Эхо Антеора

Позже, ночью, он лежал в постели и пытался размышлять о том, как станет вести торговлю, но мысли постоянно возвращались к тому сну, к призрачному красному медведю. Миэ ворочался, задаваясь вопросом об истинном смысле его слов. К тому моменту он, конечно же, знал, что медведь – всего лишь эфирная проекция его внутреннего «я». «Даже когда ты меня не видишь, я здесь, потому что я – это ты»… Эти слова должны были обрадовать Миэ – ведь в том, чтобы стать медведем, и заключалась его детская мечта, не правда ли? Но вместо этого он промаялся всю ночь, отчего-то чувствуя себя растерянным и слегка напуганным.

На следующий день Миэ решил отправиться в гарнизон и расторгнуть свой воинский контракт. Однако перед этим он посетил амфитеатр, чтобы увидеть сражения других участников. Сидя на трибуне среди разгоряченных зрителей, наблюдая, как под боевой ритм перкуссий и возгласы ведущего мечутся на арене призрачные духи-аватары, Миэ в какой-то момент остро ощутил тоску и одиночество. С ним порой случалось такое, когда он был окружен людьми, и он бы отнесся к этому привычно; но в тот раз к знакомым чувствам примешалось что-то еще, неприятное, темное. Миэ ощутил, словно в его теле с ним соседствует некто чужой… Расталкивая людей, он поспешил покинуть трибуну. Только когда шум арены стих за его спиной, Миэ смог прийти в себя и побороть эти странные неприязненные чувства.

Он направился в гарнизон, но, не дойдя несколько шагов, остановился. Он представил, как расторгает контракт и как вечером рассказывает об этом родителям…

В тот день Миэ так и не заявил начальству, что намерен покинуть отряд. В конце концов, он находился в отпуске, предоставленном на время состязаний, а значит, еще оставалось время, чтобы принять решение. Глубоко внутри он смутно осознавал, что, какое бы решение ни принял, оно окажется неправильным.

Не торопясь домой, Миэ отправился на прогулку, чтобы собраться с мыслями. Бездумно бродя в окрестностях города, он вышел на дорогу, ведущую к дверям школы, где он учился. Случайно он припомнил, что его преподаватель по концентрации, пожилая и мудрая ундина, раньше владела искусством аватаров и много лет назад участвовала в Битве. Миэ счел неплохой идеей спросить ее совета и, возможно, договориться о тренировке.

Он действительно нашел мастера-ундину в одном из павильонов школы. Оказалось, что вчера она была на трибуне и видела его выступление. Она спросила, как давно Миэ научился призывать свой аватар. Он поведал ей все без утайки – о том, как играл с медвежонком в детстве и как потом на долгое время позабыл про него, как победил на отборочном этапе и в первой битве и, в конце концов, о своем странном сне.

Он ждал, что мастер-ундина поднимет его на смех, но она осталась серьезной. Она сказала, что когда Миэ на своем постаменте сымитировал приступ слабости, то впал в транс и использовал опасную технику, которая могла привести к серьезным последствиям. Закрыв глаза и продолжив видеть происходящее глазами медведя, Миэ на самом деле неосознанно перенес свою душу в аватар. Это сделало неуклюжего зверя бесстрашным бойцом, каким был Миэ, и позволило ему одержать верх над противником. Однако в случае поражения, если бы вражеский аватар уничтожил медведя Миэ, его душа могла не вернуться в тело и вместо этого распасться.

Обладатели дара Феникса, шаоты не боялись увечий или смерти. Они даже зачастую находили удовольствие в том, чтобы рисковать собой. Чего опасаться, если можно потерять руку, ногу или даже голову, а потом возродиться и снова быть живым и целехоньким? Что говорить – сам Миэ, будучи воителем и постоянно сражаясь с монстрами, не раз ходил по краю; но даже тяжелые его ранения исцеляли люмеры, а в загашнике у него имелось еще две жизни. Однако распад души, о котором толковала мастер-ундина, был необратимым процессом. От него не спасли бы ни целители, ни перерождение. Иными словами, продолжать использовать на арене данную технику было игрой со смертью.

