Извращенная гордость

– Она выберет то же, что и все они, Нино. Она женщина. Изнеженная. И она выберет легкий путь. Я хочу, чтобы перед камерой на глазах у мужчин своей семьи сказала, что отдастся мне.

* * *

Внизу я взял одну из коробок с пиццей и поднялся в гостевую спальню в моем крыле дома. На этот раз сидящая на постели Серафина даже не подняла на меня взгляд. Она держала в руках серебристо-серую ночнушку.

– А если я откажусь ее надевать?

– Ты можешь надеть ее для нашего маленького шоу или остаться голой. Твоя кровь будет выглядеть так же заманчиво на обнаженной коже, как и на ткани.

Она слегка вздрогнула и ночнушка выпала у нее из рук на пол.

– Вот, – я подошел к ней ближе. – Ты ничего не ела больше суток. – Я поставил коробку с пиццей на прикроватный столик.

Она с подозрением посмотрела на нее. Я ожидал, что она оттолкнет коробку, попытается наказать меня, уморив себя голодом, как моя мать делала с моим отцом. С ним не сработало, не сработает и со мной.

– Надеюсь, она отравлена, – пробурчала она, взяла пиццу и откусила большой кусок. Прожевав, она демонстративно проглотила. – Ты будешь смотреть, как я ем?

Возможно, сломать ей крылья будет легче, чем я думал.

* * *

Рано утром Фабиано зашел меня проведать. Я был в нашей комнате отдыха – колотил боксерскую грушу, чтобы выпустить на волю сдерживаемую энергию.

Он облокотился о дверной косяк и еще пару секунд наблюдал за мной молча.

– Говори, зачем пришел, – прорычал я, со всей силы ударив грушу.

– Джерри вызвал меня в «Сладкую ловушку» пару часов назад, чтобы я подчистил тот бардак, который ты там устроил. Я нашел Симеона с отрезанным членом во рту. Я не знаю, что там случилось, и знать этого не хочу.

– Если не хотел бы знать, – прищурился я, – не пришел бы.

Он отошел от двери и пошел ко мне.

– Он ее тронул?

– Нет. – Я перестал колотить грушу. – Он решил, что может наблюдать, как Серафина принимает душ.

Фабиано бросил на меня оценивающий взгляд.

– Где она?

– В постели.

– В твоей постели? – он поднял брови.

Я ничего не ответил и просто выдержал его взгляд.

– Значит, ты… – он вздохнул, стараясь подобрать правильные слова. – Я думал, ты хочешь использовать ее девственность, чтобы надавить на Кавалларо и ее жениха.

Я попытался оценить, что сейчас чувствует Фабиано, но он слишком хорошо скрывал свои эмоции. Если он прикладывает столько усилий к тому, чтобы скрыть свои чувства, значит, он боится услышать, что я взял Серафину силой.

Я медленно подошел к нему.

– Ты что-то к ней испытываешь?

– Ты серьезно? – поморщился он. – Фина меня не интересует.

– Но тебе не нравится мысль о том, что я причиню ей боль.

– Ты Дон. И можешь делать с ней все, что хочешь, но да, мне не нравится думать, что ты накажешь ее за проступки Синдиката.

Я уважаю Фабиано за честность. Большинство моих людей слишком трусливы, чтобы говорить правду мне в глаза.

– Тогда уходи сейчас, потому что у меня назначен звонок Данте и его семье через час, и Серафина сыграет в моем обращении ведущую роль.

Он отвел взгляд, и на его щеке дернулся мускул.

– Я должен вернуться к Леоне.

– Давай. Иди к своей женщине. А я пойду к своей.

– Она не твоя, Римо. Она тебя не выбирала. А это большая разница. – Фабиано развернулся и ушел. А я снова начал колотить грушу, еще сильнее, чем прежде.

Серафина

Пицца не переварилась даже к утру, но по крайней мере теперь мой живот урчал не от страха. Я решила съесть второй кусок на завтрак. Мне нужны были энергия и силы, чтобы понять, как победить Римо в его же игре, и не важно, что я теперь – пленница. Я знала, что Римо не стал бы назначать сеанс видеосвязи с моей семьей, если бы у него не было плана, как сделать мне больно у них на глазах.

Ночью я почти не спала. Римо не запер дверь, но я так и не рискнула выйти из комнаты, боясь, что это ловушка. Я все еще была слишком напугана, чтобы бороться с ним.

