Объятые иллюзиями

Конечно, Брайан прекрасно знал, к чему я шла. Он совершенно ясно понимал, что это была прямая провокация с моей стороны. Но, помимо этого, я также знала, что подобные мысли закрадывались и к нему в голову, однако он их никогда не озвучивал, боясь смутить и отпугнуть меня. Я же сама предложила ему то, в чем он нуждался. Я предоставила ему показать себе в совершенном новом образе, который был ему до этого незнаком. Разве он не говорил с жаром, что стремиться к тому, чтоб отобразить все мои грани? Что ж, я давала ему возможность раскрыть самую сокровенную, самую интимную, самую глубинную мою сторону. Разве мог он не принять этот вызов, разве мог отказаться опробовать свои таланты на столь новой и притягательной территории? О, я достаточно хорошо его понимала, и верно сделала ставку. Он стремился к тому, чтоб его фотографии были не просто красивы – они должны были быть произведениями искусства, а я предложила ему подойти к этому близко, как никогда. Я бросила ему перчатку, и теперь он должен был решить, подобрать ли ее.

Устоять против такого соблазна было невозможно. Если он и понимал, что я загнала его в ловушку, однако отказаться было выше его сил. Мужчина и творец в нем наконец соединились друг с другом, ведь оба они впервые хотели одного и того же.

И вот, мы здесь, где никто не мог бы нас побеспокоить и отвлечь, и где я могла полностью расслабиться и чувствовать себе комфортно. Но могла ли я расслабиться перед этим мужчиной, который сводил меня с ума, лежа в его постели в одном шелковом пеньюаре, тонкая ткань которого более подчеркивала, чем скрывала, все изгибы моей фигуры?

Брайан поднял камеру.

– Ты готова? – тихо спросил он. – Может, тебе нужно еще несколько минут?

– В этом нет необходимости, – ответила я недрогнувшим голосом. – Я готова начинать.

В этот раз мне не требовалось притворяться уверенной. Я чувствовала себя смелой, раскованной и неотразимой, как никогда. Я позировала Брайану уже далеко не в первый раз, так что не испытывала ни тени смущения и прекрасно знала, как себя вести. Я понимала, как соблазнительно выгляжу в своей полупрозрачной облегающей сорочке. Я намеренно выбрала ее такой длинной – в намеке на обнаженность сквозит больше сексуальности, чем в самой обнаженности. Мои волосы были слегка завиты и широкими волнами рассыпались по обнаженным плечам и рукам. Я видела глаза Брайана, видела, как он смотрит на меня, и знала – сейчас ситуация полностью в моих руках, я командую этой съемкой, я задаю всему тон. Никогда еще он не был настолько в моей власти, как сейчас. И я наслаждалась каждой секундой этой власти.

Мы начали. Я вжилась в образ еще до первого щелчка фотоаппарата. Я сама удивилась тому, насколько легко получилось у меня это сделать. В голове вихрем пронеслись сцены из романтических фильмов, в которых главные героини просыпаются утром среди разметавшихся простыней, в красивом белье, со спутанными волосами и легкой победной полуулыбкой при воспоминании о буйстве предыдущей ночи… Но нет. Это все не то, что мне требовалось.

Я тщательно продумала образ, который собиралась воплотить. Это должна была быть женщина, до того жившая в неведении относительно ощущений, которое способно испытать ее собственное тело. Ей неведомы были радости любви, она не знала ничего о настоящем чувстве. Она не ощущала себя цельной, испытывала томящую пустоту, жаждала заполнить каждую клеточку своего тела любовью. Я хотела передать эту неуловимую метаморфозу познания собственного тела, его возможностей и желаний… Я пыталась показать тот едва заметный, зажегшийся во взгляде огонь, когда она впервые открывает неведомое доселе удовольствие, узнает себя с другой стороны, воссоединяет свое тело и душу. Я постаралась вспомнить, как отзывалось мое собственное тело на незнакомые ранее прикосновения Грега в тот злосчастный вечер несколько лет тому назад, и воссоздать эти ощущения. Но, нет, ему уже давно не было место в моих мыслях. К тому же, этого недостаточно. Мне нужно было передать больше, гораздо больше…

Я продумала все заранее. Не увлечься. Никакого чрезмерного откровения. Ни оттенка пошлости. Ни намека на явное соблазнение. Это была съемка не о сексе, а о чувстве. О познании. Об открытии. Мне оставалось лишь надеяться, что это поможет и нам с Брайаном открыть для себя что-то новое друг в друге, что послужило бы нам толчком.

