Горные волки. Стая Белого Волка

Двор буквально взорвался приветственными криками и аплодисментами. В другой раз эта буря эмоций принесла бы мне искреннее удовлетворение, но сегодня я с трудом удерживала на лице радушную улыбку. Нельзя же портить всем праздник из-за семейных склок. Положение обязывает. Я коротко поздравила всех с началом праздника и пошла к воротам, чтобы возглавить процессию. Хорек нехотя потащился следом, а за ним и няни с детьми.

Ворота нашей гасиенды выходили на самый дальний конец главной улицы нашего города, на другом конце которой, чуть ниже по склону, располагались собор и рыночная площадь, на которую мы все и направлялись. А с противоположной стороны ущелья, от монастыря к площади, двигалась другая процессия. Там шли монахини-урсулинки, которые сопровождали носилки с деревянной статуей святой Урсулы, разодетой по случаю праздника в нарядные, расшитые золотой нитью, одежды. Носилки несли четверо крепких и очень уважаемых горожан. По пути на площадь к нашей процессии постепенно присоединялись жители близлежащих домов, в то время, как наиболее набожные шли со стороны монастыря, громко распевая молитвы.

Все, это отражало истинное положение дел в нашем городке, где половина жителей с незапамятных времен в этот день отмечала праздник середины лета, а католическая паства – праздник святой Урсулы, давным-давно приуроченный к этой же дате хитрыми испанцами. Непримиримых противоречий, однако, не возникало. Сначала все вместе шли на торжественную мессу, а потом танцевали вокруг костров. Этот праздник в долине был гораздо более шумным и ярким, чем приближающееся Рождество.

А для меня до сих пор было странно праздновать Рождество и Новый Год в разгар здешнего лета. 21 декабря в этой части земного шара было днем летнего солнцестояния и, в отличие от моих родных мест, не самым коротким, а самым длинным днем в году. И елки здесь не росли.

Подходя к просторному современному дому, который пять лет назад наша команда построила на окраине города для совместного проживания, а теперь был местом обитания Лиса и его семейства, я увидела не только Педро и Кота, которые ночевали в доме старого друга, но и брата Паулы – Пабло. Он стоял рядом с сестрой, придерживая за руку одну из племянниц, судя по прямым блестящим черным волосам – Рэт. Его старшая дочь, Ласка, выделялась среди детей долины своими темно-каштановыми локонами, а золотисто-медовыми глазами удалась в свою мать, Паулу.

По случаю праздника парнишка был одет в традиционную рубаху, сшитую из прямоугольного куска ткани, которую местные жители делают из шерсти альпаки и украшают замысловатыми узорами, состоящими из стилизованных фигурок людей и животных, перемежающихся геометрическими фигурами, окрашенными в различные цвета. Таким же образом была украшена накидка, которую он перекинул через плечо. А также юбка и накидка его сестры. Узоры у каждой семьи в долине были совершенно индивидуальны. Клаус считал, что это – остатки пиктографического письма инков, и что узоры на одежде отображают социальный статус человека.

Мне всегда казалось, что узоры на одежде Пабло и Паулы были наиболее замысловатыми из всех, что я видела в этой долине. А одежду им мастерила, конечно же, их бабушка. Мудрая Птица, как в переводе на испанский язык, звучало ее слабопроизносимое настоящее имя, она состригала шерсть со своего стада альпак, затем сама ткала из него узорчатое полотно и шила одежду.

Да, и внешностью все их семейство сильно отличалось от остальных жителей городка. Их тонкие вытянутые лица чем-то напоминали фрески, которые сохранились в лабиринте инков, длинные черные волосы лежали мягкой волной. И своими высокими стройными фигурами они мало походили на большинство, довольно коренастых, местных жителей. И при этом, их бабушка клялась, что в их семье не было ни капли «поганой испанской крови». Испанские имена своих внуков она объясняла прихотью их матери-католички, которую её сын привёл из какого-то далёкого поселения, расположенного на этой стороне Анд.

Я с улыбкой поприветствовала своих друзей и помахала им рукой, приглашая присоединяться. Хорек немедленно переместился поближе к друзьям, которые опять принялись за вчерашнее обсуждение, а мне пришлось идти вместе с Пабло и поддерживать изрядно покруглевшую Паулу. Няни с трудом удерживали развеселившихся двойняшек и дочерей Лиса в рамках приличия.

