
Полная версия:
Эхо Антеора
– Как… мне… уничтожить ее?
– Придется тебе пораскинуть мозгами, заноза. Это ведь не игрушка. Она сделана из чаройта. Знаешь, что такое чаройт? – Мессер легонько ткнул тростью в ребра Лу. – Он был в твоих сородичах. И есть внутри тебя. Это твои кости.
Нахмурившись, Лу машинально потерла место тычка и далеко не сразу поняла, что сделала это другой, центральной рукой. Все еще испытывая отторжение и неприязнь, она тем не менее поднесла ее к лицу и повертела, на пробу сжимая и разжимая пальцы. После еще нескольких секунд пребывания в прострации она осознала, что картинка перед глазами тоже стабилизировалась, обретя четкость.
– Тогда… что мне делать?
– Для начала доберись до долины. А там… Ты же орфа, может, и сообразишь что-нибудь. Сделаешь дудку, подудишь в нее. Или спляшешь чечетку. – Демон гнусно усмехнулся. – На худой конец – призовешь меня снова, и тогда покумекаем вместе. Ну а сейчас мое время подошло к концу. Счастливо оставаться.
С этими словами в свете призрачного красного сияния он бесследно исчез, оставив ошарашенную Лу наедине с целой прорвой вопросов и проблем.
Спустя одной Гармонии ведомо сколько времени девчонка смогла доползти до шишковатой сухой ветки, чтобы, опершись на нее, нетвердо встать на ноги. Еще в процессе перемещения она поняла, что белая перьевая подстилка, на которой она лежала прежде, движется вместе с ней, надежно прикрепленная к спине. Теперь, хватаясь тремя руками за ветку (остальные три все еще слушались плохо), Лу приняла вертикальное положение и одновременно вспомнила слова последнего пророчества, осознавая, что позади болтается вовсе не деталь одежды, а еще одна новообретенная часть тела, возникшая после случившейся с ней метаморфозы.
Лу покрутилась вокруг оси, пытаясь рассмотреть свои крылья. Три пары, слегка наслаивавшиеся друг на друга, они определенно смотрелись куда симпатичнее рук, но похоже красотой их функция и ограничивалась. По крайней мере, пока что Лу не могла ими пошевелить, да и вовсе не чувствовала их наличия, и потому они безвольно елозили краями по земле, словно полы причудливого одеяния.
Оставив их в покое, девчонка переключилась на изучение окружающего пейзажа. Место, в котором она находилась, напоминало одичавший сад. Среди выросшей по колено густой травы торчали покосившиеся ограды, обвитые плющом, и расколотые вазоны, поросшие мхом и бурьяном. Вокруг раскрошившихся кубических постаментов валялись груды камней – должно быть, останки бюстов и статуй; на самих постаментах отчетливо различались многочисленные следы когтей. Поодаль меж стволов виднелись руины беседки. Большинство растений здесь имели зеленую листву, но кое-где проглядывались иные цвета – красный, оранжевый, белый; трудно было сказать, аберрации ли тому виной, или подобная картина была типична для местной флоры. Среди прочих видов преобладали колючие, потерявшие форму кусты с бутонами роз, синих с белыми вкраплениями, похожих на ночное небо, и зелеными листьями с молочной окантовкой; создавалось впечатление, что прежде они играли в этом саду особенное значение.
Приминая высокую траву и тяжело опираясь на ветку, словно древняя старуха, Лу побрела туда, откуда доносилось журчание воды – звук, на данный момент самый сладостный для ее слуха. Что касалось окружающей фауны, она несколько раз замечала в ветвях экзотических птиц – но и только; самым частым созданием, попадавшимся ей на глаза, стали черные, как смоль, крупные бабочки с иззубренными контурами крыльев. Одна подлетела ближе и приземлилась на подставленную девчонкой ладонь – покрасовалась, дернула усиками и улетела прочь. Лу могла поклясться, что это ноктюрны: она не раз видела их на оттисках, висевших на пробковой доске в кабинете Вивис в ордене. Именно эти насекомые фигурировали в пророчестве Оракула о веретене, и именно они олицетворяли трагедию, которая произошла в этом мире.