Мастер-ундина сказала, что наилучшим решением для Миэ будет покинуть турнир и начать обучение искусству аватаров с нуля, чтобы через шесть лет, на следующей Битве выступить уже как профессионал, используя при этом безопасные приемы. Он поблагодарил ее за предостережение и за совет, а затем ушел домой, чтобы последующие дни провести в раздумьях. Он понимал, что женщина желает ему добра, но – не устану повторять – Миэ был безумно упертым: стоило ему услышать, что чего-то не стоит делать, как он тут же вопреки здравому смыслу желал сделать это.

Чем дольше он раздумывал, тем лишь больше запутывался в себе. Между тем, первый тур Битвы подошел к концу и начался второй. В назначенный день Миэ собрался и отправился на арену. На этот раз он не изнурял себя длительными тренировками накануне и потому выглядел свежим, выспавшимся и отдохнувшим.

Жаль, что на этом его преимущества заканчивались.

Его новым оппонентом был не шаот, а муран. Мураны слыли церемонным и гордым народом, который с серьезностью и достоинством подходил к любому соперничеству. Этот противник, в отличие от предыдущего, точно не заставил бы свой аватар выделываться и паясничать на арене; одновременно не следовало и надеяться, что он допустит ошибку предшественника и хоть на мгновение ослабит свою бдительность.

Вражеским аватаром был каракал. Фиолетовый, потому что был создан из эфира плана Смерти, он устрашал не размерами, а хищной грацией и гибкостью. Миэ понимал, что победы ему не видать, если противник выберет выжидательную тактику и решит взять медведя измором.

Так и вышло. Началась все неплохо – Миэ видел, что благодаря его громкой победе в прошлом туре нынешний соперник относится к нему с большой осторожностью. Каракал атаковал не бездумно, а нацеленно и аккуратно, проверяя чуткость медведя и выискивая его слабые места. Вскоре он стал нарезать большие круги по арене, делая легкие выпады. Все это продолжалась долго и становилось довольно изматывающим. Утомление Миэ было спровоцировано не только дефицитом энергии, но и однообразием, которое с каждой минутой приближало его к тому, чтобы зазеваться и допустить роковую ошибку.

Он отчаянно силился придумать маневр, который внес бы перелом в битву. Было очевидно, что противник ждал, когда лопнет терпение Миэ и он бросит аватар в решительную атаку – в этот момент каракал использовал бы собственную быструю реакцию и прореху в обороне медведя, чтобы нанести мощный контрудар и покончить с ним. Миэ отчетливо видел, что, как бы хорошо ни продумал нападение, у него нет шансов на успех. Он мог сравнить, как движутся каракал и медведь на арене – ловкая, юркая, грациозная фиолетовая кошка и угловатый, неповоротливый и тяжелый красный медведь. Стоит ли говорить, за кем из них было преимущество?

В один момент, пока аватары гарцевали по арене, Миэ вдруг снова охватило паршивое чувство, которое стало посещать его с недавних пор – будто внутри него скрывается чужак. «Как некстати», – подумал он. Чувство было таким сильным и нахлынуло так внезапно, что его едва не вывернуло наизнанку. Он тут же в голос расхохотался от этой странной неприязни и, должно быть, несколько обескуражил этим зрителей и противника.

Следом он сделал примерно то же, что и на предыдущей битве: закрыл глаза, сел на платформу и расслабил все тело, словно готовился впасть в медитативный транс. Но теперь он делал это не ради уловки. Он делал это осознанно, и, хотя помнил слова мастера-ундины об опасности, совсем не чувствовал страха. Напротив – будто глотком прохладной воды в знойный день, в тот момент для него стало облегчением избавиться от чужака внутри самого себя.

Неуклюжий, с трудом державший оборону призрачный красный медведь преобразился. Он снова стал лютым, матерым зверем и без оглядки бросился в атаку, стремительную, как ураган. И вот уже каракал стал тем, у кого не было шансов…

Так Миэ выиграл и во втором туре. На этот раз он не потерял сознание по окончании битвы. Рассеяв свой аватар, он поднялся на постаменте, слушая, как его объявляют победителем, и вскинул руки в триумфальном жесте. Но… Такое случается: когда происходит что-то страшное, лишь спустя время ты осознаешь, в какой опасности побывал, и волосы встают дыбом; и если бы в тот момент кто-то взглянул в глаза Миэ, то за пеленой лихорадочного возбуждения увидел бы только бескрайний страх.