Я не хотела дать Римо одержать даже маленькую победу, но все же надела сатиновую ночнушку, ведь пока у меня не было идей, как с ним справиться, мне нужно было просто выжить.

Услышав шаги, я замерла. Я поднялась с постели, предпочитая встретить Римо стоя, но это был не грозный Дон Каморры. В дверях стоял Савио Фальконе, и его карие глаза оглядывали меня с ног до головы. Я инстинктивно прикрыла грудь руками.

– Пойдем, – приказал он, кивнув на открытую дверь.

Я прошла мимо него, и он протянул руку, чтобы меня схватить.

– Не смей меня трогать, – зашипела я.

Он поднял брови и высокомерно улыбнулся.

– Тогда двигай своим симпатичным задом. И послушай мой совет: никогда не разговаривай с Римо в таком тоне, иначе пожалеешь, что родилась.

Я бросила на него уничижительный взгляд, и мы пошли через весь дом. По пути я оглядывала обстановку. Это был просторный дом со множеством комнат, спроектированный так, что в нем можно было заблудиться. И хотя Савио поглядывал на меня больше с любопытством, чем с вожделением, я нервничала в его присутствии. Он был высоким, мускулистым и выглядел очень уверенным в себе.

Мы спустились по крутой лестнице в подвал.

– Ну конечно у Фальконе есть специальная комната для пыток, – пробормотала я, не в силах скрыть ужас в голосе.

Я почувствовала запах сырости. Хорошо, что здесь хотя бы не пахло кровью и экскрементами.

Савио ничего не ответил и жестом пригласил меня в комнату, расположенную справа по коридору. Римо был уже там.

– Она здесь. А я встречаюсь с Диего. Расскажешь потом, как все прошло, – усмехнулся Савио.

– Ты сам посмотришь запись. – Римо смотрел на меня темными глазами. – Встань здесь, – приказал он, указывая на середину комнаты. Я послушалась. В голове у меня была полная неразбериха. В комнате почти ничего не было. Ни матраса, ни стула, только стол с установленной на него камерой.

Римо обошел меня по кругу, разглядывая мое облачение. Серебристый сатин облегал тело, и от подвального холода у меня затвердели соски, с которых Римо не сводил взгляда. Я содрогнулась.

Нино тоже спустился к нам, и я перепугалась еще больше: он отрегулировал камеру и поставил большой экран на стол в углу. Он повернул экран к нам.

– Римо, – позвал он, и брат пошел к нему. Нино нахмурился, но Римо положил руку ему на плечо и посмотрел на меня. Я впилась ногтями в ладони.

Экран ожил, и я увидела свою семью и Данило. Ноги у меня чуть не подкосились.

Самюэль дернулся, его взгляд был полон отчаяния, а у папы под глазами пролегли темные тени. Данте и Данило лучше контролировали свои эмоции, но и они были не такими сдержанными, как обычно.

– Я очень рад, что вы нашли для нас время, – сказал Римо с британским акцентом, весь такой благородный и утонченный. Все фальшь. Такой человек, как он, по локоть замаранный в крови, не имеет отношения к когорте британских джентльменов.

Римо зло ухмыльнулся и повернулся ко мне, его темные глаза светились восторгом.

– Серафина, в Лас-Вегасе женщинам дают выбор… – его голос снова стал таким, как прежде, низким и угрожающим.

– Не смей! – закричал Самюэль, прильнув к экрану камеры. Данте схватил его за руку, но даже мой дядя выглядел так, словно вот-вот потеряет самообладание.

Римо не обратил на них внимания, только губа у него дрогнула. Он вынул нож, которым пытал Симеона, и показал его мне.

– Они могут заплатить за свои грехи болью – или удовольствием.

Я содрогнулась.

– Не тебе судить людей за грехи, – зло прошептала я.

Римо медленно подошел ко мне и встал за моей спиной, так близко, что я чувствовала его дыхание на моей коже. Я посмотрела на экран и встретилась взглядом с отчаянным взором Самюэля. Казалось, сейчас мой брат сорвется. А мне нужно было быть сильной ради них, ради него и папы, и даже ради Данте и Данило. Ради Синдиката.

– Что выбираешь, Серафина? Пытку или расплату телом?

Я выдержала взгляд Самюэля. Я заберу гордость с собой в могилу. Женщины рождаются, чтобы давать жизнь. А мужчины – чтобы выдерживать боль. Значит, и я смогу.

Римо отступил на шаг назад.

– Если ты сама не выберешь, за тебя это сделаю я. – Судя по его виду, он знал – или думал, что знает, каков будет мой выбор. Ведь я женщина, слабая и незначительная.

