Ведьмина тропа

– Я и не знала, что он сколотил целую банду. И значит, теперь нужно сидеть, поджав хвост? – Возмутилась Мирослава, но Саша успокаивающим жестом коснулся её плеча, слегка улыбнулся.

– Конечно же нет. Что-нибудь придумаем. – Он глянул на дорогу поверх головы девушки. – Вот и автобус.

К остановке подкатил старенький «пазик» с выгоревшими полосками на боках и потёртой «бархатной» обивкой на сиденьях.

– Ладно, до вечера. – Улыбнулась Мирослава. – Если встретишь Стёпку…

– Я договорюсь с ним о встрече, без тебя ничего выяснять не буду. – Закончил Саша и девушка удивлённо ахнула, будто он прочитал её мысли. Перед ступеньками автобуса они на секунду замешкались, и ей вдруг показалось, что вот сейчас Саша её поцелует. Его взгляд и правда задержался на губах девушки, но вдруг в глазах мелькнула какая-то тоска и боль, и он отвернулся, лишь коротко обнял её, легонько подтолкнув к автобусу.

Пока «пазик» разворачивался, Саша помахал рукой, он улыбался, но тоска во взгляде не исчезла.

Когда Кикеевка скрылась за поворотом ухабистой дороги, Мирослава извлекла из сумки блокнот с ручкой и две тетради – одну она прочитала ночью, вторую взяла в дорогу. Просмотрела свои ночные конспекты – заметки и выписки из самой пугающей тетради – той, которая была подписана именами Поликарпа и Агафьи.

Выглядело жутковато – среди собственного торопливого, неровного почерка то и дело можно было разобрать такие слова, как «жертва», «кровь», «порча», «хворь», «бесы».

В конце конспекта она отметила вопросы, ответы на которые казались особенно важными.

Кто такие Поликарп и Агафья?

Почему Поликарп перестал вести записи, а вместо этого за них взялась Агафья?

В том, что первое время писал именно Поликарп, не приходилось сомневаться – почерк был мужским и многие заговоры написаны в мужском роде.

Записей, сделанных женской рукой было мало, но и выглядели они при этом как страшный дневник сумасшедшей, а не сборник заговоров. Самые странные из них Мирослава отметила закладками прям в тетради и сейчас пересматривала заново. От некоторых слов становилось не по себе.

Взять хотя бы вот это: «Давеча девки Клюковых пошли по ягоду, да так и не воротились. Искали их трое суток, да чего уж там искать – предупреждала я их, но не поверили. А расплатились бы как положено за услугу мою, так и живы бы остались. Закон наш неписаный ведь как гласит – за всякое дело платить надобно. Я свою часть уговора выполнила, а они – думали схитрить – надели амулетики заговорённые, чтобы я их силу взять в уплату не смогла… Узнать бы кто дал им эту защиту, но то – лишь дело времени. Главное, что лес получил своё, Он взял своё. Глядишь – так и сторгуемся, получу и я то, что мне надобно, а то помирать-то страсть как не охота…»

Подобные записи, от которых у Мирославы по спине начинал бежать холодок, перемежались заговорами и обрядами, некоторые из которых выглядели совершенно фантастически:

«Чтобы обернуться зверем – найди в лесу пень старый, воткни в него две дюжины ножей и прыгни через них две дюжины раз. Но будь осторожна – стоит кому-то подсмотреть и забрать хотя бы один нож – навеки вечные останешься зверем…»

Разбирать написанное было сложно – почерк мелкий, торопливый, будто писали в большой спешке. Но вот самая последняя страница отличалась – буквы ровные, чёткие, с тщательно выведенными закорючками. Начало текста было похоже на обращение к кому-то.

Мирослава перечитала этот кусочек:

«Но ни к чему тебе наука, здесь описанная. Для того, что бы ведать это ремесло, нужен тебе лишь пройти обряд.