Сразу после второй битвы Миэ направился к распорядителям и признался им, что использовал технику переноса души. Морально он готовил себя к тому, что она окажется запрещенной и его дисквалифицируют. Однако, выслушав посетителя, распорядители выказали удивление. Только одному из них было известно о существовании подобной техники – и то он лишь читал о ней в каком-то древнем трактате и воспринимал как выдумку автора. Они взяли время посовещаться на этот счет с арбитрами и консультантами по Битве.

На следующее утро они вызвали Миэ и огласили свое решение. Досконально изучив правила турнира, они не обнаружили в них ничего, что запрещало бы переносить собственную душу в аватар, и потому эта техника была признана ими допустимой и ставилась в один ряд с другими, которые могли быть использованы на дуэли. Вместе с тем победы Миэ тоже признавались вполне законными.

Но, даже мало зная о технике переноса души, распорядители догадывались, что она может быть крайне опасна для призывателя. Поэтому они справедливо решили, что Миэ перестанет использовать ее на Битве. И он, в общем-то, был согласен с ними, ведь после вчерашней дуэли страх все еще сжимал его сердце… Но не успел он ответить, как распорядители продолжили: «В противном случае, – сказали они, – ты, Миэ, должен подписать бумагу, что выполняешь эту технику на собственный страх и риск, чтобы в случае твоей безрадостной кончины твоя родня нас бы не засудила».

Ха! На этих словах Миэ взбеленился, хотя, по сути, распорядители ни в чем не были виноваты. Своим жестом они хотели не только обезопасить себя с правовой точки зрения, но и дать парню понять, насколько серьезно он рискует. Но вышло с точностью до наоборот. В Миэ взыграл бунтарский дух, и он однозначно решил, что не перестанет использовать технику переноса. Скрипнув зубами, он подписал подсунутые ему документы и молча вышел под шокированные взгляды распорядителей.

Но, стоило только покинуть амфитеатр, как его обуяла слабость. Он знал, что следующая битва будет тяжелее предыдущих. Действительно ли он собирался снова перенести душу в медведя, рискуя собственной жизнью?

Терзаясь этим вопросом, он часами одиноко плутал по лесу или угрюмо торчал в своей комнате. Родители и друзья спрашивали, что он планирует делать, но он лишь огрызался в ответ. Времени до третьего тура было совсем немного. Он успел бы взять несколько уроков у мастера-ундины, но боялся, что она начнет отговаривать его от применения техники переноса, и поэтому тренировался самостоятельно.

Однако он делал это все с меньшим энтузиазмом. В своем аватаре-медведе он все чаще видел не верного друга детства, а незнакомого, опасного, неприятного чужака. Но Миэ принял решение продолжать битву, и ничто на земле не заставило бы его отступиться. Излишние тревоги он глушил зельями и алкоголем. А по ночам призрачный красный медведь, являясь к нему во сне, повторял: «Я всегда здесь, потому что я – это ты». Миэ вскакивал в холодном поту и больше не ложился. В такие ночи он отправлялся в круглосуточную городскую библиотеку и до рассвета листал книги, пытаясь найти в них то ли информацию о технике переноса души, то ли ответы на вопросы, которые не мог толком сформулировать.

В тренировках он больше не упирал на развитие концентрации, воли и контроля. Он упражнялся лишь в том, чтобы как можно быстрее переносить свою душу в аватар и возвращать ее назад. Однако по какой-то причине тренировки стали давать обратный эффект. Чем чаще и быстрее Миэ переносился в медведя, тем тяжелее ему было вернуться, словно его душа увязала, застревала в аватаре и с неохотой возвращалась обратно в тело. С каждым переносом Миэ все отчетливей понимал, что если его аватар будет разрушен на арене, то и его душе придет конец. А еще он постепенно терял связь с внешним миром, и окружающая действительность становилась похожа для него на сон.

