О чем молчат тени

В тот момен, Эйвара осенило – он будет работать там, где не будет монотонной. Он изначально рассматривал службу в Имперской Армии, поскольку служить там было в почете. Но из-за единственной случившейся с ним проблемы с законом, когда за драку его задержала местная стража, о службе в армии можно было забыть. Единственное, что оставалось, – это стать охотником на нечисть. Да и были свои плюсы в отличие от той же армии: режима работы нет, можно действовать по обстоятельствам, посещать разные места, и главное – убивать нежить. Работа хоть и грязная, и, скажем так, не особо благодарная, поскольку местные часто переживают, что охотники могут принести с собой разного рода нечистоты, а порой и проклятия тёмных существ, но зато есть возможность неплохо зарабатывать. Этой новости совсем не была рада слышать мать семейства, всегда ожидающая что когда он подрастёт, он станет помогать им по хозяйству. Тем более что у отца начинались проблемы со спиной и некоторая физическая работа давалась ему с трудом. Но не смотря на это, Эйвара было не переубедить. Его решение вбило клин между им и мамой – что гложило его. Частичка его гложила вина за неоправданые ожидания. Поэтому он пообещал самому себе – всё заработанное он будет нести родителям, чтобы они могли позволить себе нанять чернорабочего.

И вот завтра у Эйвара будет первая охота, и наконец-то он сможет попробовать на тварях свой новый серебряный меч, который выдал ему Ранд по долгу службы, поскольку государство должно было обеспечить каждого официального охотника на нежить серебрянным мечом. “ Вот вскрою им животы, очищу нору, получу за это хороший кошель монет, а потом в трактире буду рассказывать о своих приключениях”, – думал он про себя. Эйвар поправил подушку под головой и стал по тихоньку засыпать с довольной улыбкой на лице, предвкушая предстоящий день и событие.

Эйвар по привычке проснулся ранним утром – обычно в это время просыпается все семейство, чтобы начать работу по хозяйству. Но сегодня, в отличие от предыдущих дней, он не планировал полоть грядки или поливать овощи – он планировал совершить нечто “геройсксое” как он считал, нечто мужественное и совсем не обычное. Он помыл лицо, подвязал короткий серебряный меч и направился к рынку, где он должен был встретиться с Рандом. Погода стояла солнечная, свежий ветер обдувал черепичные крыши и каменные стены невысоких зданий Хэверглена. Эйвар подошел к малолюдному рынку, и увидел Ранда, стоящего возле лавки с зельями. Хозяин лавки, высший эльф, надо признать, в магии и алхимии высшим эльфам нет равных, с надменным видом что-то говорил Ранду.

– Десять золотых, – сказал эльф.

– Да прекращай, – криво усмехнулся Ранд, – давай восемь, видишь, у меня новенький, зелий придется больше брать, чем обычно.

– У тебя вечно эти “новенькие”, Ранд, – заметил эльф.

– Ну так что делать, если они долго не протягивают. Дай парню шанс, на лишнюю монету оболтус прокормит себя лишний день.

– Хорошо, хорошо, – раздраженно ответил эльф, – Пусть будет девять…

– По рукам. – Ранд вытащил из кошелька девять золотых монет и положил эльфу на лавку, в обмен тот передал Ранду два фиолетовых флакона размером с пол ладошки каждый. Ранд положил флаконы себе в рюкзак и продолжил идти вдоль лавок.

– Что это за флаконы?

– Зелье Винзимы, от воспалений, – ответил Ранд, – гоблины часто питаются падалью, поэтому у них во рту столько заразы, что из их зубов можно отдельный яд варить. Если они тебя укусят, то заражение пойдет быстро, и храни тебя Единый, если у тебя нет этого флакона. – Ранд остановился возле одной из лавок. – Порцию Мариаллы, – попросил он у продавца.

– Две золотых, – сказал продавец.

