Это буду не я

– Спасибо, – вполне искренне поблагодарил я её.

– Пожалуйста, – уже голосом скорее нейтральным ответила моя спутница и первой шагнула в недра корпуса номер шесть после того, как внутренняя дверь наконец открылась.

– Здесь всегда всё так неспешно работает? – поинтересовался я, пока стальная плита за нашими спинами медленно перекрывала проход.

– В этих лабораториях проводятся в том числе и эксперименты с различными микроорганизмами, – объяснила Джонсон. – Поэтому мы вынуждены использовать герметичные шлюзы, многократную обработку воздуха и прочие меры защиты.

– Надеюсь, вы тут не биологическое оружие разрабатываете? – с легкой улыбкой спросил я, но ответа не получил.

К нам подошли двое мужчин в лабораторных халатах.

– Позвольте вам представить, – голосом великосветской дамы произнесла специалистка по анализу систем безопасности. – Доктор Грэм Янг. Доктор Кристофер Данч. Они оба – заместители доктора Хэтуэй. А это – мистер Джон Сэвидж.

Первый из представленных мне учёных оказался высоким тощим типом нездорового вида с жёлтой кожей, блеклыми серыми глазами в кровавых прожилках и почти бесцветными, желтовато-седыми волосами. Выглядел он так, словно все силы управления по разработке средств омоложения PJN Technologies были уже не в состоянии помочь ему выглядеть молодым и привлекательным. Халат висел на нём как на вешалке, будто последние годы жизни он питался исключительно таблетками. Рукопожатие вполне соответствовало внешности – ощущение было такое, словно мне на пару секунд приложили к ладони дохлую рыбу.

В противоположность ему Данч выглядел звездой культуризма или реслинга. Настоящая гора мышц, распиравших лабораторный халат во все стороны. На среднем пальце правой руки – здоровенный перстень-печатка с драгоценными камнями. Лицо под шапкой густых, угольно-черных волос показалось мне смутно знакомым. Однако я никак не мог вспомнить, кого именно он мне напоминает, хотя мне показалось, что если мы и встречались, то очень давно.

На всякий случай я приготовился к сокрушительному рукопожатию, каким спортсмены вроде него обожают приветствовать любого человека, оказавшегося достаточно неосторожным, чтобы вложить в их лапу свою кисть. Но я ошибся – ладонь Данча оказалась ненамного крепче, чем у его коллеги.

Спустя секунду я понял, что внешность этого учёного была обычной бутафорией, которую в наши дни специалисты по пластической хирургии готовы соорудить любому желающему, если у него найдется пара чемоданов лишних денег. Судя по тому, сколько президент PJN Technologies готов отвалить мне за поиски доктора Хэтуэй, вряд ли он поскупился на приличную зарплату её заместителям. Можно не сомневаться, что Данч потратил большую часть денег на своё обличье – в отличие от Янга, которому явно плевать на то, что он смотрится дряхлым стариком.

Хотя вряд ли их работодателя волновала наружность сотрудников. Судя по досье, оба учились, стажировались и трудились в самых престижных образовательных заведениях – Гарвард, Йель, Оксфорд, Кембридж, несколько очень крупных научных центров в Индии и Китае. Тут тоже была своя странность – начальница управления биологических разработок закончила Университет Балтимора и там же долгое время преподавала. А это учреждение и рядом не стояло ни с одним из тех, в которых набирались знаний Грэм Янг и Кристофер Данч.

При этом, как следовало из мельком просмотренных мною личных дел сотрудников, PJN Technologies заключила контракт с Хэтуэй намного позже, чем с её заместителями. А ведь в корпорациях принято продвигать в первую очередь «старые», уже проверенные кадры – если, конечно, они не успели слишком сильно напортачить в предыдущей должности.

– Энн, счастлив тебя видеть, – радостно сказал поддельный культурист густым приятным баритоном. Вероятно, такой тембр тоже стал результатом хирургического вмешательства. Операции на голосовых связках в последние годы превратились в явление не менее распространенное, чем увеличение груди или подтяжка лица, поскольку людям обычно хочется, чтобы на них не только смотрели, но и слушали.

– Чем можем вам помочь, специалист Джонсон? – скрипучим, как заржавленные петли железной двери, голосом поинтересовался Грэм Янг, не отрывая при этом от меня глаз.