Невзирая ни на что, он продолжал практиковаться вплоть до самого выхода на арену. В назначенный день, как следует хлебнув вина, он собрался и явился в амфитеатр. И если на первую дуэль он пришел измотанным, а на вторую – отдохнувшим, то к началу третьей его сознание было так затуманено, что он вовсе не чувствовал ничего…

Хартис взял паузу, чтобы прочистить горло и глотнуть воды, а потом лег обратно и задумчиво уставился в потолок. Лу нетерпеливо заерзала у него под боком:

– И что было дальше?

– Что-то это история затянулась, тебе не кажется?

– Продолжай, господин!

– Просто я подумал, что если не подсокращу ее, то эдак и к утру не управлюсь. Можно, я опущу подробности? В общем, он вышел на третью дуэль и в итоге победил…

– Чего? – девчонка на секунду опешила, а потом, потеряв всякий стыд, свирепо впилась зубами Хартису в плечо, заставив того охнуть. – Ты должен был рассказать, как полагается!

– Что значит – как полагается?

– Ну, я тоже могу начать историю, сразу рассказать ее конец и все! «Жил-был мальчик, и жил он долго и счастливо. Конец!» Понравится тебе такое, а?

– Жил долго и счастливо, пока его не искусали, – со смехом пробормотал мужчина, потирая плечо. – Будет тебе, лучик мой, не дуйся…

– Кто хоть был его противник?

– Если честно, теперь я уж точно и не помню. То есть, я имею в виду, э-э… Что это не так уж важно. Главное – Миэ победил в третьем туре и перешел в следующий… Ох, кажется, у меня синяк.

– И будет еще один, если не начнешь рассказывать нормально.

– Пощады! Люди добрые, позовите стражу…

– Да разве кто поверит, что господина покусала рабыня? На твоей коже синяков не видно даже…

– Ну что ты поделаешь! Похоже, у меня нет выбора. Ладно, я рассказываю. Ты слушаешь?

Сердито выдохнув, Лу устроилась поудобней на его груди.

– В общем, Миэ стал одним из восьми участников, перешедших в четвертый тур. Битва перевалила за середину, и с этого этапа игра становилась по-настоящему серьезной, ведь дело приходилось иметь с куда более опытными противниками. Дуэли аватаров были из того сорта искусств, которые оттачивались лишь со временем, здесь нельзя было просто прийти с улицы и победить: новые участники, как бы ни были талантливы, не могли сравниться с опытными и к середине Битвы выбывали. Требовались годы тренировок и несколько повторных участий, чтобы успешно прорваться в последние туры; проще говоря, чтобы тягаться со «стариками», нужно было сперва самому стать «стариком».

Согласно этой закономерности, в Битве, о которой я повествую, к четвертому туру почти все новые участники отсеялись и остались лишь призыватели-чемпионы. Это были люди в возрасте, прославленные, богатые и напыщенные; они предпочитали вращаться в своем кругу и с пренебрежением относились к новичкам. Немудрено, что они сразу ополчились против Миэ. Следя за его поведением на арене, они догадались, что он использует какой-то неведомый трюк, но он не спешил раскрывать им свой секрет. Они то сыпали в него угрозами, то обвиняли в том, что он нарушает устоявшийся на Битве этикет… Но он лишь смеялся им в лицо, а они могли лишь беспомощно скрежетать зубами: среди зрителей у Миэ появилась целая толпа поклонников, которые не позволили бы причинить вред своему новоявленному кумиру.

У каждого из чемпионов был выработан свой дуэльный стиль, которым тот гордился и считал своей визитной карточкой. И это было бы преимуществом… но только не в сражениях с Миэ, способным перенестись в своего духа-медведя и, предпринимая самые смелые и ловкие ходы, в конечном счете произвести судьбоносную атаку. Для остальных призывателей аватар был чем-то отдельным от них, вроде дрессированного зверя… Но разве мог зверь, даже самый вымуштрованный, сравниться с человеком, за плечами которого двенадцать лет обучения в воинской школе и четыре года службы в действующей армии? Именитые чемпионы были вынуждены смотреть, как неопытный юнец, имя которого никогда не звучало в кругах призывателей, громит на арене их аватары.

Дни дуэлей четвертого и пятого туров пролетели стремительно, словно ураган, и наступил короткий перерыв перед финальной битвой. Турнирная таблица поредела до двух участников: одним из них был Миэ, а другим – знаменитый призыватель, который становился победителем Битвы уже дважды.

