Высокие ступени

«Скоро наступит день, и Харон в запале…»

Скоро наступит день, и Харон в запалеСкажет: «Поток огромный, мне лодки мало,Да и обол ваш медный в аиде-бареНе принимают больше. Кому я пара,Если в мозгах вода, а в лохмотьях буря?Если занять сумею в подземном денег,Сразу уеду в город – литература!Мне подойдёт любое: аферы, демпинг,Трафик травы и счастья в хороших дозах,Ну, и с герлой, конечно, в Доминикану.К чёрту баркас и этот корявый посох,То есть весло, с которым я тут за гранью…»Вот что тебе приснилось в снотворном мире,Или ещё каком, понимай как хочешь,Всё-таки это лучше, чем петь в могиле —Что-то в подобном духе легко бормочешь,Не зажигая света, включая жалостьК старому речнику, а не к душам Леты,Корни всего такого – Костлявой жалоИ на стене шифрованные беседы.…В ванной подходишь к зеркалу – вот же номер —Видишь лицо Харона: «Пройдёмте к лодке…»Грязная птица Стикса в дверном проёме,Как вариант ехидной загробной сводки.

«„Никуда не ходи“, – говорит…»

«Никуда не ходи», – говоритМозг, расплавленный вязкой жарою,Снился с книгой дождя не друид,Но похожий: стоял над рекою,Заклинанья шептал-бормотал,Цветом с местом сливались лохмотья,Разливал старый месяц нектар,Мглу зелёную певчая ротаПрошивала. Стоял над рекойТот похожий, выпрашивал тучи,Под мостом ошивался смешнойПризрак жизни, конечно не лучший.Призрак смерти баркас отвязалИ отправил себя за незримым.Мозг от жизни чертовски устал,А случалось, бывал одержимымЧем-то важным. Теперь ерундойТак набит, точно птичками Пришвин.Твой двойник всё стоит над рекой?Всё стоит. Ну вот так и запишемВ память неба. Жара нарасхват.И не в пользу двуногих прогнозы.То ли это июнь, то ли ад…В ожидании метаморфозы.

«Жуками осень смотрит лету вслед…»

Жуками осень смотрит лету вслед,В фантомный сад с плодами Гесперид;Какой-то даме непонятных лет,Что человека в сумерках корит,Сигналят бесы; вспыхивает страхВ её мозгах? Мужчина – инвалидКакой войны? Змея шипит: «Дурак», —И проступает паузами стыд.Он не ответил. Что тут отвечать?Он слышит звук: по облакам составИдёт туда, где в параллельном – мать,В молочный колер прячется ландшафт…А поезд всё идёт по облакам,А выше Тот, которого никто…Там место есть Его ученикам,Там кроткий ангел подаёт ситро.«Я мог бы стать Его учеником», —Подумал однорукий… Шаг назад,В руке синица, а душа тайкомДвух-трёх ворон считает в листопадВ саду, который виден не для всех:Потерян путь, забыт ориентир.…В жилетке жёлтой жук похож на техСобратьев, улетевших в лучший мир.

На швейцарской границе

(Весна 45-го)

Пастор Шлаг идёт на лыжах к Богу,Долго смотрит Штирлиц в небеса:Там ведёт по райским кущам крохуАнгел, закрывающий глаза…Там на завтрак детям БухенвальдаПраздники в тарелках подают,Там своя под крышей счастья Ялта,В облаках сквозистый перламутр.Это символ? Может быть и символ…«И не надо думать свысокаО мгновеньях, рейхсминистр Гиммлер,Пусть свистят, как пули у виска».В старой кирхе на органе Гендель…Дошлый Клаус Штирлицем убит.(Сытая Швейцария как крендель…)Отто Макс в надёжном «мерсе» спит.Бог сидит на синем табурете,Рядом дети? Не понять и тем,Кто в разведке получал по сметеВ фокусе закрученных дилемм.А за кадром голос Копеляна,В вишнях расцветает саундтрек…То Марúка Рёкк поёт с экрана,То танцует мёртвый человек.Шепчет атеисту Бог на ухо:«Жизнь, штандартенфюрер, не игра!В небесах бомбёжки после – глухо…Просыпайтесь, к Мюллеру пора».