– Мистер Сэвидж – наш новый сотрудник, отвечающий за поиски доктора Хэтуэй, – сообщила им блондинка.

Заместители пропавшей женщины переглянулись.

– Мне надо задать вам несколько вопросов, – привычно произнёс я.

– Мы уже общались со службой безопасности, – проскрипел тощий учёный. В этот момент он походил на огородное пугало, которое по ошибке принесли на ночь Гая Фокса.

– Причем раз десять, – дополнил его замечание Данч. Жизнерадостность из голоса культуриста выветрилась с поистине ураганной скоростью.

– И всё же, господа, вам придется поговорить со мной, – сказал я.

– Проклятье! – возмутился Янг и посмотрел на старинные наручные часы. Я без труда опознал в них «Ролекс» из чистого золота, отделанный бриллиантами. В наши времена подобная вещица должна стоить целое состояние.

– Это не отнимет у вас много времени, – натренировано солгал я. – А чем больше вы будете спорить, тем дольше продлится наш разговор. К тому же ваше нежелание отвечать на мои вопросы может навести меня на мысль, что вы что-то скрываете или даже как-то причастны к исчезновению доктора Хэтуэй.

Исследователи снова переглянулись.

«Мне показалось или моя последняя реплика их и в самом деле испугала? – подумал я. – И если так, то чего они боятся?»

– Хорошо-хорошо, – сказал Данч. – Мы же не имеем ничего против беседы с вами, просто нам уже надоело раз за разом отвечать на одни и те же вопросы. Причём сейчас мы ещё и несколько ограничены во времени.

Янг при этих словах вновь взглянул на часы.

– 20 минут максимум, – заявил он.

– Тогда приступим, – предложил я.

– Лучше пообщаемся в моем кабинете, – вымолвил тощий учёный и, не дожидаясь моего согласия, двинулся по коридору.

Его резиденция, конечно, заметно уступала по площади обители президента корпорации Сальваторе Маранзано, но две-три пары вполне смогли бы станцевать в этом помещении вальс. Обстановка была в стиле ультрамодерн: пластик, металл и стекло, изогнутые под такими углами, что на стул страшно даже садиться – уж слишком он походил на что-то среднее между осовремененным орудием средневековых пыток и инопланетным космическим кораблем.

– Приступайте, – распорядился Янг после того, как умудрился устроиться в кресле за своим столом, не получив при этом ни одного ранения.

Я приступил. Вопросы мои были стандартными, а ответы – безрадостными. Заместители доктора Хэтуэй не знали, имелись ли у неё враги, причины исчезнуть, какие-либо проблемы вне работы. Их рассказы ничем не отличались от результатов опроса, который полторы недели назад проводила служба безопасности. Запись этих бесед Джонсон тоже прислала мне на оллком, и в процессе разговора я поглядывал на видимый только мне голографический экран, сравнивая текстовую расшифровку с тем, что говорили мне учёные.

– А с кем общалась доктор Хэтуэй? – задал я вопрос, которого не было в материалах местных следователей.

– Простите? – скрипнул Янг.

– Если врагов у неё не было, то, возможно, были друзья, родственники, просто знакомые, с которыми она могла поболтать.

– Мне об этом ничего не известно, – ответил тощий учёный и снова посмотрел на часы.

– Мне тоже, – сказал Данч и взглянул на Джонсон. Похоже, этот поддельный культурист был в курсе того, что Хэтуэй регулярно общалась со специалисткой по системам безопасности, но по каким-то причинам предпочёл соврать.

– Пять минут, – внезапно произнёс Янг и резко встал. – Можете посидеть в моём кабинете, если хотите. Можете даже его обыскать, но нам надо идти.

– Совершенно верно, – подтвердил второй доктор и тоже поднялся со стула. – Нас ждет работа.

– Что ж, идите, – не стал упираться я. – Не смею вас задерживать.

Последняя фраза была явно лишней – учёные уже торопились покинуть помещение. Сквозь стену из прозрачного стеклопластика я увидел два вертолёта, которые на небольшой высоте подлетали к зданию. На обычное воздушное такси они походили не больше, чем я на апостола Петра.

– Срочная операция? – с недоумением спросил я оставшуюся со мной блондинку.

– Да, – ответила она, внимательно следя за вертолётами.

– А ваши сотрудники всегда так бойко врут?

