска. Не знал, зачем? Не понимал, почему? Захотелось уехать. Почему-то в Германию. Там, в Дрездене, жила родная тетка моей Маши, которую я, естественно, никогда не видел. Мария рассказывала, что тетя Марина вышла замуж за немца еще в советское время, и иногда ей удавалось прислать племяннице импортные вещи, за что в институте мою Росомаху дразнили «немецкой девочкой»… И, хотя Антон, пять лет назад заезжал к фрау Ланге, никакой информации от нее о своей племяннице он так и не добился. Она была занята маленькими детьми, по всей вероятности, своими внуками, и встретила его холодно. Может быть, на этот раз мне удастся ее разговорить?

После того, как прекратились Машины письма, я не мог найти себе места. Я как будто предчувствовал, что моя жизнь вот-вот изменится. А почему – не мог найти объяснение! Поэтому я решил поговорить с единственной родственницей Агеевых, о которой мне было известно.

Жена мой отъезд встретила «в штыки».

– Мы же собирались вместе на Мальдивы. Я уже отель присмотрела, – недовольно произнесла она, наблюдая за тем, как я собираю небольшую сумку.

– Это никак не отразится на нашем отпуске. Обещаю, – я старался быть спокойным и убедительным.

– Тогда зачем тебе эта поездка?

– Развеяться.

– От чего, Женя?

– От всего!

– Не сбежишь ты от себя! Даже не пытайся. Только усложняешь наши отношения все больше и больше. Хоть бы меня пожалел!

И тут я взорвался:

– Ирина, я только и делаю всю жизнь, что жалею тебя. Я пожалел тебя, когда ты была закомплексованной девушкой – старался поднять твою собственную самооценку. Я пожалел тебя, когда ты забеременела и решила рожать! Когда устраивала мне ежедневные истерики и предъявляла претензии о моих изменах. Я пожалел тебя, когда ты упустила нашу дочь. Я пожалел тебя, когда полюбил другую женщину! О ком, я по-твоему, думал все эти годы?

– О себе! Всегда только о себе. Тебе непременно нужно творить добро! Только всем от него – одно горе, – ответила она и закрылась в своей комнате.

А утром, неожиданно для себя поменяв билет, я вылетел в Стамбул, сообщив другу, что прилечу на день позже. Зачем я туда отправился? Я не знаю. Вряд ли на поиски исчезнувшей Людмилы! Но мне привиделся в нашем с ней коротком общении некий знак. И я положился на удачу.

Заняв свое место на борту «Боинга», я вспомнил Машину клаустрофобию, когда мы первый и последний раз летали с ней в Италию. У нее были совсем ледяные руки, и мне казалось, что она совсем не дышит.

– Понимаешь, Женька, я не боюсь разбиться, не боюсь авиакатастрофы, – заглядывала Машка мне прямо в душу уже после взлета, – я просто очень хочу отсюда выйти!

– Манечка, держись за меня. Все непременно будет хорошо. Выйдешь чуть позже. Все выйдем. После того, как сядем. Короче, сядем все! – веселил я ее голосом Анатолия Папанова. – Доверься пилоту. А лучше – мне. Мне – можешь?

– Тебе – могу, – прошептала она и, положив голову на мое плечо, закрыла глаза…

Самолет слегка тряхнуло от толчка о землю. Послышались аплодисменты, объявления и разноязычная речь.

Изучив путеводитель, я хотел сначала поехать на метро, благо до центральной исторической части города было чуть более двадцати километров. А потом решил присоединиться к экскурсионной группе. Таким образом, сразу увижу всю красоту восточного города и Босфор. Но выйдя из экскурсионного автобуса на очередной стоянке, посетил только Собор Святой Софии и отказался от Голубой мечети и великолепного Дворца Топкапы, полюбовавшись ими издалека, чем очень огорчил нашего гида Волкана.

Я хотел побыть один и почувствовать то, зачем я прилетел в этот город? Прошелся по бесконечным торговым рядам, накупил сладостей и безделушек Катьке и Ванюше, а потом остановил такси и попросил отвезти меня в европейскую часть города, в самый лучший ресторан. Становилось нестерпимо жарко, и хотелось побыстрее спрятаться в прохладе кондиционера.