«…Бог старости дохнул, и – стал ты стар…»

…Бог старости дохнул, и – стал ты стар:И зрение не то, и хуже виски.Не привлекает, как вчера, вокзал,Абстрактны и дракон, и василиски.Откроет пасть закат – и день прошёл,Вот также Айса перережет нити…Да ладно. Ну, щемит порой мотор.Ещё глоток под персик или свити?Смотри, вот жук чернее всех чернил,На нём мужчина исхудавший катит,А выше настоявшийся эфир,И очевидно, Кто созвездья ладит.Как стар он, этот, на большом жуке,И на поэта не похож ни капли.Но что-то есть в безумном старике…Они к Парнасу, а потом на Капри.

«Почему родился? Почему-то…»

Раз, два, три, четыре, пять,Вышел зайчик погулять…Ф. М.Почему родился? Почему-то…Свет хватал ручонкой до небес,В зеркале и в музыке паскудноВыглядел без гномиков чудес.Повзрослел. Летал на самолётах,Бросил тёплый край и Сахалин,Видел Бога в самодельных ботах:Бог покрасил небо в белый сплин.Девушки прошли как смех и тени:Вылетели в тёмную трубу,Верить никому без исключенийНе могу, в карманах наскребу,Если что, на призрачное правоСерафиму черкануть слова:«Было запредельно, было ржаво,Жизнь бросала крошки волшебства».Серафим, мне слишком одинокоШар земной на пальчиках держать,Над моей кроватью мало Бога…Вот и вышел зайчик умирать.

Марк Шехтман / Израиль /

Родился в Таджикистане в 1948 году. Окончил школу в Душанбе, получил два образования (физико-математическое и филологическое), преподавал историю литературы. Научные интересы связаны с теорией мифа и НФ.

В 1990 году из-за начавшейся в Таджикистане гражданской войны был вынужден эмигрировать в Израиль. Ныне живет в Иерусалиме. В советский период были изданы два сборника стихов поэта: «Неведомое небо» (1982) и «Большая Медведица» (1985). Позже вышли в свет «Русский Бог» (Москва, 2009), «Бродяжий ангел» (Иерусалим, 2015) и сборник стихотворных комедий «Бройтманиана» (Запорожье, 2004).

С ума сошедший домовой

Блестит луна на дне колодца.Над лесом тает волчий вой…В такую ночь к избе крадётсяС ума сошедший домовой.Как стал он портить харч и платье,Как бить посуду стал охоч,Хозяин cотворил заклятьеИ выгнал домового прочь.Но и без этого, однако,Любой на домового лют.Ни кот, ни лошадь, ни собакаЕго своим не признают,Не пустят рядом на соломуИ не поделятся едой —Все помнят, как был тяжек домуС ума сошедший домовой.А он, вины своей не чуя,В ненастье, в холод, на жареПо ближним рощицам кочует,Полёвок ест и спит в норе.И нет покоя домовому:Рассудком тягостным не здрав,Всё к дому тянется он, к дому,Любовь и ненависть смешав.

Мы и наши гении

Ах, эти моцарты, пушкины, кафки!Каждый – как дальней кометы осколок,К нам залетевший случайно… Для справки:Жизненный путь их обычно недолог.Гения тронь – зазвенят отголоскиДетского стресса, страсти минутной —Фокусы дедушки Фрейда… Для сноски:Жить рядом с гением, ох, неуютно!Хвалит наставник, а папа печален:Сын-де замечен в пустом разгильдяйстве!Что? Гениален? Ну пусть гениален,Но не усерден в домашнем хозяйстве!Женщины к гению валят толпою! —Сереньким нам это очень обидно…Но, если женится гений, не скрою,Участь супруги его незавидна.Гений и выгода редко совместны:Смотрит на звёзды, а жизнь дорожает,Дети растут, чем кормить – неизвестно,Ну а жена всё рожает, рожает…И кредиторы, и глупость, и зависть —Лужа, в которой валяемся все мы!Где же берёт он прекрасную завязьМузыки, формулы, мысли, поэмы?Кто он, сей баловень чудных мгновений,Саженец странный средь поля людского?Чёрт захохочет: – Ужо тебе, гений! —И замолчит, чуя Божие слово…