Джонсон повернула голову и взглянула на меня.

– Что вы имеете в виду?

– Не притворяйтесь, вы и сами всё прекрасно поняли. Они её заместители, дневали и ночевали с ней в лаборатории, следили за её выступлениями на научных конференциях или, уж как минимум, помогали к ним готовиться, и они не знают, были ли у неё враги.

– Доктор Хэтуэй – человек сдержанный и неконфликтный, – заметила специалистка по системам безопасности.

– Да-да. А пост руководителя управления биологических изысканий и разработок ей принёс в мешке Санта-Клаус, – с усмешкой сказал я. – Вы не хуже меня должны знать, что за такие должности идут настоящие войны. Правда, обычно подковерные. Но никто не говорит, что вместе с мусором под ковёр нельзя замести чьё-то мёртвое тело. Да и вообще – самые прочные ступеньки карьерной лестницы сложены из трупов конкурентов.

Лицо Джонсон помрачнело. Для своего положения эта дама на удивление непосредственно на всё реагировала.

– Насколько мне известно, доктор Хэтуэй была назначена на пост руководителя управления сразу после прихода в PJN единогласным решением совета директоров.

– И за какие заслуги ей выпала такая честь? – язвительно спросил я.

Щеки блондинки слегка порозовели, но ответила она неожиданно спокойно.

– К сожалению, я не знаю. Мне известно лишь то, что она считается блестящим специалистом в своей области.

– Вы никогда не спрашивала её, почему все ваши боссы дружно проголосовали за её кандидатуру?

– Нет.

– А она сама об этом не упоминала?

– Нет.

– Досье, которое вы мне передали, полное?

– Да. Я ничего оттуда не удаляла.

– А кто-нибудь, кроме вас? Макгерн, например?

– Насколько я могу судить, нет.

Я вздохнул. Мой список загадок, связанных с исчезновением доктора Хэтуэй, пополнился еще одной: как и почему обычная преподавательница из заштатного университета внезапно заняла очень важный пост в крупнейшей корпорации мира в обход куда более заслуженных сотрудников? Да ещё и с единодушного одобрения совета директоров, что в таких больших организациях случается далеко не каждый день.

«Как видно, её появление в PJN Technologies было столь же таинственным, как и исчезновение, – подумал я. – Не окажется ли так, что конец пути полностью предопределён его началом?»

Заодно я мысленно переместил Грэма Янга и Кристофера Данча на верхние позиции своего предварительного списка подозреваемых. Обычный мотив подчинённых – продвинуться благодаря исчезновению босса, в их случае должен быть намного сильнее, поскольку Хэтуэй обошла их при назначении на должность.

– Обыскивать кабинет будете? – полюбопытствовала Джонсон, устав ждать от меня следующего вопроса.

– Если бы здесь было что искать, мне бы точно не предложили провести обыск, – заявил я.

На самом деле всё тайное опытные люди стараются держать на виду. Никогда не держи свой секрет в секрете, и тогда никто не догадается, что это был твой секрет. К тому же к обыску я был ещё не готов, поскольку и сам не очень-то представлял себе, что надо искать. Вряд ли Янг хранит череп своей начальницы в письменном столе. Да и под присмотром этой блондинки мне точно не хотелось копаться в его вещах.

– Осмотрим лучше кабинет доктора Хэтуэй, – предложил я.

– Следуйте за мной, – сказала Джонсон.

Резиденция пропавшей женщины находилась в конце коридора. Помещение оказалось несколько больше, чем обитель её дряхлого заместителя, с двумя стенами из прозрачного стеклопластика вместо окон. Третья стена была сплошь покрыта полками с настоящими бумажными книгами. В наши времена такие штуки стоят дорого.

Присмотревшись, я понял, что здесь находится целое состояние – хотя все тома выглядели как новые, изданы они были очень давно. На пустом, стерильно-чистом столе лежала ещё одна – «Война миров» Герберта Уэлса. Судя по шрифту, её напечатали задолго до того, как космические перелеты из фантастики превратились в обыденность.

– Доктор Хэтуэй коллекционировала книги? – спросил я.

– Да. Она постоянно участвовала в аукционах книгочеев. Это, – блондинка указала рукой на томик на столе, – её последнее приобретение. Первое в мире издание «Войны миров». А это, – она ткнула пальцем в толстый фолиант на полке в центре, – предпоследняя покупка. Первое англоязычное издание «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова.