Это был поистине грозный противник. Он был арканом, из тех, чьи хитроумие и изворотливость настолько сильны и явны, что накладывают отпечаток даже на внешний облик. Его опыт в искусстве аватаров составлял несколько десятков лет и был, наверное, одним из самых длительных и успешных в мире. Этот человек мог заработать куда больше кубков, если бы много лет назад после двух повторных побед не основал свою школу призывателей и не посвятил всего себя ее развитию, отказавшись от участия в турнирах. Его возвращение на Битву аватаров само по себе было сенсацией мирового масштаба, а то, что его соперником стал никому не известный новичок, лишь подливало масла в огонь.

Заранее предвидя, с кем предстоит биться в финале, Миэ усердно следил за дуэлями аркана с другими участниками. Но, хотя он никогда не жаловался на недостаток наблюдательности, здесь ему не удавалось отыскать ни одного уязвимого места, ни одной лазейки, которой можно было бы воспользоваться. Имелась и другая сложность. Пускай арканам запрещалось использовать свой дар на турнире, некоторые из них обладали весьма развитым предчувствием, и финальный противник Миэ был из их числа. Миэ не раз замечал, как тот предугадывает обманные маневры своих оппонентов, и это явно не тянуло ни на простое везение, ни на умелый расчет. Аватаром аркана был… ох, ты же помнишь, кто такие многоглазы? Круглые летающие существа со щупальцами, множеством отростков с глазами и главным большим глазом посередине… Этот желтый дух, созданный из эфира плана Перемен, наводил ужас одним своим видом и весь состоял из сплошных преимуществ. Таковыми были и его обтекаемое тело, и подвижные конечности, которыми он мастерски владел, и умение парить над землей.

Но главная проблема заключалась даже не в сопернике, а в самом Миэ. С ним уже давно творилось неладное. Никто не замечал этого: веселый на людях, он упивался славой, шутил с поклонниками и раздавал интервью. Но стоило ему остаться в одиночестве, как он снова и снова чувствовал чужака в собственной шкуре. А по ночам ему продолжал сниться один и тот же кошмар. Медведь, его призрачный красный медведь, которого он так любил, теперь вызывал у Миэ лишь страх и ненависть. «Даже когда ты меня не видишь, я здесь, потому что я – это ты», – твердил медведь, всюду преследуя его. Миэ был напуган. Он глотал лекарства. Он кричал: «Нет, нет, нет! Я не хочу этого! Убирайся!»

Он пытался сбежать, но разве сбежишь от собственной тени?..

И вот, в ночь перед финальной дуэлью он пришел домой после тренировки в лесу и увидел, что его родители мрачнее тучи: отец грустил, а мать злилась. В сущности, они оба были обеспокоены, просто по-разному реагировали на плохие вести. Оказалось, мастер-ундина рассказала им правду о технике, которая позволяла Миэ побеждать в Битве. После длинной тирады, когда устали распекать сына и их эмоции немного поутихли, родители принялись отговаривать Миэ использовать технику переноса на арене. Очевидно, они волновались за него и не хотели, чтобы он подвергал себя такой опасности. Но он лишь мрачно расхохотался и сказал: «Вы и так отдали меня в солдаты – по-вашему, это безопасно?»

Они ответили, что всегда волновались, когда он уезжал на задание, но утешали себя тем, что у него три жизни. И тогда он в сердцах воскликнул: «Да, когда мы умираем, дар Феникса заставляет наши тела перерождаться; но наши души остаются прежними, и ничто на свете не исцелит раны на них!»

В этот момент он запнулся, и по щекам у него даже потекли слезы – настолько поражен он был, когда осознал причину своих кошмаров и проблем.

Ведь он вдруг понял, что быть воином – это не только благородство, отвага и честь. Это еще и потери, страдания и боль. Это крики существ, жизнь которых ты обрываешь. Это их глаза, взирающие на тебя. Это растерзанная плоть, хруст костей, реки крови. Миэ отрицал, что это на него повлияло. Это означало признать свою слабость и уязвимость. И потому он никогда не признавал. Он не признавал, что хочет жить мирно. Он боялся рассказать остальным, что собирается бросить службу и стать торговцем. Он придумывал сотни причин и оправданий для самого себя, чтобы убегать от своих проблем и травм.