Пролог к известному роману

На вершину Бро́кена в безлунье,Где на ша́баш багровеет мгла,Как-то раз прабабушка-ведуньяМолодую ведьму привела.Юный чёрт на узенькой шпажонкеМясо жарил, как на вертеле,Для косящей, худенькой девчонки,Лихо танцевавшей на метле.Но куда значительней персоныОбращали взгляды на неё:Бесы, маги, тёмные бароны —Опытное, хищное зверьё.Щерились клыки, скрипели жвалы,Сыпались заклятья, капал яд…Правильно прабабушка сказала:– Страх почуют – в жабу обратят!Оттого она ещё задорнейТьму взметала, будто простыню.Усмехался сам Великий ЧёрныйНаглости безродной парвеню.Он-то знал, чего ей это стоит —Без могучих близких и друзейКолебать извечные устоиШа́баша и всех его князей.Озорует! Но какие губы…Будто не боится ничего! —И в холодной, неизмерной глубиДрогнуло бездушие его.Сузились зрачки калёной стали,Приподнялся бро́ви полукруг,И мгновенно перед ним предсталиТрое ко всему готовых слуг.Был он повелителен со свитой,Как тому и надлежало быть:– Зваться сей плясунье Маргаритой,Жить в Москве и прошлое забыть.Отыскать у предков юной девыГолубую кровь и царский дом,Без которых титул КоролевыНевозможен на балу моём.Господа, к утру закончить дело…– Да, Мессир, – осклабился Фагот.– Да, Хозяин, – клацнул Азазелло.– Пустяки! – мяукнул Бегемот.Взмыли в небо три метеорита,Расступилась над Москвою мгла,И сказала утром Маргарита:– Кажется, я что-то проспала!Щёлкали дрозды в рассветной сини,А потом на город пала тень,Как когда-то в Иерусалиме,В тот ниса́н, в четырнадцатый день…

Бегемот

…Послушай: далеко, далеко на озере ЧадИзысканный бродит жираф.Николай ГумилёвМне бес вдохновенья нежданные строки принёсПро озеро Чад, что изрядно забыто теперь.Там топчет траву, не заботясь о грации поз,Пузатый, прожорливый зверь.Зовут бегемотом (в девичестве гиппопотам),И так он велик, что пугает друзей и врагов,А если бросается в воду навстречу волнам,То озеро Чад выливается из берегов!Малы его глазки, багрова бездонная пасть,Огромны клычищи, а шкура груба и толста,И нрав его страшен! – немедля готов он напастьНа всех забредающих в мокрые эти места.В воде будто остров, на суше подобен горе, —Он грозно ревёт, он в ответе за самок и чад,И он неуместен в расчерченном сером дворе,Как, впрочем, и я неуместен на озере Чад.И если уж нам не досталось отдельных планет,То нечего шляться по чуждым домам и лесам!(Наверно, от этих стихов содрогнётся эстет.Я, честно признаться, от них содрогаюсь и сам.)Но истина в том, что не грёза наш мир, не парад,Ни райских долин в нём, ни снами овеянных вод.Ну разве что в сказках… Послушай: на озере ЧадПо шёлковой глади прекрасный скользит бегемот!

