Орден Волонтёров

– Диди, скажи его сиятельству, что его гость герцог Хессел Мартина поправился совершенно. Его здоровью ничего не угрожает. Запомнил?

– Я передаю послания слово в слово, не извольте сомневаться.

– Амелинда, что случилось? Почему поправился? Он что, болел?

– Ваша Светлость совсем не в курсе? Супруг бережёт Вас от волнений. Впрочем, новости хорошие.

Пока француз водружал на светленькой головке Ингрид башенку из кудрей, я вывалила на ошарашенную хозяйку всю информацию. Мы так увлеклись обсуждением странной свадьбы, чуда исцеления, что я забыла, зачем пришла. Только после вопроса, в чём замуж выходила, о свадебном платье вспомнила.

– Очень неудобно Ваша Светлость, но не могли бы Вы одолжить мне котарди. В дорогу я брала мало платьев, все их уже одевала по нескольку раз. Неприлично, даже мужу показаться не в чем, всё так неожиданно произошло.

На милом, одутловатом личике графини отразилась чистая радость, от возможности помочь в столь важном деле, порыться вдвоём в гардеробе, естественно похвастать своими сокровищами. Да – да, иные платья этой эпохи стоили дороже драгоценностей, которые к ним надевали. Освободившись от куафёра, мы втроём пошли в графскую гардеробную.

Она находилась в самом конце крыла, через стенку от отхожего места. Когда мы вошли в комнату размером около двадцати квадратов, с голыми каменными стенами, впечатление моё было весьма вонючим. Наверху в стене я увидела керамическую трубу, которая специально соединяла туалет и гардеробную. Одежда была подвешена на крюках почти под потолком. Это делалось в гигиенических целях! Сквозняк «проветривал» вещи аммиачным запахом, для уничтожения насекомых – паразитов: блох, моли и вшей. В небольших корзинках лежали пучки пижмы, полыни. Тоже для этой цели.

Я очень – очень быстро выбрала три котарди попроще: светло – зелёное, небесно голубое и красное. искренне, но тоже быстро повосхищалась великолепием одежды графини. Горничная ловко сняла понравившиеся платья с крючьев при помощи длинной палки, как в наших магазинах одежды. Нижние платья, которые можно было стирать, хранились к моей радости не здесь.

– Госпожа герцогиня, я принесу Вам котарди после проветривания. Потом сбрызну уксусом на ароматных травах. Заодно подберу нижние платья, юбки.

– Доверяю твоему вкусу. Проветривай подольше.

Женщина с ворохом одежды ушла.

– Не пойдёте на завтрак?

– Если можно. Хочу побыть в уединении немного, поспать, прийти в себя, Ваша Светлость.

– Хорошо, но к обеду будем ждать Вас с супругом. Давайте без титулов Амелинда? В неофициальной обстановке разумеется.

– С удовольствием, дорогая Ингрид. Это титулование отнимает столько времени, которое можно потратить на важную информацию.

Мы с каким – то облегчением враз рассмеялись. Понимаю графинечку. Я теперь повыше неё буду, головокружительная аристократическая карьера. Мне – то фиолетово на любые титулы, а ей, воспитанной в традициях махрового феодализма, неловко, непривычно оттого, что "выскочка" резко взлетела рангом.

В моих покоях Летти удручённо занималась тем же: перетряхивала мой скудный гардероб.

– Где это видано, у цельной герцогини одно платье на все случаи жизни! Во что я должна Вас к завтраку одеть? Вот если бы помер его светлость и чёрное бы сошло, и белое, а коли жив, то яркое надо.

– Не причитай, Виолетта. Завтрак принесут в комнату, поем и спать завалюсь, до обеда. К обеду три платья принесут, у хозяйки выпросила.

– Стыд то какой! Новобрачная герцогиня у графини платья занимает!

– Иди, принеси поесть, с голоду околеешь, пока их слуг дождёшься. Разузнай про мужа, что делает?

