Похоже, я попала

– Ого, какая она большая! – с восхищением прошептал Шишок из кармана. – И грустная. Наверное, ей не рассказали смешную частушку.

Михей смотрел на меня с такой надеждой, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

– Ну что, ведунья? Видишь порчу? Снимешь её?

Я глубоко вздохнула, чтобы унять дрожь в коленках, и подошла к корове. Осторожно, будто она была хрустальная, я положила руку ей на тёплый бок. Закрыла глаза и попыталась сосредоточиться.

– Она тёплая! – тут же доложил Шишок. – И молоком пахнет! Вкусно! А ещё чем-то не очень… Фу.

Я пыталась его не слушать. Я искала магию, порчу, сглаз. Но ничего такого не было. Я чувствовала только… тяжесть. Тупую, застойную тяжесть где-то в районе живота коровы. Как будто она проглотила камень.

И тут мой мозг, привыкший к логике двадцать первого века, а не к средневековой магии, выдал до смешного простой ответ.

Я открыла глаза.

– Никакой порчи тут нет, – сказала я на удивление твёрдым голосом. – Она у вас просто… объелась. Съела что-то не то, вот желудок и встал.

Михей вытаращил на меня глаза.

– Как это… объелась? Да она со вчера и крошки во рту не держала!

– Вот именно. Потому что живот и так полный, – терпеливо объяснила я, вспоминая, как мама в детстве лечила мне живот укропной водичкой. – Ей нужно помочь. У вас ромашка есть? Или мята?

Крестьянин посмотрел на меня с недоверием, но покорно сбегал в дом и принёс пучок сушёной ромашки. Я налила в большой ковш воды, щедро насыпала туда травы и поставила на огонь. Вскоре над двором поплыл сладкий медовый аромат.

– Зельеварение! – захлопал в ладоши Шишок. – Моё любимое! А давай добавим туда немного грязи для густоты?

Я остудила отвар и поднесла ковш к морде коровы.

– Ну давай, Зорька, хорошая, попей, – ласково уговаривала я.

Корова сначала отворачивалась, но потом принюхалась и недоверчиво потянулась к отвару. Попробовала раз, другой.

Мы с Михеем стояли и ждали. Прошло минут десять, которые показались мне вечностью. И вдруг… корова громко, на весь сарай, икнула. А потом, после небольшой паузы, так же громко, протяжно и с явным облегчением… рыгнула.

Михей аж подпрыгнул. А Зорька мотнула головой, шумно выдохнула и с аппетитом потянулась к сену.

– Исцелилась! – выдохнул крестьянин, не веря своим глазам. Он посмотрел на меня, и его лицо расплылось в счастливой улыбке. – Заработал желудок-то! Ай да ведунья! Ай да умница! Я же говорил, порча! А ты её – раз! – и сняла!

Я решила его не переубеждать. Пусть верит в магию, если ему так проще.

– Спасибо тебе, дочка! Огромное спасибо! – он бросился в дом и вернулся с большой глиняной крынкой, полной тёплого молока. – Вот! Возьми! От чистого сердца!

Я держала в руках тяжёлую крынку, и по моим щекам текли слёзы. Но это были слёзы радости. Я впервые в этом чужом мире сделала что-то сама. Что-то полезное. И получила за это свою первую плату.

Когда я вернулась в лавку, уставшая, но до невозможности счастливая, Аглая молча забрала у меня крынку, налила молока в две кружки и одну протянула мне.

– Молодец, – коротко сказала она.

И от этого простого слова у меня внутри разлилось такое тепло, будто я выпила не молоко, а чашку солнечного света. Я справилась. Я прошла своё первое испытание. Я здесь не зря.

Глава 5

Дни неслись вперёд, словно дикие лошади. Я потихоньку переставала ощущать себя полной дурой, которую случайно занесло в другой мир. Теперь у меня был статус – ученица знахарки! Звучало-то как, а? Для меня – очень даже гордо. Я уже могла с закрытыми глазами отличить, где пахнет мятой, а где мелиссой, и знала, какой корешок заварить от кашля, а какой поможет уснуть без дурных снов. Даже магический очаг, который поначалу плевался в меня искрами, теперь загорался ровным синим пламенем от одного моего шёпота.

Аглая по-прежнему была той ещё скрягой на похвалу, но я-то видела – она довольна. Иногда, в моменты особой щедрости, она даже разрешала мне самой смешивать простенькие отвары для крестьян. И знаете что? У меня получалось! Люди уходили с моими склянками, а потом возвращались и благодарили. Это было просто невероятно – понимать, что ты кому-то помогла.