Я высокомерно улыбнулась.

– Уж лучше я отведаю сталь твоего клинка, чем позволю тебе меня касаться, Римо Фальконе.

Он посмотрел на меня с удивлением, уважением и… ужасом, смешанным с восторгом.

– Тогда я буду наслаждаться твоими криками.

– Хватит, Римо, – приказал Данте.

Но Римо только уставился на меня и проворковал:

– Мы же только начали.

И без предупреждения он схватил меня, развернул и прижал спиной к своему телу – я чувствовала его грудь и каждый дюйм его тела ниже спины. Он взял пальцами мой подбородок, поднял мне голову так, чтобы я, полуобернувшись, посмотрела ему в глаза. Он хотел увидеть мой взгляд, мое выражение лица, мои страх и ужас, когда он заставит меня кричать.

Я ответила на его взгляд со всей ненавистью и отвращением, которые смогла выразить. Я надеялась быть достаточно сильной, чтобы лишить его удовольствия слышать мой крик.

– Где ты хочешь почувствовать мой клинок?

Он держал поблескивающую сталь прямо у меня перед глазами, так, чтобы я видела острое лезвие. Я вспомнила татуировки Римо и Нино, которые перекрывали шрамы на руках. Возможно, это что-то значило, а возможно, и нет. В любом случае, мне было нечего терять.

– Ты не поменяла свое решение? Может, ты все же хочешь заплатить своим телом?

Ужас сжал мое горло в тиски, и я не доверяла своему голосу. Римо это заметил. Я взяла его за запястье и приложила нож к своей руке. Холодное лезвие коснулось чувствительной кожи ближе к вене.

Нечто такое мелькнуло в глазах Римо, что я на секунду восторжествовала. По какой-то причине мои действия произвели на него впечатление. Я держала лезвие возле руки, позволив ему касаться чувствительной кожи.

Римо надавил на нож, и я почувствовала легкое жжение, но он еще даже не начал резать – словно не мог заставить себя это сделать. Естественно, это было не потому, что он боялся попортить мне кожу. Я не могла в это поверить, ведь он давно хотел причинить мне боль. Я была уверена, что он с удовольствием станет первым человеком, который оставит мне шрам. Нет, его сдерживало что-то другое, нечто темное и могущественное. Я прижала его руку, повела ее вниз по своей руке и лезвие разрезало кожу.

Я встретилась с ним взглядом, спрашивая себя, что таится в его темных глубинах, и одновременно боясь это узнать. Взгляд Римо стал тяжелее, и наконец он сам провел острием и продолжил разрез. Острая боль пронзила меня огнем, и я задрожала, все еще держа свою руку подле его руки, а он все резал, но я его не останавливала. Почему-то в его глазах отражалась моя боль, словно он чувствовал ее так же остро, как и я.

Римо опустил подбородок и обхватил меня за талию, чтобы я не упала, но я высоко держала голову и с ненавистью смотрела на него. Я закусила губу так сильно, что почувствовала стальной привкус во рту. Кровь потекла по подбородку.

Римо убрал нож, и нечто в его взгляде заставило меня замереть.

– Довольно! – свирепо закричал папа. – Прекрати. Прекрати немедленно!

Мы смотрели друг на друга, и Римо свел брови. Он отпустил меня и отошел на шаг. Ноги у меня подкосились, и я упала, ударившись коленями об пол. Я едва воспринимала боль. Сев на корточки, я положила раненую руку на колени. Разрез был не таким глубоким, как я думала, но кровь пропитывала серебристый сатин, и на ткань капала кровь из губы. Я подняла глаза: Римо выключил камеру и экран. Отчаянное лицо Самюэля пропало.

Нино стоял, прислонившись к стене, он смотрел на мое запястье с непонятным выражением лица. Римо повернулся ко мне спиной и посмотрел на брата. Плечи его вздымались.

Не глядя на дрожь в коленях, я с трудом поднялась на ноги, держа кровоточащую руку перед собой.

Нино отвел от меня взгляд и посмотрел на Римо. Не знаю, что происходило между ними, и не была уверена, что хочу знать.

Римо медленно повернул голову, его зловещий взгляд встретился с моим – его глаза словно два темных озера ярости. Я затаила дыхание. Впервые он не усмехнулся и не ухмыльнулся, и он даже не был в бешенстве. Он был почти растерян в своей пугающей, ему одному свойственной манере.