– Как я узнаю, госпожа?

– Мне тебя учить как? Да иди уже, пока я тебя не съела!

От перепёлки остались хрупкие косточки, от булки и каши с маслом ничего. Хессел после завтрака ушел на приём к их Сиятельствам. Я пока свободна. Спать, скорее, быстрее в кроватку.

Главное для красоты – полноценный сон. Последние три недели спала урывками, то в карете, то на постоялом дворе, деревенских домах. В Леувардене была комфортная спальня, но место новое, к тому же Кларисса повадилась спать со мной, сон у неё был беспокойный, она мешала. Последняя ночь состояла из отрывочных промежутков тревожного сна. Глаза у меня сузились, провалились, в них словно песка сыпанули, снизу залегли глубокие тени. Голова плохо соображала, я зевала как нильский крокодил. Короче, проснулась к торжественному ужину, то бишь свадебному пиру. Хессел узнав, что я сплю как убитая, велел не будить. Переговоры будущих сватов о нюансах брачных договоров прошли без свахи. Проспала свой главный проект. Печально, но не смертельно.

Глава 34

Трапезная освещена огромным множеством свечей в люстрах и канделябрах. Наша компания вводит хозяев графства в большой расход: второй раз ужин проходит при свечах. В зимнее время все торжественные мероприятия и пиры начинались рано, чтобы наевшись, напившись, удовлетворённые гости разошлись до темноты. Восковые свечи безумно дороги, сальные жечь неприлично, это для простолюдинов, масляные светильники дают слабый свет.

Пора «изобретать» керосиновую лампу. В качестве горючего вполне пойдёт лампадное масло или растительное. Образцы керосинок готовые, в количестве нескольких штук, достались нам из моего времени, в старых домах накапливаются вещи, я прекрасно помню эти лампы ещё с детства. Их использовали при отключениях электричества, которые в тридцатые – сороковые годы были часты. Не у всех в Хаггене тогда даже было проведено электричество. Брали в подвал лампу «летучая мышь», она незаменима, если нужно было сходить за дровами для камина или в сарай вечером. У нас с братом в подвале замка был «штабик», на стене висела лампа с отражателем. Были настольная и подвесная лампы для гостиной. На любой вкус и потребность. Устройство простое, ломаться там нечему. Эмма сохранила всё что было в доме, ничего не продала, не раздарила. Сейчас затруднения может вызвать только изготовление стеклянной колбы, да и то – только своей дороговизной у стекольщиков. Лампа не мясорубка, её можно из мягкого металла сделать. Кухарка местная Ханна- скандальная баба. Всучила мне обратно три мясорубки из первой партии нашего производства. Возврат брака, трущиеся детали быстро деформировались, стёрлись. Недоработка с твёрдостью сплава. В общем, решено, доедем наконец до дома, подам предложение о выпуске ламп в наше патентное бюро, то бишь Виктору.

В четырнадцатом веке у меня есть родной дом, моя опора. Родной человек – дорогая Эмма. Я почти здоров, видимо во время молитвы ББ вспомнил о своём обещании. А жизнь то после смерти налаживается! Якобы племянницу вот замуж удачно выдал, тоже за «исцеленца». Это замужество результат моей халатности, проморгал отравление Хессела. Он, конечно, собирался и так посвататься к Линде, но не факт, что она бы в обычной ситуации пошла за герцога.

Сложно жить с мужчиной с совершенно иной системой ценностей. Она довольно независимая, своенравная девица, иногда сама не знает, чего хочет. Мало того, что выпить любительница, так ещё влюбчивая чрезмерно. Эмоциональна, хотя лицо держит, но мне видны её порывы. Нас в абвере тоже много чему обучали. Амелинда профессионал в своём деле и работу любит, человечна. Идеалы гуманизма для неё не пустой звук. Если эта пара состоится как супруги, вместе они смогут выдать большое усилие, для перевода стрелок исторического пути на новые рельсы. Ключевое слово «если».