«Ты почти настоящая ведьма! – восторженно пищал у меня в голове Шишок, мой личный, невидимый для других фамильяр в виде еловой шишки. – Ещё чуть-чуть, и будешь летать на метле! А мы можем превратить в жабу того вредного булочника? Ну пожалуйста! Он вчера не дал нам булочку с маком! А я так хотел! Представляешь, у нас будет своя говорящая жаба!»

«Давай ты обойдёшься, – мысленно отмахнулась я, старательно перетирая в ступке сушёные ягоды можжевельника. – Мне и одной говорящей шишки хватает за глаза и за уши».

«Ну и ладно, – надулся он. – Просто ты не понимаешь, какое это веселье – квакать на обидчиков!»

В один из таких совершенно обычных дней, когда лавка была наполнена ароматами трав, а я – мыслями о том, что на ужин, колокольчик над дверью звякнул. Но как-то не так, как обычно. Тихо, почти неуверенно. Я оторвалась от своей ступки и замерла.

На пороге стоял мужчина. Ой, нет, не так. На пороге стояла настоящая гора, которая загородила собой весь солнечный свет. Он был просто огромным, с такими широченными плечами, что на них, кажется, можно было бы устроить пикник. На нём была простая одежда из грубой кожи, вся в потёртостях, явно видевшая и дожди, и ветра. Длинные тёмные волосы стянуты на затылке простым ремешком, а лицо… Лицо было таким хмурым, будто он только что съел самый кислый лимон в мире. А на щеке белел тонкий шрам, который прятался в тёмной щетине.

Он не проронил ни слова. Просто шагнул через порог, и наша просторная лавка тут же съёжилась, стала казаться крохотной. От него пахло лесом после дождя, хвоей и чем-то ещё – диким, непонятным и немного волнующим. Он молча подошёл к прилавку и так же молча опустил на него большой, туго набитый мешок.

«Ого! – испуганно пискнул Шишок, выглядывая из кармана моего передника. – Ната, он какой огромный! Он что, на завтрак деревья ест? А в мешке у него что? Другие такие же огромные мужики? Или что-нибудь вкусненькое? Может, там вяленое мясо? Спроси у него!»

«Тихо ты!» – мысленно шикнула я на него, чувствуя, как от волнения вспотели ладони.

Из своей комнаты, шурша юбками, вышла Аглая. Она глянула на гостя и кивнула ему так, будто видела его вчера.

– Принёс, Фёдор? – буднично спросила она.

Охотник – а кто же ещё это мог быть – только коротко кивнул. Он развязал свой мешок и очень осторожно, я бы даже сказала, с какой-то нежностью, выложил на прилавок несколько больших, узловатых кореньев.

Аглая взяла один, повертела, придирчиво осмотрела, понюхала.

– Хороший товар, – наконец одобрительно кивнула она. – Чистый. Сразу видно, кто в лесу хозяин.

Пока они торговались – точнее, Аглая называла цифры, а охотник в ответ лишь молча кивал или слегка качал головой, – я не могла отвести от него взгляда. Он был вылитый герой из тех книжек, что я читала дома. Молчаливый, сильный, немного дикий. От него веяло такой спокойной силой, что становилось одновременно и страшно, и жутко интересно.

И тут он поднял на меня глаза.

Всего на секунду. Но у меня внутри всё оборвалось и ухнуло куда-то в пятки. Его глаза оказались светло-серыми, как сталь, и очень-очень внимательными. Он смотрел так, будто видел не просто девчонку-ученицу, а что-то гораздо большее. Мне стало так неловко, что я тут же уставилась в пол, чувствуя, как щёки заливает дурацкий румянец.

«Он на тебя смотрит! – заговорщицки зашептал Шишок. – Наверное, думает, какая ты смешная и маленькая. Или прикидывает, можно ли тебя съесть на ужин. Ты же как раз на один зуб!»

«Замолчи, пожалуйста!» – взмолилась я, пытаясь слиться со стеной.

Аглая отсчитала монеты и протянула их охотнику. Он сгрёб их своей огромной ладонью, которая казалась размером с две моих, снова кивнул и, не издав ни звука, пошёл к выходу.

Я не выдержала и снова украдкой подняла на него глаза. И опять наткнулась на его взгляд. На этот раз он не отвёл его сразу. Он смотрел на меня на пару секунд дольше, и мне показалось, или в его стальных глазах промелькнуло удивление? Будто он ожидал увидеть что угодно, но не меня.