Я четко следовала своей стратегии. Ни одного прямого взгляда на Брайана. Лишь изредка, поправляя волосы, я бросала на него мимолетный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Однако вскоре я настолько сосредоточилась на собственном теле, трепетных ощущениях и переживаниях, что и забыла, с какой целью все это было затеяно. Как и всегда, перед камерой Брайана я, словно по мановению волшебной палочки, без труда погружалась в нужное мне состояние. Я никогда еще так хорошо не чувствовала собственного тела, как сейчас. Мягкий изгиб бедра, очертания перекинутой через разметанные простыни ноги, вздымающаяся в глубоком вырезе пеньюара белизна груди. Умиротворенный блеск в глазах, тонкая блуждающая улыбка на блестевших прозрачным блеском губах, непринужденно-расслабленное положение тела, которое действительно ощущалось сейчас совсем по-другому. И, словно пытаясь увериться, что оно все еще принадлежит мне, я проводила пальцами по плечам, легко скользила по бедру, сминая тонкую ткань, едва уловимо прикасалась к груди… Мое тело вдруг стало мне бесконечно дорого, словно драгоценный сосуд, и я до краев наполнилась любовью к нему. И эта любовь проглядывалась в каждом моем движении – плавном, уверенном, чувственном. Я торжествовала. У меня все получалось.

– Ну что, все в порядке? – обратилась я к Брайану небрежным голосом, слегка повернувшись к нему. За все это время он не сказал мне почти ни слова, и я даже начала тревожиться. – Я все делаю правильно?

– Да. Да, все…потрясающе, – я видела, как буквально только что его глаза прожигали меня насквозь, но, стоило мне взглянуть на него, и он тут же отвел их в сторону. Голос его оставался все таким же ровным, несмотря на то, что я прекрасно видела, как он взволнован. Черт бы его побрал!

– Ты справляешься прекрасно, Летиция, – тихо продолжил он, все так же глядя куда-то в левый угол кровати. – Мне не хотелось даже прерывать тебя, чтоб ненароком не вывести из этого состояния. Ты не нуждаешься в моих поправлениях. Вот только, тебе лучше немного подвинуть голову в сторону, иначе из-за тени я не могу с точностью передать выражения твоих глаз. А я должен это сделать. Я хочу запечатлеть каждую деталь.

Он легким шагом подошел ко мне, присел на край кровати, прикоснулся пальцами к моему лицу и немного повернул в сторону подбородок, чтоб на меня лучше падал свет. Что ж, он вполне мог просто сказать мне это. Если он так и намерен оставаться холодной глыбой льда, которая даже не удостаивает меня взгляда, пусть бы и не прикасался ко мне, черт возьми.

Брайан убрал пальцы с моего лица. Но не сразу. Гораздо медленнее, чем следовало бы. Я посмотрела прямо ему в глаза. Он не успел так быстро спрятать от меня вожделения, не смог скрыть лихорадочный блеск под обычной маской непробиваемого спокойствия. Наши взгляды скрестились, как лезвия мечей. Одна секунда. Одной секунды хватило мне, чтоб распознать этот жаждущий взгляд, подавленный вздох сожаления, напряжение пальцев, которые он нехотя убрал с моего лица…

К черту! Я резко подалась вперед, приподнимаясь, обхватывая его за шею и приникая к нему разгоряченными губами. Вся моя пылкость, вся острота чувства, вся страсть, которая медленно поднимались во мне с момента нашего знакомства, достигли своего апогея и вырвались наружу. Еще несколько секунд Брайан пытался совладать с самим собой и сопротивляться мне. Тело его болезненно напряглись, губы оставались безответными.

– Летиция… – сдавленно прошептал он.

Я коснулась пальцами его лица, провела по шее, зарылась рукой в волосы. Я целовала его со всей силой неподкупного чувства, которое переполнило все мое существо. Я прижалась к нему еще крепче, касаясь вздымающейся грудью его широкой груди. Брайан застонал, расслабился и с жаром ответил на поцелуй. Его язык легко переплелся с моим, руки крепко обхватили мою талию, и мы наконец-то слились воедино. Я обвила руками его шею, опрокидывая его на себя, нетерпеливо нащупывая ремень на его потертых джинсах и задыхаясь от едва сдерживаемого желания. А дальше… Дальше все было так, как и должно было быть.

***

На следующее утро после нашей ночи пришло смятение. Я проснулась раньше его, наслаждаясь его объятиями, рассматривая его расслабленное лицо, подрагивающие во сне ресницы и свободно падавшие на лоб пряди. Все мое тело охватывала приятная истома удовлетворения. И я могла бы чувствовать себя бесконечно счастливой, если бы не тревожное ожидание пробуждения Брайана. Пусть вчера мы оба сполна насладились так давно желанным слиянием, но что последует после, когда схлынет охвативший нас угар страсти? Не пожалеет ли он о том, что уступил своим желаниям?