Заросшая чаща выводила к небольшой каменистой прогалине, где в овраге змеился тонкий ручеек. Девчонка с наслаждением припала к воде, утоляя жажду, и лишь затем вгляделась в собственное отражение, в очередной раз ощущая прилив тошноты. Прежде осуждавшая людей, которые отвергли ее мать после ее рождения, теперь Лу решила, что у них, пожалуй, имелись на то веские причины. Эти веские причины таращились на нее с поверхности водной глади – две пары лишних глаз, что почти вплотную располагались под основными, каждый нижний чуть поменьше верхнего. Зрелище было не для слабонервных. Лу отупело шлепнулась на зад, силясь справиться с головокружением.
Некоторое время она сидела на берегу ручья, осторожно ощупывая свои лицо и тело. Глаза, как выяснилось, были меньшей из бед – они моргали и двигались синхронно и не доставляли никакого дискомфорта, кроме эстетического. С руками все было сложнее. Когда Лу шевелила ими без раздумий, то это происходило будто бы естественно и непринужденно; но стоило попытаться осознать их движение, как они становились непослушными и несуразными отростками, безвольно висевшими вдоль туловища или – что еще хуже – жившими собственной жизнью. Крылья за спиной и вовсе стали для девчонки загадкой. Она могла ощущать прикосновения к ним в тех местах, где под густым белым оперением находились кожа и кости; чувствовала боль, когда тыкала в них острой палкой, да и сами крылья при этом рефлекторно дергались. Но без постороннего вмешательства они продолжали неощутимым полотном болтаться сзади, и Лу понятия не имела, как приводить их в действие.
– Видели бы вы меня сейчас, Вивис, – пробормотала она. – Наверное, хохотали бы до упаду…
Она вдруг поняла, что не знает, сколько времени миновало с ее ухода. В прошлый раз она провела на Распутье три месяца. За такой колоссальный период в Реверсайде столько всего могло случиться… В порядке ли Вивис, Руфус, а главное – Хартис? Ведь у него оставалась всего одна жизнь…
Лу тряхнула головой, отгоняя пустопорожние тревоги. Мысль о Вивис пришла ей на ум не только по сентиментальным причинам. Именно шаотка вложила в подопечную большинство познаний о том, как устроен мир – познаний, которые сейчас обещали Лу пригодиться. Например, о крыльях… Из уроков зоологии она точно помнила, что крылья большинства эфирных существ играют не функциональную, а лишь маркировочную роль. Иными словами, они демонстрируют способность существа к полету и облегчают маневрирование, но само умение летать обеспечивается притоком эфира. Если с крыльями Лу все обстояло так же, это означало, что ей вовсе не нужно махать ими, как птице, чтобы подняться в воздух; достаточно было использовать для этого эфир.
Растерянно моргая, Лу посмотрела на свои руки. А ведь теперь она должна была обрести способность творить волшебство, так? Подумать только… Она мечтала об этом с того самого дня, как проснулась в Реверсайде. Охваченная небывалым волнением, она огляделась вокруг и отыскала взглядом камень размером с яйцо, торчавший из земли неподалеку, возле самой кромки воды. Девчонка вытянула самую послушную из своих рук – правую верхнюю – в его направлении. Напрягла все мышцы, как делала не раз и раньше, пытаясь воззвать к незримой силе; напрягла разум, мысленно повелевая камню прилететь в ее руку…
Камень не шелохнулся.
– Ну давай же, – процедила сквозь зубы Лу, вся дрожа от напряжения.
Спустя несколько секунд она сдалась и расслабилась. Избрав новой целью росший поблизости колосок, она произвела с ним те же манипуляции и тоже не получила результата. Она повторяла это с различными окружающими объектами снова и снова, но все они – и пучок травы, и пригоршня воды, и пожелтевший листок, и ее туфля – упрямо отказывались подчиняться нерадивой начинающей волшебнице.
Лу сокрушенно поникла. Вероятно, она делала что-то не так. Бха-Ти когда-то говорила, что для каждого народа эфир ощущается по-своему: ундины сравнивали его с музыкой, шаоты – с эмоциями, арканы – с движениями, мураны – со словами, люмеры – с рельефами, фэнри – с цветами и оттенками… Но каким эфир должен казаться орфам?
Лу не знала. Раньше на уроках ей казалось, что она напичкана знаниями под завязку, но теперь понимала, что не знает ровным счетом ничего. Миссия по спасению мира была возложена на бестолковую девчонку, неспособную совладать ни с эфиром, ни даже с собственным телом.