Гарри Поттер 30 лет спустя

Опустив на витрину магический стендС «Лучшей в мире едой для собак»,В размышлениях, как провести уик-энд,Гарри Поттер заходит в кабак.Раньше рыжий хозяин – простая душа! —Гостю бурный выказывал пыл,Лучшим элем поил и не брал ни гроша,А потом про восторги забыл.Да и только ли он? Гром ликующих трубНенадолго озвучил судьбу.Всё прошло. И не прячет лысеющий чубЗастарелого шрама на лбу.Тёмный Лорд позабылся, как тягостный сон:Кто-то… где-то… у нас…? не у нас…?То ли Поттер его, то ли Поттера он, —Кто ж, помилуйте, помнит сейчас!Было время – любой пятиклассник училТему «Гарри и Лорд», но затемПедсовет при Министре её исключилИз числа обязательных тем.Да и в школе волшебников тоже твердят,Мол, избыточен список наук!Зелья, магия… Главное – корм для щенят,Кобелей и беременных сук!Жизнь при корме собачьем пуста и смешна.Что осталось в ней – грустный вопрос.Дети писем не пишут, стареет женаИ спивается вроде всерьёз.Пьёт помалу, но медленный этот процессПосильнее магических сил.Вот и Рон, нализавшись, к дракону полез.Тот принюхался – и закусил…Гарри Поттер глядит в заоконную мглу.Ничего, он привычен к теням.Гарри Поттер садится за столик в углу,Надвигает фуражку на шрам,И неспешно бутылку до дна осушив,Он себе признаётся опять:Жаль, что тот Змееустый ни разу не жив.Вот бы встретиться, потолковать…

Баллада о спящем Мерлине

Сквозь туман и сумрак на болотеОгонёк блуждающий скользит.Мерлин спит в своём подземном гроте.Мерлин спит…Мерлин спит, и ржавчина покрылаМеч, добытый им для короля.Женщина, что Мерлина любила,Серым пеплом пала на поля.Мерлин спит. Столетья и мгновеньяЗдесь бессильны против высших сил.Дней и рек провидел он теченья,Ход суде́б, затмения светил.Мерлин шёл через миры иные.Отступали мрак, огонь и зверь.Даже смерть… Но смертны остальные,И душа устала от потерь.– Что нам делать, маг, – она сказала, —В мире без друзей и без врагов?Все нашли, а было их немало,Свой приют у дальних берегов.Не вернёшь ушедшую денницу,И навеки утекла вода.Прежнее уже не повторитсяНикогда, о Мерлин! Никогда…– Никогда, – печально и негромкоПовторили облако и плёс.Старый маг снял старую котомкуИ шагнул в раскрывшийся утёс.Сквозь граниты серых подземелийОн держал последний тайный путьК той уже давно готовой келье,Где душа хотела отдохнуть.

Мёртвое море

У Мёртвого моря от соли белы берега,Вода его медленней, чем летаргический сон,И отмели блещут, как будто на солнце снега,И грозами пахнет густой мезозойский озон.А всё-таки странно, что смертны бывают моря,Что вместо прибоя колышется жаркая стыть.И мёртвое имя назначено морю не зря:Живые не могут воды этой горькой испить.Хоть издали волны и ласковы, и зелены,Они отторгают любое дыханье и плоть.Недоброе чудо средь маленькой, жаркой страны —Таким его создал сюда нас пославший Господь.И с каждым закатом яснее становится нам,Как близится то, что апостол увидел во сне:Земля заповедная, Мёртвое море, а там…Там всадник с косою на бледном и страшном коне.

Владимир Делба / Россия /

Прозаик, поэт, эссеист. Родился 24 мая 1946 г. в Абхазии. Секретарь Ассоциации писателей Абхазии, член Союза литераторов России, Союза писателей XXI века. Сопредседатель литературного Совета Ассамблеи народов Евразии.

Член редакционных советов: газеты «Поэтоград», журнала «Новые витражи». Автор девяти книг. Дипломант 26-й Московской международной книжной выставки-ярмарки 2013 г. Лауреат Международного конкурса «Живая связь времен», 2014 года. Первое место за книгу – «Амра, галеон юности моей» в номинации «Творческий поиск». Лауреат Международной Премии имени Леонардо да Винчи за 2016 год. Лауреат Международной литературной премии им. Фазиля Искандера за 2019 год. Первое место в номинации «Проза».

Маргарита и мастер

Друг моего детства Артур был фанатом Булгакова. С того самого момента, когда власти неожиданно разрешили в 1966 году опубликовать роман «Мастер и Маргарита» в журнале «Москва». Хоть и в оскоплённом, сокращённом, цензурированном варианте.