Брайан проснулся и, не разомкнул своих объятий, ласково поцеловал меня. Однако сделал он это скорее машинально, а не с тем глубоким чувством, с которым льнула к нему я. В его глазах я прочитала охватившее его душевное замешательство, которого так боялась. Все мое умиротворение мгновенно улетучилось. Но я ведь видела, я была более чем уверена, что между нами произошло нечто гораздо более глубокое, чем просто удовлетворенное сексуальное влечение. Я не могла так ошибиться! Неужели он жалеет?

Что ж, я убедилась в том, что волновала его чувства, волновала его тело, однако мне так и не удалось разбить стену, отгораживающую его от меня. Но кое-что я все-таки поняла, и это понимание вселило в меня ужас. Он испугался, что совершил ошибку, сблизившись со мной, поддавшись соблазну, уступив своему телу, не сумев совладать с порывом. И теперь он уже не сможет смотреть на меня по-прежнему, не сможет видеть во мне того, что видел раньше, не сможет вдохновляться мной. Наверное, теперь, когда он овладел мной, я утратила для него ореол возвышенности и неприкосновенности. Слишком глубокая наша близость не оставит ему пространства для фантазий, которые были ему необходимы. Он получил меня, и теперь я перестала представлять для него интерес.

И тогда я поняла, что все разрушила. Сладкое послевкусие ночи повлекло за собой противную горечь. Неужели Брайан будет теперь для меня потерян? Неужели я была слишком уверена в том, что понимаю, что движет этим человеком, а теперь поплачусь за это? Я подчинила его себе вчера, и мне придется искупить это сегодня, завтра и во все последующие дни. Я завладела его телом, я завоевала его чувства, я насладилась своей властью, но какой теперь в этом был прок? Что, если гораздо большую важность для него имел мой образ, который он создал в своем воображении, который запечатлевал на своих фотографиях, и который должен был оставаться неприкосновенным? А теперь, после того, что происходило этой ночью, он утратил для него свою хрупкую ценность и разбился вдребезги. И, даже если он и будет испытывать ко мне сексуальное желание, однако не сможет простить мне того, что по моей вине была уничтожена его муза, сменившись обыкновенной любовницей. Ведь он мог взять себе любую, если бы захотел, я же представляла для него особенное значение. А я уже успела убедиться в том, что мужчину в Брайане почти всегда подавляет творец, который одерживает контроль над его телом, сердцем и душой.

Мы даже не обсуждали того, что произошло. Мы не знали, как теперь вести себя, как смотреть друг на друга, о чем говорить. Между нами повисла вязкая стена неловкости. И я поспешила уйти, поняв, что это сейчас единственно верное решение. Поцеловав меня на прощание, Брайан будничном тоном пообещал позвонить мне вечером. Я так же непринужденно согласилась, прекрасно зная, что он не позвонит. По его смятенному состоянию я поняла, что проиграла. Я больше не увижу его снова.

Я не плакала, не захлебывалась в истерике, не винила себя. Мы сделали то, что сделали. В любом случае, дальше так продолжаться не могло. Наши отношения должны были, просто обязаны были проясниться. Череда недомолвок, скрытых вздохов и затаенных взглядов себя исчерпала. Что ж, если наша история должна была закончиться таким образом, пусть так оно и будет. Я восприняла это неестественно спокойно. Все мои органы чувств сковало льдом. Слишком велика была пустота, образовавшаяся во мне, чтоб я могла испытывать какие-либо эмоции. Все было кончено.

Он позвонил через две недели. Я не поверила своим глазам, увидев его имя на экране телефона, как будто я получила звонок от давно умершего человека.,

– Летиция? – раздался из динамика его сбившийся голос.

А кто же еще это мог быть? Я промолчала.

– Летиция… Прости меня. Я был глупцом. Полным дураком и презренным трусом. Как бы я ни порицал себя, это не искупит моей вины.

Я продолжала молчать, выражая полную свою солидарность со всем вышесказанным. И, если ранее я корила только себя, то теперь, услышав его извинения, с чисто женской маневренностью изменила свое мнение, преисполнившись злости на него. В конце концов, разве я принуждала его к чему-то? Брайан глубоко вздохнул.

