Это буду не я

– Энн, счастлив тебя видеть, – радостно сказал Болтон густым приятным баритоном. Вероятно, такой тембр тоже стал результатом хирургического вмешательства. Операции на голосовых связках в последние годы превратились в явление не менее распространенное, чем увеличение груди или подтяжка лица. Ведь многим людям хочется, чтобы на них не только смотрели, но и слушали.

– Чем можем вам помочь, специалист Джонсон? – скрипучим, как заржавленные петли железной двери, голосом поинтересовался Эверетт, не отрывая при этом своего взгляда от меня.

– Мистер Сэвидж – наш новый сотрудник, отвечающий за поиски доктора Хэтуэй, – сообщила им блондинка.

Доктора переглянулись.

– Мне надо задать вам несколько вопросов, – привычно произнес я.

– Мы уже общались со службой безопасности, – проскрипел Эверетт с видом огородного чучела, которое по ошибке принесли на ночь Гая Фокса1.

– Причем раз десять, – дополнил его Болтон. Жизнерадостность из его голоса выветрилась с поистине ураганной скоростью.

– И всё же, господа, вам придется поговорить со мной, – сказал я.

– Проклятье! – скрипнул Эверетт и посмотрел на старинные наручные часы. Я без труда опознал в них «Ролекс» из чистого золота, отделанный бриллиантами. В наши времена подобные часы должны стоить целое состояние.

– Я не займу много времени, – привычно солгал я. – А чем больше вы будете спорить, тем дольше будет длится наш разговор. К тому же нежелание отвечать на мои вопросы может навести меня на мысль, что вы что-то скрываете или даже как-то причастны к исчезновению доктора Хэтуэй.

Ученые переглянулись.

«Мне показалось или последняя моя реплика их и в самом деле испугала? – подумал я. – И если испугала, то чем?»

– Хорошо-хорошо, – сказал Болтон. – Мы же не имеем ничего против беседы с вами, просто нам уже надоело раз за разом отвечать на одни и те же вопросы. Причем сейчас мы ещё и несколько ограниченны во времени.

Эверетт при этих словах вновь взглянул на часы.

– 20 минут максимум, – сказал он.

– Тогда приступим, – предложил я.

– Лучше в моем кабинете, – ответил тощий ученый и, не дожидаясь моего согласия, двинулся по коридору.

Кабинет, конечно, заметно уступал по площади резиденции Вернона Ройса, но две-три пары вполне смогли бы станцевать в этом помещении вальс. Обстановка была в стиле ультрамодерн: пластик, металл и стекло, изогнутые под такими углами, что на стул было даже страшно садиться – уж слишком он походил на что-то среднее между осовремененным орудием средневековых пыток и инопланетным космическим кораблем.

– Приступайте, – распорядился Эверетт после того, как умудрился устроиться в кресле за своим столом, не получив при этом ни одного ранения.

Я приступил. Вопросы мои были стандартными, а ответы – безрадостными. Заместители доктора Хэтуэй не знали, были ли у неё враги, причины исчезнуть, какие-либо проблемы вне работы. Их ответы ничем не отличались от результатов опроса, который полторы недели назад проводила служба безопасности. Запись этих бесед Джонсон тоже прислала мне на оллком, и в процессе разговора я поглядывал на видимый только мне голографический экран, сравнивая текстовую расшифровку с тем, что говорили мне ученые.

– А с кем общалась доктор Хэтуэй? – задал я вопрос, которого не было в записях службы безопасности.

– Простите? – проскрипел Эверетт.

– Если врагов у неё не было, то, возможно, были друзья, родственники, просто знакомые, с которыми она могла поболтать.

– Мне об этом ничего не известно, – ответил тощий доктор и снова посмотрел на часы.

– Мне тоже, – сказал Болтон и взглянул на Джонсон. Похоже, этот поддельный культурист был в курсе того, что Хэтуэй регулярно общалась со специалисткой по системам безопасности, но по каким-то причинам предпочел соврать.

– Пять минут, – внезапно произнес Эверет и резко встал. – Можете посидеть в моем кабинете, если хотите. Можете даже его обыскать, но нам надо идти.

– Совершенно верно, – подтвердил Болтон и тоже встал. – Нас ждет работа.

– Что ж, идите, – не стал упираться я. – Не смею вас задерживать.

