скачать книгу бесплатно
Мы с Мелани, как сурикаты из программы National Geographic[8 - National Geographic – американская телевизионная сеть, транслирующая научно-популярные фильмы.], резко поворачиваем головы, почуяв опасность. Мой коллега Кевин указывает на соседний столик, где в лучах солнца скучают две пустые чашки.
– Ты менеджер, а не посудомойка. Почему он заставляет тебя мыть посуду? – спрашивает Мелани шепотом, наклонившись ко мне.
Потому что это мои прямые обязанности!
Еще один минус в мою карму. Обычно я не вру подруге, но сказать, что меня взяли уборщицей-посудомойкой, я не смогла. Будь Мелани страшненькой неудачницей, мои поражения были бы не столь болезненны, верно? Пожалуй, да. А вот признаваться в собственной несостоятельности стройной рыжеволосой красотке, нашедшей призвание с первой попытки, невероятно трудно. Да, я люблю Мел всем сердцем, однако иногда ненароком закрадывается удушающая мысль: каков срок годности неравной дружбы и когда Мелани поймет, что я недостаточно хороша для нее? Я пытаюсь отсрочить эту дату и считаю, что если небольшая ложь сделает пребывание здесь менее болезненным для моего самоуважения, то так тому и быть.
– Не переживай, мы решим этот вопрос самым цивилизованным способом из возможных, – заявляю я, бросая недовольный взгляд на Кевина, а потом уже тише продолжаю: – А если нет, то придется отравить его кофе.
Шутка не вызывает улыбки.
– Что ж, я пойду. Не буду мешать.
– Созвонимся вечером.
Я встаю, стряхивая с себя невидимые пылинки.
– И помни, я буду любить тебя даже без «Оскара». – Она берет меня за руку и притягивает к себе, заключая в объятия. Вот бы она не уходила! Хочешь, чтобы она лицезрела, как ты таскаешь грязную посуду?
Отстранившись, я киваю и не без усилий растягиваю рот в улыбке. Мелани берет рюкзак со спинки стула и выходит из кофейни. Провожаю ее взглядом и, убедившись, что она ушла, надеваю передник с чашкой на груди и надписью «Кофейня», хватаю наши пустые чашки и подхожу к соседнему столику за двумя другими.
– Вот уж спасибо, – бурчу я, с грохотом ставя чашки на столешницу барной стойки.
Кевин – мой единственный нелюдимый коллега, бариста и гей. Самая большая заноза в моей далеко не тощей заднице. Наши отношения довольно напряженные: не скажу, что хочу убить его, – просто не хочу видеть его среди живых.
Он поднимает на меня непонимающий взгляд, будто не знает, чем я недовольна.
– Слушай, Кевин…
– Я Крег.
Я знаю, в конце концов, мы работаем вместе полгода. Но мне нравится его бесить. В свое оправдание скажу, что он тоже не святой. Я искренне верю, что у него есть занудное альтер эго, которое любит сообщать никому не интересные мысли и факты и раздражать своим присутствием, а так как он раздражает меня бо?льшую часть дня, то я бо?льшую часть дня зову его Кевином.
– Слушай, Крег, – поправляюсь я, – не надо дергать меня, как собачку, когда сюда приходят мои друзья.
Вообще-то, с друзьями у меня напряженка. Но мне хватает и Мелани, ведь она настоящий друг.
– Прости, – говорит он, наклоняя голову набок, – но разве это не твоя работа?
– Надолго я здесь не задержусь, так что необязательно кричать на весь квартал, что я посудомойка. Может, объявление на двери повесишь?
Его лицо искажается. Он задумывается, темные глаза без зрачков, смотрящие из-под нависших век, не выдают его мыслей, и это бесит, словно говоришь со стеной.
– Как скажешь, – наконец произносит он «иди-на-фиг»-тоном.
Я открываю рот, готовая спорить до последнего, но тут же закрываю его. Взгляд останавливается на грязных чашках.
– Почему нельзя наливать кофе в одноразовые стаканчики? – бурчу я себе под нос.
– Ты хоть представляешь, насколько они губительны для окружающей среды?
– А ты что, Гринпис? – подкалываю его я. – Да и разве они сделаны не из картона?
Он усмехается:
– Попробуй как-нибудь свернуть лист картона и налить в него горячую воду. Тебя ждет множество чудесных открытий.
– Я уже начинаю думать, что все в этом мире искусственное и пластиковое…
– Неожиданно мудрая мысль. Но на твоем месте я не озвучивал бы настолько революционные идеи, так и работы лишиться можно.