Я поклялась себе: что бы ни случилось, какую бы цену мне ни пришлось заплатить, однажды я поставлю Римо Фальконе на колени, сломаю самого жестокого человека из всех, кого я знаю.

Глава 6

Римо

Лицо Нино было напряженным, но он не собирался снова терять самообладание. Теперь он смотрел не на Серафину, а прямо мне в глаза. Он сглотнул, и выражение его лица снова стало холодным. Он выпрямился. Я бросил взгляд на шрамы на забитом татуировками запястье, а потом на свои, точно такие же. Мои шрамы были не такими ровными. Я чуть не дотронулся до шрама у себя над бровью, как делал это еще много недель после того, как…

– Тебе придется зашить ее самому. Ты затеял эту игру и проиграл, недооценив противника, – протянул брат и ушел, оставив меня закипать от гребаной ярости.

Я медленно повернулся. Серафина пошатывалась, но все еще стояла. Ее подбородок был покрыт кровью из раны на губе, которую она прокусила, чтобы не кричать. Она не подарила мне ни единого крика. Я посмотрел ниже. Ее ночнушка пропиталась кровью, еще текущей из раны на прижатой к груди руке.

Она должна была выбрать иной путь, как все остальные женщины. Но вместо этого она застала меня врасплох, выбрала боль и даже прижала мою руку с ножом к своей коже. Она не позволила мне испытать триумф, предложив мне свое тело на блюдечке с голубой каемочкой прямо на глазах Данте, мать его, Кавалларо и своего жениха. Нино был прав. Я недооценил противника, потому что сравнивал ее с другими женщинами, с которыми всегда имел дело, но Серафина не была похожа на них. Гордая и благородная. Я не сделаю подобной ошибки снова.

Я выбью из нее крик. И много чего еще.

Мой взгляд был прикован к ее руке. Почему она выбрала именно это место? Когда я поднял глаза, Серафина победно смотрела на меня. Она знала, что выиграла.

Кипя от злости, я медленно подошел к ней. Она напряглась, пошатнулась, но не упала. Я взял ее руку и осмотрел неглубокую рану. Я не слишком сильно давил на нож. Я вообще не хотел ее резать, что стало для меня открытием. Вид крови, растекшийся по ее идеальной коже, не доставил мне удовольствия, как бывало обычно.

– Тебе понравилось причинять мне боль? Тебя это взволновало? – зло спросила она.

Я наклонился и взял ее за подбородок. Она затаила дыхание, а я провел языком по ее нижней губе, пробуя ее кровь на вкус.

– Не так, как доставило удовольствие вот это, – мрачно усмехнулся я.

Она отшатнулась и покачнулась, но я поймал ее – это не то падение, которое я для нее готовил.

– Нам надо залечить твою рану.

Она не сопротивлялась и молча проследовала за мной наверх, на первый этаж. Я поддерживал ее, чтобы она не упала. Я повел ее в ванную комнату при своей спальне. Там я хранил единственный в моем крыле дома медицинский набор. Обычно Нино занимался такими вещами. Она облокотилась о раковину.

– Тебе нужно сесть, – произнес я.

– Я лучше постою.

Я перестал ее поддерживать, и она схватилась за край раковины, чтобы устоять на ногах. Я наклонился, чтобы достать медицинский набор, и мой взгляд упал на высокий разрез в ночнушке, обнаживший ее длинную стройную ногу. Она наклонилась, и я ухмыльнулся, но подняв на нее глаза, заметил, что ее кожа бледна, а лоб покрылся испариной. Я схватил медицинский набор и выпрямился, разглядывая ее лицо. Мне казалось, что она может потерять сознание, но она прищурилась, глядя на меня, и с трудом выпрямила плечи. Я едва заметно ухмыльнулся и взял пластырь. Рана была не настолько глубокой, чтобы накладывать швы. И когда это я в последний раз так ранил кого-то, чтобы его не пришлось зашивать или хоронить?

Я достал дезинфицирующий спрей, и Серафина поморщилась, но не издала ни звука, лишь снова закусила нижнюю губу.

– Если продолжишь в том же духе, тебе будет еще больнее.

Она бросила на меня уничижительный взгляд, но губу кусать перестала.

Я приложил пластырь к ране, и отчего-то мне было неприятно смотреть на нанесенное мною увечье. Я не мог понять, что это за чувство – оно было для меня ново.

– Так вот, значит, как все будет? Ты будешь меня резать и зашивать? – зло спросила она.