А еще, поняла Лу, услышав гулкий рев в собственном желудке, ей зверски хотелось есть.
Вновь хватаясь за свою шишковатую ветку, она поднялась, изучая окрестности. Здесь наверняка должно произрастать что-то съедобное… Она побрела вдоль ручья, шурша перьями по прибрежным камням и зеленой осоке, высматривая какие-нибудь плоды и параллельно размышляя о задаче, которая перед ней стояла.
Демон сказал, что Лу придется постараться, чтобы уничтожить артефакт, потому что он сделан из чаройта. Что вообще представлял из себя этот материал? Девчонке о нем была ведома лишь общеизвестная информация: чаройт создан ангелами, способен накапливать невиданную эфирную мощь и из него сделаны шесть артефактов Гармонии. Старик завил, что чаройт – это кости, но Лу решила, что неправильно его поняла. Ей доводилось держать в руках гадальные камни – прозрачный, как слеза, глянцевый материал, из которого они были изготовлены, мог быть стеклом или минералом, но меньше всего на свете походил на кость.
Однако, раз Лу смогла сжечь их, возможно, удастся провернуть это и с Иглой? Девчонка смутно догадывалась, что скромные гадальные камни и могучий артефакт, повергший мир в хаос, несопоставимы по силе, но попробовать стоило. Особенно учитывая, что никакого другого плана у нее не было. Слова демона про дудку и чечетку, вероятно, отсылали к способности ангелов манипулировать эфиром с помощью искусства; к сожалению, после краткого анализа своей жизни Лу поняла, что единственным ее творческим порывом были завитушки в учебных тетрадях, которые она рисовала от скуки.
Овражек вскоре сужался, и бежавший в нем ручей истончался, чтобы в конечном счете сгинуть под землей в нагромождении поросших мхом камней. Заброшенный сад вокруг становился все больше похож на вековой лес. Высокие деревья смыкались наверху, заслоняя небосвод, и Лу приходилось продираться через заросли неизвестных кустарников, раздвигая колючие ветви и постоянно спотыкаясь о кочки и корни. Она даже подумала о том, не вернуться ли назад, но желание найти еду или хотя бы выход отсюда продолжало вести ее намеченным курсом; да и чем сильнее пейзаж вокруг превращался в дремучие дебри, тем выше была вероятность попросту в них заплутать.
Урчание в животе повторялось все настойчивей. Из недр памяти доносился голос Хартиса из далекого прошлого, нашептывая ту часть сказки о Сотворении, в которой речь шла об Эдене. «Там шумят прекрасные лазурные водопады, там растут невиданные растения, усыпанные душистыми цветами и сочными фруктами, там горы свешиваются с небес, а реки впадают сами в себя, и все полно удивительных запахов, звуков и красок…» Лу брела и брела в поисках аппетитных сочных плодов, которые ей сулила сказка, но их нигде не было. Уже почти выбившись из сил, у подножия необъятного сероватого дерева она заметила грибы с лиловой шляпкой, росшие небольшой скученной группой в окружении коричневой растительности, отдаленно напоминавшей папоротник. Грибы выглядели неаппетитно и не особо съедобно, но других способов утолить голод вокруг не виднелось, и потому девчонка опустилась на колени и вырвала один, отряхнула его шляпку от земли и сухих семян-звездочек, которые сыпались с окружающих деревьев, и надкусила.
В глубине души она до последнего лелеяла надежду, что гриб окажется вкусным и сладким, но увы. Лу скривилась и начала отплевываться, пытаясь избавится от нестерпимой горечи во рту. Она с отчаянием отшвырнула свою находку и обессиленно села на выступавший древесный корень, обиженно скобля язык пальцем и собираясь с мыслями.
Лу ни черта не знала об Эдене. В свое оправдание она могла сказать, – и была бы совершенно права, – что в Реверсайде никто толком ничего не знал об этом мире, куда ни разу не ступала нога человека. Вся информация о загадочной обители ангелов, упоминавшаяся в легендах и книгах, была по большему счету домыслами авторов и всегда разнилась, варьируясь от более-менее аргументированных теорий до совершенно фантастических небылиц.
