banner banner banner
Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне
Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне

скачать книгу бесплатно

– Свет плохой – но мы ведь, разумеется, играем для души. Господа, не так ли? Так что не передергивать…

Керн лег на нары и закрыл глаза. Он был полон смутной серой тоски. С момента утреннего допроса он не переставая думал о родителях – в первый раз снова после долгого времени. Он вспомнил, как отец вернулся из полиции. Чтобы присвоить маленькую лабораторию по производству лечебного мыла, парфюмерии и туалетной воды, принадлежавшую отцу, один из конкурентов донес на него гестапо, обвинив его в антиправительственных высказываниях. План удался, как удавались в то время тысячи подобных планов. После шести недель ареста отец Керна вернулся домой совершенно сломленным человеком. Он никогда не говорил об этом; но он продал свою фабрику конкуренту по смехотворной цене. Потом последовало выселение, и начался побег без конца. Из Дрездена в Прагу, из Праги в Брюнн[5 - Брно.], оттуда ночью через границу в Австрию; на следующий день по полицейскому приказу обратно в Чехию; через два дня снова тайно в Вену; ночь, лес, мать с переломанной рукой, неумело, наспех прибинтованной к шине из двух веток; потом из Вены в Венгрию; снова полиция; прощание с матерью, которая могла остаться, потому что была венгерского происхождения; снова граница; снова Вена; жалкая торговля вразнос мылом, туалетной водой, подтяжками и шнурками; вечный страх, что донесут или схватят; вечер, когда не вернулся отец; месяцы в одиночестве, из одного укрытия в другое…

Керн повернулся. При этом он кого-то задел. Он открыл глаза. На нарах около него лежал последний обитатель камеры, похожий в темноте на черный тюк. Это был мужчина лет пятидесяти, который за весь день почти ни разу не пошевелился.

– Простите, – сказал Керн, – я не видел…

Человек не ответил. Керн заметил, что глаза у него открыты. Он знал такое состояние: он часто наблюдал его за время своих скитаний. Самое лучшее тогда – оставить человека в покое.

– Ах, проклятье! – раздался вдруг из угла, где играли в карты, голос пулярки. – Я дурак. Я непроходимый дурак.

– Почему? – спросил спокойно Штайнер. – Дама червей была очень кстати.

– Да я не о том! Ведь этот русский мог бы прислать мне пулярку. Господи, я безмозглый идиот. Я просто безнадежный идиот! – Он озирался с таким видом, словно наступил конец света.

Керн заметил вдруг, что смеется. Он не хотел смеяться. Но он просто вдруг не мог остановиться. Он смеялся так, что его всего трясло, и он не знал почему. Что-то смеялось внутри него и смешивало все в один комок: тоску, прошлое и все мысли.

– Что с тобой, крошка? – спросил Штайнер, отрывая взгляд от карт.

– Я не знаю. Я смеюсь.

– Смеяться всегда полезно. – Штайнер вытянул пикового короля и намертво убил козырем бессловесного поляка.

Керн взял сигарету. Все вдруг показалось ему очень простым. Он решил завтра научиться играть в карты, и у него было странное чувство, словно это решение изменит всю его жизнь.

II

Через пять дней шулера отпустили. Никакой вины за ним не нашли. Со Штайнером они расстались друзьями. Шулер использовал время для завершения образования Штайнера, столь успешно начатого Кетчером. На прощание он подарил ему колоду карт, и Штайнер начал просвещать Керна. Он научил его играть в скат, ясс, тарок и покер; в скат – для эмигрантов, в ясс – для Швейцарии, в тарок – для Австрии и в покер – на все прочие случаи.

Через две недели Керна вызвали наверх. Инспектор ввел Керна в комнату, где сидел какой-то пожилой мужчина. Помещение показалось Керну огромным и таким светлым, что он должен был зажмуриться: он уже привык к камере.

– Вы Людвиг Керн, родились в Дрездене тридцатого ноября тысяча девятьсот четырнадцатого года, студент, подданства не имеется? – спросил равнодушно человек и заглянул в бумагу.

Керн кивнул. Говорить он не мог. У него вдруг перехватило горло. Мужчина поднял глаза.

– Да, – сказал Керн хрипло.

– Вы проживали в Австрии без документов и без прописки. – Мужчина быстро зачитывал протокол. – Вы были приговорены к четырнадцати дням заключения, которые в настоящее время истекли. Вы высылаетесь из Австрии. Всякое возвращение наказуемо. Вот судебное постановление о высылке. Здесь вы должны расписаться в том, что вам известно о постановлении, и в том, что возвращение наказуемо. Здесь, справа.

Мужчина зажег сигарету. Керн, как зачарованный, смотрел на его руку с крупными порами и толстыми жилами, которая держала спички.

Через два часа этот человек запрет свой стол и отправится ужинать, потом он, наверное, сыграет в тарок и выпьет пару стаканов хойригена, около одиннадцати он зевнет, уплатит по счету и заявит: «Я устал. Иду домой. Спать».