Последняя фраза была явно лишней – оба доктора уже торопились покинуть кабинет. Сквозь стеклянную стену я увидел два вертолета, которые на небольшой высоте подлетали к зданию. На обычное воздушное такси они были явно непохожи.

– Срочная операция? – с недоумением спросил я оставшуюся со мной блондинку.

– Да, – ответила она, внимательно следя за вертолетами.

– А ваши сотрудники всегда так бойко врут?

Джонсон повернула голову и взглянула на меня.

– Что вы имеете в виду?

– Не притворяйтесь, вы и сами всё прекрасно поняли. Они её заместители, дневали и ночевали с ней в лаборатории, следили за её выступлениями на научных конференциях или, уж как минимум, помогали к ним готовиться, и они не знают, были ли у нее враги.

– Доктор Хэтуэй была человеком сдержанным и неконфликтным, – заметила Джонсон.

– Да-да. А должность руководителя управления биологических изысканий и разработок ей принес в мешке Санта-Клаус, – с усмешкой сказал я. – Вы не хуже меня должны знать, что за такие посты идут настоящие войны. Правда, обычно подковерные. Но никто не говорит, что вместе с мусором под ковер нельзя замести чьё-то мёртвое тело. Да и вообще – самые прочные ступеньки карьерной лестницы сложены из трупов конкурентов.

Лицо Джонсон помрачнело.

– Насколько я знаю, Хэтуэй была назначена на должность руководителя управления биологических изысканий и разработок сразу после прихода в PJN единогласным решением совета директоров.

– И за какие заслуги ей выпала такая честь? – язвительно спросил я.

Щеки Джонсон слегка порозовели, но ответила она неожиданно спокойно.

– К сожалению, я не знаю.

– Вы никогда не спрашивала её?

– Нет.

– А она сама об этом не упоминала?

– Нет.

– Досье, которое вы мне передали, полное?

– Да. Я ничего оттуда не удаляла.

– А кто-нибудь, кроме вас? Беннет, например?

– Насколько я могу судить, нет.

Я вздохнул. Мой список загадок, связанных с исчезновением доктора Хэтуэй, пополнился еще одной, – как и почему обычный преподаватель из заштатного университета внезапно заняла очень важный пост в крупнейшей корпорации мира в обход куда более заслуженных сотрудников. Да еще и с полного одобрения совета директоров, что в таких крупных организациях бывает не часто.

«Как видно, её появление в PJN Technologies было таким же таинственным, как и исчезновение, – подумал я. – Не окажется ли так, что конец пути полностью предопределен его началом?»

Заодно я мысленно передвинул Эверетта и Болтона повыше в своём списке подозреваемых. Обычный мотив подчиненных – продвинуться в случае исчезновения босса, в их случае должен был быть намного сильнее, поскольку Хэтуэй обошла их при назначении на должность.

– Обыскивать кабинет будете? – полюбопытствовала Джонсон, устав ждать от меня следующего вопроса.

– Если бы здесь было что искать, мне бы точно не предложили провести обыск, – соврал я.

На самом деле всё самое тайное опытные люди стараются держать на виду. Никогда не держи свой секрет в секрете, и тогда никто не догадается, что это был твой секрет. Но к обыску я был ещё не готов, поскольку и сам не очень понимал, что надо искать. Да и под присмотром этой странной блондинки мне точно не хотелось копаться в вещах Эверетта.

– Осмотрим лучше кабинет доктора Хэтуэй, – сказал я.

– Пойдемте, – ответила Джонсон.

Кабинет пропавшего ученого находился в конце коридора. Он был несколько больше, чем кабинет её дряхлого заместителя, с двумя стеклянными стенами вместо окон. Третья стена была сплошь покрыта полками с настоящими бумажными книгами. В наши времена такие штуки стоят дорого. А присмотревшись, я понял, что здесь находится целое состояние – хотя все тома выглядели как новые, изданы они были очень давно. На пустом, стерильно-чистом столе лежала ещё одна книга – «Война миров» Герберта Уэлса. Судя по шрифту, её напечатали задолго до того, как космические перелеты из фантастики превратились в обыденность.

– Доктор Хэтуэй коллекционировала книги? – спросил я.

– Да. Она постоянно участвовала в аукционах книгочеев. Это, – Джонсон указала рукой на книгу на столе, – её последнее приобретение. Первое в мире издание «Войны миров». А это, – она указала на толстый том на полке в центре, – предпоследнее. Первое англоязычное издание «Анны Карениной» Льва Толстого.