Номера журнала с романом сразу же стали, как сказали бы сейчас, раритетом и исключительным дефицитом, почище каких-то там джинсов «Рэнглер».

В начале шестидесятых в Абхазии сформировалась серьёзная интеллектуальная элита. Молодые учёные, писатели, актёры, музыканты ежедневно собирались на кофейной террасе второго этажа сухумского ресторана «АМРА», названной с лёгкой руки Фазиля Искандера – «верхней палубой».

И вот эта самая «палуба» постоянно становилась полем самых жарких обсуждений, дискуссий, «разбором полётов». Батлов, говоря современным языком! Обсуждалось всё: политика, футбол, музыка, театр и, естественно, литература!

Здесь и блистал наш Артур во всей своей красе, когда начинали рассуждать о романе «Мастер и Маргарита».

Живой ум, прекрасная память, чувство юмора, умение анализировать и давать точные, верные оценки – были коньком Артура, превращали разговоры в подлинные ристалища, рыцарские интеллектуальные турниры, где сражаться с ним являлось задачей архисложной в принципе. Но «добивал» он противников обычно цитируя абзацы или большие фрагменты любимого романа, с указанием номеров страниц и расположением строк. Ибо Артур действительно помнил весь роман наизусть

– Да-а, Мастер наш Артур! Не поспоришь! – часто восторженно восклицали поверженные оппоненты вкупе с «болельщиками» либо просто свидетелями турниров.

И вот, встречаюсь я со слегка поседевшим и погрузневшим знатоком романа спустя несколько десятилетий. «АМРЫ», к сожалению, уже нет (или почти уже нет, ибо после войны парит над морем только сиротливый полуразрушенный её¸ остов, напоминающий севший на мель, давно брошенный командой корабль). Так что пить кофе идём в кафе «Пингвин», игнорируя легендарную «Брехаловку», где старые друзья уж точно не дадут приватно пообщаться.

Сухумская юность наша – неисчерпаемая волшебная шкатулка, наполненная самыми разными историями. Их миллионы, а может и миллиарды, этих историй, весёлых, смешных настолько, что можно надорвать живот, грустных, печальных, трагических и снова озорных! Звучащих порой фантастически, но всегда правдивых в основе своей, и, как правило, добрых!

«Бойцы вспоминают минувшие дни»! И как тут не говорить о книгах, которыми зачитывались в юности. Да и сейчас, в эпоху доступности любой литературы, мы часто возвращаемся к любимым авторам, беря в руки с былым трепетом в который раз эти удивительные бумажные ключи от дверей в иные миры.

– Так вот, Вова, что касается Михаила Афанасьевича, расскажу одну вполне себе мистико-эротико-приключенческую историю из далёкого своего прошлого. – Мы смаковали, думаю, уже по четвёртой или пятой чашке ароматного кофе «по-сухумски», когда Артур коснулся темы «Булгаков в моей жизни» – образно говоря.

– В конце шестидесятых, ты помнишь, набирал популярность новый курорт Пицунда, в стране, в мире, причём в Абхазии тоже, в молодёжной среде.

Было великим кайфом побывать там, особенно летом, что являлось совсем непростым делом. Отдыхающих размещали в корпусах строго по путёвкам, кои в свободную продажу не поступали, так что «устроиться» внутри, на огороженном от внешнего мира курорте можно было только по огромному блату. А проникнуть на вожделенную территорию снаружи мешал капитальный забор и проходная с крайне суровыми охранниками, которые безошибочно угадывали «нелегалов» и решительно разворачивали их на 180 градусов. Причём на них не действовали ни уговоры, ни разные, вроде бы серьёзные на вид «корочки». Говорили, что один из них не пропустил даже секретаря обкома КПСС. Охранника вроде пожурили для виду, но одновременно поощрили денежной премией. Кстати, денег за проход охранники не брали, хоть мзду им предлагали довольно часто. Ладно, Бог с ней, с неподкупной этой стражей! У меня всё сложилось, как говорят сейчас – супер! Знаешь, у нас ведь все родственники – и близкие и дальние – просто родственники. Так вот, какой-то деверь чьей-то золовки, короче, наш родственник, не последний человек в «Интуристе», разместил меня на месяц в ведомственном общежитии на Пицунде. Прекрасная комната, вернее, – одно место в двухместном номере с душем, рядом с морем и высотными корпусами самого курорта, приличная еда по талонам, служебный пропуск на территорию и так далее. Единственное требование – женщин в общежитие не водить! Очень чувствительный запрет, однако! Но что делать!