…Домой. Спать. В то же самое время пограничные леса и поля поглотит темнота. Темнота, страх, чужбина, где затеряется крошечная мерцающая искра жизни, Людвиг Керн, одинокий, усталый, спотыкающийся, полный тоски по людям и страха перед людьми. И все это только потому, что его и скучающего чиновника за столом разделяет клочок бумаги, называемый паспортом. Их кровь имеет одинаковую температуру, глаза – одинаковое строение, их нервы реагируют на одни и те же раздражители, мозг работает аналогично, и все же их разделяет пропасть, они ни в чем не равны, покой одного – мучение для другого, один – власть имущий, другой – отверженный, и пропасть, которая их разделяет, – всего лишь маленький клочок бумаги, на котором написано только имя и несколько ничего не значащих дат.

– Здесь, справа, – сказал чиновник. – Имя и фамилию.

Керн взял себя в руки, подписал.

– На какую границу вас доставить? – спросил чиновник.

– На чешскую.

– Хорошо. Через час отправка. Вас кто-нибудь доставит.

– У меня остались кое-какие вещи в отеле, где я живу. Я могу их взять?

– Какие вещи?

– Чемодан с бельем и тому подобное.

– Хорошо. Скажите чиновнику, который доставит вас на границу. Вы сможете заехать по дороге.

Инспектор проводил Керна вниз и взял с собой наверх Штайнера.

– Что случилось? – спросила с любопытством пулярка.

– Через час выходим отсюда.

– Иезус Кристус! – сказал поляк. – Снова та же волынка!

– Ты что, хочешь остаться? – спросила пулярка.

– Если еда хороший и маленький должность как уборщик – охотно, да.

Керн вынул носовой платок и, как смог, почистил костюм. За эти четырнадцать дней его рубашка совсем потемнела от грязи. Он опустил манжеты. Все это время он их очень оберегал. Поляк посмотрел на него.

– Через год-два тебе будет все равно, – предсказал он.

– Ты куда? – спросила пулярка.

– В Чехию. А ты? В Венгрию?

– В Швейцарию. Я это дело обдумал. Хочешь со мной? Оттуда попробуем просочиться во Францию.

Керн покачал головой.

– Нет, я – в Прагу.

Через несколько минут вернулся Штайнер.

– Знаешь, как зовут того полицейского, который во время ареста ударил меня по лицу? – спросил он Керна. – Леопольд Шефер. Он живет по Траутенаугассе, 27. Они мне вычитали это из протокола. Конечно, не то, что он меня ударил. Только что я ему угрожал. – Он посмотрел на Керна. – Ты думаешь, я забуду фамилию и адрес?

– Нет, – сказал Керн. – Конечно, нет.

– Я тоже так думаю.

За Керном и Штайнером зашел чиновник уголовной полиции в штатском.

Керн был возбужден. В дверях он непроизвольно остановился. Открывшийся вид был так великолепен, что Керну показалось, будто мягкий южный ветер ударил ему в лицо. Над домами было синее, чуть сумрачное небо, островерхие крыши сверкали в последнем красном свете солнца, мерцал Дунай, а по улицам сквозь поток спешащих домой и прогуливающихся пешеходов пробирались сверкающие автобусы. Совсем близко промелькнула стайка смеющихся девушек в светлых платьях. Керну казалось, что он никогда еще не видел такой красоты.

– Пошли, – сказал чиновник в штатском.

Керн вздрогнул и смущенно оглядел себя. Он заметил, что один из прохожих бесцеремонно его разглядывает.

Они шли по улицам, чиновник посредине. В многочисленных кафе столики и стулья были выставлены на улицу, и везде сидели радостные, весело болтающие люди. Керн опустил голову и пошел быстрее. Штайнер смотрел на него с добродушной насмешкой.

– Что, малыш, все это не для нас, а?

– Да, – ответил Керн и стиснул зубы.

Они пришли в пансион. Хозяйка приняла их со смешанным выражением недовольства и сожаления. Она сразу же выдала им их чемоданы. Все вещи были на месте. В камере Керн собирался надеть чистую рубашку, но теперь, пройдя по улицам, он отказался от этой мысли. Он взял под мышку обшарпанный чемодан и поблагодарил хозяйку.

– Мне очень жаль, что мы причинили вам столько неприятностей, – сказал он.

Хозяйка отмахнулась.

– Дай вам бог удачи и вам, господин Штайнер. Куда же вы теперь?

Штайнер сделал неопределенный жест:

– Куда ползут старые пограничные клопы? От куста к кусту.

Хозяйка постояла мгновение в нерешительности. Потом энергично двинулась к стенному шкафчику орехового дерева, сделанному в виде средневекового замка.

– Возьмите-ка на дорожку. – Она вынула три стакана, бутылку и разлила содержимое по стаканам.

– Сливовица? – спросил Штайнер.

Она кивнула и предложила один стакан чиновнику. Он вытер усы.