Да что ты говоришь, мистер Умный Умник?
– К тому же если все чашки заменят на одноразовые стаканы, что же ты тогда будешь мыть?
Вопрос повисает в воздухе.
– К счастью, – выдыхает Кевин, – Джон кое-что понимает в заботе об экологии и из двух зол выбирает меньшее: ты явно разложишься быстрее, чем одноразовый стаканчик.
Разложишься быстрее стаканчика. Ты разложишься быстрее. Разложишься…
К слову, Джон – хозяин кофейни. Он похож на Джорджа Мартина, но не стар, у него нет бороды и живота, просто появляется с такой же периодичностью, как и новые части «Игры престолов»[9 - Джордж Мартин – автор популярной саги «Песнь Льда и Пламени», которую экранизировали, назвав сериал «Игра престолов». Мартин славится тем, что очень долго пишет книги.].
– Что ж, если это мудрая мысль дня, то я не впечатлена.
Мысль дня – один из многочисленных тараканов Кевина. Он всегда придумывает ее либо заимствует, с умным видом сообщая источник. Вчера, например, была такая: «Если ты не живешь, то ты просто умираешь», а позавчера – «Не ты делаешь ошибки, а ошибки делают тебя». Вот такими фразочками наполнена его волосатая голова. Не кофейня, а чертов кабинет философа.
– Надеюсь, ты удовлетворил жажду поучения, – продолжаю я, кривя рот в самой мерзкой ухмылке, на какую способна. – А теперь сделай мне капучино.
Пожалуй, бесплатный кофе и его насыщенный аромат, наполняющий это скучное заведение, – единственная хорошая часть моей работы.
– Напомни, сколько чашек ты сегодня выпила?
Я цокаю. Как. Он. Может. Так. Меня. Бесить? Неужели я прошу невозможного?
– Бесплатно не больше двух, – напоминает он, – иначе у меня будут проблемы.
Настоящая проблема – это его прическа! Ладно, может, и не проблема, если ему плевать на внешний вид. Однако его слегка вьющиеся русые волосы, то стянутые в пучок на затылке, то собранные в хвост, выглядят странновато, он похож на хиппи, кочевавших по стране в конце 60-х годов ХХ века, а сегодня на календаре уже XXI – я проверяла. Ему стоило бы серьезно задуматься над этим.
– С двойной порцией соленой карамели, – отчеканиваю я, давая понять, что не намерена платить или спорить на этот счет. За то, что я батрачу здесь, меня обязаны бесплатно обеспечивать кофе до конца жизни. – Хотя нет, – осекаюсь я, вспомнив о рекламе в бикини, – без карамели. С обезжиренным молоком.
Он стоит как вкопанный.
– Тебе надо послать письменное приглашение?
Выдохнув, он идет к кофемашине.
Через пару секунд открывается входная дверь, и в зал вплывает симпатичная брюнетка лет двадцати пяти. Она подходит к кассе и мило улыбается, заправляя темную прядь за ухо. Боже, я знаю эту улыбку – я называю ее улыбка-флиртун. Жаль, направлена она не на того, ведь Кевин, как обычно, помнется, пробормочет: «Добрый день. Чем могу помочь?» – а следующие пять минут будет делать вид, что не замечает знаков внимания. Может, сразу сказать ей, что он гей? Нет, пусть помучается – я как раз уволилась из благотворительного фонда, помогающего геям-неудачникам и тем, кто на них западает.
Хватаю пустые чашки и несу их на кухню, до меня долетает:
– Добрый день. Чем могу помочь?
Скрываюсь за дверью с круглым окном. Мою чашки в ржавой раковине.
И как меня занесло в эту дыру?
3
К концу дня накатывают бессилие и усталость, хотя я выпила не одну чашку кофе. Раскалывается голова. Пустой желудок то и дело дает о себе знать, превращаясь в мелкого хищника из джунглей – звуки он издает недружелюбные. Все события будто происходят в слоу мо. Смотрю на часы – стрелка волочится нещадно медленно, до конца рабочего дня двадцать минут.
Ты никогда отсюда не выберешься! Ты разложишься быстрее одноразового стаканчика…
Играет музыка из портативной колонки Кевина. Он всегда включает ее, убавляя звук телевизора. На этот раз до меня доносится песня I Want It All группы Queen:
Listen, all you people, come gather ?round.
Вы услышьте, люди, мой громкий глас.
I gotta get me a game plan, gotta shake you to the ground.
Я попытаюсь серьезно потрясти вас, и не раз.