Когда обе части процессии встретились на площади, наступила кульминация религиозной части праздника – торжественный молебен. Я эту часть считала скучной, но мирилась с ней, как с неизбежным злом. Я не понимала ни слова из того, что тут пелось и говорилось, как, впрочем, и большинство из местных жителей, но музыка и пение звучали очень красиво.

Самое интересное начиналось после того, как разряженную статую святой оставляли в соборе, а урсулинки удалялись к себе в монастырь. На площади начинали разжигать костры и устанавливать столы, на которых затем появлялось угощение. Каждая семья вкладывалась, чем могла. Большая часть провианта поступала из гасиенды, где предыдущие два дня постоянно что-то пеклось и варилось. А после застолья начинались танцы, которые продолжались от заката до восхода солнца. Так местные жители отмечали поворот времени года в сторону зимы и сокращение продолжительности солнечного дня. «Все должны досыта натанцеваться и порадоваться, пока солнце не начало стареть!» – говорили они.

Обычно, эта часть праздника мне нравилась больше всего. Местные жители танцевать любили, они от всей души отплясывали что-то под звон гитар и перестук барабанов. И сложно было разделить, где кончается испанское фламенко, а где начинаются пляски местных шаманов. Танцы перемешались между собой так же, как и потомки индейцев с испанскими пришельцами. Выброс положительной энергии был больше, чем в советское время на первомайской демонстрации.

Педро- Пуля пользовался бешеной популярностью в городе с первого же праздника, где он исполнил на гитаре свою первую самбу. А мы с Бароном показали, как её нужно танцевать. С тех пор у нас отбоя не было от учеников. Хорёк с Лисом тоже старались, как можно лучше овладеть этим искусством. И через год вся площадь танцевала самбу. Но на этом празднике всё было не так. Вольф не сумел вырваться из Европы. Лис постоянно крутился возле беременной жены. А Хорёк просто не хотел со мной общаться. И уйти-то я с праздника не могла, так как дети были откровенно в восторге от этого шумного действа, а няни, сразу же потащили бы их домой, уйди я с площади. Вот, и приходилось степенно гулять по площади, поддерживая светскую беседу с многочисленными знакомыми, ощущая диссонанс своего настроения и бурлящей энергии толпы. А ведь, платье я специально к празднику заказывала, чтобы всласть потанцевать. Но, видно, не судьба.

Я уже посчитала было праздник безнадежно испорченным, когда увидела, что ко мне, сквозь толпу, пробирается Пабло.

– Белая сеньора оставит горожан без любимого зрелища? – произнёс он, иронично улыбаясь.

– О чем ты? – рассеянно спросила я, наблюдая, как двойняшки, в толпе друзей, с визгом катаются со сборной пластиковой горки, привезённой вертолётом из столицы специально к празднику.

– Вся мужская половина города ждёт, когда твои юбки закружатся в вихре огненной самбы! – с шутливым пафосом ответил Пабло.

Я устало посмотрела на него:

– Для настоящей самбы нужна не только юбка и музыка, но ещё и достойный партнер и подходящее настроение.

– А вот это, мы попробуем сейчас обеспечить! – услышала я из-за спины весёлый голос Педро-Пули. – Достойный партнер – прямо перед тобой, не зря же, я его столько времени обучал. А настроение во время танца само придёт, ты только начни!

Я недоумённо переводила взгляд с Педро на Пабло. С этим мальчишкой я каждый праздник обязательно танцевала один танец, в честь его былых боевых заслуг и верности нашей дружбе, но, как серьёзного партнера его не воспринимала. Да, и ростом он был маловат. А сейчас поняла, что за прошедший год парнишка сильно вытянулся и раздался в плечах. А он уже скинул свою накидку на руки подошедшему Лису и протягивал ко мне руку. А люди вокруг нас расступались, образуя пространство для танца. И гитара Педро уже выдавала первые такты зажигательной мелодии. Отступать некуда.

Я положила свою ладонь поверх протянутой мне руки Пабло. И в самом деле, что нужно для танца? Слышать, куда ведет тебя музыка. Смотреть в глаза своему партнёру, предугадывая его следующее движение. И чувствовать его твёрдую руку. Я улыбнулась парню и вышла в круг. И родился танец. Педро был прав, начиная танцевать, я отдавалась этому действу целиком и полностью. Потому, что по- другому не умею. И уже через минуту рев толпы почти перекрывал музыку, подхлестывая чувства, придавая новые силы. А Пабло оказался неожиданно удачным партнёром, он не только хорошо знал основные движения, но и полностью предугадывал мои, и, следуя мелодии, импровизировал сам. Совсем скоро я уже улыбалась совершенно искренне. Настроение пришло.