Заключив с Ним договор, силу получишь нашу. Поликарп не обманет – всё честь по чести будет. Для этого в купальскую ночь, явись в ведьмин час на перепутье тропок, что вдоль Плакуньи. С собой нож медный возьми – им ты кровь себе пустишь, когда настанет момент клятву скреплять. Больше ничего при тебе лишнего быть не должно – только твоё желание продолжить дело нашего рода. Дело наше – во славу Господина и для приумножения его силы, но о том, ты уже верно, знаешь, ведь мать учит дочь свою.

Как будешь на перепутье, позови Поликарпа по имени трижды, и трижды обернувшись противосолонь, тогда и явится к тебе тот, кто может силу тебе дать. Как слова заветные повторишь – тут же ножом медным пусти себе кровь, да окропи ею тот предмет, который тебе даруют – так ты укрепишь своё слово, и сделка будет совершена, а ты получишь силу и сможешь продолжить дело всего рода нашего.»

Мирослава ничего не поняла из прочитанных слов, но на душе от них делалось неприятно, холодно и одиноко. К кому обращалась женщина, написавшая эти слова? Она надеялась, что скоро узнает об этом от бабушки.

В голове вдруг родилась смутная догадка – «на берегу Плакуньи»? Уж не о реке ли Плакучей идёт речь? Мирославе стало не по себе – заблудившись в лесу, они с Сашей как раз находились недалеко от этой речки, если верить словам Стёпки, а он навряд ли ошибался.

Девушка сделала пометку в блокноте, и открыла вторую тетрадь, которая не была подписана именем. Аккуратный почерк, похож на женский. Писала точно не бабушка – очень сильно отличается наклон букв.

Записи в ней больше привлекали Мирославу – все они были для защиты и охраны от тёмных сил.

«Ангел мой, пойдём со мной. Ты- впереди, я за тобой» – Одними губами прошептала Мирослава, повторив одну из записей. Эти слова рекомендовалось произносить при выходе из дома, особенно, когда отправляешься в дальнюю дорогу.

«Когда приснится дурной сон, постучи трижды по оконной раме и скажи, глядя в окно: «Куда ночь, туда и сон» и беда минует тебя».

Много было заговоров и шепотков для исцеления, например, для остановки крови из раны: «Баба шла по дороге, собаку вела за собой; баба пала, собака пропала; руда стань, больше не кань».

Все слова были такими странными, но тем не менее, вчитываясь в них, Мирослава начинала ощущать прилив каких-то сил, тех самых, в которые она раньше не верила. Девушка предпочитала считать, что просто накручивает себя, но то, что ей довелось повидать за минувшие дни, заставило бы кого угодно поменять своё мнение.

Вторую половину тетради занимали описания трав и рецепты с ними, рекомендации по использованию.

За чтением Мирослава не заметила, как оказалась в Гусарино. До больницы добралась быстро. Она ехала сюда, полная решимости расспросить бабушку обо всём, но стоило оказаться в больнице, как решимость эта улетучилась. Не повредят ли бабушке эти разговоры?

Как хорошо, что Надежда Ивановна не позвонила и не сообщила ей о пропаже внуков – не хотела раньше времени беспокоить подругу, полная веры в то, что ребята найдутся. И теперь, глядя на бабушку, лежавшую на кровати с книжкой в руках, Мирослава засомневалась. Она помнила то отчаяние и страх, которые звучали в голосе Глафиры Петровны в прошлый раз, когда она просила не снимать амулет.

За минувшее время с Мирославой приключилось столько всего, что она и не знала с чего начать и как подступиться с расспросами.

Как оказалось, ей не нужно было ничего начинать – стоило Глафире Петровне увидеть внучку, как взгляд её изменился, и девушка поняла, что та что-то знает. Но откуда? Неужели успела позвонить Надежда Ивановна, и всё рассказать?

– Что-то случилось? – Бабушка пропустила приветствие, лишь похлопала ладонью по постели рядом с собой, и Мирослава замерла в недоумении. – У тебя очень усталый вид, как будто не выспалась.