Но сейчас, где бы юная орфа ни находилась, ее обзор был ограничен из-за высоких деревьев с пышными кронами. Если бы только она могла залезть на этот ствол, чтобы осмотреться…
Лу внимательно изучила дерево, на корнях которого сидела, затем перевела взгляд на свои руки. Хотя она все еще не могла полноценно управлять ими, карабкаться наверх с помощью шести конечностей должно все же быть проще, чем с двумя? Она отставила палку и поднялась. Голод, который все еще беспокоил ее, перекрылся приливом энтузиазма, и потому, схватившись всеми руками за нижнюю из раскидистых ветвей, девчонка подтянула наверх свое отощавшее тело.
Это и впрямь оказалось легче, чем она могла представить. Воодушевленная, она осторожно выпрямилась во весь рост, придерживаясь за шероховатый серый ствол и высматривая, за что уцепиться дальше.
С переменным успехом она взбиралась выше и выше, не обращая внимания на содранные ладони и старательно отгоняя нарастающий страх высоты. Несколько раз она едва не срывалась, но хотя бы одной из шести рук неизменно удавалось вернуть равновесие или уцепиться за что-то. Так продолжалось до тех пор, пока, оказавшись уже на приличном расстоянии от земли, Лу в очередной раз не подпрыгнула, чтобы схватиться за ближайшую ветвь, обманчиво толстую, которая внутри оказалась полой и сухой.
Раздался оглушительный треск. Лу отчаянно замахала руками, но на этот раз ухватиться за что-то у нее не получилось. В короткий миг полета, хлестаемая со всех сторон переплетением проносившихся мимо веток, она попыталась распахнуть крылья, но те не послушались, а уже в следующую секунду она камнем обрушилась на землю лицом вниз.
Приземление на поверхность, усеянную корнями и камнями, оказалось совсем не мягким. Хрустнуло сразу в трех местах – в груди, в одной из рук и в ноге в районе щиколотки. Изувеченная девчонка огласила окружающие дебри пронзительным стоном. Неподалеку в кустах вспорхнула пара испуганных птиц.
Продолжая выть, Лу попыталась повернуться, чтобы осмотреть полученные повреждения, и обнаружила, что те выглядят прескверно. Больше всего досталось средней правой руке – она пульсировала от разрывающей боли, изогнутая под неестественным углом, и из рваной раны, помимо плоти, проглядывали острые прозрачные края.
Это была кость.
Лу зажмурилась, отчаянно стараясь не потерять сознание, лихорадочно твердя в мыслях лишь одно слово: песок, песок, песок. Если у нее и правда был дар… если ее сила и правда существовала… то теперь ей самое время было показать себя в деле.
Секунды ожидания растянулись, превращаясь в мучительную пытку. Но затем, к величайшей радости Лу, потоки песка и правда пришли в движение. Боль немного стихла, став более зыбкой и однородной. Последовало шевеление в теле, сопровождавшееся хрустом, хлюпаньем и другими тихими звуками, которые было трудно описать словами. Девчонка продолжала лежать без движения, не желая наблюдать за тем, что с ней происходит, и лишь краем глаза замечала исходившее от места травмы холодное фиолетовое свечение.
Когда через несколько минут все стихло, а боль окончательно ушла, Лу несмело пошевелилась, проверяя, действительно ли все закончилось. И… облегченно выдохнула. Щиколотка не болела и вернула подвижность, ребра восстановились, на месте разорванной плоти на руке остались лишь смутные кровавые разводы.
Повторять свой дурацкий трюк Лу бы не стала ни за какие деньги, и потому, передохнув и забрав палку, продолжила брести наобум через лес. Раньше ей казалось, что она движется в том направлении, куда указал демон, говоря об Игле, но теперь уже не могла поручиться в этом. Впрочем, старик сказал, что этот мир зациклен. Что вообще это значило?
В ветке, на которую Лу опиралась, уже не было особой нужды – девчонка могла ступать прямо и твердо и без нее; удивительно, но хитроумная композиция из рук и крыльев, которую она вынужденно таскала на своем торсе, не усложняла передвижение. И все же избавиться от своего импровизированного посоха Лу не решалась – тот создавал у нее ощущение наличия хоть какого-то снаряжения. Ведь все четче девчонка осознавала, что оказалась полной голодранкой в чужом и неизведанном мире: жетон на шее, кольцо на пальце (верхней правой руки, как она обнаружила), потрепанный хитон, разорванный на спине и с боков, и стоптанные туфли, в которых она раньше ходила на работу в госпиталь – вот и все, что у нее имелось. С такой экипировкой не то что мир спасти, а попросту выжить нереально, мрачно думала Лу, раздвигая очередные заросли кустов.