– А вот это нормальная цена, – Ранд протянул ему две монеты и взамен получил мешочек с сухой травой. – Мариалла обязательна! Укус, обморожение, ожог, любая рана – остановит боль и заживит.

Эйвар внимательно следил за тем, что набирает Ранд, и пытался запомнить всё, что он говорил: “Винзима от гангрены, Мариалла заживляет раны, снимает боль… нужно побольше повязок”.

Наконец Ранд остановился, внимательно осмотрел мешок, пересчитал флаконы и съестное и посмотрел на Эйвора. – Всё, готов?

– Готов, – ответил Эйвор, пытаясь не выдать своё волнение.

– Тогда седлаем коней. Уйдет полдня, чтобы добраться туда. Как доберёмся, там и сделаем привал, пока не стемнеет. Понял?

– Понял, – кивнул Эйвор.

– Отвечаешь за мешок головой, – предупредил Ранд и передал его Эйвору.

Они оседлали коней и выдвинулись к выходу. Эйвар смотрел на прохожих и был доволен собой, ведь ощущал себя подобно герою одного из тех рассказов о рыцарях. Однако легкий страх все-таки охватывал его. Как-никак, раньше он всего лишь махал кулаками в уличных драках, и максимум, что ему приходилось делать – это покривить чьи-то бока да ломать носы. Теперь же, на поясе у него висел меч, который скоро вонзится в чью-то плоть. “Интересно, как гладко проходит лезвие через чье-то тело? Тяжело ли будет срубить гоблину голову? Может, попробовать отрубить им руки? Нет, по руке попасть, наверно, тяжело, лучше тогда по ноге”.

Первую часть пути от Хэверглена до норы гоблинов они шли по прямой, устеленной ровным камнем широкой дороге. Дорога была облагорожена, поскольку вела непосредственно к Ильдории – столице Талорианской Империии и главному городу провинции Арентии. Провинция Арентия, принадлежащая людской расе и где жил Эйвар, была известна далеко за ее пределами, прежде всего из-за несметных богатств, которые добывали гномы. А богатые торговцы, пускали это золото в торговый оборот. “Золотая монета – правая рука императора”, говорили в простонародье. Столица Ильдория, славящаяся своими богатствами, манила к себе приезжих со всех провинций, и даже других империй. Поэтому, когда Эйвар и Ранд не спеша скакали по главной дороге, они видели десятки иноземцев, разных рас и одеяний, говорящих на непонятных им наречиях и идущих по своим делам: кто-то выглядел как богатый торговец, прибывший из отдаленных земель; другие были одеты в высококачественную стальную броню, купить которую обычным охотникам на мелкую нежить было не по карману. Вдоль дороги стояли ухоженные поселения, похожие на Хэверглен, но поменьше, пополняющие свой бюджет за счет золота путников, останавливающихся в местных тавернах и тратящих деньги на местных рынках.

Эйвар и Ранд свернули с главной дороги, и тут же началась обычная пыльная дорога, на которой повозки сильно шатались, и настолько узкая, что двум каретам пришлось бы хорошенько потесниться. Так же изменился и вид местных поселений: их размер и внешний вид сильно уступали тем, что стояли у главной дороги. Местность стала безлюдной, и поэтому Эйвору осталось только глазеть на знакомые с детства виды: изумрудные луга, местами переходящие в плавные невысокие холмы, и маленькие лески деревьев, временами стоящие посреди обширных лугов.

Они скакали еще пару часов, когда Ранд наконец сошел с дороги. Они некоторое время скакали по лугу, пока не остановились у знакомого леса – место, где был схвачен гоблинами путник. Ранд приказал Эйвору осмотреться по сторонам и проверить, все ли безопасно, а сам привязал коня и стал его поить. – Костер разводить не будем, нечего внимания нежити привлекать.

– Будем подготавливаться?

– Передохнем, все обговорим.

– Хорошо, – Эйвар привязал коня и стал рыться в мешке. Оттуда он достал замотанный в ткань кусок хлеба и вареные яйца. Он очистил яйца и стал их кушать, а после спросил, – А гоблины едят хлеб или яйца?