–И тебе привет, бабуля. Да. Я переехала пока к Быковым, а ты же знаешь, что на новом месте я плохо сплю… – Девушка отвела глаза, всё ещё терзаясь сомнениями. Села рядом с бабушкой на краешек кровати, в нерешительности сжала сумку, не зная стоит ли достать тетрадь.

– Ах, почему Надька не сказала мне? – Всплеснула руками Глафира Петровна и осыпала внучку вопросами. – А почему ты у них? Тебе страшно одной, наверное? И почему ты не звонила так долго? Я уже начала переживать. И сама как не позвоню, вас с Сашей всё дома нет.

Мирослава кивнула:

– Да, страшно стало. А переехала я только вчера, баба Надя ещё не успела тебе рассказать.

Она достала пару книжек для бабушки, коснулась рукой тетрадей, замерла в нерешительности.

– Что там у тебя? – Старушка наклонилась, чтобы заглянуть в сумку и замерла, увидев знакомые обложки. В палате воцарилось молчание – можно было услышать тихое тиканье настенных часов. Мирослава не спеша достала тетради, протянула бабушке.

– Узнала всё-таки, сама… – вздохнула Глафира Петровна, покачав головой и взяв безымянную тетрадь, погладила её по обложке. – Эх, прихватило меня, я и не успела спрятать их как следует.

– Кто в ней писал? – Мирослава наблюдала за тем, как бережно держит бабушка блок пожелтевших страниц.

– Именно в этой – твоя прабабка, моя мать.

Слова Глафиры Петровны повергли девушку в шок – подобного она точно не ожидала. В голове отчего-то сделалось пусто. Некоторое время обе они молчали, думая каждая о своём. Затем Мирослава тихо спросила:

– Она была ведьмой? И ты тоже ведьма, верно?

Глафира Петровна грустно улыбнулась:

– Да какая из меня ведьма… Так, знахарка разве что, всю жизнь только чаи целебные составляла. – Она отвернулась вдруг к окну, взгляд её сделался туманным, задумчивым. Старушка погружалась в воспоминания. – Никогда я, видит Бог, не использовала свою силу сполна. Лишь однажды…

Она замолчала, сокрушенно покачивая головой и не глядя перелистывая страницы тетради, проводя по ним рукой, словно гладила. Мирослава решилась нарушить затянувшееся молчание, достала следующую тетрадь:

– А это чьи записи?? Кто такие Поликарп и Агафья?

Глафира Петровна нахмурилась, тетрадь в руки не взяла, только отрицательно качнула головой.

– Тоже предки твои. Все у нас в роду, после Агафьи были наделены силой ведьмовской. С неё всё и началось, проклятие это…Хотя, может и раньше –теперь уж никто не сможет сказать наверняка.

Старческие пальцы судорожно сжались на старых страницах, почти сминая их. Словно борясь с собой, Глафира Петровна медленно произнесла, заглядывая в глаза внучки:

– Уезжай отсюда. И не возвращайся никогда. Мне помирать уж скоро, но ты и после того не приезжай.

– Баб, не говори так. Ты же знаешь, что я не уеду. Тем более сейчас, когда тебе плохо…

– А будет ещё хуже, с каждым днём всё хуже и хуже! Такие как я умирают долго, страшно! – Эти слова Глафира Петровна почти выкрикнула, приподнявшись в постели. – Но я не этого боюсь. Боюсь, что и тебя коснётся воля Агафьи.

– Объясни же мне нормально! – Воскликнула Мирослава, бросив тетради обратно в сумку и нервным движением застегнула «молнию». – Говоришь какими-то загадками! Как в кино прям!

– Если бы это было кино…

–Так расскажи мне! – Девушка потянулась к бабушке, ухватила её за руку в требовательном жесте. Больничное одеяло сползло и Мирослава увидела на руке Глафиры Петровны следы от многочисленных капельниц. – Что это? Почему их так много? Тебе сейчас столько капельниц требуется?