Она сидит рядом с герцогом, по правую руку от графа с супругой. Красный цвет котарди к лицу белокожей блондинке, но слишком яркая помада и румяна. Впрочем, муж доволен, а это главное. Вон как пожирает глазами новобрачную, аж мимо тарелки ножом тычет. Тоже интересный обычай: многие едят с женщинами из одной тарелки. С жёнами, возлюбленными, невестами, сёстрами. Часто просто подсаживаются к знакомой даме, предлагая разделить трапезу. Модно и куртуазно.

Я сел рядом с Доротеей, ухаживаю, как умею. Дама жеманится, но ест. Сегодня наследников посадили вместе с девочками. Парни ухаживают за ними, копируя взрослых, выцепляют с общего блюда лакомые кусочки и подпихивают наречённым в общей тарелке. Девочки нарядные, взрослые платья делают их старше, этикет сдерживает ребячество. Нужно беречь молодёжь, они наш задел на будущие нормальные международные отношения. Служба безопасности здесь из рук вон плоха. Людей как тараканов травят любящие родственники.

Чего тогда сижу, жую? Пора работать. Я уже приспособился к внутреннему слуху. Нужно расфокусировать внешние звуки, как зрение. Услышать общий фон как равномерное жужжание, чтобы не отвлекаться. Затем приблизиться к интересующему человеку на расстояние обычной слышимости и навострить уши. Если нужной для меня информации нет, то мысли не услышу. Человек не всегда думает о том, что меня интересует. Приходиться дублировать подходы, ненавязчиво отираясь возле объекта. Уже проверил гвардейского старшину, несколько гвардейцев. Ни малейшего намёка. Много народу собралось, но сегодня пир, а не бал. Люди не поймут, если встану из – за стола, начну по трапезной ходить по очереди ко всем приставая.

Хо! Пристать хотят ко мне! Если мысль вдруг напрямую касается меня лично, тоже слышу.

«Пожалуй, стоит ответить на его ухаживания. Всю тарелку завалил мясом. Я больше овощи люблю. В дороге тоже: то подсадит, то заговорит… Или не стоит? Вряд ли до серьёзных намерений дело дойдёт. Хм-м, мне бы и несерьёзные подошли. Третий год честно вдовею. Женский век короток, мне скоро двадцать семь. М-м, квашеная капусточка хороша! Вина бы хоть подлил даме, трезвая сижу. О, будто мысли мои слышит. Нет! Не разбавляй так сильно! Ну, всё, весь вкус испортил. Напиться до грехопадения с таким кавалером точно не получится. А жаль. Как исцелился – совсем другой человек. Манеры изящнее, чем у других мужчин, ум в глазах. Да и вообще красавчик! Жаль, небогат, не наследник.»

Что перед собой притворяться, мне лестно слышать такое. Доротея мила, приветлива, добра. Бедная приживалка в семье герцога. После войны без мужа, бездетная, без братьев, без отца. Либо в монастырь, либо замуж. Но она нашла иной выход. Покровительство очень дальнего родственника. Она троюродная сестра покойной жены Хессела. Дочь простого рыцаря. Приударю попробую, может действительно женской ласки достанется? Соскучился по человеческому теплу. Это ж страшно сказать, сколько я пощусь? Как считать то? Годами или веками? Интересно танцы всё – таки будут? Музыканты пиликают и свиристят, гости пьют и жуют. Говорят тосты. Кидают собакам на пол кости.

Амелинда зверем смотрит на кувшин с вином, слишком разбавлено? Нет, вовсе не пьёт. Мужа наверно стесняется, он воздерживается от выпивки и ест умеренно. Всё, "племяшечка". Кончилась твоя свобода. Изучай Катехизис средневековой семейной жизни: параграф первый – муж всегда прав, параграф второй – если муж неправ, смотри параграф первый. А муж старается, подкармливает, его бы воля из клюва бы кормил. Видно, любит.