Потом он так же резко развернулся и вышел. Колокольчик снова тихонько звякнул, и в лавке стало как-то слишком пусто и тихо.

Я стояла, как соляной столб, и глупо смотрела на закрытую дверь. Сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно на всю улицу.

– Кто… кто это был? – наконец смогла выдавить я, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Аглая, любовно перебирая драгоценные коренья, усмехнулась.

– Это Фёдор. Охотник. Лучший во всём лесу. Только он может достать редкие коренья из самой чащи, куда даже волки боятся соваться. Гость у нас нечастый. А уж собеседник и того реже.

Она хитро прищурилась, глядя на моё раскрасневшееся лицо.

– Что, понравился молчун?

– Что? Нет! Вовсе нет! Просто… он такой… большой, – пролепетала я, чувствуя, что краснею ещё гуще.

Аглая только хмыкнула и унесла свою добычу в комнату.

А я ещё долго стояла, прислонившись к прилавку, и не могла заставить себя вернуться к работе. Образ молчаливого охотника с пронзительными серыми глазами никак не хотел уходить из головы. А главное – его взгляд. Такой спокойный, внимательный, от которого почему-то стало очень жарко и немного страшно. И очень, очень любопытно.

«А он симпатичный, – неожиданно задумчиво протянул Шишок. – Большой, сильный. С таким не пропадёшь. Он бы нам точно булочку у пекаря добыл. Или целую пекарню».

И я, к своему удивлению, была с ним полностью согласна.

* * *

После того, как молчаливый охотник Фёдор ушёл, я несколько дней была словно в тумане. Каждый раз, когда входная дверь в лавку скрипела, я подпрыгивала на месте и с глупой надеждой оборачивалась. Но это были всего лишь покупатели. Я разочарованно вздыхала и продолжала перебирать травы, а сама то и дело ловила себя на том, что глупо улыбаюсь, как последняя дурочка. Вспоминала его хмурый взгляд, то, как он держал кружку своими сильными руками, его низкий голос…

«Влюбилась! Влюбилась! – кувыркался у меня в кармане передника маленький вредный Шишок. – Наша Ната влюбилась! У большого и страшного дяди хмурые брови, у-у-у! Он тебя в мешок посадит и унесёт в свою берлогу! Будешь ему щи варить из шишек и кореньев!»

«Замолчи, а то и правда сварю щи из тебя, будешь вместо капусты», – мысленно огрызнулась я, чувствуя, как пылают щёки. Ну почему он такой вредный? Но в глубине души я понимала, что этот маленький колючий проказник прав. Что-то в этом Фёдоре меня зацепило. Какая-то дикая, первобытная сила, от которой по спине бежали мурашки. И это было одновременно и страшно, и ужасно притягательно.

Чтобы хоть как-то выкинуть из головы эти мысли, я с головой погрузилась в работу. Аглая, моя наставница, видя моё усердие, хвалила меня и стала доверять всё больше. Теперь она даже отпускала меня в лес одну, правда, недалеко и только за самыми простыми травами, которые росли у самой кромки, почти у города.

В тот день мне нужно было набрать иван-чая и подорожника. День выдался просто чудесный: тёплый, солнечный. В лесу было так хорошо, что хотелось петь. Птицы заливались на все голоса, словно устроили соревнование, а воздух был густым и сладким от запаха сосен и цветов. Я шла по знакомой тропинке, напевая себе под нос какую-то дурацкую песенку из прошлой жизни, и впервые за долгое время чувствовала себя почти счастливой.

«Ой, смотри, какой гриб! – восторженно запищал Шишок, высовываясь из кармана и тыча своей лапкой-веточкой в сторону. – Красный! В горошек! Давай его сорвём! Он такой нарядный! Поставим в лавке на прилавок, все покупатели ахнут!»

«Чтобы Аглая нас с тобой этим же мухомором и накормила? – усмехнулась я. – Нет уж, спасибо. Собираем только то, что велено, а не то, что красивое».

Я уже почти набрала полную корзину иван-чая, когда услышала странный звук. Кто-то тихо и жалобно пищал, будто плакал маленький котёнок. Звук доносился из густых зарослей орешника. Осторожность – это, конечно, хорошо, но любопытство всегда было сильнее. Я оставила корзину на тропинке и полезла в кусты, раздвигая колючие ветки.