Ранд усмехнулся, – Яйца да, но только сырые, и не куриные. Они любят человечьи или бычьи. Человечьи яйца для них деликатес, а бычьи большие – можно подольше насладиться. Так что, смотри, молодой, если у тебя яйца большие, то внимательным будь, кто-нибудь своими зубками да вцепится.

Эйвар помялся, – Получается, что они того пропавшего съели?

– Конечно! В тот же день упокой Единый его душу. Сначала съедают живот, потом почки, печень, кишки. Сердце и мозг оставляют на потом, их съедает вожак. Из костей они делают всякое такое: кровати, стулья, доспехи даже.

– Ого, почти как у людей. Я про доспехи, – уточнился Эйвар.

– Угу, – подтвердил Ранд, – Каждое поколение у них умнее и умнее. Вон, лет двадцать назад и не мог подумать, что эти твари начнут произносить слова. А теперь уже по несколько слов что-то там трещат. Додумались ведь еще и стулья делать… В общем! – вдруг сказал Ранд, – Лучше по существу вопросы задавай, а не про вареные яйца.

– Например… – замешкался Эйвар, – Как их брать будем?

– Да, – кивнул Ранд, – Значит, план таков: приходит ночь, мы доходим до норы, ждем, когда твари засыпают, и режем им глотки один за другим, пока все до последнего не сдохнут. Если один из них проснется, то разбудит остальных, а значит, нас окружат. Если нас окружают, то мы встаем спина к спине и не даем их нас разделить.

– Что если одного из нас тяжело ранят?

– Если ранят меня, то лучше, чтобы ты убежал; хоть какой-то шанс, что не умрешь. Если ранят тебя, то, думаю, я за себя постою. Но надеюсь, что рана у тебя будет смертельной, потому что тратить на тебя зелье я не хочу, и так дорогое.

Эйвар посмотрел слегка недоуменным взглядом. – Что?

Ранд развел руками. – Посмотри на меня, я по-твоему Талорианский торговец? Я золотом не сру, в отличие от них. Мне каждая монета дорога.

– Обнадежил, – Эйвор отложил остаток своего хлеба.

– Слушай меня, молодой, и, может, проживешь дольше предыдущего, – Ранд сделал глоток воды. – Если увидишь, что биться я не могу, то беги.

– А что стало с тем, кто был до меня?

Ранд задумался над чем-то, будто вспоминая. – Об этом как-нибудь потом. Полежи, молодой, отдохни. Проверь обязательно, чтобы меч был острым, понял?

– Понял, понял, – Эйвор лег. – Зачем, кстати, у нас мечи короткие?

– Ха, – фыркнул Ранд, – А ты что хотел? Тяжелый двуручный? Тебе, во-первых, большим мечом пару раз махнуть – как руки устанут. И смотри, тебе в нору лезть – что больше поможет? Длинный тяжелый меч или легкий и короткий? То-то же! Тебе не с солдатами махаться, а колоть гоблинов да фей. Тысяча лет как наши короткие мечи носят, не зря же.

– А ведь точно, – задумчиво покачал головой Эйвор. – Ну ладно тогда, полежу, а позже меч подготовлю.

– Давно пора, а то вопросов ты задаешь много.