– Летиция, я испугался. Ты представить себе не можешь, какую важность ты для меня составляла… И составляешь. Я не могу относиться к тебе так, как ко всем остальным… Пойми, я думал, что мы с тобой все разрушили той ночью. Я винил себя. Я винил тебя. Не мог понять, что со мной происходит. Прости меня, пожалуйста, прости. Я не знаю, что ты сделала со мной, но я не могу выбросить тебя из головы. Прошу тебя, приезжай ко мне. Летиция. Пожалуйста.

Никакого шанса. Никакого шанса, что я могла устоять. Звука его голоса хватило, чтоб разбить вдребезги все сомнения, растереть в порошок все доводы, которые я приводила себе в последние дни. Я люблю его, боже, люблю… Это то, что я искала, чего я вожделела, о чем мечтала с того момента, когда впервые посмотрела фильм с Одри Хепберн… И он тоже любит меня. Должен любить. Иначе как объяснить то, что он снова хочет меня увидеть? Я знала его. Он не был обычным мужчиной. Он бы не позвонил мне, если бы это был только секс. Нет, все было так, как нужно. Я не хотела, да и не могла этому сопротивляться. Будь что будет. Я поехала к нему.

И снова – бурные объятия, жар его губ на моей шее, груди, на всем моем теле, переплетение наших рук, тяжесть его тела на моем. После мы лежали, обнявшись и пытаясь отдышаться. Моя голова покоилась на его плече, а он медленно наматывал на палец мой гладкий локон, а затем распутывал его. Локон падал на мое обнаженное плечо легкой спиралью.

– Смотри, даже мои волосы принимают форму по твоему желанию, – засмеялась я.

– Нет, это ты формируешь меня по своему желанию, – ласково ответил он. – Смотри, что ты делаешь со мной… Обещал себе, что не притронусь к тебе, своей клиентке, своей модели, своей волшебной музе – и не смог устоять. Убеждал себя, что все зашло слишком далеко, что нужно закончить все это, пока я еще держу ситуацию под контролем – а оказалось, что ни черта я не держу. Думал, что настолько владею собой, что мой разум всегда одерживает верх над сердцем, однако не продержался и нескольких недель без тебя.

– Если тебя это утешит, то и я тоже старалась не позволять чувствам одержать надо мной верх. Пыталась относится к тебе сугубо профессионально, как и планировала с самого начала, – я не хотела говорить ему этого, не хотела давать власти над собой, однако я никогда не умела сдерживать охватившие меня порыв. – Особенно, когда я видела твое равнодушие…То пыталась погасить в себе свое чувство, пока еще не стало слишком поздно. Пока не стало слишком больно. Пока еще я не ввела саму себя в обман. Однако… Это больше, чем я. Сильнее меня. Не все возможно держать под контролем, Брайан. Не всегда можно держать камеру в определенном ракурсе, и картинка будет выглядеть так, как тебе того хочется.

– Знаю, Летти, – все во мне затрепетало, когда он назвал меня этим ласковым именем. – Это одна из тех вещей, которым ты меня научила. Позволяя себе смотреть на мир не только через объектив, можно открыть для себя много нового. Ты открываешь для меня жизнь с другой стороны лишь одним своим присутствием.

Я повернулась так, чтоб видеть его лицо, положив подбородок ему на плечо и чертя узоры на груди.

– Это ты открыл мне себя с другой стороны. Позволил мне почувствовать себя особенной. Позволил мне быть разной. Такой, какой я сама пожелаю. Ты не представляешь, что ты подарил мне, Брайан. Ты подарил мне больше, чем мир. Ты подарил мне саму себя. Благодаря тебе я вернулась к жизни. Я стала новой Летицией. Иногда… иногда мне даже кажется, что до тебя я и не существовала по-настоящему.

Он накрыл мою руку, переплетя наши пальцы.

–Ты ошибаешься. У тебя внутри целый мир – огромный, богатый, многогранный. А я лишь помог тебе увидеть его – вот и все. Невелика моя заслуга.

Мы некоторое время лежали молча.

– Знаешь, что? – сказал вдруг он, резко приподнимаясь на локте. – Я хочу сфотографировать тебя. Прямо сейчас.

Я посмотрела на его пылающий взгляд и безмерно удивилась. Неужели я все еще вдохновляю его? Неужели он все еще хочет меня? Хочет не только мое тело, которое и так теперь было в его власти?

– Что, прямо в таком виде? – лукаво спросила я, справившись с собой.

– Мне безразлично, в каком виде ты будешь. Я хочу запечатлеть тебя в этот момент. Такой, какой я вижу тебя сейчас, когда я познал тебя, Летти, тебя всю – внутри и снаружи, когда между нами не осталось никаких границ. Ты позволишь мне это?