Тут вдруг бросился ей в глаза и землистый цвет лица старушки, и осунувшиеся щёки, почти фиолетовые круги под глазами, и бледные губы. За стеной своего непонимания и вопросов она и не заметила сразу ухудшившееся состояние Глафиры Петровны.

– Тебе было плохо?

– Не твоего ума дело. – Вдруг процедила старушка сквозь зубы. – Сказано тебе – уезжай! Я тебе сразу говорила, просила не приезжать. Думала одумаешься, с родителями уедешь. Так нет же – будто сами черти сюда притянули!

Мирослава оторопела, поднялась с кровати и отступила на шаг – никогда прежде она не слышала в голосе бабушки столько злости и раздражения.

– Почему ты так говоришь? – Тихо спросила она, – Почему не можешь просто рассказать о том, что происходит? Знала бы ты что я пережила за последние дни… что видела. Ты думаешь, что я не поверю твоему рассказу? Так после всего что я видела – поверю!

Глафира Петровна покачала головой:

– Я как раз этого и боюсь – что ты поверишь! Вера – она не всегда к добру. Уезжай.

–Никуда я не поеду! Сейчас я для начала найду твоего лечащего врача и спрошу о твоём состоянии. А после вернусь…

–Убирайся, я сказала! – Крикнула вдруг Глафира Петровна, сев в постели. – Уезжай домой, настырная девчонка!

На шум в палату забежала медсестра, замерла в недоумении глядя на пациентку и гостью. Мирослава, с трудом сглотнув горький ком в горле и сдержав слёзы, загнала обиду поглубже, и взглянула на бабушку:

– Я приеду позже, когда ты успокоишься и будешь готова мне всё рассказать. Главное – выздоравливай.

Развернувшись, почти выбежала из больницы, позабыв про врача. Позже вспомнила и решила, что позвонит и узнает всё по телефону. Сейчас всё равно обида не дала бы ни с кем нормально говорить. Хотелось расплакаться – никогда бабушка так с ней не разговаривала, никогда и подумать нельзя было, что однажды она вот так погонит её прочь.

Но нельзя было обижаться на Глафиру Петровну- Мирослава понимала это – ведь на её настроении сейчас сказывается и болезнь, и груз какой-то тайны, от которой она хочет защитить внучку.

Уже в автобусе Мирослава набрала номер Быковых. Саша почти сразу взял трубку и встревожился, уловив нотки горечи в голосе девушки.

– Всё в порядке, Мира? – Спросил он и девушка в своём воображении увидела, как он крепче сжал телефонную трубку и нахмурился.

–Да, просто расстроена. Расскажу, когда приеду.

– Хорошо. Я тебя жду.

Глава 12.

Мирослава едва успела выйти из автобуса, как Саша её тут же обнял – сразу увидел и понял состояние девушки. После этого она уже не смогла сдержаться и расплакалась, спрятав лицо на груди парня.

Он, ничего не говоря, аккуратно отвёл её в сторону – подальше от любопытных глаз, дал девушке время успокоиться, аккуратно поглаживая по спине до тех пор, пока слёзы не закончились. И даже после он продолжал молчать, просто наблюдая за Мирославой, которая, выпрямившись, тяжело вздохнула, провела ладонями по лицу, словно прогоняя прочь плохие мысли.

– Спасибо. – Сказала тихо, взяла Сашу за руку. – Идём домой.

По дороге она рассказала о разговоре с бабушкой и той интонации, которую впервые услышала в ее голосе, о её словах, которые обидели, несмотря на то, что Мирослава понимала – бабушка говорила так не со зла.

– Она хочет защитить тебя. – Сказал Саша, когда они рука об руку не спеша шли по просёлочной дороге и наблюдали закат над Пересмешкой. Солнце медленно скрывалось за тёмными елями, озаряя мир мягким золотом. – И, может быть, она права.

– Я должна узнать, что она скрывает от меня. Как я могу уехать, если даже не знаю от чего бегу?