– Окей, рашн турист, – радовался таксист, но цену за поездку попросил вполне приличную.

Ресторан, куда он меня привез, оказался итальянским, дорогим и изысканным. А мне так вдруг захотелось русской окрошечки. Видимо, я вслух произнес название нашего национального блюда, потому что подошедший официант неопределенной национальности ответил на моем родном языке совершенно без акцента:

– Давно в Стамбуле?

– Нет. Проездом, – ответил я.

– А я больше десяти лет, – то ли радостно, то ли печально произнес он.

– И как?

– Хорошо. Только дальше официанта так и не продвинулся.

– Ничего. Все еще впереди. Тебя как зовут?

– Игнат.

– Вот что, Игнат, принеси мне всего, что напоминает русскую кухню – на свое усмотрение, водочки грамм двести и стамбульскую газету с предложениями об услугах населению. Желательно, на английском языке. С турецким – у меня, как-то не очень.

Я выпил, закусил малосольными огурчиками и раскрыл объявления с подзаголовком «Даю уроки». Уже после второй стопки я набирал номер Людмилы, обучающей детей и взрослых русскому языку:

– Привет, Людмила.

– Здравствуйте, – произнес несколько глуховатый голос. – Чем обязана? По-русски, вы говорите неплохо.

– А это Руслан Вас беспокоит. Вот прилетел в Стамбул – продолжаю искать свою Людмилу.

Она долго и искренне смеялась:

– Как же вы меня нашли? И я ведь не Ваша Людмила?

– Не моя. Это правда. А почему вы профиль удалили?

– Вот за это, Руслан, я должна Вас поблагодарить. После Ваших слов я долго думала. А потом взяла и позвонила в Россию по одному старому, почти забытому мною, номеру.

– И оказалось, что Вас там ждали?

– Совершенно верно. Я вылетаю через несколько дней в Тюмень. В город моего детства.

– Вот видите, Людмила, я принес Вам счастье. Всегда кто-нибудь кого-нибудь должен ждать. Человек не может быть один!

– Спасибо, Руслан. Желаю Вам счастья. Непременно найдите свою Людмилу.

– Мое настоящее имя Евгений, – поправил ее я.

– Удачи Вам, Евгений! – и она положила трубку.

– Все было очень вкусно, – поблагодарил я Игната. – Особенно Вам удалась водка!

Он усмехнулся, пряча в карман чаевые:

– Что-нибудь еще?

– Такси до аэропорта и одну сигарету за счет заведения.

Мы вышли на улицу. Закурили.

– Скажи, Игнат, здесь недалеко медицинский центр, наверное? Много машин неотложной помощи проносились мимо. А оголтелые водители легковушек не уступали им дорогу. Мне кажется, у нас с этим получше.

– Вы угадали. Видите справа корпуса «Мемориал»? Это очень известная группа турецких клиник во всем мире. А аварий у нас в Стамбуле, как и везде, хватает. И это место – не исключение!

Мы тепло распрощались.

Потом я долго сидел на лавочке возле ресторана в ожидании такси и смотрел на высокие корпуса знаменитого стационара. И мне почему-то было несказанно грустно…

– У тебя совесть есть? Я третий день тебя встречаю! Мне что, больше заняться нечем? – накинулся на меня Антон, обнимая в аэропорту Дрездена.

– Привет, дружище. Да я в Стамбул летал, а оттуда прямого рейса на Дрезден не было, только через Франкфурт.

– Ты был в Стамбуле? – спросил мой друг меня таким голосом, будто я спускался в Царство Аида. – А что ты там делал?

– Развеялся. К себе прислушался. Ну, мы поедем? Люси уже заждалась тебя, наверное, учитывая опоздание самолета.

– Люси нет уже две недели. После того, как я вернулся из России. Я теперь снимаю квартиру.

Я аж присвистнул. А Антон, не обращая внимания на мои дополнительные вопросы и вздохи, сказал:

– Садись. Поехали. Если бы ты не прилетел, я сегодня сам собирался тебя вызывать. У нас очень мало времени. Точнее, у тебя.