– Надеюсь, ей никого ради этого не пришлось переехать поездом? – пошутил я, но Джонсон даже не попыталась имитировать улыбку.

– Естественно, у неё случались конфликты с коллекционерами, – сказала она. – Но ничего серьезного. Во всяком случае, ничего такого, что можно было бы расценить как реальную угрозу.

Я притворно кивнул головой в знак согласия. Коллекционирование свойственно почти всем – разница лишь в том, что вам доступнее: женщины, старинные вина, впечатления, древние марки или крышечки от пивных бутылок. Хороший, а для некоторых единственный способ повысить себе самооценку – «посмотрите, сколько всего я смог собрать или попробовать». Этим грешат даже серийные убийцы, которые очень часто оставляют себе что-нибудь на память о своих жертвах – вплоть до самих тел.

Подавляющее большинство коллекционеров, конечно, куда безобиднее, но это вовсе не означает, что они безопасны. Если вы наступите им на больное место, например, раскритикуете их собрание оберток от конфет или картин австрийских экспрессионистов начала ХХ века, либо, что ещё хуже, перехватите экспонат, за которым они долго охотились, то иные серийные убийцы будут выглядеть на фоне таких коллекционеров довольно милыми и гуманными созданиями. Впрочем, то же самое можно сказать про любого человека, на самооценке которого слишком долго топтались окружающие.

– Доктор Хэтуэй рассказывала вам об этом своём увлечении? – спросил я.

– О, да, – неожиданно оживленно ответила Джонсон. – Она показывала мне все книги, которые приобретала. Я даже читала многие из них. Дже… Доктор Хэтуэй обожала старинную фантастику – примерно до 1970-х годов. И покупала всегда только первые издания. Ещё она очень любила мировую классику – Шекспир, Диккенс, Гете, Бальзак, Толстой, Достоевский, Чехов, Ремарк. Она мечтала собрать все первые изданиях всех их книг. На английском, конечно.

Я посмотрел на полки и попытался представить себе, сколько сейчас может стоить на аукционе первое печатное издание какой-нибудь из трагедий Шекспира. Сумма получалась астрономическая. И это ещё больше повышало в списке подозреваемых Эверетта и Болтона – ради зарплаты, на которую Хэтуэй могла покупать такие книги, многие люди готовы убить хоть весь преподавательский состав всех американских университетов, а не одну выскочку из Балтимора. Но это ничем пока не доказанное предположение не отвечало на все остальные вопросы, и в первую очередь на вопрос, куда подевалась сама доктор Хэтуэй. Или хотя бы её труп.

Ради проформы я заглянул в стенной шкаф, в котором обнаружил лишь женский брючный костюм и пару простеньких туфель с низким каблуком и заостренным жестким носком в тон костюму. Заглянул в пристроенную к кабинету ванную комнату, где не нашёл вообще ничего. Порылся в ящиках стола – из интересного там оказался только рабочий блокнот. Большая часть страниц была исписана карандашом – совершенно непонятное мне скопище цифр и букв.

– Доктор Хэтуэй любила делать пометки во время своих экспериментов, – ответила Джонсон на мой не заданный вопрос.

Я пролистал блокнот и замер. На последних страницах раз 40 или 50 повторялась одна и та же фраза. Написано было на латинице, язык казался знакомым, но понять смысл я не смог.

– Surge a mortuis sub Manu Domini, – произнесла Джонсон, даже не заглядывая в блокнот. – Это на латыни.

– И что это значит?

– Восстань из мертвых под Рукой Господа.

Я почесал затылок.

– Доктор Хэтуэй была человеком религиозным?

– Вовсе нет. Она была атеисткой, хотя взгляды свои не афишировала.

– Почему?

– Просто считала, что верить или не верить во что-либо – личное дело каждого.

– Тогда к нему это? – Я ткнул пальцем в блокнот. – Судя по тому, сколько раз она это написала, для нее это что-то значило.

– Я не знаю, – после паузы призналась Джонсон. – Судя по тому, что эти записи последние в блокноте, доктор Хэтуэй писала их непосредственно перед исчезновением.

– Тогда маловероятно, что эта фраза никак не связана с произошедшим, – сказал я, копируя страницы в память оллкома.