И это работало, но лишь до тех пор, пока он не начал участвовать в Битве. Переносясь в своего медведя, Миэ вынужден был столкнуться лицом к лицу с самим собой. И тогда он увидел то, что все это время удавалось прятать. Он увидел собственную душу обнаженной – душу монстра, душу убийцы, покрытую шрамами, которые никогда не заживут.

«Даже когда ты меня не видишь, я здесь, потому что я – это ты», – твердил медведь. Подсознательно Миэ ужасался, видя, кем стал. И продолжал отчаянно сражаться на арене, зная, к каким роковым последствиям это может привести, потому что глубоко внутри хотел этого.

Он не боялся лишиться души, потому что ненавидел ее.

Он не боялся лишиться жизни, потому что ненавидел себя.

Но мать, выслушав его, вдруг рассмеялась. «Неужто ты посетил все уроки, где учили сражаться, но прогулял те, где учили находить в этом смысл?»

И потом она погладила его по голове, как маленького, и сказала: «Твои шрамы не делают тебя монстром, они делают тебя храбрецом, защитником простых людей. Не стесняйся и не прячь свою боль. Боль – это не слабость, а то, что делает тебя живым. Делает человеком. Не стесняйся признавать, что тебе плохо. Даже величайших из героев порой обуревают сомнения, и им тоже бывает страшно, грустно и тяжело. Но даже у них есть рядом плечо, на которое можно опереться. Именно в этом и кроется смысл. Искать помощи и поддержки – это вовсе не слабость. Для этого мы и есть друг у друга».

Они говорили долго, всю их беседу и не перескажешь. Но благодаря ней Миэ все осознал, и ему стало гораздо легче. А главное – родители донесли до него, что ему не нужно никому ничего доказывать и что они примут его любым. Не важно, будет ли он воителем или торговцем, замкнутым или общительным, веселым или серьезным… Даже если он захочет быть медведем настолько, что поселится в лесу и станет питаться одной рыбой, они все равно будут его любить…

Хартис запнулся, должно быть, ощутив капли девчонкиных слез на своей груди, и крепче прижал ее к себе.

– Ох, лучик мой… Извини меня. Ведь ты росла сиротой, а я совсем не подумал о твоих чувствах, когда стал рассказывать такое…

– Что ты, я не из-за этого. Я просто рада… за Миэ. Кажется, его родители по-настоящему хорошие люди. Зря он боялся рассказать им обо всем.

– Совершенно согласен. Он должен быть сразу поговорить с ними начистоту. Но что ты поделаешь – он ведь был просто глупый, упрямый мальчишка. К счастью, они помогли ему понять и признать очевидное, и у него будто камень с души свалился… Вместе с тем, когда необходимость убегать от самого себя отпала, для Миэ стало бессмысленным бороться за победу в Битве. Он решил выйти на арену и с честью принять поражение, которое было ему уготовано. Сумма приза, причитавшаяся за выход в финал, все равно была достаточной, чтобы вложиться в открытие лавки. Родители всецело поддержали решение Миэ. Но вот Джесс вдруг начала убеждать его…

– Кто?

– Тьфу. Я хотел сказать, Пэт. Она начала убеждать своего друга продолжать бороться за победу любой ценой. Она сказала: когда все кругом думают, что все уже предрешено, приходят такие люди, как Миэ, чтобы утереть снобам нос.

– Но она не знала, что сражаться опасно для Миэ!

– Она знала: ей рассказали. Она взяла с Миэ слово, что тот не станет использовать технику переноса души. Она верила, что ее друг сможет найти иной способ победить. Что тут скажешь… Уж чего у Пэт было не отнять, так это умения выступать с воодушевляющими речами. Наверное, поэтому она впоследствии и заняла высокую должность при дворе.

Но дело было не только в Пэт. Миэ сам чувствовал, что не хочет сдаваться без боя. Он проделал такой нелегкий путь бок о бок с медведем, со своим другом, пусть и воображаемым… Ему показалось, что он предаст его, если опустит руки сейчас – а значит, предаст и себя. Но он не хотел больше предавать себя, и убегать от себя тоже.