Писк стал громче. На небольшой полянке, прямо под корнями старого, могучего дуба, я увидела что-то маленькое, дрожащее и очень несчастное. Сначала я подумала, что это ёжик. Но, подойдя ближе, поняла, что ошиблась. Существо и правда было размером с ежа, но вместо иголок вся его спинка была покрыта плотными зелёными листочками, которые топорщились и мелко дрожали. У него были крошечные чёрные лапки и испуганные глазки-бусинки, которые с ужасом смотрели на меня. Одна из его лапок намертво застряла в старом, ржавом капкане, который какой-то злой человек, видимо, забыл здесь много лет назад.

«Ой, кто это? – с любопытством прошептал Шишок. – Какой зелёненький! Он что, родственник огурца?»

Я понятия не имела, кто это, но моё сердце просто сжалось от жалости. Было видно, что существо не злое, оно просто до смерти напугано и ему очень больно.

– Тише, тише, малыш, – прошептала я, медленно опускаясь на колени, чтобы не напугать его ещё больше. – Я тебя не обижу. Я хочу помочь.

Зверёк заскулил ещё жалобнее и попытался отползти, но капкан не пускал. Я осторожно протянула руку. Мой дар, который я уже научилась немного контролировать, тут же отозвался. От существа исходило тёплое, живое сияние, пахнущее лесом, травой и жизнью. А вот от капкана веяло могильным холодом и воняло ржавчиной и старой болью. Мёртвая, злая железка.

Нужно было что-то делать, и быстро. Я вспомнила, что говорила Аглая. Сначала обездвижила существо, а потом положила обе руки на ржавые челюсти капкана.

– Разожмись, – твёрдо сказала я, вкладывая в это слово всю свою волю и желание помочь бедняжке.

Металл под моими пальцами нехотя заскрипел. Раздался громкий скрежет, и капкан с трудом раскрылся. Зверёк тут же выдернул пораненную лапку и забился в самый дальний угол под корнями, жалобно скуля.

Лапка выглядела просто ужасно. Кожа была разорвана до самой кости, а сама рана уже начала темнеть по краям. Очень плохо дело.

– Так, спокойно, без паники, – сказала я сама себе, лихорадочно соображая. – Что у нас от ран и заражения? Подорожник!

Я огляделась. Да вот же он, прямо у меня под ногами! Широкий, мясистый лист. Я сорвала несколько самых больших и чистых листьев и размяла их в кашецу.

– Сейчас, потерпи немного, мой хороший, – бормотала я, разминая листья в зелёную кашицу.

Зверёк смотрел на меня с недоверием, но уже не пытался убежать. Кажется, он понял, что я не причиню ему вреда.

Я осторожно взяла его крошечную лапку. Он вздрогнул, но не вырвался. Я аккуратно приложила зелёную кашицу к ране. От подорожника повеяло прохладой и спокойствием. Но я чувствовала, что этого мало. Холод от ржавого железа уже успел проникнуть в кровь. Нужен был антидот. Что-то тёплое, солнечное, живое.

И тут я увидела его. Небольшой кустик с ярко-жёлтыми цветами, похожими на маленькие солнышки. Солнцецвет! Аглая говорила, что он выгоняет любую хворь и тьму.

Я сорвала несколько цветков, быстро растерла их между пальцами и добавила в кашицу из подорожника. Смесь тут же потеплела и засветилась слабым, но уверенным золотистым светом.

– Ну, с богом, – прошептала я и снова приложила компресс к ране.

На этот раз эффект был просто поразительным. Как только светящаяся кашица коснулась раны, зверёк перестал дрожать. Он глубоко вздохнул, и его тельце обмякло. Я, затаив дыхание, увидела, как тёмные края раны начали светлеть, а сама она прямо на глазах стала затягиваться.

Я сидела на земле, не веря своим глазам. Это была настоящая магия. Моя магия. Я это сделала!

Через несколько минут от страшной раны осталась лишь тоненькая розовая полоска. Зверёк, который, как я поняла, был каким-то лесным духом, лесовичком, встряхнулся, и его листочки на спине зашелестели, как от летнего ветерка. Он встал на все четыре лапки и сделал несколько пробных шагов. Потом подошёл ко мне и ткнулся своим влажным прохладным носиком мне в руку.

– Пожалуйста, – улыбнулась я, погладив его по шуршащей спинке.

Лесовичок посмотрел на меня своими умными глазками-бусинками, а потом сделал то, чего я совсем не ожидала. Он подбежал к дубу, ловко сорвал со своей спины один листочек – самый яркий, самый зелёный – и принёс его мне.