– Тебе мало случившегося в лесу? – Саша вопросительно вздёрнул бровь. – Мало того случая на карьере и предупреждения домового? Ты же видишь, что происходит нечто странное…

–Я не уеду отсюда пока не узнаю, что именно происходит. Зачем я нужна Лесному Хозяину и что скрывает бабушка. –Повторила Мирослава. Подумав, добавила шутливо: – Вам с бабушкой не удастся так легко от меня избавиться.

Саша остановился, легонько дёрнув девушку за руку, заставляя развернуться к нему лицом и сказал серьёзно, глядя в глаза:

– Никогда так не говори. Я не хочу, чтобы ты уехала, но если так будет лучше для тебя, то я смирюсь… – Он замолчал, читая вопрос в её глазах и обдумывая свои слова. – Ты мне нужна, Мира. Я это понял ещё в первую нашу встречу. Но… я не могу позволить себе… В общем, у меня есть некоторые обстоятельства, из-за которых я не могу сказать тебе то, что ты хочешь услышать.

– Обстоятельства? – Не понимающе улыбнулась Мирослава, затем засмеялась. – Неужели ты женат?

– Это было бы слишком просто… – Саша вздохнул, покачал головой, сражаясь с самим собой в желании рассказать ей правду. Но страх потерять её оказался сильнее, и он лишь попросил: – Дай мне немного времени на то, чтобы собраться с духом. Скоро я обязательно всё расскажу тебе, обещаю.

Мирослава устало пожала плечами:

– Как же все вокруг любят лелеять свои тайны. Я уже привыкла, так что подожду. – Помолчала в нерешительности и добавила совсем тихо: – Потому что ты мне тоже нужен…

Дома их уже ждал горячий ужин, а баба Надя снимала со сковороды последние оладьи.

Она спросила было у Мирославы о том, как прошла поездка и удивилась короткому «хорошо» в ответ. Саша подошёл к бабушке, что-то сказал тихо и она больше не спрашивала про Глафиру.

Под конец ужина, когда допивали ароматный малиновый чай в маленькой, но уютной кухоньке, Мирослава заговорила сама, обращаясь к Надежде Ивановне:

–Вы ведь давно знаете мою бабушку. Расскажите, как вы познакомились. С учётом того, что я теперь знаю чем занимается бабушка и верю во всю эту…чертовщину. По-другому не назовёшь.

Надежда Ивановна, кажется, не сильно удивилась просьбе. Мирослава понимала – кто как не лучшая подруга бабушки могла хоть что-то рассказать ей. Поэтому, решила в случае чего не отставать от старушки до тех пор, пока не узнает что-нибудь полезное. Но Сашина бабушка заговорила сама, коротко пожав плечами:

– Да нечего особо рассказывать. Когда мы с покойным ныне мужем моим сюда приехали, он захворал сильно. А она вылечила его травками своими. Она тогда уже прослыла знатной травницей на всю Кикеевку, к ней ещё в те годы даже из Гусарино люди приезжали. И все удивлялись –молодая ведь совсем, а такими знаниями обладает, что вылечивает даже тяжелобольных. Потом у неё, наконец ребёночек родился – Андрей, отец твой – а у меня свой подрастал уже. Мальчишки сдружились, ну и мы с Глафирой тоже.

– У бабушки долго не было детей?

– Да, долго. Уж как она радовалась, когда Андрюшка родился. Вот только, понимаю я, что она всегда о девочке мечтала. – Улыбнулась грустно Надежда Иванова. – Потому как, когда ты появилась, она и вовсе разомлела. Когда ты еще малышкой была, уж как она над тобой дрожала. И как печалилась, когда родители тебя в Браженск увезли.

– Вы ведь знаете, почему она от меня скрывала своё… ремесло?

Надежда Ивановна помолчала, так как на самом деле не хотела вмешиваться в эту историю, но выхода не было – девочка и без того расстроена ссорой с бабушкой. Старушка не понимала почему бы Глафире не рассказать внучке всё как есть – глядишь, тогда и пришло бы к той понимание, сама бы и уехала отсюда без оглядки.