– Надеюсь, ей не пришлось ходить на бал к Сатане, чтобы заполучить эту книгу? – решил я пошутить и одновременно продемонстрировать, что это произведение мне знакомо. Однако Джонсон даже не попыталась имитировать улыбку.

– Естественно, у неё случались конфликты с другими библиофилами, – сказала она. – Но ничего серьезного. Во всяком случае, ничего такого, что можно было бы расценить как реальную угрозу.

Я притворно кивнул в знак согласия. Коллекционирование свойственно почти всем – разница лишь в том, что вам доступнее: красивые женщины, старинные вина, сэлфи с морских курортов, древние марки или крышечки от пивных бутылок. Хороший, а для некоторых единственный способ повысить себе самооценку – «посмотрите, сколько всего я смог собрать или попробовать». Этим грешат даже серийные убийцы, которые очень часто оставляют себе что-нибудь на память о своих жертвах – вплоть до их трупов.

Подавляющее большинство собирателей редкостей, конечно, куда безобиднее маньяков, но это вовсе не означает, что они безопасны. Если вы наступите им на больное место, например, раскритикуете их собрание обёрток от конфет или картин австрийских экспрессионистов начала ХХ века, либо, что ещё хуже, перехватите экспонат, за которым они долго охотились, то иные профессиональные душегубы будут выглядеть на фоне таких коллекционеров довольно милыми и гуманными созданиями. Впрочем, то же самое можно сказать про любого человека, на самолюбии которого слишком долго топтались окружающие.

– Доктор Хэтуэй рассказывала вам об этом своём увлечении? – спросил я.

– О, да, – неожиданно оживлённо ответила Джонсон. – Она показывала мне все книги, которые приобретала. Я даже читала многие из них. Доктор Дже… Доктор Хэтуэй обожала старинную фантастику – примерно до 1970-х годов. И покупала всегда только первые издания. Ещё она очень любила мировую классику – Шекспир, Диккенс, Гёте, Бальзак, Толстой, Достоевский, Чехов, Булгаков, Ремарк. Она мечтала собрать все первые издания всех их книг. На английском, конечно.

Я посмотрел на полки и попытался представить, сколько сейчас может стоить на аукционе первое печатное издание какой-нибудь из трагедий Шекспира. Сумма получалась астрономическая. И это ещё больше повышало в списке подозреваемых Янга и Данча – ради зарплаты, на которую начальница управления могла покупать такие книги, многие люди готовы убить весь преподавательский состав всех американских университетов, а не одну выскочку из Балтимора. Но это ничем пока не доказанное предположение не отвечало на все остальные вопросы, и в первую очередь на самый главный – куда подевалась сама доктор Хэтуэй. Или хотя бы её труп.

Проформы ради я заглянул в стенной шкаф для одежды, в котором обнаружил лишь женский брючный костюм и пару простеньких туфель с низким каблуком и заостренным жёстким носком. Зашёл в пристроенную к кабинету ванную комнату, где не оказалось вообще ничего. Порылся в ящиках стола – из интересного там отыскался только рабочий блокнот. Большая часть страниц была исписана карандашом – совершенно непонятное мне скопище цифр и букв.

– Доктор Хэтуэй любила делать пометки во время своих экспериментов, – ответила Джонсон на мой не заданный вопрос.

Я пролистал блокнот и замер. На последних страницах раз 40 или 50 повторялась одна и та же фраза. Написано было на латинице, язык казался знакомым, но понять смысл я не смог.

– Surge a mortuis sub Manu Domini, – произнесла специалистка по системам безопасности, даже не заглядывая в блокнот. – Это на латыни.

– И что это значит?

– Восстань из мёртвых под Рукой Господа.

Я почесал затылок.

– Доктор Хэтуэй была человеком религиозным?

– Вовсе нет. Она была атеисткой, хотя взгляды свои не афишировала.

– Почему?

– Просто считала, что верить или не верить во что-либо – личное дело каждого.

– Тогда к чему это? – Я ткнул пальцем в блокнот. – Судя по тому, сколько раз она это написала, для неё это что-то значило.

– Я не знаю, – после небольшой паузы призналась Джонсон. – Эти строчки – последние, следовательно, доктор Хэтуэй написала их непосредственно перед исчезновением.