Положив блокнот на прежнее место, я посмотрел сквозь стеклянную стену в небо, словно пытался найти там объяснение странной фразе на латыни. В этот момент чуть ли не в нескольких метрах от нас пролетели те самые вертолеты, которые недавно приземлялись на крышу здания, а теперь, как видно, отправились в обратный путь. С такого расстояния я без труда рассмотрел на их бортах логотип службы исполнения наказаний министерства юстиции.

– А что здесь делают тюремные вертушки? – спросил я, проводив их взглядом.

– У PJN контракт с правительством, – сообщила мне Джонсон. – В соответствии с законом об искуплении.

– Что?.. – изумился я. – Вы хотите сказать?..

– Да.

Я помолчал пару секунд.

– То есть приговоренных к смертной казни после приведения приговора в исполнение привозят сюда для разделки?

– Мы предпочитаем не использовать такие выражения, – заявила Джонсон, поморщившись точь-в-точь как Ройс. – Но в целом вы правы – после казни ультразвуком тела приговоренных доставляют в наши лаборатории для извлечения органов с целью последующей пересадки либо для проведения медицинских экспериментов. Сегодня вертолетов два. Значит, восемь тел. Обычно на одном вертолете перевозят не больше четырех.

Теперь понятно, куда так торопились Эверетт и Болтон. Ведь пригодные для пересадки органы долго не хранятся.

– А доктор Хэтуэй участвовала в этих… операциях?

– Лично – нет. Но иногда отправляла Эверетту и Болтону заказы на те или иные ткани, необходимые для ее экспериментов.

«Ну и дела, – подумал я. – Не в этом ли разгадка? Что, если Хэтуэй прикончил кто-то из родственников приговоренных? Но как бы этот родственник попал в здание? Или же всё проще – Эверетт и Болтон убили её, а потом разделали? Тогда понятно, почему никто не может найти Хэтуэй или хотя бы её труп».

Джонсон, казалось, читала мои мысли.

– Все операции тщательно контролируются. Каждое тело и каждый извлеченный из него орган, даже самый маленький кусочек ткани, проходит неоднократный ДНК-контроль, чтобы пациенты получали только полностью совместимые органы. Кроме того, после исчезновения доктора Хэтуэй мы самым тщательным образом проверили все операционные и все отходы. Так что если вы думаете, что ее убили и затем, как вы выражаетесь, разделали, то вы ошибаетесь. Такого быть не могло.

Глава 3

– Что ж, – сказал я. – Здесь я увидел достаточно. По крайней мере, на какое-то время впечатлений хватит. Теперь мне хотелось бы осмотреть дом доктора Хэтуэй.

– Зачем?

– Хочу увидеть, как она жила.

– Жила она в основном здесь, – объяснила мне блондинка.

– Да, я уже понял, что работа была для неё всем, но…

Я замолчал, потому что Джонсон широким шагом направилась к выходу.

– Вы куда?

– В гараж. Или вы рассчитываете силой мысли перенестись отсюда в дом доктора Хэтуэй? А напоминать мне, что вас нанял лично мистер Ройс, президент корпорации, не надо – я об этом прекрасно помню и готова во всём сотрудничать с вами.

Чтобы попасть в гараж, нам пришлось вернуться из корпуса номер шесть в центральное здание комплекса, пройти все контрольные посты охраны и спуститься на лифте в подвал. Там нас вновь встретили сотрудники службы безопасности, видеокамеры и датчики движения. Похоже, в здании PJN Technologies даже муха не осталась бы незамеченной. Однако доктору Хэтуэй это всё же удалось.

От безрадостных мыслей меня немного отвлекла машина, к которой подошла моя спутница. Здоровенный джип, причём, судя по толщине стекол, оснащенный бронезащитой высшего уровня. Такой автомобиль уместен в кортеже главы государства, но никак не в качестве транспорта для специалистки по анализу систем безопасности. Оставалось лишь предположить, что её занятия куда опаснее, чем могло показаться на первый взгляд.

Нам пришлось проехать ещё через три контрольных пункта – непосредственно перед выездом из гаража, сразу после него и на воротах в высокой стене, окружавшей комплекс PJN Technologies. Все охранники были при оружии и бдительно следили за каждым входящим и выходящим.

Похоже, в центральном офисе корпорации всерьёз собирались отражать по меньшей мере атаку десантной дивизии, а то и всего корпуса морской пехоты США. Системы противовоздушной обороны для отражения гипотетического налета управляемых террористами дронов вносили последний штрих в картину готовой к обороне крепости.