Как только Эйвор лег, он закрыл глаза, пытаясь вздремнуть пару часов, поскольку ночь обещала быть бессонной. Но предстоящая охота никак не давала ему покоя. Ранд же, напротив, храпел настолько громко, что Эйвар стал побаиваться, не услышат ли их гоблины. После того как он поерзачил некоторое время, он решил, что впустую тратит время, и будет куда полезнее подточить серебряный меч. Он вытащил его из ножен и в переливающемся отражении клинка увидел свое лицо. Тонкий и изящный клинок длиной около сорока сантиметров красиво поблескивал каждый раз, когда Эйвар поворачивал его в своей руке. Он был совсем легким, взмахивать лезвием не составляло никакого труда. Левой рукой он продолжал держать серебряный, когда правой схватился за железный меч, на который он месяцами копил, и наконец купил прежде чем стать охотником на нежить. Железный был чуть длиннее серебряного и намного шире. И при этом железный был чуть ли не в три раза тяжелее – Эйвору даже пришлось немного напрячь руку, чтобы держать его на одном уровне с серебряным. Он отложил железный в сторону и принялся точить серебряный. Делал это он аккуратно, поскольку серебро куда требовательнее, чем железо, или сталь. Спустя некоторое время он закончил с подготовкой и отложил все в сторону. Он посмотрел на ножны, в которых лежали мечи, рядом лежал походный мешок и совсем небольшого размера деревянный щит. У щита была железная сердцевина и обод по краям. На всей его поверхности были видны сотни царапин, он не мог понять – были ли это царапины от чьих-то когтей, лезвий, или, может, и того и другого, поскольку куплен он был с рук.

Время пролетело удивительно быстро, когда Ранд вдруг прекратил храпеть и резко открыл глаза, – Пора, – он поднялся, потянулся, потер лицо и стал собираться.

– Из-за твоего храпа я думал, нас услышат.

– У гоблинов хорошее обоняние, если ты обосрешься, они это за километр учуят, но на ухо они глуховаты. Поэтому сумки оставим здесь, а то учуять могут. Прикроем все добро, чтоб никто не спер. Как закончим, вернемся сюда же.

– Понял, – Эйвар повесил на поясницу ножны: серебряный слева и железный справа, а щит – на спину. И последний штрих: длинные по локоть кожаные перчатки, плотно облегающие руку, каждая из которых застегивается на три застежки. Ткань перчаток была очень плотной, поскольку предусматривали защиту от маленьких острых зубов. Его руки слегка дрожали, поэтому он старался успокоить себя глубокими вдохами и выдохами.

– Мандраж? – без какой-либо ухмылки заметил Ранд. – Правильно, дыши поглубже, помогает.

“Да знаю я, что помогает,” – раздраженно подумал про себя Эйвар и направился вслед за Рандом.

– Когда подойдем к норе, перевяжем лица тряпками, чтобы от вони не вырвало. И придется перемазаться грязью, чтобы нас не учуяли. Они будут спать, я подойду к вожаку, ты – к любому другому. Быстро перерезаешь горло, потом быстро идешь к другому и делаешь точно так же. Режь один раз, глубоко, чтобы сонную артерию точно задело. Пока другие просыпаются, мы половину уже перебьем. Все понял?

– Понял, – кивнул Эйвар.

Спустя несколько минут они подошли к знакомому оврагу и бесшумно спустились вниз. С наступлением ночи, на речной глади сияло отражение полной луны. Они шли вдоль реки в полнейшей тишине, пока не показалась та самая нора. Из-за близости реки вокруг была только грязь, которой Ранд решил воспользоваться. Он схватил жирный кусок грязи и стал обтираться ею, Эйвар последовал его примеру: лицо, шею, одежду, руки – все теперь было под плотным слоем грязи. Полностью обмазавшись, теперь стояли две абсолютно темные фигуры с двумя парами светящихся в темноте глаз. Ранд достал из мешка две тряпки, одну передал Эйвару, другой обмотал свое лицо. Они оба кивнули друг другу в знак готовности, достали серебряные клинки и поползли внутрь норы.

Тоннель был настолько маленьким, что Эйвару пришлось буквально ползти на четвереньках. Стены, земля, воздух – все было скользким и холодным. Тоннель петлял направо и налево, он никак не ожидал, что он будет настолько длинным, пока, наконец, в конце не увидел оранжевый огонь. “Неужели костер в такой маленькой норе?” удивился Эйвор. Чем ближе были эти огни, тем сильнее становился запах смрада. Тоннель наконец закончился, и Эйвар впервые в жизни увидел, как выглядят гоблины и где они обитают.