– Тогда маловероятно, что они никак не связана с произошедшим, – сказал я, копируя страницы в память оллкома.

Положив блокнот на прежнее место, я посмотрел сквозь прозрачную стену в небо, словно пытался найти там объяснение странной фразе на латыни. В этот момент чуть ли не в нескольких метрах от нас пролетели те самые вертолёты, которые недавно приземлялись на крышу здания, а теперь, как видно, отправились в обратный путь. С такого расстояния я без труда рассмотрел на их бортах опознавательные знаки службы исполнения наказаний министерства юстиции.

– А что здесь делают тюремные вертушки? – спросил я, проводив их взглядом.

– У PJN контракт с правительством, – сообщила мне Джонсон. – В соответствии с законом об искуплении.

– Что?.. – изумился я. – Вы хотите сказать?..

– Да.

Я помолчал пару секунд.

– То есть приговоренных к смертной казни после приведения приговора в исполнение привозят сюда для разделки?

– Мы предпочитаем не использовать такие выражения, – заявила блондинка, поморщившись точь-в-точь как президент корпорации Маранзано. – Но в целом вы правы – после казни ультразвуком тела приговоренных доставляют в наши лаборатории для извлечения органов ради последующей трансплантации либо проведения медицинских экспериментов. Сегодня вертолётов два. Значит, восемь трупов. Обычно на одном вертолёте перевозят не больше четырёх.

Теперь понятно, куда так торопились заместители пропавшей женщины. Пригодные для пересадки части человеческих тел долго не хранятся.

– А доктор Хэтуэй участвовала в этих… операциях?

– Лично – нет. Но иногда отправляла Янгу и Данчу заказы на те или иные органы и ткани, необходимые для ее исследований.

«Ну и дела, – подумал я. – Не в этом ли разгадка? Что, если пропавшего доктора прикончил кто-то из родственников казнённых? Но как бы этот человек попал в здание? А может, всё куда проще – Янг или Данч, или они вместе убили её, а потом разделали? Тогда понятно, почему никто не может найти Хэтуэй или хотя бы её труп».

Джонсон словно прочитала мои мысли.

– Все операции тщательно контролируются. Каждое тело и каждый извлеченный из него орган, даже самый маленький кусочек, проходят неоднократный ДНК-контроль, чтобы пациенты получали только полностью совместимые трансплантаты. Кроме того, после исчезновения доктора Хэтуэй мы самым тщательным образом проверили все операционные, боксы для перевозки органов и отходы. Так что если вы думаете, что её убили и затем, как вы выражаетесь, разделали, то вы ошибаетесь. Уверяю вас, такого быть не могло.

Глава 3

– Что ж, – сказал я. – Здесь я увидел достаточно. По крайней мере, на какое-то время впечатлений хватит. Теперь мне хотелось бы осмотреть дом доктора Хэтуэй.

– Зачем?

– Хочу взглянуть, как она жила.

– Жила она в основном здесь, – объяснила мне Энн Джонсон.

– Да, я уже понял, что работа была для неё всем, но…

Я замолчал, потому что блондинка широким шагом направилась к выходу.

– Вы куда?

– В гараж. Или вы рассчитываете силой мысли перенестись отсюда в дом доктора Хэтуэй? А напоминать мне, что вас нанял лично мистер Маранзано, президент корпорации, не надо – я об этом пока не забыла и готова во всём сотрудничать с вами.

Чтобы попасть в гараж, нам пришлось вернуться из корпуса номер шесть в центральное здание комплекса, пройти все контрольные посты охраны и спуститься на лифте в подвал. Там нас вновь встретили сторожа, видеокамеры и датчики движения. Похоже, в здании PJN Technologies даже муха не осталась бы незамеченной. Однако доктору Хэтуэй это всё же удалось.

От безрадостных мыслей меня немного отвлекла машина, к которой подошла моя спутница. Здоровенный джип, причём, судя по толщине стекол, оснащенный бронезащитой высшего уровня. Такой автомобиль уместен в кортеже главы государства, но никак не в качестве транспорта для специалистки по анализу систем безопасности. Оставалось лишь предположить, что её занятия куда опаснее, чем могло показаться на первый взгляд.