В общем, наслаждаюсь я вольной жизнью курортника, кайфую, как только могу, с поправкой, конечно, на огромный запрещающий знак «кирпич», незримо висящий над дверью временного моего пристанища.

А женщин вокруг – море! И соблазнов, соответственно, целый океан! Теперь, Вова, легко, не торопясь, подвожу тебя к конкретному моему приключению! Знакомства на курортах заводятся легко. Сижу я как-то с новыми друзьями за большим столом в баре у бывшего моего сухумского соседа Володи Антониади, пью шампанское, коктейли разные. Кто-то встаёт из-за стола, уходит, взамен появляются новые персонажи, такое, знаешь, перманентное, долгое, неспешное состояние полного кайфа.

И вот на фоне привычного уже, даже рутинного процесса смены действующих лиц, вдруг появляется ОНА!!! Ну, знаешь, как в романах или кинофильмах, когда необходимо определить иную точку отсчёта времени, пустить сюжет в новом направлении, ну и так далее.

Короче, стихает, уходит шум, затем как будто гаснет всё освещение бара (чуть не сказал – сцены или пространства экрана), остаётся лишь направленный свет софита, а в ярком, словно солнечном круге электрического света, – только ОНА!

Чёрные глаза с огромными, бездонными зрачками, в которых так легко утонуть, светлая, не успевшая загореть кожа, тёмные, похоже, каштановые, волнистые волосы, как бы струящиеся на плечи… Ой, Вова, утонул я таки в её глазах! Моментально, тут же, как увидел!

– Как же зовут тебя, прекрасное дитя? – Банальная, прочитанная где-то фраза так и умирает непроизнесённой внутри меня, ибо «прекрасное дитя», слегка смущаясь, сама произносит – Рита! Меня зовут Рита!

– Рита!!! Боже мой! Вот почему волнение моё столь необычно! Рита ведь это ласкательное, уменьшительное от – Маргарита! Плюс «внешние данные»! Ничего себе поворот судьбы! А кто знает?!

В общем, состояние то ли эйфории, то ли полусна, мои влюблённые взгляды, фантастические полёты мыслей… Увы, я упустил момент её ухода!!! Ты представляешь, даже без попыток назначить свидание, не зная о ней ничего, кроме имени. А тут вдруг «спасательный круг» – Маргарита якобы сказала кому-то, что живёт в корпусе «Золотое руно», на 14-м этаже, с видом на море. Очень ценная информация! Правда, в этих высотках практически все номера с видом на море! И потом, с кем она в комнате – одна, с подругой, мамой, мужем?!

Но время на логические упражнения у меня отсутствовало.

Итак, беру два пузыря шампанского, шоколад. И прямиком в «Золотое руно». Благо, внизу администратор лишних вопросов не задаёт, а на этажах дежурных, по типу гостиничных, нет в принципе. Лифт, нужный этаж, а что дальше? Номера комнаты я ведь не знаю. Вспомнил, что на этаже освещён был всего один из четырёх балконов, выходящих на фасад здания. Делаю глубокий вдох, шумно выдыхаю и по принципу «авось повезёт» стучу в дверь, которую считаю «именно той». Жду с замиранием сердца. Секунда, две, десять… И ничего, тишина. Прикладываю ухо к двери, вроде как слышу шум воды в душе.