Тьма в пещере была густой, липкой, словно сама воздух пропитался испарениями гнили. Сырой, удушливый смрад ударил в нос Эйвору – смесь разлагающейся плоти, гоблиньей мочи и чего-то кислого, будто протухший бульон из внутренностей. Гоблины спали, свернувшись в жалкие, дрожащие клубки, их синяя кожа блестела от жира и пота в тусклом свете. Ребра выпирали так резко, будто вот-вот прорвут кожу. Длинные носы, усыпанные прыщавыми наростами, подрагивали во сне, втягивая зловонный воздух. А из полуоткрытых ртов сочилась густая слюна, смешанная с остатками полупереваренного мяса. Один из гоблинов выделялся: толстый, раздутый, как падаль под солнцем, он лежал на возвышении из грязных тряпок и костей. Его живот, покрытый сине-багровыми растяжками, колыхался при каждом храпе. Лицо было широким, свиноподобным, с дряблыми щеками, перекрывающими крошечные, заплывшие глазки. Тонкие ручонки, как у мертворожденного младенца, судорожно сжимали объедок – полусгнившую крысу, из которой еще капала черная жижа.  Каэжый из гоблинов спал в своем логове – кучах мусора, склеенных грязью, экскрементами и запекшейся кровью, из-под них торчали переплетённые ветки и кости, а между ними шевелилось что-то мелкое – тараканы? Личинки? Но хуже всего была яма. На дальнем конце пещеры зияло углубление, заполненное раздутыми трупами – то ли собаки, то ли… что-то с человеческими пальцами. Кишки расползлись в черной жиже, а из глазниц выползали белые, жирные личинки, падая вниз с тихим плеском. Вокруг летали сотни, а может тысячи мух: они вились плотным, жужжащим облаком, садясь на трупы, гоблинов, на самого Эйвора. Жирные, мохнатые, они лезли в нос, в уши, в уголки глаз, их липкие лапки щекотали кожу, а крылья хлопали прямо по векам.

Ранд пальцем указал, что направляется к вожаку, а Эйвору указал, чтобы резал гоблина по соседству. Как только они распределились, Ранд кивнул в знак готовности, Эйвар кивнул обратно. Два сияющих клинка блестнули в темноте. Эйвар почувствовал, как клинок мягко и без особых усилий, словно в подтающее масло, перерезает плоть. Он тут же вытащил клинок, и из тонкой линии раны ручьем потекла темно-красная кровь. Гоблин стал захлебываться и судорожно махать руками, пытаясь закрыть рану. Его большие яблокообразные глаза в страхе и истерике уставились на Эйвора, который застыл на месте, глядя на его мучающееся лицо. Эйвара пробудил крик Ранда: "Следующий!", – скомандовал тот, вонзая клинок уже во второго гоблина. Эйвар очнулся и побежал к следующему гоблину который уже начал просыпаться, осматриваясь вокруг. Увидев, как Эйвар подбегает к нему, он не смог сделать ничего, кроме как попятиться назад, прикрываясь рукой. От того что гоблин двигался, Эйвару пришлось воткнуть лезвие в грудь. Грудная клетка гоблина немного остановила продвижение клинка – нежить неуистово закричала от боли. Эйвор схватился за клинок двумя руками и с силой вонзил его так, что почувствовал, как острие прошло сквозь тело, вышло с противоположной стороны и ударилось о камень. Он краем глаза увидел, как Ранд добил пятого гоблина, который перед смертью лишь успел взмахнуть рукой и теперь также дрожал в мучительных судорогах. Не успел он закончить, с пятым, как неожиданно из темноты, стал выползать шестой гоблин. Он был совсем худющим, задние ноги его не работали, поэтому он полз к Ранду. Глубокие морщины, хриплый голос, беззубый рот – гоблин был совсем старого возраста. Тонко хрипя он лишь успел проползти пару метров, когда Ранд высоко поднял свою правую ногу и тяжело наступил на его голову. Раздался легкий треск проломленного черепа и гоблин захрипел. Ранд снова поднял свою ногу и снова наступил на его голову. Теперь, его сапог провалился еще глубже внутрь черепной коробки гоблина. Но Ранд на этом не остановился. Он топтал его голову снова и снова, пока весь его сапог не покрылся кровью, а гоблин перестал дергаться. Эйвор находился в шоке и стоял на месте, когда к нему подошел Ранд: «На этом, я думаю…» – но не успел он закончить, как из угла раздался еще один скулящий звук. Охотники в один момент уставились на источник этого звука и направились в его сторону, держа клинки наготове. Подойдя ближе, Эйвор увидел, как в углу забилась самка гоблина, она была чуть меньших размеров, черты лица аккуратнее, и у нее имелась грудь. Но что больше поразило Эйвара, так это то, что, отползая к углу, она держалась за невероятно большой и округлый живот. Ее глаза в страхе смотрели то на Эйвора, то на Ранда.