И вдруг увидела просвет впереди. Она поспешила туда, молясь отыскать укрытие, пищу и какие-нибудь подсказки. Но стоило ей выйти из непроглядных дебрей леса – и она застыла, как вкопанная, чувствуя, как спирает дыхание.
– Вот черт, – только и смогла промолвить она.
Если не брать в расчет недавнего падения с дерева, Лу доводилось летать в своей жизни лишь дважды: на дирижабле во время путешествия из лагеря Феникса в Магматику и – буквально через несколько дней – на воздушном шаре с Вивис в экскурсионных целях. Этих двух раз ей оказалось вполне достаточно, чтобы диагностировать у себя боязнь высоты и поставить крест на полетах любого рода.
Теперь, оказавшись на краю обрыва и увидев, как мелкие камушки срываются вниз и исчезают в раскинувшейся внизу бескрайней белой пропасти, она в ужасе отпрянула, схватившись всеми руками за ухающее в груди сердце. Но страх ее был вызван не только близостью бездны; ведь сейчас Лу, окидывая взглядом открывшийся вид, постепенно начала догадываться, что представляет из себя Эден.
Ангелы были свободными существами, способными принимать любой облик и перемещаться в пространстве так, как им заблагорассудится. И потому их мир был ничем иным, как парящей в небытие группой разрозненных островов. «Горы, что свешивались с небес»… Это были торчавшие вверх тормашками скалы на дне островов, покрытые белыми снеговыми шапками. «Реки, что впадали сами в себя», циркулировали по замкнутому пространству этих островов, и им некуда больше было впадать. Невиданные деревья тянулись ввысь, такие гигантские, что вековой лес за спиной Лу казался лужайкой на их фоне; огромные водопады срывались с краев парящих скал и безудержным потоком ниспадали с небосклона. Этот мир подчинялся своим законам физики и логики, и главный из них во всеуслышание заявлял: тому, кто не умеет летать, здесь не место.
Лес на острове, на котором находилась Лу, довольно резко переходил в узкую каменистую площадку, что круто обрывалась через десяток шагов. Отсюда можно было увидеть несколько других островов. Все они располагались на разных уровнях, и на нижних смутно различались зоны с растениями, горами, водоемами и руинами зданий. Более дальние тонули в белесой дымке, плавно перетекающей в клубы пышных золотистых облаков, подсвеченных сиянием солнца. Ближайший остров, на холмистой поверхности которого виднелись вкрапления синеватых озер и обрушенных колонн, находился чуть ниже и левее острова Лу. Будь между ними мост, переход бы занял, наверное, с четверть часа.
Но моста не было, и девчонка поняла, что находится в западне. Она могла пойти вдоль кромки леса, огибая свой остров, но подозревала, что это ничего не даст. Из нынешней ситуации ей виделся лишь один толковый выход: каким-то образом освоить полеты и владение эфиром.
Пока она сидела на поросшем мхом валуне, пытаясь вспомнить, как детеныши мантикор и других волшебных животных поднимаются на крыло, позади из леса донеслось тихое:
– Т-р-к-к.
Лу вскочила, воздев перед собой посох. Странный звук явно издавало живое существо. Она напрягла слух и не моргая уставилась в зеленую темень между стволов, и вскоре заметила какое-то призрачное движение, совершенно бесшумное.
В следующий миг бесплотная тень вынырнула из леса и резко бросилась на Лу, издавая стрекочущие звуки. В атакующем прыжке она вдруг материализовалась, становясь клювастым и рогатым четвероногим существом с белым оперением и длинными белоснежными когтями, которые целили прямо девчонке в лицо. К собственному удивлению, та успела среагировать, выставив палку острым концом вперед и неловко откидывая монстра, тогда как сама ушла вбок, с трудом устояв на ногах.
– Т-р-к-к-к, – тихо и жутко прострекотала вновь ставшая бесплотной химера, встряхнув прозрачными крыльями, и опять ринулась в атаку.
Если бы в далеком Кауре после урока с шани Ниджат кто-то подошел к девчонке и сказал, что полученные навыки пригодятся ей в зачарованном мире в борьбе с волшебным чудовищем, она бы лишь покрутила у виска. Однако это оказалось чистой правдой. Лу вскидывала палку четырьмя руками, блокируя новые и новые выпады химеры. Помимо острых, как лезвия, когтей монстр обладал недюжинной силой. Палка вскоре треснула, и Лу пришлось приложить немалое усилие, чтобы оставшимися в руках частями оттолкнуть химеру и выгадать для себя секунду передышки.