Когда закончился этот танец, я не успела ничего сказать своему партнёру, лишь благодарно сжала его руку, как меня подхватил Лис, не выдержавший напора музыки. А затем – Педро, передавший гитару, на время, кому-то из местных парней. И снова Пабло кружил меня, глядя мне в лицо горящими тёмными глазами. И еще много других ребят, которых обучали мы с Вольфом и Педро. Но в какой-то момент я поймала обиженный взгляд Алёшки, стоявшего поодаль в толпе. И настроение вновь испортилось. Сам он ко мне не подошёл, а я сдаваться не собиралась потому, что считала себя абсолютно правой. Но танцевать расхотелось, и я позвала нянь, чтобы отвести детишек домой. Хорёк же остался с Лисом и остальными. И ночью он предпочёл отдельную спальню. Ну, и пусть! Ему же хуже.

А на следующее утро члены стаи снова собрались у меня. Они были уверены, что путешествие на ту сторону хребта, с целью разведки, абсолютно необходимо. Мое личное мнение не изменилось, но я устала сопротивляться. Поэтому постаралась, как можно подробнее, обсудить детали и согласовать совместные действия. Решили, что едут Хорёк, Педро-Пуля и Кот. Мне ужасно не хотелось отпускать их одних, но оставить детей без обоих родителей, я просто не имела права. А Лис, у которого был наибольший запас здравомыслия из всей их дружной компании, тоже не мог оставить без присмотра беременную Паулу и своих малышек.

Парни оседлали своих железных коней и полные энтузиазма двинулись через перевал, прихватив спутниковые телефоны и автоматы. У меня же, наоборот, нарастало щемящее чувство, хотелось кричать о неправильности происходящего. Но недавняя ссора, задевшая мое самолюбие, не давала возможности, чисто по-женски, попросить Алексея не оставлять меня одну. А. может быть, я чувствовала, что удержав его сейчас, я совсем сломаю его или наши взаимоотношения.

Даже сейчас, воспоминания вызывают почти физическую боль. И снова начинают грызть сомнения в правильности принятого решения, несмотря на всю их бесплодность. Дневная суета приносит временное облегчение, отодвигает их в дальний уголок мозга, но в предзакатном одиночестве груз их – просто невыносим. Днём я должна выглядеть перед всеми спокойной и уверенной, и это помогает держать себя в руках. Никто не должен видеть «белую сеньору», неофициальную главу нашей маленькой горной общины в растрёпанных чувствах. Но это, всё – игра для посторонних. В своей семье – сложнее. От близких людей гораздо труднее скрыть переживания, особенно, если не хочешь нарываться на сочувствие. А от него только больнее.

Я и так уже попыталась, насколько это возможно, растянуть рассказывание детям вечерней сказки. Эту традицию, которая вела в мое раннее детство, я свято соблюдала. Когда я была маленькая, мои дед или прабабка каждый вечер, перед сном, рассказывали мне сказки. Те самые, что зародились в глубинах наших деревень и сел, в которых отражена была вся мудрость народа. И хитрость, потому как твоя сказка – ты ей и хозяин. И конец у неё сегодня тот, который тебе сегодня больше по душе. Взять хоть, сказку о медведе на липовой ноге.

А потом лично проверила, как дела в конюшне и у собак. Лошадьми, конечно, конюхи занимаются, но и хозяйский глаз не помешает.

А собаки – это совсем моя стихия. Я выкупала тех несчастных, которым сильно не повезло на собачьих боях не только в нашем городке, но и на всех окрестных ярмарках, зашивала их раны и ставила на ноги. А через некоторое время, получала самых преданных друзей на свете. Выглядели они совсем не так, как когда-то мой старый чёрный пес, но дружить и защищать умели не хуже.

Потом можно было остаться пить чай в компании с фрау Мартой и няней Хуанитой, но я не хотела отвечать на очередные расспросы.