Она беременна, – коротко произнес Ранд, – если родит, то минимум троих.

Ч-что тогда делать? – Эйвар был растерян, к такому он не был готов.

Ранд держал клинок на готове и не спускал глаз с самки гоблина, которая забилась в угол и не смела сделать ни звука. Ранд тяжело выдохнул, быстро поморгал глазами и сделал несколько шагов по направлению к ней, подняв клинок и готовясь ударить.

Стой! – вскрикнул Эйвар, но было уже поздно. Ранд встал прямо над маленьким телом самки, взревел и стал наносить удар. Эйвар видел, как кровавое лезвие направилось в ее сторону и закрыл глаза.

Но раздался звук, который он никак не ожидал – звенящий удар лезвия об камень. Эйвар открыл глаза, присмотрелся и увидел, как меч Ранда остановился в сантиметре от ее лица. Ранд вплотную поднес лицо к самке гоблина и стал истошно реветь, словно медведь. От этого самка гоблина сильно дрожала в страхе. Когда же Ранд перестал кричать, он стал истошно кричать одну и ту же фразу: – Людей. Не. Есть. Смерть. – он повторял это снова и снова, пока вдруг не замолчал и не уставился на нее.

В ответ он услышал ее тонкий, скулящий голос: – Не людей. Смерть. – её глаза дрожали, – Не людей. Смерть. Не людей. Смерть.

Ранд встал и посмотрел на неё в последний раз, протер об себя окровавленный клинок, вновь заставив его сиять, и показал клинок самке: – Смерть, – крикнул он в последний раз.

Кинув взгляд на Эйвора, он развел руки, – Что? Хочешь убить ее? Валяй.

Эйвар в ответ лишь промолчал. Далее Ранд направился к трупу вожака, положил его тело прямо, достал железный меч, одним широким взмахом отрубил ему голову и положил её в мешок. Он знал, для чего Ранд отрубил им головы – чтобы показать, что работа сделана. Ранд осмотрел всё вокруг, но ничего полезного, кроме гоблинского оружия, в виде копий и луков, не нашёл.

Эйвар подошел к яме и увидел что в ней находились гниющие тела оленя, кабана, и пары зайцев. Но был и один человеческий труп: тело женщины с разорванным в районе живота платьем и опустошенным желудком. От ее лица осталась лишь нижняя челюсть с рядом белых зубов, височные и затылочная корки головы свисали, от оставшеся задней части головы расли длинные золотистые волосы, левая рука ниже локтя была плоностью обглодана.

Яма была переполнена кровью и гноем, в котором копошились сотни белых опарышей. Этой массы было настолько много, что из переполненной ямы уже вытекало нечто густое и черное. От всего увиденного и от запаха Эйвор почувствовал, как сократился его желудок, и он едва сдержал приступ рвоты.