Нам пришлось проехать ещё через три контрольных пункта – непосредственно перед выездом из гаража, сразу после него и на воротах в высокой стене, окружавшей комплекс PJN Technologies. Все охранники были при оружии и бдительно следили за каждым входящим и выходящим. Впечатление было такое, словно в центральном офисе корпорации всерьёз собирались отражать по меньшей мере атаку десантной дивизии, а то и всего корпуса морской пехоты США. Системы противовоздушной обороны для отражения гипотетического налёта управляемых террористами дронов вносили последний штрих в картину готовой к обороне крепости.

По дороге я принялся рассуждать о литературе в надежде под каким-нибудь предлогом вывернуть беседу на взаимоотношения Хэтуэй и Джонсон. Судя по её оговорке, когда она чуть не назвала доктора просто по имени – Джейн, их связь отнюдь не была такой поверхностной, какой её пыталась изобразить моя спутница.

Но этот план с треском провалился. Специалистка по анализу систем безопасности с легкостью переходила с Ремарка и Хемингуэя на Достоевского и Толстого, с них – на Диккенса и Теккерея, вспоминала даже самые малоизвестные их произведения, о которых я никогда и не слышал, цитировала тексты давно умерших авторов чуть ли не целыми страницами. Уже через несколько минут у меня сложилось стойкое ощущение, что я оказался в обществе профессора-литературоведа, который является настоящим фанатиком своего дела и чью лекцию просто невозможно прервать.

– Приехали, – внезапно объявила Джонсон, прервав изложение теории математического анализа стихов какого-то Маяковского.

– Доктор Хэтуэй жила здесь? – на всякий случай уточнил я, выходя из машины.

– Именно.

Дом особого впечатления не производил. Единственным его достоинством являлось то, что он находился в не самой худшей части города и был украшен нарисованным краской из баллончика логотипом PJN Technologies. А в остальном – обычная двухэтажная коробка из армированного пластика. Соседние строения выглядели ничуть не лучше. Либо все свои деньги доктор Хэтуэй тратила на старинные книги, либо ей было просто плевать на то, где жить, так же, как ее заместителю Грэму Янгу плевать на собственную внешность.

Джонсон нажала на сенсор своего оллкома, активируя электронный ключ, и входная дверь распахнулась перед нами.

– Оставь надежду всяк сюда входящий, – пробурчал я.

– О, вы читали «Божественную комедию»?

– Да, – соврал я, решив не уточнять, что на самом деле моё знакомство с этим произведением ограничивается несколькими фразами в сборнике цитат.

Самое подходящее выражение для описания жилища доктора Хэтуэй – спартанская безликость. Простенькая мебель из дешёвого магазина, стандартный набор бытовой техники, и всё. Ни картин или фотографий на стенах, ни ковров на полу, ни кошки, ни хотя бы горшка с кактусом. Ничего лишнего. Даже книг почти не было – лишь несколько штук на столе в гостиной. Причем сразу было видно, что они – вовсе не из коллекции исчезнувшего ученого. Современного вида томики в мягкой обложке.

Я перебрал их. «Первый этап купирования абстинентного синдрома у героинозависимых лиц», «Психологическая реабилитация наркоманов», «”Ломка” и её влияние на психическое состояние пациента», «Нетрадиционные методы лечения наркозависимых».

– Доктор Хэтуэй проводила какие-либо исследования, связанные с наркоманией? – спросил я.

– Насколько я знаю, нет, – помедлив долю секунды, ответила Джонсон.

Под книгами обнаружилось два листка бумаги. Один содержал лишь столбцы цифр. Мне они ни о чём не говорили. Второй оказался распечаткой заявки на участие в аукционе, на котором должны были выставить первое американское издание «Человека-невидимки» Герберта Уэллса. Судя по дате, доктор Хэтуэй зарегистрировалась на аукционе за четыре дня до того, как обнаружилось её исчезновение, то есть накануне своей последней поездки в лабораторию.

Название книги вызывало неприятные ассоциации. Словно пропавшая женщина на прощание ещё и поиздевалась над теми, кто будет пытаться её найти. Интересно, «Война миров» того же Уэллса случайно оказалась на столе Хэтуэй в её кабинете, или это тоже какой-то намёк? А как насчёт «Мастера и Маргариты»? Подумав об этом, я поймал себя на мысли, что начинаю впадать в состояние, похожее на паранойю, из-за избытка вопросов и жесточайшего дефицита ответов.