Приходиться коротать предзакатные часы в одиночестве, а я даже все текущие счета перепроверила за прошедшие два дня. Короткий телефонный разговор с Пулей, в котором он сообщил, что они благополучно миновали перевал и вышли в прямой видимости от плантаций коки, лежащих ниже по склону, особого успокоения не принес. В следующий раз они обещали позвонить, когда узнают что-нибудь конкретное. Оставалось только попытаться заставить себя уснуть и скоротать, таким образом, время до следующего дня, который можно попытаться заполнить мелкими делами, утопить беспокойство в мелочах. А это не так просто, когда голова гудит от беспокойных мыслей.

Остается один выход – отнять у своих мозгов способность думать, то есть, выпить достаточно много, чтобы просто отключиться. Я окинула взглядом шеренгу бутылок заполненных коллекционными французскими коньяками, которые Барон привозил из всех своих заграничных поездок, и решила, что сегодня не тот день. Настроение совсем не для того, чтобы наслаждаться букетом запахов и вкусов. А еще, это – дополнительное напоминание о том, что Вольф тоже далеко отсюда – в Германии.

Однажды я пообещала его деду, что Вольф вернется к семье и сыну, если в том возникнет большая нужда. Накаркала. Правда, случай, и в самом деле, серьезный. Грету надолго поместили в закрытую лечебницу, а опекунство над Генрихом—младшим оспаривают его прадед, старый барон, и дядя Греты, сводный брат её отца. И учитывая возраст старого барона, шансов у него немного. Да, и Вольфу придется попотеть, ведь, за всем этим деньги стоят немалые. Он даже приблизительно затруднился назвать срок своего возвращения, когда звонил мне в последний раз.

И как же неладно всё получилось! Ведь, именно в это время в Лиме проходит предвыборная кампания, в которой Дин и Че принимают самое активное участие. Из старой гвардии в нашем городке остался только Лис, у которого жена, Паула, на днях, ждет появления третьего ребенка. Ну, хотят они мальчика, что тут поделаешь!

Озноб нехорошего предчувствия в очередной раз пробежал по спине. Нехорошо, когда стая вся разбегается. Я потрясла головой и, отвернувшись от окна, побрела к бару-холодильнику, где держала бутыль местной кактусовой самогонки двойной очистки, которую приобрела на недавней ярмарке. Мерзкое пойло, но крепкое. Для моих целей, как раз, подойдет. Я уже успела налить себе полный стакан и даже отпить, в один глоток, половину, с ненавистью глядя на красный матерчатый цветок, лежавший на каминной полке. Ну, надо было к своим ощущениям прислушаться, раз уж, однажды послужил он нехорошим предзнаменованием!

И вдруг услышала странный звук со стороны окна. Нервы у меня были напряжены до предела, мысли тоже бродили в далёком прошлом, видимо, именно поэтому, я схватила с каминной полки трехгранную шляпную булавку и кинула её на звук раньше, чем обернулась и рассмотрела, что или кто этот звук производит. А это оказался Пабло, который уже спрыгнул с подоконника в комнату и зажимал рукой щёку, и через пальцы у него проступали капельки крови. А в оконной раме дрожала моя булавка. Его она, видно, мимолетом зацепила.

– Что ты тут, черт побери, делаешь! – вне себя от ярости, прошипела я.

Ну, или что-то вроде того. И лишь потом сообразила, что говорю по-русски, а он недостаточно хорошо знает этот язык, особенно сленг. Подскочив к нему, я повторила свой вопрос на кечуа.

– Мне показалось, что тебе тяжело одной. Но ты вправе выбрать себе нового адъютанта, если того требуют обстоятельства. Так Педро-Пуля говорил, – не очень внятно проговорил парнишка, не отнимая ладони от лица.

Про себя я послала, ко всем чертям, и Пулю с его любовью к мифологии Стаи Белого Волка, и Лиса, который был её источником.

– А что, ты до утра никак не мог подождать? – язвительно спросила я, приблизительно зная уже, что я услышу в ответ. – Теперь вот, придется тебе на ночь глядя идти искать Леонсию, чтобы она тебя заштопала!

Пабло сжал побледневшие губы:

– Я никуда не собираюсь уходить! А заштопать меня ты и сама сумеешь, с собаками у тебя это неплохо выходит!