Ранд подошёл к яме с трупами, осмотрел её и вытащил труп девушки – по разорванной шее стало понятно что это она ночевала в том лагере. Но на этом Ранд не остановился; он стал руками ощупывать дно ямы, утопив ладони в вонючей черной жиже. Каждый раз, что-то нащупывая, он поднимал вещь со дна и бросал её в мешок с головой. Далее он указал на труп женщины и приказал Эйвору схватить её за подмышки и выходить из пещеры вместе с ней. Путь на выход оказался куда тяжелее. Мало того что ему пришлось идти спиной вперед, так и перед глазами постоянно свисала полость головы девушки, подобно чаше, в которой на самом дне еще переливалась темная кровь.

– За волосы ее тащи, – приказал Ранд, – Быстрее будет.

Эйвор, не веря в то, что он делает, схватил капну золотистых волос и обмотал ими свою руку. Тело и вправду стало проще тащить. Так Эйвор полз несколько минут, картинки убийств хаотично сменялись одна за другой. Казалось, тоннелю нет конца и края. Поворачивая направо и налево, постоянно скользя в грязи, он начинал терять терпение, пока наконец не вылез на поверхность.

Эйвар сорвал со своего лица тряпку и с хрипом стал набирать в легкие свежий воздух. Громко надышавшись, он уже не мог сдержаться, и его вырвало. Очистив свой желудок, он направился к реке. Он встал в воду по колено и начал судорожно мыть сначала свои руки, а затем и лицо.

На все это Ранд смотрел со спокойствием, задумчиво и молчаливо наблюдая за подопечным. Ранд не спеша снял повязку, встал на одно колено и тоже омыл руки и лицо. Дальше он потянулся рукой в мешок с головой и достал то, что нашел на дне трупной ямы. Омыв это в реке, он вытащил руку из-под воды и стал рассматривать – Хлам, но вот браслет… походу, серебряный! И гравировка какая… Ух, какой улов! Неплохо, неплохо, – довольно сказал Ранд и посмотрел на Эйвора. – Ничего, молодой, придет и твое время, тоже когда нибудь подзаработаешь.

У Эйвора до сих пор перед глазами стояла та пещера, наполненная трупами, а в ушах еще жужжали мухи и всхлипывали умирающие гоблины. Теперь же, когда над ними было звездное ночное небо, а вокруг царила тишина, он словно был потерян – слишком быстро сменилась обстановка. Ранд позволил Эйвору перевести дух некоторое время, а позже слегка хлопнул ему по плечу: – Ну все, пойдем, молодой. Надо закончить дело.

Они схватили труп девушки за ноги и за руки и потащили ее к своему лагерю, неся ее словно мешок.

Эйвор спросил: – Что будет с самкой гоблинов?

Ранд ответил, запыхаясь: – Через пару дней родит. Будет тяжело, но, скорее всего, выживет.

– Она и в правду не будет охотиться на людей?

– Не будет. Гоблины примитивны, но запоминают вещи. Особенно под страхом смерти.

– А что, если ее детеныши начнут охотиться на людей?

– Не будут. Отпрыски копируют поведение родителей. Если мать будет бояться людей, то и ее детеныши будут.

Пока они шли через тихое ночное поле, Эйвар думал как они выглядят со стороны: двое подозрительных парней, волочат труп девушки посреди ночи в безлюдном поле, очень подозрительная картина. Потом он переключился на тот момент, когда Ранд пощадил самку. Он не знал чем руоводстововался Ранд, но отчасти понимал его, ведь та была беременна. Для примера он привел крыс: хоть Эйвар их не любил,но их новорожденных детенышей он бы не смог убить. Может у Ранда было точно такое же чувство? Подходя к лагерю, лошадь Эйвара сначала занервничала, а потом и вовсе заржала, брыкаясь на месте. Лошадь Ранда оставалась спокойной, видимо, за все эти годы она уже могла распознать своего хозяина даже в таком кроваво-грязном виде.