Это он удачно не умер. Ему ещё с поклонниками супруги встреча и знакомство предстоит, интересное будет зрелище. Впрочем, тут мужьям не привыкать, что за законной супругой законные ухажёры таскаются. У Ингрид Ольденбургской тоже есть рыцарь, местный миннезингер, певец, поэт и заодно композитор так сказать средневековой любви. Кучерявый, испанистый брюнет на контрасте с германцами хорош собой, но исполнитель так себе. Спел нечто тоскливо – заунывное о вечной разлуке двух любящих сердец, но народ разобрало.

Доротея сопит, томно вздыхает и о, что это? Ножка в мягкой кожаной туфельке поглаживает мою ногу. Не теряемся, наши руки всё время рядом, ведь орудуем в одном блюде. Цапаю цыпочку за жирную от мяса лапку.

«Похоже, зацепила, клюнул. Только роман, не более того. Не женится: я уже стара. Бесприданница. Домика у меня не будет с деревенькой; герцог очень живучий оказался, яд весь закончился, задание леди Маргарет провалила. Стоит ли вообще в Леуварден возвращаться? Может лучше в местный монастырь? Хоть жива останусь. Но сначала погуляю!!!»

Ах, Дороти, милая, нежная, кроткая, добрая Дороти… Преступница, убийца, отравительница, заговорщица. Что натворила! Но была ли у неё возможность отказаться? Конечно, нет. После озвучивания такого рода предложений два пути: согласиться или умереть. Рассказать жертве? Пока будут разбираться, можно тридцать три раза умереть, различными способами. Чаще всего с лестниц падают, из окна, от быстротечной болезни… Даже исполнение задания не гарантия жизни и награды, наёмный убийца низкого ранга нежелательный свидетель, да и денег в оплату жалко. Дело то уже сделано. Наклоняюсь к ушку с длинной серьгой, тихо – тихо, нежно – нежно:

– Леди Доротея, у меня к Вам очень серьёзный разговор.

– Я вся внимание, барон, отвечает дама, сама при этом думает: – «Боже, неужто? Серьёзный…о чём кроме женитьбы можно говорить с женщиной серьёзно?»

– Не здесь, милая Дороти. Вас не смутит пройти ко мне в комнату?

– Я… право даже не знаю. «Милая Дороти…фамильярное обращение. Нет, речь не о предложении, увы. И да! Меня не смутит!»

– Вопрос жизни и смерти, прошу, сжальтесь, приходите. Всё действительно очень серьёзно.

– Ну, хорошо, если Вы так просите, барон. Приду, после того, как растопят камины. Мысли девушки мечутся: – «Эк его разобрало. Может влюблён? Может, есть надежда? В любом случае мне надо постараться.»

– Безумно рад, жду и надеюсь.

Думай теперь сам, когда ей позволить стараться: до вербовки или после? Выдавать леди как отравительницу никак нельзя, клубок распутается, вылезет грязная семейная история. Испортит репутацию династии правителей Мартина, к тому же привлечёт его внимание ко мне, нам этого не надо. Леанна проследит за регулярным приёмом Божественной воды леди Маргарет, напоминать будет, чтобы не забыла старушка накапать себе для здоровья на ночь. Чем хуже ей станет, тем больше будет лечиться. У меня не было колебаний, когда я подменил жидкость во флакончике на её же яд. Линда очень много знает русских поговорок, я запоминаю многие: не рой другому яму, сам в неё попадёшь. После смерти леди от сердечного приступа Леа обыщет комнату, уничтожит улики, перепрячет письма и дневники.