Я протянула ладонь, и он аккуратно положил листик мне в руку. Как только листок коснулся моей кожи, он вспыхнул ярким изумрудным светом и растворился, оставив после себя лишь ощущение тепла и тонкий аромат лесной свежести.

«Подарок! – восхищённо выдохнул Шишок. – Он тебя поблагодарил! Это же благословение леса! Теперь все белки и зайцы будут с тобой дружить! Будут приносить тебе орехи и морковку! Ты теперь их любимица!»

Лесовичок ещё раз благодарно пискнул, махнул мне на прощание лапкой и юркнул в нору под корнями дуба.

Я осталась сидеть на поляне, чувствуя себя совершенно ошеломлённой и невероятно счастливой. Я не просто заучивала названия трав. Я научилась понимать их, чувствовать их силу. И сегодня я спасла живое существо. Настоящего лесного духа.

В этот день я возвращалась в лавку не просто ученицей знахарки. Я возвращалась кем-то большим. Я чувствовала, что этот лес, этот мир, который поначалу был таким чужим и враждебным, потихоньку начинает принимать меня. Признавать своей. И это было лучшее чувство на свете.

Глава 6

После истории с Лесовиком я не ходила, а порхала. Весь вечер я, не закрывая рта, пересказывала Аглае подробности нашей лесной вылазки, размахивая руками и чуть ли не подпрыгивая на месте. Она, как обычно, слушала с каменным лицом, но я-то видела, как в её глазах проскальзывает удивление. А может, даже и уважение? Когда я дошла до момента, где зелёный листик растворился в моей ладони, она замолчала надолго, уставившись в одну точку.

– Лес принял тебя, дитя, – наконец выдохнула она, и в её голосе впервые не было ни капли привычной строгости. – Это большая честь. И ещё большая ответственность. Не каждому он свои тайны доверяет.

«Ещё бы! – раздувался от гордости Шишок у меня в голове. Он уже успел растрепать всем знакомым тараканам в лавке, что его хозяйка теперь без пяти минут лесная княжна. – Я же говорил! Мы спасли его подданного! Теперь все белки будут носить нам орешки, а зайцы – морковку! Заживём, хозяйка! Будем морковку продавать, а на вырученные деньги купим мне булок с маком!»

Я проснулась среди ночи, будто меня кто-то толкнул. Какое-то странное чувство, похожее на щекотку, тянуло меня вниз, в лавку. Необъяснимое предчувствие, что там происходит что-то важное. Стараясь не разбудить Аглаю, я на цыпочках спустилась по вечно скрипящей лестнице. В сером предрассветном сумраке лавка казалась особенно таинственной. И тут моё сердце пропустило удар – входная дверь была приоткрыта. Неужели воры?

«Хватай метлу, хозяйка! – засуетился Шишок. – Сейчас мы им покажем, где раки зимуют! Я буду отвлекать, а ты бей по ногам! Главное, чтобы мешки с мукой не утащили!»

Я подкралась к двери и осторожно выглянула на улицу. Никаких воров. Прямо на крыльце стояла небольшая, очень аккуратно сплетённая из ивовых прутьев корзинка. А внутри… Внутри лежало что-то, что светилось. Мягкий, зеленоватый, мерцающий свет, словно сотня светлячков собралась на тайное совещание.

Я ахнула и, забыв про все страхи, затащила корзинку внутрь. На подстилке из свежих, пахнущих лесом листьев лежали пучки удивительного мха. Он был нежно-салатового цвета и весь, от корешков до кончиков, переливался и пульсировал ровным, умиротворяющим светом.

«Ого-го! – восхищённо выдохнул Шишок, выкатываясь из кармана моей ночной рубашки. – Фонарики! Настоящие лесные фонарики! Это нам тот зелёный ёжик прислал! Подарок! Теперь у нас в лавке будет светло и красиво! Можно свечи больше не покупать, как бережливо!»

В этот момент на лестнице раздались торопливые шаги. В лавку почти сбежала Аглая с кочергой наперевес. Увидев меня с сияющей корзинкой в руках, она замерла на последней ступеньке. Её лицо вытянулось, а глаза стали круглыми, как блюдца.

– Великие духи… – прошептала она, медленно подходя ближе. Кочерга с грохотом выпала из её рук. Она очень осторожно, двумя пальцами, взяла один крошечный пучок мха и поднесла к самым глазам. – Я не видела его уже лет двадцать… Думала, он совсем исчез.

– Что это такое? – спросила я, не в силах оторвать взгляд от волшебного сияния.