Just give me what I know is mine.
Отдайте то, что мое и так.
People, do you hear me? Just give me the sign!
Люди, вы слышите? Подайте мне знак!
It ain’t much I’m asking, if you want the truth.
Не так уж много я прошу сейчас.
Here’s to the future for the dreams of youth.
Надежды юных не заботят вас.
I want it all, I want it all, I want it all, and I want it now.
Я все хочу, я все хочу, я все хочу, и все – сейчас.
Устроившись за одним из скрипящих столов, коротаю время, просматривая ленту соцсетей. Хоть кто-то живет красиво, не то что я в окружении столов и чашек! Платья из новых коллекций Chanel и Elie Saab, красные ковровые дорожки, стильные дома в Беверли-Хиллз и Малибу, шикарные спортивные машины и белоснежные улыбки мелькают все быстрее на экране под моим пальцем. Да, хоть над чем-то я имею власть в этой жизни.
– Я протру столы, а ты подмети пол, – доносится голос Кевина.
– Не могу, я очень занята, – отмахиваюсь я, не отвлекаясь от фото на экране старого смартфона. Это же подвеска от Tiffany.
Расслабься, у тебя такой никогда не будет!
– И чем же?
– Ладно, перефразирую: щетка грязная, и мне не хочется.
Кевин подходит ближе. Я неохотно прячу мобильный в карман джинсов и встаю.
– Зачем делать уборку каждый день? Тут и так чисто.
– Потому что я верю в теорию Энгельса[10 - Центральным понятием теории Энгельса является понятие о труде как о первом основном условии всей человеческой жизни – в такой степени, что можно сказать, что труд создал человека.].
Я недовольно хмыкаю, упирая руки в бока.
– Не ленись, Пеони! Труд превратил обезьяну в человека, так что для тебя тоже не все потеряно.
Он вручает мне щетку для пола, а сам протирает столы.
В конце дня, когда на город опускаются сумерки, становится ужасно грустно от обыденности вокруг. На фото в соцсетях люди проводят время в модных клубах в стиле лофт, в уютных домах на берегу океана и в дорогих пентхаусах на Манхэттене. Здесь же обстановка располагает к унынию, апатии и неминуемой смерти: плохо освещенный зал, скрипучие столы и стулья, картины в черных рамах с изображением кружек, зеленые салфетницы и сахарницы, полотенца и салфетки в зеленую клетку – все это навевает угнетающую тоску. За дверью с круглым окном и облупившейся ручкой еще унылее: проржавевшая раковина, древний холодильник (тоже ржавый), каморка, где хранится кофе (самое чистое место в кофейне и, что уж скрывать, вкусно пахнущее), и туалет.
За окнами с логотипом кофейни снуют незнакомцы, имена которых я никогда не узна?ю. Какие события их ожидают? Понятия не имею.
Проезжает полицейская машина. Куда и зачем она едет? Это мне неизвестно.
По телевизору одна реклама сменяет другую: чипсы, смартфон, пылесос, газировка, помада, прокладки…
– Интересно, есть ли в этом мире что-то, что не нуждается в рекламе? – бормочу я себе под нос. – Нечто, что есть у всех и никогда не заканчивается…
– Человеческая глупость, – встревает в мой разговор с собой Кевин, – она, как известно, бесконечна.
Я перевожу на него взгляд:
– Думаешь, я тут навечно?
Он теряется, но все же отвечает:
– Думаю, реклама хлопьев – неплохой старт.
Я поражаюсь тому, как нагло это звучит.
– У меня талант! – восклицаю я и становлюсь на стул, который неприятно скрипит подо мной. Представляю, что это сцена.
– …выводить меня из себя.
Прочищаю горло и с чувством декламирую произведение Роберта Фроста[11 - Роберт Фрост – один из крупнейших поэтов США, четырехкратный лауреат Пулитцеровской премии (перевод стихотворения Григория Кружкова).] «Другая дорога» – мое любимое стихотворение:
В осеннем лесу на развилке дорог
Стоял я, задумавшись, у поворота;
Пути было два, и мир был широк,
Однако и я раздвоиться не мог,
И надо было решаться на что-то.
Я выбрал дорогу, что вправо вела
И, повернув, пропадала в чащобе.
Нехоженнее, что ли, она была
И больше, казалось мне, заросла;
А впрочем, заросшими были обе.
Кевин смотрит на меня исподлобья, опершись рукой на столешницу.
И обе манили, радуя глаз
Сухой желтизною листвы сыпучей.