Старушка уйдёт тихо – мирно, благостно. Так будет лучше для всех. Её искренне любит вся семья, она заменила мать и бабушку. Такое вероломство действительно ломает веру в людей, уничтожает желание любить, доверять, сотрудничать. Особенно опасно предательство близкого человека для детей, юношества. Отпечаток на всю жизнь. Поэтому молчим и подчищаем за мерзавкой следы её деятельности.

Задумался, соседка что то говорит о моде, ну о чём ей говорить, не о ядах ведь.

– Вы так прекрасно выглядите, Вальдемар, костюм сшит по последней моде. Шоссы самого красивого цвета. Под естественный цвет кожи. Сейчас многие начали носить котту в обтяжку, конечно, кому фигура позволяет.

– А мне, стало быть, позволяет?

– На комплимент напрашиваетесь? У Вас превосходная, подтянутая фигура. Мне толстяки не нравятся, хоть это показатель достатка и здоровья мужчины, но это смотрится так нелепо!

– Успел сходить в одёжную лавку на рынке, купил, что посоветовал хозяин, я совершенно не разбираюсь в моде. Сшить невозможно за сутки, эта свадьба племянницы такая неожиданная, у меня в багаже ничего нарядного не было. Рад, что Вам понравилось.

Да, успел, вчера сразу не расслабляясь, прямо с дороги, ведь была среда, день когда выходит на рынок скупщик одежды. Накинул злосчастный плащ, с латкой Надвинул поглубже меховой берет, закутался до носа шарфом и поехал в город. Несколько вопросов горожанкам и я у навеса с развешанной и рассортированной по кучам одежды. Как и рассчитывал, торговец для зацепки использовал проданный им плащ. Вещь приметная, такую не забудешь.

– Доброго дня, уважаемый господин! Вижу, не в первый раз у меня товар берёте. Может, ещё что из хорошей одежды подыскиваете, помогу, выбор богатый, сами видите.

– Да, на графский пир сегодня иду, мне бы что понаряднее, но не слишком дорого.

Обрадованный продавец закопался в ворохе с жилетами, потом нырнул в кучу рубашек. Я между тем задавал наводящие вопросы, получилось, что он сам пожелал поделиться историей плаща. Его принесла красивая женщина. Не так давно, чуть меньше года молодая вдова в глубоком трауре, поселилась в скромном, опрятном домике на улице Портняжьей. Переехала из Гамбурга, жить там дорого. Продала плащ покойного мужа, немного порван был, но она аккуратно починила. Видать нуждается, такой хороший плащ могла бы на себя перешить.

– Так говоришь, хороша вдовушка? Молода? Нуждается? Покровителя ей найти богатого надо. Может, знаешь, в каком доме живёт, если понравится, я бы ей помог.

– Не из таковских она господин. Простолюдинка, а гонору! Ведёт себя гордо, неприступно и заносчиво. Аристократке впору. Дом её жёлтый с высоким забором из кирпича, дверь двойная, зелёная. Попытайте счастья, может нужда спесь то согнала. Примерьте вещички, вчера только скупил, слуга принёс. Говорит, баронет одёжу как кухарка фартуки меняет, чуть не каждый день. Модник завзятый.

Вот так в цепочке расследования покушения на жизнь барона Андреаса фон Мюнних, моего нынешнего племянника, появилось ещё одно звено. На улице Портняжьей. Завтра увижусь с вдовой, под предлогом покровительства, предложу перейти в категорию содержанок. Послушаю, что за мысли толкутся в прелестной головке. Что то оживлённо вокруг меня с женским полом стало. Пока слабоумным был, одна верная Эмма сопли вытирала. Тихая, заботливая и всецело преданная. Какого рожна мне раньше было нужно? О её чувствах я догадался задолго до войны. Сейчас она изменилась ко мне. Любит, но иначе, понимаю, но объяснить не могу. Пожалуй, если ночью наши старания с крошкой Дороти состоятся, это не будет изменой Эмме. Точно, не будет.