Вот, значит как! А парнишка, которого я всегда воспринимала, как младшего братишку или старшего сына, уже вырос. И пришел он сюда не просто так. Пабло давно уже был очень близок к моей семье, как и его сестра, Паула, ставшая женой Лиса. Ближе нам был лишь Че, тут уж нас кровные узы связывали. Он, как-никак, не только мой старый друг, но и отец одного из моих сыновей. Да, и Дин с его женой Леонсией, ведь, благодаря Леонсии, мои девочки на свет появились. Я и привыкла особо не скрывать внутренних взаимоотношений и своих настроений в их присутствии. Но Пабло и сам, видимо, многое подмечал. Особенно, в последнее время.

– А у меня в планах на вечер не стояло ни гостей принимать, ни физиономии им штопать! Я собираюсь выпить ещё стакан текилы и вырубиться до утра, – ответила я ему довольно грубо. – И назначение адъютанта проводят в присутствии членов стаи, а не в спальне!

И пошла к окну, отметив про себя, что смуглое лицо парнишки становится бледно-серым, а кровь уже стекает по пальцам тонкими струйками. Пожалуй, что вылезти обратно, в окно второго этажа, в таком состоянии Пабло не сможет. А по лестнице с таким лицом он не пойдет.

– Ты вправе убить меня, если я тебя оскорбил! – прошептал Пабло, не оборачиваясь.

– Вправе! – зло выдохнула я, с усилием выдергивая булавку из рамы. Уроки Хорька даром не прошли. – Вот только, с сестрой твоей и её мужем объясняться потом придется, и адъютанта нового сложнее будет подбирать!

– Я, и сам, могу в водопад прыгнуть! – услышала я в ответ. – И это легче, чем сейчас уйти отсюда!

– А, ведь, прыгнет, пожалуй! Если решит, что в данной ситуации он «потеряет лицо», – подумала я, бесшумно подходя к нему со спины.

И не дожидаясь, пока Пабло обернется, нажала на особую точку, у основания шеи. Не стоит поворачиваться к людям спиной, если не уверен в их намерениях. И едва поймала парнишку, когда он начал падать на светлый ковер из жёсткой шерсти взрослой альпаки. Кровью он его, всё равно, запачкал.

В себя Пабло начал приходить тогда, когда я уже накладывала последний стежок ему на щеку.

– Лежи спокойно! Я почти закончила, осталось только нитку отрезать. Хотя, лучше бы ты к Лео или Хельге пошёл, у меня ровных швов никогда не получалось, – сказала я надавив коленом ему на плечо. – А теперь я, всё же, собираюсь выпить-таки текилы, и тебе могу налить, в качестве обезболивающего.

Я поднялась и пошла, чтобы подобрать стакан, который так и валялся там, где я его выронила перед броском. Хорошо хоть, на ковер упал, потому и не разбился. Налить себе текилы и залпом выпить её, заняло у меня столько же времени, сколько у Пабло – подняться на ноги, опираясь на стену и подоконник. Оценив его состояние, я хмыкнула, и, налив почти полный стакан, принесла ему.

– Пей до дна! – приказала я, отметив про себя, что стоит он, опираясь на стену.

Значит, из окна не выпадет. Оставив ему стакан, я пошла к кровати, расстегивая на ходу пуговицы на рубашке, и чувствуя, как горячая волна расходится от желудка по всему телу. Когда она доберется до головы, я упаду и усну. Сзади я услышала два не очень твёрдых шага, а затем мягкий удар приземлившегося на ковер тела. Парнишка отключился раньше меня. А ковер мы с ним определённо испортили. Ну и пусть! Зато дальше у нас – покой и темнота, хотя бы, до утра.

Глава 2. Новое поколение стаи

Вынырнув из омута сумбурных снов, я почувствовала тепло солнечного лучика, который путешествовал по моим ресницам. Но сразу поняла, что разбудило меня не это. Я всегда чувствую, когда на меня пристально смотрят, а на близком расстоянии это – абсолютно непереносимо, даже во сне. Стараясь не дрожать веками, я приоткрыла глаза и посмотрела сквозь образовавшуюся щель. Ну, конечно! Пабло проснулся раньше меня, он, ведь, моложе. Или выпил вчера меньше. И сейчас он сидел на ковре, рядом с кроватью, опершись на нее локтем и подпирая ладонью здоровую щеку. А его взгляд блуждал по мне. Ему было на что посмотреть, одеждой я себя, в душные летние ночи, не утруждала.

– Ты своим разглядыванием мешаешь мне спать! – заявила я, не открывая глаз.