– Я тебя не зашиваю, а заклеиваю.

Она не ответила, но я чувствовал, что она пристально смотрит на меня. Она постучала пальцем по моей руке с татуировкой Каморры, прошлась по перекрещенным шрамам.

– Интересно, кто тебя так порезал? – задумчиво спросила она.

Я застыл, а потом резко вскинул голову. Она выдержала мой взгляд с тем же победоносным видом, который был у нее в подвале.

– И еще, интересно, кто тебя потом штопал? Вы с Нино резали друг друга в какой-то братской цеРимонии и потом зашивали? У вас одинаковые шрамы. Может, мне спросить у него?

Я прижал ее к раковине и схватился за мраморную столешницу. Меня трясло от ярости и смеси других эмоций, которым я не должен был давать выход.

Серафина, хоть и была напугана, посмотрела на меня.

– Никогда больше не упоминай про эти шрамы. И не смей спрашивать Нино про них, ни единого слова, понятно? – прорычал я.

Она сжала губы и не произнесла ни слова. Струйка крови снова потекла по ее подбородку.

Выдохнув, я сделал шаг назад, схватил мочалку и намочил ее в теплой воде. Я взял Серафину за подбородок, но она отодвинула мою руку.

– Стой смирно, – приказал я. Она опустила руку и позволила мне протереть ее подбородок. Я внимательно рассмотрел рану на губе. Она повредила зубами лишь верхний слой кожи.

– Тебе повезло. Рана заживет сама. – Я стоял так близко к ней, что снова почувствовал ее запах.

Но ее голос вывел меня из задумчивости.

– Как долго ты будешь держать меня здесь?

– А кто сказал, что я тебя отпущу? – я развернулся и оставил ее одну в своей комнате.

* * *

Я вернул Серафину в ее комнату, и на сей раз на всякий случай запер дверь. Я уже собирался приступить к своим ежедневным тренировкам, отработать удары на боксерской груше, как в комнату отдыха ворвалась Киара. Нино следовал за ней, явно пытаясь остановить, но она отмахнулась от него и с разгневанным видом пошла прямо ко мне.

Я развернулся и поднял брови. Она не остановилась, пока не встала передо мной, с силой толкнула меня и посмотрела блестящими от слез глазами. Я схватил ее за запястье: казалось, что она вот-вот даст мне пощечину, а это было бы слишком для нас обоих.

Однако через секунду я почувствовал крепкую хватку на собственном запястье.

– Отпусти ее немедленно, – приказал Нино.

Мне совершенно не понравился его тон. Он сжал мое запястье еще сильнее. Это предупреждение. Угроза. Мы никогда не дрались, по крайней мере без причины, и я готов был жизнь положить на то, чтобы этого не случилось и впредь. Но Киара вполне могла заставить Нино рискнуть.

Савио медленно поднялся на ноги, и даже Адамо положил джойстик.

Я отпустил ее запястье, а Нино отпустил мое. Он склонил голову в беззвучной благодарности.

– Что ты делаешь с этой девочкой? – громко спросила Киара.

– Я не понимаю, какое тебе до этого дело, – прищурился я.

– Это мое дело, если ты насильно берешь женщину, – прошипела она, но голос ее дрогнул.

– Я Дон. Я заправляю городом. Мне решать, что будет происходить с теми, кто на моей территории.

Я снова повернулся к боксерской груше, но Киара встала у меня на пути. Меня охватила ярость, но я запрятал ее куда подальше. Эта женщина принадлежала Нино. Она – гребаная Фальконе. Я схватил девушку за талию и переставил в сторону, как долбаную куклу. Когда я ее коснулся, она замерла. Но к несчастью, это длилось недолго.

Она снова встала между мной и грушей.

– Киара, – предупредил Нино, но она бросила на него злой взгляд.

– Нет! Никто не защищал меня. И я не останусь в стороне, когда нечто подобное происходит с другой женщиной.

– Убирайся, – низким голосом произнес я, чувствуя, как во мне поднимается злоба.

– Или что? – хрипло прошептала она.

– Я сказал, убирайся, Киара.

Она сделала шаг вперед, и мы почти соприкоснулись телами.

– А я сказала нет. Я готова умереть за то, во что верю. И мне плевать на твою вендетту Синдикату или на то, что случилось с тобой в прошлом. Невинная женщина не должна из-за этого страдать.

Я не мог поверить, что она упомянула про наше долбаное прошлое. Нино не должен был ей об этом рассказывать!