Глава 35

Ольденбургские расстарались. Столы и верхний, и все нижние накрытые богатыми скатертями ломились от изобилия яств. Из сокровищницы графа достали всю самую дорогую посуду. Даже изделия из баснословно ценного сейчас стекла выставили. Наши с Хесселом высокие кубки были из красного муранского стекла, того, что с добавкой золота. Подносы под тушками птицы и кувшины также сверкали золотом. Сердце редкой женщины не дрогнет в посудном отделе хозяйственного магазина. Если дама вошла в этот отдел, без покупки не уйдёт. Я обыкновенная девушка, красивая посуда различного назначения – моя слабость.

Но с недавних пор не люблю кувшины, любые: оловянные, глиняные, стеклянные, медные, даже серебряные, даже с позолотой. С узким и широким горлышком, с ручками, крышками и без, с узорами, расписные и гладкие. Все. Ибо в них принято подавать вино, воду для разбавления вина, медовуху и пиво. Один такой распрекрасный экземпляр поставили рядом с нами, поближе, стало быть, из уважения. Виночерпиев не было. Хессел сам не пил, опасаясь за драгоценное здоровье, а мне настойчиво предлагал. Причина такого алкогольного напора мне ясна: хочет подпоить невинную девицу, чтобы раскрепостилась. Сегодня воскресший герцог решительно настроен отдать мне супружеский долг. Приходилось только обмакивать губы, это была настоящая пытка, но не для меня лично, а для гнусного змеёныша внутри. Отличный приём абстрагироваться, отделять себя от порока и держать под контролем своей истинной личности, мне помогает.

Устала отбиваться от этого прекрасного, густого, ароматного, почти чёрного испанского вина. Тогда богоданный супруг переключился на еду, и стал пичкать меня как гуся для фуагра, незаметно ощупывая при этом, наверно хотел понять, достаточно ли я откормлена для брачного ложа. Большинство кавалеров ухаживали за дамами, кормили, поили, чуть ли не с ложечки. С одной тарелки! С детства терпеть не могу, когда лезут ко мне в тарелку, а у нас сейчас одна на двоих. Это ужас что такое! Ни выпить спокойно, ни закусить, точнее покушать.

Пир как вроде посвящён нашей скоропалительной женитьбе, поэтому время от времени провозглашаются тосты, нужно вставать и кланяться в ответ, но подарков то нет!!! Никто не ожидал этого брака. Не подготовились. Самая интересная часть начала семейной жизни упущена! Все три моих предыдущих свадьбы, закрывшись в спальне новобрачных, мы пересчитывали деньги, распаковывали разнообразные коробки. Брачная ночь проходила очень насыщенно: кто, чего и сколько, окупилась свадьба или нет, на что потратим. А сейчас? Ни свадьбы, ни бакшиша, ни шиша. Ни открыточки! Фиг, даже без масла. Мою милую Пучеглазку и даже невозмутимый Голос Разума это обстоятельство подкосило окончательно, они гордо удалились в глубины подсознания, оставив меня в одиночестве и в крайнем, требующим разрядки раздражении. Торжественная часть банкета закончилась и народ, свободно вздохнув, распустил пояса, чтобы вошло больше.

Насилу дождалась, когда хозяйка замка Ингрид встала из-за стола, чтобы удалиться. Поражаюсь этой женщине: дважды пережила войну, осаду замка, родила столько детей, цепко держит в маленьких ручках управление немалым хозяйством замка. Она участвует в жизни города, заседает в Совете, первая советчица мужа по важным вопросам и делам. Следит за внешностью и модой, стараясь не вводить при этом казну в лишние расходы. Мне придётся многому у неё поучиться.