– Она уберечь тебя хочет. – Наконец сказала Надежда Ивановна, почти повторяя Сашкина слова. – Не хочет, чтобы сила колдовская тебе передалась.

Мирослава переглянулась с Сашей, сидевшим рядом, задумчиво повертела в руках пузатую кружку с остатками чая.

– Я не понимаю. Это же не простуда, чтобы передаваться. – Улыбнулась нервно. – А даже если и передастся мне эта сила, то что с того? Неужели это так страшно? Глядя на бабушку, я так не думаю.

– Ты помнишь, что сказала тебе бабушка в больнице? – Вмешался Сашка. – О том, что такие как она умирают страшно? Знаешь почему?

Мирослава похолодела, вспомнив этот момент в разговоре с бабушкой, покачала отрицательно головой. Надежда Ивановна с укором взглянула на внука и сказала:

– Всегда считалось – и так оно на самом деле и есть – что колдуны и ведьмы очень тяжело уходят в мир иной. Мучаются страшно, если силу свою при жизни никому не передали.

– Значит, она боится, что потом и я… – слова застревали в горле, Мирослава сделала глоток остывшего чая, – что и я буду так же мучиться, если не найду преемника?

– Нет. Она боится того, что, обладая колдовской силой ты будешь, так же, как и все ведьмы, изо дня в день брать грех на душу.

– Какой грех? – Не поняла Мирослава. – Нет, я понимаю, если ведьма делает зло, заговоры там всякие черные, порчу, то тогда она действительно грешит. Но разве бабушка моя, которая травами лечит, она делает что-то грешное?

– И да, и нет. Исцелять она-то исцеляет, но взамен должна что-то у человека взять.

Надежда Ивановна замолчала, покачивая головой в задумчивости – не болтает ли лишнего?

–Я так понимаю, что сейчас речь не о деньгах? – Мирослава вопросительно вздёрнула брови, затем нахмурилась. – Что ведьма берёт взамен?

– Силу жизненную. Тот, кто к ведьме обращается, отдаёт ей, сам того не зная, свою силу. Теряет при этом и часть своей жизни. Кто секунду, а кто и годы. От того зависит, какую услугу просит.

Мирослава молчала, переваривая услышанное, не обращая внимания на горячий чай, который поставил перед ней Саша, а после вышел на крыльцо, в сумерки, и закурил. В этот раз Надежда Ивановна не стала делать замечаний внуку–всё же, взрослый уже, сам разберется.

– Глафира часто избегала этого. – Тихо сказала старушка. – Не брала силу у тех, кто приходил к ней за помощью. Своей жизненной силой расплачивалась, от того и хворать начала с недавних пор.

– С кем расплачивалась? – Не поняла девушка, но тут уже Надежда Ивановна лишь пожала плечами.

– Этого я знать не могу. Она ведь и мне не всё рассказывала. Но что я знаю наверняка – над каждой ведьмой есть кто-то посильнее, тот кто и требует эту самую плату.

Мирослава устало потёрла пальцами лоб, пытаясь разогнать то облако мыслей, что вертелось в голове. Встала из-за стола, вылила в раковину свой чай, помыла кружку.

– Как будто в какой-то фильм ужасов попала. – Вздохнула она. – Что мне с этим всем делать?

Надежда Ивановна лишь сочувственно покачала головой – ответить ей было нечего. Затем она взглянула на внука, который вернулся на кухню, принеся с собой запах табака, и сердце её отчего-то больно кольнуло. Она будто уловила ту незримую связь, возникшую между ним и Мирославой, и отвернулась к окну, чтобы скрыть подступившие слёзы.

Имеет ли Сашка шанс на счастье в этой жизни? Или оно было утеряно в тот вечер, когда его бездыханное тело принесли к Глафире в дом? Она никогда не перестанет благодарить подругу за то, что та спасла её внука. Как и не перестанет проклинать за то, что взамен забрала сына.