– Убирайся прочь! Прочь! – заорала она, отступая на несколько шагов и швыряя в нее обломки посоха. Те прошли сквозь призрачное тело, а химера ответила бесцветным:
– Т-р-р-к-к.
Будь перед Лу дикий зверь, возможно, крик отпугнул бы его, но химера не была животным в прямом смысле этого слова. У нее не было чувств, эмоций, нужд. Она была порождением Иглы, артефакта, который создал ее из души погибшего или пустого, и о ее происхождении напоминали лишь человеческие печальные глаза на вытянутой морде с широким клювом.
Оказавшись безоружной против монстра, Лу развернулась и бросилась бежать, следуя инстинкту самосохранения. Но ее бегство продлилось недолго – химера оказалась проворнее. Девчонка обернулась как раз в тот момент, когда та вновь бросилась в атаку в высоком прыжке, в полете принимая физическую форму. Лу успела уклониться, кубарем перекатываясь в направлении леса. Химера тут же повторила атаку, прыгая уже не так высоко и оставаясь материальной. Всеми своими руками Лу успела перехватить когтистые лапы за секунду до того, как они бы в нее вонзились, при этом не удержав равновесия и опрокидываясь на спину.
Нависнув над нею, химера продолжила напирать, удерживая ноги жертвы мощными задними лапами и стремясь достать когтями, находившимися в опасной близости, до лица девчонки. При этом напор ее был не хищническим, а скорее механическим, и сопровождался ровным, до отвратного безэмоциональным стрекотом. Понимая, что долго не продержится в этом противостоянии, Лу отчаянно скользнула взглядом в сторону и заметила валун, на котором сидела ранее, и вытянула к нему одну из рук…
Вряд ли она сама понимала, что делает. Но все произошло стремительно, как и всегда, когда в дело шел эфир. Со скрежетом камень ожил и, словно выпущенный из рогатки снаряд, стремительно полетел над землей, оставляя позади глубокие борозды. Он оглушил химеру, не успевшую вернуться в призрачную форму, и толкнул ее прямиком в пропасть. Лу, чудом не задетая, подползла к краю острова, во все шесть глаз таращась на то, как тяжелый валун и тело монстра превращаются в крохотные точки и исчезают в густой молочной дымке.
Она облегченно выдохнула и уткнулась лицом в сгиб локтя, переводя дух. Но не успела подняться на ноги, как стрекот из леса повторился. Лу вновь заметила призрачные тени – теперь уже не одну, а несколько – которые смыкались возле нее полукругом.
И, прежде чем она успела сообразить что-то, одна из химер подскочила и, материализуясь, вонзила когти прямо в сердце своей жертвы.
Когда во всполохах красного эфира Лу очнулась, уже начало темнеть, и она была несколько озадачена этим фактом: почему-то ей казалось, что в Эдене должно всегда светить солнце.
Она поспешила подняться и отойти от края пропасти, на котором возродилась, чувствуя небывалый упадок сил. Ей так и не удалось утолить голод, зато за недолгое время, проведенное здесь, она успела переломать кости, подраться с химерой и даже умереть.
Интересно, у нее три жизни, как и у шаотов? Говорили, что дары орфов сильнее, чем у простых людей, но как это соотносилось с даром Феникса? Если жизней больше трех, то сколько? Пять? Десять?
Иными словами, сколько еще раз Лу сможет облажаться, прежде чем станет слишком поздно?
Внутри клокотал нарастающий гнев. Почему проклятый демон не мог освободить ее силы еще в Магматике? Вивис, Вальтер и другие соратники по ордену мигом бы научили непутевую орфу пользоваться волшебством и летать. Они бы ответили на все ее вопросы и разработали план действий по остановке Иглы. Вместо этого Лу очутилась здесь совершенно одна, несчастная, потерянная, не имевшая никакого представления, что делать дальше.
Словно насмехаясь над ее безрадостными размышлениями, из леса донесся печально знакомый стрекот.
– Ну конечно, – процедила сквозь зубы Лу. Глупо было рассчитывать, что химеры кокнут ее лишь раз и уберутся по своим делам.