Видно, устала она за эти дни безмерно, столько хлопот и событий, а в её положении нужен покой. Но то же положение её обязывает. Похоже, бедняжка еле отсидела положенное время. Теперь по этикету можно удалиться другим дамам. Быстрёхонько подхватилась, встала, да ведь одна теперь не уйдёшь. Хотя бы сегодня. Новобрачная как – никак, разговоры пойдут. Хессел доедал кусок печёной рыбы. Дома рыбы он видите ли не наелся. Достал кость изо рта и положил на нашу тарелку. Фу! Фу-фу-фу! Крепко взяла жующего супруга за каменное тяжёлое плечо, с некоторым усилием потянула за собой. Он потянулся за кубком и запил еду.

– Супруг мой, вы всю ночь тут провести собрались?

– Желаете удалиться, моя несравненная супруга? Вас сопроводить?

– Желаю. Сопроводите. Уж будьте так любезны.

Аккуратно помыл руки в посудке, утёрся салфеткой, наконец выбрался из – за стола, подал мне руку и мы удалились. Успела заметить, что на наш уход обратили внимание. Наша первая брачная ночь как бы была уже вчера, поэтому обошлись без шумных и развязных традиционных проводов. Микаэль вообще нагло подмигнул. Мне пришлось проконсультироваться с ним по календарному методу предохранения. В прошлом, точнее в будущем необходимости в таком анахронизме не было, я была не в курсе этой высшей математики.

Замок не малогабаритная трехкомнатная квартира, где из прихожей вваливаешься в спальню через зал. Путь на второй этаж и проход по коридору занимает минут десять, это если нормально идти, не целуясь за занавесями, не тискаясь в каждой нише или за чучелом рыцаря. Причём я стала инициатором. А что? Без свадебного платья и торта, без подарков, без девичника, даже не было моих «любимых» шуточных игрищ, свадебный банкет за счёт хозяев, расписались, то есть обвенчались на смертном одре! Можно сказать под страхом смерти. Если ещё и без хорошего секса… То я за себя не отвечаю! Должна же я получить хоть какую – то моральную компенсацию за все треволнения, переживания.

– К тебе или ко мне? Вопрошает, уже начиная частично меня раздевать прямо в коридоре трясущийся от вожделения и переизбытка вновь обретённого здоровья молодожён.

Надо же, как актуально звучит, смысл даже за шесть с лишком веков не изменился.

– Ты ко мне, а я к тебе…лепечу, уже ничего не соображая.

– И зачем?

– Надо помыться, почистить зубы. Посчитать …

– Зачем считать зубы?

Действительно зачем, какие нафиг зубы? Какой календарь? Какое мытьё, всё равно вспотеем. Я хоть надушена, а Хессел уже зазывно пованивает.

– Давай к тебе, у тебя кровать больше и служанки в соседней комнате нет, только гвардеец под дверью.

– Он нам не помешает?

– Скорее мы ему. Вот и он: при-и-и-вет, малыш!

Рослый, серьёзный мужик скосил глаза, быстро отворил дверь.

– Не шали, Амелинда. Заходи, быстрее.

– Засов, засов!

Проклятый засов никак не засовывается куда надо. Вместе мы справились, затем замерли напротив друг друга. Словно выплеснулась вся немного наигранная страсть в безумном марафоне от трапезной до спальни. Осталась томная нежность и вечное любопытство: какой ты? Какая ты? Узнавание, познание другого человека в самом беззащитном, оттого требующем огромного доверия положении. Бешено бухает где то в горле сердце, но кровь поступает не в мозг. Подкашиваются ноги. Чёртовы шнурки! У мужа от нетерпения трясутся руки, он хватает с сервированного столика столовый нож, свободна!

Хессел стал целовать мне руки, хотя такого обычая ещё не возникло. Это смутило меня, обняла его за шею, заглянула в глаза, близко – близко, ещё ближе. Лоб ко лбу, получился «циклоп». Огромный глаз был тёмно – зелёным омутом, а вместо зрачка горело пламя свечи. Меня затягивает туда. Слабею. Тону, тону, иду ко дну, последнее что слышу: