Политология права

Как уже упоминалось, Вильям поддержал идею переименования нашего ИК 7 РАПН в ИК по политологии права и правам человека. В последние годы он уже не принимал участия в наших встречах, так как мужественно боролся с тяжелой болезнью.

М. Ю. Мизулин[35]

Время политологии права

Время распыления идей и презентации собственной исключительности и индивидуальности завершилось. Настало время ответственной сборки наработанных идей, их верификации на истинность и разработки технологий их масштабирования. Задержка/остановка каждого из нас в индивидуально-неповторимом сегменте интеллектуального пространства может оказаться роковой причиной невостребованности как социумом в целом, так и его отдельными институциональными структурами.

При этом речь не идет о покушении на свободу творчества и авторские права. Речь идет о попадании или непопадании, востребованности или невостребованности каждого из нас в глобальном парадоксе перехода от культуры к коммуникациям, способности осуществить и воплотить реальный путь-вектор событий от собственной исключительности к работающим и воплощающимся духовно-интеллектуальным практикам.

Такой подход в полной мере относится к проекту «Политология права». В настоящее время данный проект, с нашей точки зрения, создается и концептуализируется в первую очередь для следующего поколения политиков – поколения, которое отчетливо понимает, что право в своей итоговой точке, в своем пределе и залоге, формализуется и канонизируется в политическом пространстве. Юридическая инфраструктура – правоприменение, судопроизводство, правотолкование, реестры и регистры правовых актов, юридические форумы и правовые целевые программы, юридическая практика и юридическое образование есть не что иное, как проекция, как зеркало логики и содержания политического и законодательного процесса. С другой стороны, это подготовительный плацдарм для «разворота» в сферу правотворчества, осуществляемого парламентом как представительным и законодательным органом, а следовательно, для присутствия в реальной политике.

В целом же правильное присутствие права в политике есть базовое основание решения всех без исключения ключевых проблем и разрешения глубинных противоречий современной России.

Время и место возникновения идеи

Как и когда возникла идея политологии права? Окончательно идея возникла в процессе разработки и реализации двух исследовательских проектов.

Первый из них касался вопросов теории и практики проведения мониторинга уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и осуществлялся в 2002–2003 гг. в семи федеральных округах России.

Второй – исследовательский проект по вопросам определения тенденций и состояния реформирования государственной службы и ее институтов в Российской Федерации в 2003–2004 гг. Работа осуществлялась в рамках временного творческого коллектива, созданного в РАГС (в настоящее время – РАНХиГС).

Очевидный сейчас и неочевидный ранее результат

Что дал и выявил процесс мониторинга?[36] Проект со всей очевидностью показал, что право и закон не могут быть и не являются в современной общественно-политической практике исключительным достоянием юристов и такой дисциплины, как юриспруденция. Состояние реального плюрализма правовых состояний и мнений в юридической практике[37] применительно к одним и тем же нормам следует признавать не как ложную юриспруденцию и не как неэффективную правоприменительную и судебную практику, а как реальный процесс становления и развития юридического и правового плюрализма мышления и деятельности. Реальный выбор и юридическое разночтение не следует принимать и считать профессиональной трагедией. Нужно исходить из обратного – правовой плюрализм предполагает надъюридическое и, следовательно, политико-правовые мышление и действие, а значит, становление, легализацию, легитимизацию и институционализацию политико-правовых институтов, акторов, техник и технологий их деятельности.

Современное право и современная юриспруденция не должны восприниматься исключительно догматически. Их роль в современном мире иная. Право и его формализованные концепты, такие как закон, регламент, договор, кодекс, текст, постановление, решение, указ и многое другое, должны быть умозрительными конструкциями и формализованными документами как организованной защиты, так и инструментами общественных изменений (модернизации, развития, трансформации). В этом качестве право, согласно нашей гипотезе, выступает не организационным, а конституирующим (гарантным) основанием. В этом качестве право становится необходимым условием самоорганизации. Процесс же самоорганизации означает радикальное усиление свободы, ответственности и развития личности и не требует постоянного организационного (параллельного) сопровождения существующих государственных институциональных структур.

Общественные изменения и право

Общественные изменения, происходящие с нами, новы, радикальны и несопоставимы ни с чем ранее известным только на первый взгляд. Все это было – и было не раз. Масштаб, содержание и предметно-интеллектуальное содержание происходящих изменений – другое, а переменчивость как состояние – старое. Россия завершила одну из стадий общежития как совместного жития и единомыслия, по-гречески называемого киновией или по-латыни коммунизмом, и приступила к решению новой задачи – становлению нового типа общежительства. Средствами этого большого дела избраны рынок и правовое, демократическое, социальное и федеративное государство. Новизна ситуации ничем новым не отличается. «Общежительство знаменует всегда духовный подъем: таковым было начало христианства. Начало Киевской Руси также было ознаменовано введением общежития, центр которого возникает в Киево-Печерской лавре вскоре после крещения Руси; и начало Руси Московской, опять-таки приобщившейся к новому духовному созерцанию, отмечено введением в центре Руси Московской общежития, по совету и с благословения умирающей Византии»[38]. Новизна может состоять только в том, чтобы точно определить появляющиеся и исчезающие общественные изменения, а также ту или иную точку роста или падения.

Новое появляется и является несправедливо. Возникает состояние полного или абсолютного реализма, где справедливость отходит на второй план, а с ней уходят и институты ее обеспечения. Бывшая справедливость как справедливость старого уклада жизни может стать справедливостью настоящего в будущем-настоящем, когда шторм перемен затихнет и жизнь опять примет свои устойчивые состояния и формы. Именно поэтому традиционные парадигмы права, как то: «право справедливо», «право есть идея свободы», «право есть условие формального равенства», «права человека есть первейшая ценность современной демократии и цивилизации», «право как совокупность норм и правил поведения», «юридическое, институциональное и законодательное право как присутствие права в реальности», деление права на традиционные отрасли – не только не «схватывают» содержания общественных изменений, но и становятся фактором свертывания социальной динамики. Не случайно, а вполне закономерно, что на этом фоне возникают многочисленные дискуссии[39], критически рассматривающие новые попытки выстроить баланс блага, справедливости, свободы в контексте таких институтов, как право и государство.

Базовая идея права и политики

Получается, что базовая идея права как юридического условия и процедуры достижения справедливости, свободы и порядка не в полной мере вписывается в происходящие изменения. Ситуация баланса порядка, свободы и справедливости – это ситуация скорее политическая, и там, в сфере политики, надо искать ее присутствие и промысливать новые условия взаимности и расхождения этих важнейших социокультурных феноменов. Поэтому есть предположение, что право реализации общественных изменений находится в предметной плоскости политики, а не только и не столько в сфере юриспруденции. Более того, необходимо признать, что политика всегда первична по отношению к тем формам реализации права, которые касаются таких ее традиционных проявлений, как государство и политические институты.

При утверждении этого тезиса мы исходим из того, что природа политики, одно из ее предназначений, – это изменение[40]. Политика – такой процесс и такая деятельность, которые ситуацию «до» делают ситуацией «после». И если переход из ситуации «до» в ситуацию «после» встречает на своем пути нечто правовое или юридическое, то оно, это правовое и это юридическое, встраивается в политический процесс точно так же, как социальные, экономические и другие общественные отношения.

Обозначенная проблематика научных дискуссий в конченом счете есть проблематика современного прочтения и разграничения предметных полей юриспруденции и политологии. Проблематика крайне важная, поскольку в старой конструкции монопольного владения политическим полем «советским юристами» оставаться нельзя. Нельзя недооценивать и недопонимать нового о-правления и юридизации политики, появления нового права в политике[41].

Если же ничего не предпринимать, то следствием этого «неведения» следует признать возникновение массовых непонятностей, в которые играют люди. Этот сюжет мы детально прописали и представили в итоговом отчете исследования по вопросам реформирования государственной службы[42].

Резюме проекта реформирования государственной службы

Воспроизведем итоговый вывод. «Право как общественная ценность и механизм решения личных проблем и вопросов является для российских граждан и государственных служащих достаточно осознанным приоритетом. Императив равенства перед законом и жажда правового порядка, по мнению опрошенных респондентов, являются ключевыми факторами и условиями реформирования российского общества. В ответ на это реальное человеческое и публичное состояние граждане и государственные служащие получают усиление административного произвола, ощущение правовой незащищенности. В этих условиях судебная реформа дает сбой. Проблемным становится институт разделения властей как институт, гарантирующий самостоятельность и независимость судебной власти. Ситуация в этом направлении меняется не потому, что граждане могут и желают жить не по праву и не по закону, а потому, что совокупное качество законодательства не согласовано с фактической „правовой матрицей“ народонаселения, с его реальным правосознанием. Россиянин вошел в ситуацию осознания значимости и действенности права, а ему предлагают нормы и институты, работающие в значительной мере вхолостую. В ситуациях реальных конфликтов, реальных нарушений его прав и свобод гражданин остается один на один с собой, а следовательно, незащищенным. Право как способ организованной защиты[43] в России еще не появилось как институциональное явление. Радикальные регламентные и политические перестановки участников законодательного процесса, как то: возрастание удельного веса президента и администрации президента – ситуацию не только не изменили в лучшую сторону, а по некоторым параметрам ухудшили по сравнению с 2003 г. Но даже такое изменение вектора судебной реформы и государственной правооформительской деятельности не приостановило, а наоборот, усилило потребность в праве и правовых действиях как граждан России, так и служащих государственного аппарата».

Бессильность административных мероприятий

С нашей точки зрения, административные и инструктивные мероприятия могут лишь на время скорректировать ситуацию. Но ситуация все равно останется, поскольку она неизбежно включена в общий процесс общественных изменений, в который неизбежно в силу своего присутствия включены сами правоприменители, государственные служащие и все участники уголовного и гражданского судопроизводства. Возникает состояние «пятой власти» как состояние выработки народного, коллективного опыта работы населения и работы с населением, а также работы самих правоохранительных органов народно-профессиональными методами в ситуации новых кодексов и ситуации непрекращающихся общественных изменений. И это есть не что иное, как поле политики и политологии, отчасти социологии, поле очень близкое и сопряженное с юриспруденцией, но уже не являющееся юридическим, поскольку находится в плоскости недостигаемости ее традиционных инструментов – гипотез, диспозиций, санкций, норм, процедур, инструкций, законов, постановлений, указав и аналогичных юридико-правовых изобретений.

Происходит это потому, что практика общественных изменений осуществляется совокупными и индивидуальными усилиями многих индивидов и различных корпораций, конгломератов, групп и институтов. Происходит глобальная сдвижка права как культурной ценности. Право становится не вспомогательным и дополнительным условием бытия, а ценностью первичной. Но первичным право как ценность становится не столько в юридическом смысле слова и не только в юридическом состоянии. В качестве ценностного право становится и как неюридическое. Право становится значимым само по себе как право, а не как способ организованной защиты, оформленный законодательным форматом.

Справедливое, организационное, охранительное, защитительное, свободное, историческое, традиционное, человечное и гуманное право статично в контексте жизнеутверждения изменений. Оно важно как право известное, ранее проработанное и детально разработанное. Значимость и ценность классической юриспруденции доказывать и ниспровергать не следует. Но для нового миропорядка, в том числе для становящегося общественного российского порядка, нужно понимание и политического права как права общественных изменений, как права динамического, где постоянно присутствует ситуация выбора и плюралистичности мышления, принятия решений и деятельности. Это совсем другое право, оно носит не юридическую природу и построено на других основаниях[44].

Новое прочтение нормативизма

Нормативизм, если это нормативизм, неюридического права (политического права) не в том, чтобы определить процедуру или порядок применения санкций, а в том, чтобы не допустить в новое – старое, в общественные изменения, творчество и динамизм импульсов торможения и разрушения вновь созданного общественного продукта. В этом смысле политическое право – это то, что таковым является без юридизации данного состояния как такового.

Это право уже возникло. Оно возникло и есть как право присутствия. Как право жить вовремя и во времени перемен.

Его возникновение «до боли» напоминает возникновение права собственности как святости и неприкосновенности. «Как известно, первоначальное право на собственность было понятием и установлением чисто религиозным, но отнюдь не внешне юридическим. Оно существовало из страха Божия, именно страха задеть культ, к которому не принадлежит чужак, – не принадлежит же и не может принадлежать, ибо он не происходит от почитаемых в данном роде усопших, и потому, если бы нарушил священную неприкосновенность чего бы то ни было, входящего в организацию их культа, хотя бы даже просто коснулся чего-либо, то за такое нечестие, за осквернение табу, неминуемо потерпел бы страшные кары от самих оскорбленных покойников. Имуществом владели не живые, но усопшие, то есть сделавшиеся богами. <..> могилы их были престолами, а окружающая их земля – храмом»[45].

Именно сейчас, в наше время перемен, право есть страх лишения чего-то ценного, право быть в том или ином присутствии, ситуации, форуме, институте, корпорации. Значимыми являются не процедуры, выполненные в жанре доступности, «прозрачности» скрупулезности и педантичности, а умения и навыки пройти через пространство и время, увидеть никем не видимую точку роста и развития и сберечь, сохранить, охранить и сделать событие вековечным и культурным одновременным.

Право как условие власти и политики

Юридическое право как традиционное право и неюридическое право как политическое могут быть сорганизованы властью и политикой. Власть кодирует новое и демонтирует бывшее. «Двойная природа кода власти, образованная дихотомиями „сильный – слабый“ и „правовое – неправовое“, покоится, следовательно, на удвоении негативных и позитивных комбинаций альтернатив, которые конституируют власть. Отсюда вытекает требование совместимости силы и права и одновременно понимание того, что сила и право не являются идентичными друг другу»[46]. Право становится условием власти и политики, точкой роста политики, качеством политического и властного действия.

Потенциально мир общественных изменений может стать миром справедливым и прекрасным. Условием такого процесса является властвование по праву, право быть в мире общественных изменений и нести возможности своих действий как возможности всего социума. Спектр таких возможностей не всегда приобретает только исключительно положительную, традиционно понимаемую положительную окраску. Отрицательные, негативные и негативистские действия так же находятся в этой цепочке поступков и состояний. Они могут приобретать даже тенденцию нарушения закона, выстроенного исключительно юридическим образом. Но такое действие, такая форма реализации возможностей может быть то нарушением закона, которое не есть нарушение, по существу, а следовательно, не может быть предметом юридического и законодательного оформления, не может быть предметом юриспруденции, понимаемой в классическом смысле этого слова. Право бывает и за ее пределами, и это надо признать и попытаться глубоко осмыслить.

Иная трактовка права

Последние тридцать лет одной из тенденций в становлении российской юриспруденции было разграничение права и закона, закона и юридических процедур, в целом юридического и правового оснований общественной жизни как таковых[47]. Эпицентром таких правовых и юридических дискуссий являлись дискуссии, которые проходили в контексте европейского, римского понимания права и юриспруденции в целом. Но теперь мы понимаем, что есть и другие варианты обсуждения предложенного тематизма, связанные с трактовкой права не только в канонах юридической мысли. Не до-понимать и не до-учитывать этого не следует. Иначе не избежать либо плавных и резких контрправовых реформ, которые неизбежны при ситуации столкновения юриспруденции с ритмом народной жизни как результат недоговоренностей и недопониманий, либо государственно-административных репрессий с ужасными результатами, когда, конечно, и результаты будут, но и ужасы не прекратятся. Избежать развития таких негативных общественных тенденций и позволяет попытка понять право в ситуации общественных изменений как право, находящееся в сфере политики, представляющее собой динамическое условие жизнедеятельности в условиях общественных изменений и не подпадающее по своему состоянию в традиционный предмет правового регулирования, наполнение и содержание которого всегда отводится и отводилось исключительно юриспруденции.

Политология права – это и есть современная наука и учебная дисциплина о праве и про право, которое понимается и интерпретируется политологическим языком, в политологических понятиях и терминах и рассматривает правовые, властные и политические явления и состояния как плюралистичные, находящиеся в постоянном изменении и создающие для акторов политического и юридического действия возможности выбора и осуществления общественных изменений.

Таким образом, ключевыми моментами в познании и интерпретации политологии права являются вопросы, связанные со стратегическим содержанием, плюралистичностью, публичностью, транспарентностью, толерантностью и возможностями институционального выбора гражданином той или иной формы или процедуры правового поведения.

Получается, что необходимо установить закономерности, тенденции и состояния властно-правовых и политико-правовых процессов; выявить формы проявления (институции) этих закономерностей; предложить современный институциональный оптимум состояний и тенденций развития власти, политики и права; обозначить возможные сценарии реализации оптимальных властно-правовых и властно-политических институций; зафиксировать пределы и допуски возможных (культурологических) отклонений процесса и политического поведения акторов внедрения предлагаемых сценариев на практике; разработать программу подготовки специалистов-политологов по политико-правовой тематике; представить методическое обеспечение курса «Политология права» в условиях развития дистанционного образования.