– Мира, там Стёпка пришёл. – Явно нервничая, сказал Саша, не заметив удручённого состояния бабушки. Он давно привык к тому, что она часто сидела по вечерам у окна, просто глядя в темноту. Знал, что вспоминала его отца и, наверное, где-то в глубине души продолжала ждать его возвращения – два года слишком малый срок, чтобы смириться с потерей сына.

– Ну, кто-то же должен сегодня добить меня окончательно. – Печально улыбнулась Мирослава и вместе с Сашей вышла на улицу, где в вечернем полумраке стоял на садовой тропинке Стёпка.

Глава 13.

Мирослава подумала о том, что, теперь, наверное, стоило если не бояться, то хотя бы опасаться Стёпку. Кто он или что на самом деле? Существо другого, чуждого мира, скрывающееся под человеческим обликом.

Но страха не было вовсе. Не только потому, что Стёпка спас их в лесу, пожертвовав своей хоть и крохотной, но возможностью, вернуться в свой настоящий, родной мир. Но и потому что Ирина Афанасьевна сумела полюбить его, несмотря на горе, случившееся в её семье. Значит, было за что любить нового сына, и зла нет в Стёпке.

К тому же, теперь, глядя на его осунувшееся лицо, Мирослава будто чувствовала где-то в глубине души отголоски его боли – не только физической.

Чтобы укрыться от назойливых комаров, и спокойно поговорить, друзья зашли в летнюю кухню, где теперь жил Сашка.

– Мама сказала, что вы приходили. –Парень сел на стул, подобрав под себя ноги и обхватив рукам тощие коленки. Мирослава подумала о том, что Стёпка, наверное, всё же по-настоящему любит свою новую семью, раз называет мамой Ирину Афанасьевну. – Я знаю зачем.

– Да, хочется уже узнать о чём вы говорили с Лесным Хозяином. – Саша принёс из дома ещё два стула для себя и Мирославы, и электрический фумигатор – комаров с мошкой оказалось внутри предостаточно. – Зачем ему нужна Мира?

Стёпка покачал головой:

– Не Хозяину она нужна. В лесу с давних пор обитает сила мощнее, чем он. Сам по себе он не злой, и не стал бы просто так морочить вас и натравливать слуг кикиморовых. Ему просто приказали доставить Мирославу.

– Угу, не злой, а собственного ребёнка прогнал взашей. – Буркнул Саша за что получил толчок в бок от Мирославы.

– В том нет его вины, он лишь следовал древнейшему закону и обычаю. – Как-то устало и отстранённо ответил Стёпа.

– О какой силе ты говоришь? – Спросила Мирослава, заглядывая в глаза паренька.

– О той силе, которой ты обещана, которая рано или поздно придёт за тобой. – Тихий голос Стёпки показался вдруг громким, настолько оглушали слова.

– Кем и кому обещана? Рассказывай по порядку! – Саша нахмурился, невольно подавшись вперёд.

Мирославе показалось, что он сейчас схватит Стёпку за шиворот и начнёт вытрясать из него правду, и потому снова легонько толкнула его в бок. Обычно спокойный Саша сделался нетерпелив. Признаться, она и сама устала от тайн и недомолвок, хотелось, чтобы хоть кто-то прямо рассказал о том, что происходит.

– Глафирой, само собой. Но она это не со зла сделала, а по незнанию, непониманию…Это давно случилось, задолго до твоего рождения. – Стёпка смотрел на Мирославу, голос его шелестел тихо, словно листья падали. – Теперь же она и сама в беде, потому что не желает расплачиваться тобой за свою ошибку. Но если не тебя, то её саму заберут в вечное услужение, душа её никогда не узнает покоя, всегда будет скитаться меж мирами. Но она готова принять такую участь, судя по тому, что она дала тебе это. – Парень указал на оберег на шее девушки.