– В конце концов, наш брат только выполняет долг, – заявил он.

– Разумеется. – Хозяйка снова наполнила свой стакан. – Почему вы не пьете? – спросила она Керна.

– Я не могу. Так просто, на пустой желудок…

– Ах так. – Хозяйка посмотрела на него испытующе. У нее было пористое холодное лицо, которое вдруг неожиданно потеплело. – Господи, верно, да он ведь еще растет, – пробормотала она. – Франци! – крикнула она. – Принеси бутерброд!

– Спасибо, не нужно, – Керн покраснел. – Я не голоден.

Служанка принесла большой двойной бутерброд с ветчиной.

– Не стесняйтесь, – сказала хозяйка. – Живей!

– Ты не хочешь половину? – спросил Керн Штайнера. – Мне это много.

– Не рассуждай. Ешь, – ответил Штайнер.

Керн съел бутерброд с ветчиной и выпил стакан сливовицы. Потом они простились. На трамвае они доехали до Восточного вокзала. В поезде Керн вдруг почувствовал себя очень уставшим. Дребезжание вагона усыпляло. Мимо скользили дома, фабричные дворы, улицы, сады с высокими ореховыми деревьями, поля, луга и мягкие синие вечерние сумерки. Он был сыт, это действовало на него как хмель. Его мысли смешались, растворились в грезах. Ему грезился белый дом среди цветущих каштанов, делегация чиновников в сюртуках, торжественно вручающая ему права почетного гражданина, и диктатор в униформе, стоящий перед ним на коленях и умоляющий о прощении.

Было почти темно, когда они прибыли на таможню. Чиновник в штатском передал их таможеннику и исчез в сиреневых сумерках.

– Еще рано, – сказал таможенник, который пропускал автомобили. – Самое лучшее время около половины десятого.

Керн и Штайнер уселись на скамью перед дверью и смотрели, как подходили автомобили. Через некоторое время пришел второй таможенник. Он повел их по тропинке, ведущей направо от таможни. Они прошли по полю, пахнущему землей и росой, мимо нескольких домов с освещенными окнами, миновали рощицу. Через некоторое время чиновник остановился.

– Пойдете дальше до Моравы. Держитесь левой стороны, чтобы оставаться в тени кустарника. Река сейчас мелеет. Вы ее легко перейдете вброд.

Они пошли, теперь уже одни. Было очень тихо. Через несколько минут Керн оглянулся. На горизонте маячил черный силуэт чиновника. Он наблюдал за ними. Они двинулись дальше. На берегу Моравы они разделись. Одежду и багаж свернули в один узел. Коричневая болотная вода отливала серебром. На небе были звезды и облака и иногда пробивался месяц.

– Я пойду вперед, – сказал Штайнер. – Я выше ростом.

Они шли вброд. Керн ощущал, как холодная таинственная вода поднимается все выше по телу, словно не желая его отпускать. Перед ним медленно и осторожно пробирался вперед Штайнер. Рюкзак и одежду он держал на голове. Его широкие плечи были облиты белым светом месяца. Посредине реки он остановился и оглянулся. Керн был совсем рядом. Он улыбнулся и кивнул ему.

Они вылезли на противоположный берег и наскоро вытерлись своими носовыми платками. Потом оделись и пошли дальше. Через некоторое время Штайнер остановился.

– Мы перешли через границу, – сказал он. В прозрачном свете месяца его глаза были светлыми и почти стеклянными. Он взглянул на Керна. – Разве здесь другие деревья? Или по-другому пахнет ветер? Разве здесь не те же звезды? Разве иначе умирают здесь люди?

– Нет, – сказал Керн. – Не это. Но я чувствую себя здесь иначе.

Они сели под большим буком, где их скрывала тень. Перед ними простирался пологий луг. Вдали мерцали огни словацкой деревни. Штайнер развязал рюкзак, чтобы найти сигареты. При этом он посмотрел на чемодан Керна.

– Я пришел к выводу, что рюкзак практичнее чемодана. Он не так бросается в глаза. Можно сойти за безобидного туриста.

– Туристов тоже проверяют, – возразил Керн. – Все, что похоже на бедность, проверяют. Лучше всего была бы машина.

Они закурили.

– Через час я пойду назад, – сказал Штайнер. – А ты?

– Я попытаюсь добраться до Праги. Полиция там лучше. Там можно легко получить прописку на пару дней, а дальше будет видно. Может быть, я найду отца и он мне поможет. Я слышал, что он там.

– Ты знаешь, где он живет?

– Нет.

– Сколько у тебя денег?

– Двенадцать шиллингов.

Штайнер порылся в кармане пиджака.

– Вот еще немного. Этого должно хватить до Праги.

Керн поднял глаза.

– Бери спокойно, – сказал Штайнер. – У меня есть еще. – Он показал несколько банкнот. В тени деревьев Керн не мог рассмотреть, какие это были деньги. Мгновение он колебался. Потом взял деньги.