Политический парадокс и право

Право по своей природе выполняет некоторое стационарное, стабилизационное предназначение. Функция права – предостережение человека и публичных агентов (субъектов, акторов, институтов) от зла и пороков. В этом смысле право если не чистилище как действующая институция католицизма, то достаточно чувствительный и действенный механизм, позволяющий утихомиривать человеческие и, следовательно, политические пороки.

Один из первых таких пороков – наличие предрассудков. «Предрассудок как бы создан для человека, он содействует беспечности и себялюбию – двум свойствам, от которых можно избавиться, лишь отказываясь от человеческой природы. Человек, находящийся во власти предрассудков, возносит некоторых людей на недостигаемую высоту: унижать их и низводить было бы бесполезно. Поэтому до тех пор, пока тщеславие будет еще владеть умами людей, предрассудок будет оставаться в силе, то есть он никогда не исчезнет»[48].

В нашем контексте вышесказанное означает как минимум две важные позиции. Первая: среди всех предрассудков политиков необходимо выделять правовые предрассудки. Они не просто имеют место быть, а в известном смысле являются как некоторая постоянная величина или константа. Такое положение связано с тем, что лишь немногие политические акторы (субъекты, агенты) постоянно следят за состоянием текущего законодательства. Формально они, может быть, и следят, тем более что могут заниматься законотворчеством, а вот содержательно вряд ли. Реального состояния правоприменительной практики они, как правило, не знают.

Позиция вторая: немногие из политиков по своей человеческой природе и сформированной культуре поведения и действия постоянно сориентированы на нормативизм. Основная политическая масса действующих политиков предрассудочно считает для себя необязательным вникать в правовые хитросплетения. По их мнению, для этого есть юристы. Для них, для политиков, главной является политическая страсть собственного политического мышления и действия. Политическая пауза или умолчание как политическое бездействие в этом контексте ничем не отличается от вышеназванного политического действия.

На этом противоречивом основании и строится политико-правовой парадокс: действовать по праву – значит не во всю мощь включаться в политический дискурс; полностью включиться в политический дискурс – значит встать на тропу возможного и неизбежного нарушения правовых норм, поскольку завершенное политическое действие предполагает переход от состояния «до» в состояние «после». В свою очередь, любое состояние «после», как состояние после политических событий и действий, несет в себе новые нормы и правила, которые необходимо осваивать и которые по своей сути отменяют старые правила как политической игры, так, возможно, и человеческого общежития.

Пойти же иным путем – в качестве политического актора понимать как весь объем, так и детали действующего правового пространства и при этой константе совершить эффективный политический маневр, – дано далеко не всем политикам. Это удел избранных. Таковых, как известно, немного. Большинство же политиков страдают пороками – и, конечно же, пороками правовыми. Именно они – пороки предрассудков и тщеславия – играют здесь ключевую роль. И будучи, по Канту, вечными и неотделимыми от человеческой природы, именно они задают устойчивую потребность в существовании правовой матрицы политического процесса.

Получается, что право органично включено в политическое поле, но при этом включено не линейно, онтологически, а парадоксально, как обязательный сюжет или интерьер политических событий. Будучи динамичными по своей природе политические действия с необходимостью требуют статистического нормативизма, хотя сами по себе к нему не склонны, а принимают его свойства и состояния в силу неизбежности и необходимости. Все и сразу неправовым образом действовать не могут. В этом случае неизбежен летальный исход и ликвидация политической работы из общественно-коммуникативной практики и практик человечества, общества, социума.

Право как знак-символ политического развития

Получается, что право для политики есть та опора, трение о которую создает развитие. Без права политика просто бы рассыпалась, как рассыпаются тела на скорости, лишенной сопротивления. При этом право не должно потерять тональность сопротивления и не превратиться в преграду, о которую «разбивается» политический процесс как таковой. Право в контексте политического процесса должно выполнять роль постоянного знака-символа, точно указывающего вектор нормативного развития и состояния предосторожности. «Чем больше связи, тем больше гармонии и согласованности в мире, тогда как пустоты и перерывы нарушают законы порядка и совершенства»[49]. «Право должно выполнять функцию иммунной системы и предназначено этому. Поэтому система права автономна в использовании своей схемы правового/неправового. Однако с помощью данной схемы она должна, насколько это возможно, защищать коммуникативную систему общества от множества помех, которые эта система производит сама по себе. Система права должна предупреждать общество путем производства своих ненадежностей и нестабильностей и при этом, конечно, не может действовать „ошибочно“, не может находиться вне ожидаемых проблем»[50].