– Если дверь та, а девушка в ванной, и никто не реагирует на стук – приходит нужная мысль – то скорее всего нет ни мамы, ни мужа, ну и так далее. Ждать, пока девушка закончит водные процедуры? Ну нет, где же взять столько терпения доморощенному Ромео?! Что же делать? И тут мне просто «сносит крышу»!

С трудом «вправляю» бутылки в карманы брюк, выхожу через пожарную дверь на, так сказать, «внешний периметр» здания, цепляюсь за балконные ограждения, и очень-очень медленно, повиснув над бездной, передвигаюсь по узкому карнизу в сторону фасада.

Вниз смотреть страшно, четырнадцатый этаж, как-никак! А там, внизу, я думаю, море огней, ласковый шёпот волн, нормальные люди гуляют по набережной, сидят в барах, пьют шампанское… Лишь один романтик, а вернее, идиот, начитавшийся книжек про любовь и невесть кем себя вообразивший, ползёт по карнизу четырнадцатого этажа пансионата «Золотое руно» неизвестно куда и зачем! К тому же отягощённый, в прямом смысле слова, двумя огромными тяжёлыми бутылками.

Но деваться некуда, и потихоньку, вспотевший от волнения, добираюсь я до вожделенного фасада. От цели, то есть от балкона, который освещён, меня отделяют всего-то два номера.

И в этот момент, о ужас, правая нога соскальзывает с узенького карниза, и я…

(Слушатель, то есть Владимир, ваш покорный слуга, замирает от страха, кофе проливается на моё поло, оставляя безобразные тёмные пятна на белоснежном трикотаже… Это что – такое трагическое завершение романтической истории? Тело моего несчастного друга, который был, возможно, в трёх-четырёх метрах от успеха, летит вниз с четырнадцатого этажа?! Да ещё, с двумя бутылками шампанского в карманах?! Но это же фасад здания, внизу могут быть люди, и тогда не избежать новых жертв!!!

Я закрываю, но тут же широко раскрываю глаза! Как же тогда получается, что он, живой и невредимый, сидит напротив и спокойно продолжает повествование)?!

Вова, душа моя ушла, как говорится, в пятки! Но руки, слава Небесам, удержали лёгкое в те годы моё тело, даже и с шампанским! Инстинкт самосохранения, видимо!

И вот я, даже не верится, с лёгкостью переваливаюсь через именно ТО ограждение и оказываюсь на освещённом пятачке балкона. Колотится сердце, ноги стали будто ватными, но я жив!!! И нахожусь в нужном месте, даже шампанское не выронил! Ура!

Осторожно отодвигаю рукой лёгкую тюлевую штору, делаю шаг, и оказываюсь внутри номера. Что дальше? Сгораешь от нетерпения?!

А дальше – «картина маслом»! Небольшая комната, освещённая настольной лампой, две кровати с прикроватными тумбами, в одной кровати лежит молодая женщина, успевшая от страха натянуть простынь на нижнюю часть лица. Широко раскрытые глаза, безумный взгляд, устремлённый на непрошенного гостя, рассыпанные по подушке прямые русые волосы!

Оп-паньки! Светлые волосы совсем не по сценарию! Надо же, такая ошибка! Надеюсь, не из тех, что, как в романах, смываются только кровью?

Шестерёнки в черепной коробке крутятся с бешеной скоростью! Как же выкручиваться?!

И тут взгляд мой падает на ближайшую к девушке тумбочку, и цепляется этот мой взгляд за два очень знакомых предмета, а вернее, полиграфических изделия – два номера журнала «Москва». Именно в этот момент шестерёнки в голове, взвизгнув, останавливаются!

– Одиннадцатый и первый? – показывая глазами на тумбочку, неожиданно спокойным голосом произношу я. Девушка машинально подтверждает моё предположение кивком головы.

Ну, вот он, мой необычный, мистический, романтический, и, видимо, единственный шанс!

– Во-первых, пожалуйста, не бойтесь меня! Я не грабитель и не насильник. Я романтик, поэт, влюблённый во всё прекрасное! – Заговорил я неожиданно каким-то бархатным, приятным по тембру, завораживающим голосом.