По дороге я принялся рассуждать о литературе в надежде под каким-нибудь предлогом вывернуть разговор на взаимоотношения Джонсон и Хэтуэй. Судя по её оговорке, когда она чуть не назвала доктора просто по имени – Джейн, их связь отнюдь не была такой поверхностной, какой её пыталась изобразить моя спутница.

Но этот мой план с треском провалился. Специалистка по анализу систем безопасности с легкостью переходила с Ремарка на Хемингуэя и Толстого, с них – на Фолкнера и Диккенса, вспоминала даже самые малоизвестные их произведения, о которых я никогда и не слышал, цитировала тексты давно умерших авторов чуть ли не целыми страницами. Уже через несколько минут у меня сложилось стойкое ощущение, что я оказался в обществе профессора-литературоведа, который к тому же является настоящим фанатиком своего дела и чью лекцию просто невозможно прервать.

– Приехали, – внезапно объявила Джонсон, оставив в покое изложение теории математического анализа стихов какого-то Маяковского.

– Здесь жила доктор Хэтуэй? – на всякий случай уточнил я, выходя из машины.

– Именно.

Дом особого впечатления не производил. Единственным его достоинством являлось то, что он находился в не самом худшем районе города и был украшен нарисованным краской из баллончика логотипом PJN Technologies. А в остальном – обычная двухэтажная коробка из армированного пластика. Соседние строения выглядели ничуть не лучше. Либо все свои деньги доктор Хэтуэй тратила на старинные книги, либо ей было просто плевать на то, где жить, так же, как ее заместителю Эверетту плевать на собственную внешность.

Джонсон нажала на сенсор своего оллкома, активируя электронный ключ, и входная дверь распахнулась перед нами.

– Оставь надежду всяк сюда входящий, – пробурчал я.

– О, вы читали «Божественную комедию»?

– Да, – соврал я, решив не уточнять, что на самом деле я читал только несколько фраз в сборнике цитат, и шагнул внутрь.

Самое подходящее выражение для описания жилища доктора Хэтуэй – спартанская безликость. Простенькая мебель из дешёвого магазина, стандартный набор бытовой техники, и всё. Ни картин или фотографий на стенах, ни ковров на полу. Ничего лишнего. Даже книг почти не было – лишь несколько штук на столе в гостиной. Причем сразу было видно, что они – вовсе не из коллекции исчезнувшего ученого. Современного вида томики в мягкой обложке.

Я перебрал книги. «Первый этап купирования абстинентного синдрома у героинозависимых лиц», «Психологическая реабилитация наркоманов», «”Ломка” и её влияние на психическое состояние пациента», «Нетрадиционные методы лечения наркозависимых».

– Доктор Хэтуэй проводила какие-либо исследования, связанные с наркоманией? – спросил я.

– Насколько я знаю, нет, – помедлив долю секунды, ответила Джонсон.

Под книгами обнаружилось два листка бумаги. Один содержал лишь столбцы цифр. Мне они ни о чём не говорили. Второй оказался распечаткой заявки на участие в аукционе, на котором должны были выставить первое американское издание «Человека-невидимки» Герберта Уэллса. Судя по дате, доктор Хэтуэй зарегистрировалась на аукционе за четыре дня до того, как обнаружилось её исчезновение, то есть накануне своей последней поездки в лабораторию.

Название книги вызывало неприятные ассоциации. Словно пропавшая женщина на прощание ещё и поиздевалась над теми, кто будет пытаться её найти. Интересно, «Война миров» того же Уэллса случайно оказалась на столе Хэтуэй в её кабинете, или это тоже какой-то намёк? А как насчёт «Мастера и Маргариты»? Подумав об этом, я поймал себя на мысли, что мне начинает надоедать, когда вопросов становится всё больше, а ответов как не было, так и нет.

Я показал бумагу блондинке и спросил:

– Вы проверяли её заявку?

– Разумеется. Стартовый взнос был внесен с её счета, а для регистрации использован идентификатор доктора Хэтуэй, – холодно ответила Джонсон. – То, что мы всё оставили так, как было, не означает, что мы не сделали свою работу на должном уровне.

– Я не хотел вас обидеть, – неожиданно для самого себя сказал я, хотя изначально собирался указать на одно немаловажное обстоятельство – если бы служба безопасности PJN Technologies сделала «свою работу на должном уровне», то их президенту не пришлось бы нанимать меня.