Пабло охнул от неожиданности и отшатнулся, а в следующее мгновение я уже стояла по другую сторону кровати. И в руках у меня была трехгранная шляпная булавка.

– Если я была бы твоим врагом, то ты был бы уже мёртв. И если ты, всё ещё, не в их числе, то скоро будешь! Нельзя же бесконечно испытывать мое терпение! – рявкнула я, посмотрев ему прямо в глаза.

– А ты вчера не сказала точно: хочешь ли ты взять наказание на себя или доверишь его исполнение мне! – парировал он в свою очередь, поднимаясь на ноги.

Настырный пацан.

– Пожалуй, я возьму его на себя, рискуя навлечь гнев Паулы на свою голову! Но сначала, ты принесешь мне с кухни кофе, это входит в число обязанностей адъютанта, – приказала я, поморщившись.

Головная боль наутро – это неизбежное следствие использования крепкого спиртного в качестве снотворного. Парнишка несколько секунд хлопал глазами, а затем расплылся в улыбке и метнулся к двери.

– Стой! – скомандовала я, разглядев перепачканную кровью рубашку.

Пабло застыл в шаге от двери. Похвальная исполнительность. Я дошла до гардероба и, ещё раз окинув парнишку оценивающим взглядом, выбрала для него одну из рабочих рубашек Хорька. Пабло за прошедшие годы уже почти сравнялся ростом с Алексеем и стал одним из самых рослых парней в городе.

Что и не удивительно, при изменившейся структуре питания горожан. Внедрение моей стаи в горную общину принесло довольно много изменений в, веками устоявшийся, порядок жизни этого, затерянного среди бесплодных высокогорий, городка.

Со времен инков, а может быть, ещё и до их пришествия, в этой горной долине разводили альпаку – удивительного зверя, родственника ламы, дающего шерсть, из которой изготавливают самую тёплую и легкую, и от этого баснословно дорогую, шерстяную ткань. Родина этого зверя – высоко в горах, и шерсть его приобретает свои качества только в здешнем климате. И вся жизнь местных жителей подчинена интересам альпаки. Правда, денег они с этого получали не очень много, основное доставалось разного рода перекупщикам.

А традиционное земледелие приносило весьма скудные плоды. Во времена инков с их стремлением к специализации и перераспределению сюда, вероятно, завозили продукты из более плодородных низменных земель, в обмен на драгоценную шерсть, свидетельством чему является проложенная сюда дорога и полуразрушенные здания каменных амбаров, до сих пор стоящие вдоль неё. Хотя, древние террасы, вырубленные на склонах гор, указывают на то, что в прежние времена тут и сельским хозяйством занимались. И более успешно, чем в наше время, когда засеяно не более трети террас, которые поставляют на местный продуктовый рынок некоторое количество бобовых и разноцветную, но удивительно мелкую, картошку. Кукуруза, столь любимая на этом континенте, на такой высоте уже не растет. Голенастые местные куры гораздо больше подходили для петушиных боев, чем для кулинарных изысков.

Добравшиеся сюда, в поисках мифического Эльдорадо, испанские конкистадоры не нашли золота, его не было даже в местной реке, но оценили качество местной шерсти и построили монастырь урсулинок, в котором занимались первичной переработкой сырья. Продуктами питания монашек централизованно снабжали, да, и местным жителям перепадало кое-что. А вот, традиционное сельское хозяйство потихоньку загнулось.

В нынешние времена Ватикан, видимо, не очень заинтересован в получении высококачественной шерсти для сутан своих священнослужителей, поэтому поток церковных дотаций постепенно иссяк. А затем ещё и поселившиеся под боком немцы постарались ограничить контакты местного населения с внешним миром. В общем, на скудных местных харчах народ здешний заметно измельчал.

А мы постарались не только дать им работу, но и обеспечить снабжение дешёвыми привозными продуктами, которые можно было долго хранить. Что после постройки в долине электростанции, не составило труда. Дин и Че ухитрились вспомнить, чему их в вузе учили, и предложили заключить в трубу маленькую горную речку, падающую в долину с огромной высоты, и просчитали, что вырабатываемой электроэнергии хватит для городка. А Барон нашел в Швейцарии оборудование для электростанции подобного типа. Я же предложила оборудовать в одной из тупиковых ветвей лабиринта инков подземный холодильник. И вот, теперь дешёвая мороженая говядина из Аргентины в городе не переводится.