– Это светящийся мох, – благоговейно произнесла Аглая. – Дар самого Лесовика. Он растёт только в самых древних, самых потаённых уголках леса, куда не ступала нога человека. Это один из самых сильных магических ингредиентов, какие только можно вообразить.

Она посмотрела на меня, и в её глазах плескался настоящий шок.

– Одна щепотка этого мха, добавленная в любое зелье, усиливает его действие в десять раз. Отвар от кашля сможет поднять на ноги даже безнадёжного больного. А приворотное зелье… – она нервно сглотнула, – приворотное зелье, в которое добавлен этот мох, способно привязать к тебе даже царя. Навечно.

«Царя! – взвизгнул у меня в голове Шишок так, что в ушах зазвенело. – Хозяйка, ты слышала?! Царя! Нам нужен царьь! Или хотя бы князь! Представляешь, сколько у него будет крошек на кухне? Мы будем купаться в роскоши! Срочно варим зелье! Вон тот стражник, который вчера у лавки стоял, симпатичный! Давай на нём попробуем для начала?»

У меня по спине пробежал холодок. Я смотрела на безобидную с виду корзинку и понимала, что держу в руках не просто мох, а невероятную силу. И такую же невероятную опасность.

– Это… он меня так отблагодарил? – прошептала я, пытаясь унять внутренний писк Шишка.

– Он не просто отблагодарил тебя, – очень серьёзно сказала Аглая, забирая у меня корзинку и унося её в самый дальний и надёжный шкаф под прилавком. – Он показал, что доверяет тебе. Он дал тебе в руки великую силу, Ната. И теперь только от тебя зависит, как ты ей распорядишься – во благо или во зло.

Она закрыла шкаф на ключ, который тут же спрятала, и посмотрела на меня долгим, испытующим взглядом.

– Это твой дар. И твоя ответственность. Я не буду его у тебя отбирать, но ключ спрячу. На всякий случай. Надеюсь, у тебя хватит ума и сердца, чтобы не наделать глупостей.

Я молча кивнула, чувствуя, как на мои плечи лёг тяжёлый, но какой-то очень правильный груз. Я больше не была просто девочкой, случайно попавшей в другой мир. Я была хранителем дара лесного духа. И это меняло абсолютно всё.

«Ну и ладно, – надулся Шишок. – Ключ она спрятала. Подумаешь! Мы и без ключа что-нибудь придумаем. А пока можно и на стражника просто так посмотреть. Он всё равно симпатичный…»

* * *

В нашем городе Вересково началась самая настоящая паника. Не такая, где все с криками бегают по улицам, а тихая и липкая, как смола. А началось всё с кур. У вдовы Марьи, у которой я раньше снимала комнату, за одну ночь пропали все до единой. Просто испарились. Ни пёрышка, ни следочка.

Сперва, конечно, все свалили на лису. Ну а на кого ещё? Но на следующую ночь история повторилась у старосты, а потом и у пекаря. Тут-то все и поняли – дело нечисто. Лиса, она хоть и хитрая, но следы оставляет, да и собаки бы всю деревню на уши поставили. А тут – гробовая тишина. Кто-то орудовал тихо, нагло и с какой-то пугающей аккуратностью.

В нашу с Аглаей лавку то и дело забегали перепуганные женщины, скупали обереги от нечисти и шёпотом делились жуткими догадками. Мужики собирались у таверны, хмурились и предполагали то оборотня, то разгневанного лешего. Охотники даже капканы расставили, но каждое утро находили их пустыми, а рядом – очередной опустевший курятник.

– Это точно нечисть, – авторитетно заявил Шишок, мой колючий друг, который сидел на полке и делал вид, что помогает мне перебирать травы, а на самом деле просто грыз сушёную малину. – Я про неё в книжке читал, у Бабы Яги. Она как раз пьёт кровь у кур. Очень загадочная и, держу пари, совершенно невкусная.

– У нас и без нечисти всякой загадок хватает, – пробормотала я, разливая по бутылочкам успокоительный отвар. В последние дни он разлетался как горячие пирожки.

Аглая на все эти слухи только фыркала, мол, паника – это лучшее удобрение для глупости. Но я-то видела, что она стала чаще поглядывать в окно и запирать на ночь дверь на лишний засов.

На третий день я не выдержала. Дождавшись, пока Аглая отвлечётся на покупателя, я выскользнула из лавки и направилась к дому мельника – последней жертвы таинственного вора. Было жутковато, но любопытство пересилило.