– Извинения приняты, – произнесла моя спутница и в первый раз за всё время нашего знакомства улыбнулась. Но уже через секунду её лицо вновь стало серьёзным и сосредоточенным.

Что ж, похоже, доктор Хэтуэй и в самом деле жила на работе. Даже её коллекция старинных книг хранилась там. Хотя это было объяснимо – стоили они целое состояние, а из дома, оснащенного не самой сложной системой безопасности, украсть их явно проще, чем из охраняемого, как крепость, комплекса PJN Technologies. Правда, оттуда украли саму владелицу антикварной библиотеки.

Я пролистал лежавшие на столе книги. Между страниц ничего не обнаружилось, хотя некоторые строки кто-то подчеркнул карандашом. Зато на форзаце одной из них стоял экслибрис «Личная библиотека доктора Гилберта Грэйна».

– Кто такой доктор Гилберт Грэйн? – спросил я.

– Сейчас уточню, – ответила Джонсон и спустя несколько секунд добавила: – В корпорации он не работает. Отправлю общий запрос.

– Не надо. Я сам этим займусь, когда закончу здесь, – сказал я, отложив книгу из библиотеки неизвестного доктора в сторону.

«Неужели у пропавшего ученого всё же был друг или хотя бы знакомый, о котором не знали в службе безопасности PJN? – подумал я. – Маловероятно. Хотя чего в жизни не бывает?»

Мой взгляд упал на единственную вещь, которая выбивалась из спартанской обстановки гостиной. На дальней стене висела большая, ярко раскрашенная мишень для дартс. Непохоже, что кто-то хоть раз использовал её по прямому назначению – дротиками были приколоты целые пачки листов бумаги разного цвета и размера.

«Гореть тебе в адском огне, тварь», «Аллах покарает нечестивицу» и ещё много прочего в том же духе. Судя по выражениям, встречавшимся в письмах, доктору Хэтуэй отправляли подобные послания представители по меньшей мере десятка различных религий и конфессий, а также разного рода экологические активисты, чьи корреспонденция по смыслу и подбору выражений не слишком отличались от сочинений верующих.

– Мы это видели и сняли копии, – сказала Джонсон раньше, чем я успел открыть рот.

– Что-то я не видел этих копий в досье доктора Хэтуэй, – буркнул я, продолжая перебирать анонимки.

– Она находятся в общем файле «Внешние угрозы». Я предоставлю его. Однако это ничего вам не даст. Мы отрабатываем все подобные письма по мере поступления. Большинство отправителей – вполне безобидные граждане, хотя и раздраженные тем, что исследования доктора Хэтуэй нарушают их религиозные догмы или прочие убеждения.

– А меньшинство? – поинтересовался я.

– Мы проверили всех. Никого из них не было поблизости от комплекса, когда пропала доктор Хэтуэй.

«Еще одна перспективная версия отправляется в мусорную корзину», – подумал я и приколол обратно все письма, кроме двух. В одном говорилось о богохульстве и сотворении кумира. Эти преступления доктор Хэтуэй совершила, заявляя, что благодаря её изобретениям человек обретет божественную силу. В другом учёного обвиняли в том, что её открытия ускоряют начало экологической катастрофы.

Под текстами этих писем стояли приписки почерком пропавшей. Как бы в ответ на первое послание она написала: «однажды Человек превзойдет самого Бога, но только после того, как мёртвый восстанет под Рукой Господа». Под вторым была похожая фраза: «Что бы ни случилось, мёртвый восстанет под Рукой Господа». И как прикажете понимать этот бред?

Спальня выглядела еще более безликой, чем гостиная. Я не нашел ни малейших признаков того, что у доктора Хэтуэй была интимная жизнь. Хотя обычно даже у совершенно одиноких людей можно найти немало интересного. Или пропавшая в самом деле существовала только ради работы, или же предпочитала предаваться плотским радостям подальше от дома. Что, в общем-то, понятно – она не могла не знать, что постоянно находится «под колпаком» службы безопасности. Когда живешь в стеклянном доме, лучше не доставать свои грехи из кармана. Или же доктор Хэтуэй заранее подготовилась к своему исчезновению и уничтожила весь компромат, поскольку понимала, что её жильё обязательно обыщут сверху донизу.