Нино подошел ближе, глядя на меня, а не на Киару. В его глазах мелькнул ужас – мне придется привыкнуть к тому, что после встречи с Киарой брат стал более эмоциональным.

Я попытался пройти мимо его жены, но она схватила меня за руку. Я посмотрел на ее тонкие пальцы и поднял глаза. Нино слегка качнулся, и мускулы его напряглись. Я криво ухмыльнулся. Неужели он решил на меня напасть? Он все еще смотрел на меня настороженно. Я протянул ему руку и показал запястье с татуировкой, вдоль которой шли перекрещенные шрамы. Он должен понимать, что, как бы ни была разгневана его жена, я никогда ее не обижу. Он сдвинул брови и, слегка кивнув, наконец расслабился.

Киара сильнее сжала пальцы.

– Ты защитил меня от дяди, который собирался меня унизить, станцевав со мной на моей свадьбе. Ты помог Нино его убить…

– Успокойся, – прервал я ее, устав от эмоционального напора. – Я хочу, чтобы Серафина легла со мной в постель по доброй воле. Так что отпусти меня, твою мать.

Она пристально посмотрела на меня.

– Она этого не сделает. С чего бы? Ты ее похитил.

– А тебя вынудили выйти за муж за моего брата. В чем разница?

Она разжала пальцы, и Нино положил руку ей на плечо.

– Это другое, – прошептала она.

– Единственная разница в том, что в твоем случае решение принимала твоя семья. А семья Серафины сейчас не решает ничего. Но у вас обеих не было выбора.

Она помотала головой и подняла на Нино такие, мать ее, полные любви глаза, что я понял, что никогда не посмею ее обидеть. Она снова посмотрела на меня.

– Позволь мне с ней поговорить, – твердо произнесла Киара.

– Это что, гребаный приказ? – угрожающе произнес я. Может, ей пора напомнить, кто здесь Дон?

Нино стиснул ее плечо, но она выдержала мой взгляд, сделала шаг вперед, стряхнув его руку.

– Нет, – мягко произнесла она, глядя на меня большими карими глазами так, словно хотела растопить мое сердце. – Я прошу у тебя разрешения, как жена твоего брата и как Фальконе.

– Черт возьми, – огрызнулся я и свирепо глянул на Нино. – Ты не мог выбрать более ветреную жену? Она такой же хороший манипулятор, как и ты.

Нино ухмыльнулся – он выглядел довольным. Черт, он ею гордился.

– Не знаю, почему я вас всех терплю, – пробормотал я.

– Значит, ты разрешаешь мне с ней поговорить? – с надеждой спросила Киара.

– Да. Но должен тебя предупредить… Серафина не такая послушная, как ты. На твоем месте я бы держал ухо востро. Она может напасть на тебя, пытаясь спастись.

– И все же я попробую. – Она развернулась и поспешила в мое крыло дома. Нино, явно обеспокоенный ее безопасностью, поспешил следом.

Я громко выдохнул и ударил грушу с такой силой, что крюк вырвало из потолка и груша повалилась на пол.

Савио хмыкнул и подошел ко мне.

– Поначалу меня тошнило от мысли, что Киара будет жить с нами под одной крышей, но теперь мне все больше нравится, что она здесь.

– Почему бы тебе не вызвать гребаного мастера, чтобы он повесил грушу, вместо того чтобы действовать мне на нервы?

– Будет сделано, Дон, – ухмыльнулся Савио. – Я знаю кое-кого, на кого бы ты мог выплеснуть свою энергию. Мы с Адамо хотели потренироваться. Почему бы тебе не присоединиться к нам? Парню надо хорошенько надрать задницу.

– Почему бы мне не повесить тебя на крюк и не использовать в качестве боксерской груши?

Смеясь, Савио неторопливо удалился.

Я снова посмотрел на валяющуюся грушу, а затем повернулся к Адамо, который сидел, скрестив на груди руки.

– Пойдем, малыш, потренируемся.

Мы с Адамо никогда не тренировались вместе, если не считать шуточных боев, которые мы устраивали, будучи детьми еще до того, как я начал сам себя ненавидеть.

На секунду мне показалось, что он откажется, но потом он встал на ноги и поплелся за мной в своей раздражающей медлительной манере, которую завел совсем недавно, просто чтобы сводить меня с ума. Я схватил ключи от машины и кинул их ему.

– Лови.

Он нахмурился.

– Ты нас отвезешь.

– Правда? – спросил он.

– Правда. А теперь двигай. Я не могу ждать весь день.