– Я к твоему распоряжению, – сказала я и отбросила одеяло в сторону.

Кажется, я могла торжествовать победу. И, непременно, так бы и сделала, если бы внутри меня не разгоралось пламя любви.

***

Наш роман развивался крайне бурно. Долго сдерживаемые эмоции, которые наконец-то обрели выход, теперь кипели и переплескивали через край. Теперь, когда мы открылись друг другу, мы не стеснялись давать волю скопившемуся напряжению. Все невысказанные слова, затаенные обиды, желанные ощущения, подавленные чувства в стремительном темпе наверстывали упущенное, сменяя друг друга так быстро, что мы не успевали приспосабливаться к их резким скачкам. Теперь, когда все барьеры были сметены, мы могли свободно высказывать все, о чем молчали с момента нашего знакомства. Наши непростые характеры никак не могли приноровиться друг к другу, и кривая развития наших взаимоотношений скакала с огромными интервалами – от острой необходимости друг в друге, ласке и пожаре страсти до обиды, раздражения и неприятия.

По началу мы никак не могли насытиться друг другом, словно уже отчаявшиеся когда-либо увидеть воду путники в самом сердце пустыне, вдруг набредшие на живительный оазис. Затем разбегались по своим квартирам, каждый снедаемый своими собственными сомнениями и переживаниями, возвращаясь к привычному одиночеству и обдумывая, стоит ли продолжать эти запутанные отношения или, раньше или позже, но они обречены на смерть? Стоит ли игра свеч? К чему приведет этот сумасшедший танец страстей? Но мы ничего не могли с собой поделать, и лишь отдавались потоку чувств, взявших верх над всякими доводами разума. Мы скучали друг за другом, нас неудержимо влекло друг к другу, мы стали зависимы, как от героина, и одновременно нас пугала эта странная и неопределенная связь. Тем не менее, мы снова и снова сходились, занимались любовью, пытались приспособиться к нашим непонятным отношениям, не понимали друг друга, ссорились, обижались, обещали, что больше никогда друг с другом не встретимся, однако срывались через несколько дней, и все начиналось с начала.

Дело в том, что я по-прежнему не могла быть полностью уверена в подлинности чувств, которые Брайан испытывал ко мне, как бы мне этого не хотелось. Часто во время наших разговоров меня не оставляло ощущение, что телом он был со мной, мыслями же – где-то далеко, за теми пределами, где мне не было места. Что бы я не делала, как бы не боролась, но никак не могла завладеть им безраздельно. Бесспорно, я смогла занять огромное место в жизни Брайана, но часть его по-прежнему была для меня закрыта на толстый железный засов. У меня недоставало сил, чтоб охватить весь его необъятный мир, так что все, что мне оставалось, это довольствоваться отведенной мне территорией. Но я не могла примириться с таким положением вещей, яростно заявляя о своих правах на большее.

И пусть Брайан не прекращал шептать мне о том, что я красивая, особенная, неповторимая, и пусть я упивалась этими словами, однако вскоре они стали больше пугать меня, чем радовать. Мне все казалось, что они были обращены не ко мне, а к тому совершенному, волшебному образу Летиции, который был создан его особым, глубинным виденьем меня. Я не могла обрести покоя, ревнуя этого мужчину к собственной тени.

Мои сомнения только подкреплялись тем, что после нашей с Брайаном первой ночи все его страхи касательно того, что его восприятие меня безвозвратно измениться, развеялись без следа. Что ж, теперь он действительно смотрел на меня по-новому – и это только еще больше разожгло его. Теперь, когда я была обнажена перед ним духовно и физически, Брайан словно обрел второе дыхание. Теперь он знал каждый изгиб моего тела, понимал каждое стремление сердца, предугадывал каждый оттенок чувства, каждую мысль, каждый порыв. Между нами рухнули последние преграды. Я была в безраздельной его власти, он чувствовал каждое изменение во мне так остро и тонко, как не мог до этого. Теперь я позировала ему гораздо чаще, чем раньше, ведь мы оставались вместе не только днем, но и ночью, не только в его студии и на улицах Нью Йорка, где вокруг нас постоянно сновали чужие лица, но и в его личных стенах, отгороженные от всех, принадлежавшие только друг другу. Он не мог насытиться мной. Теперь я могла быть спокойна. Никто не смог бы заменить ему меня.

И все же я не могла быть спокойна, как и не могла безраздельно отдаваться разгорающемуся во мне чувству. Потому что Брайан не был полностью моим. Он был во власти моего двойника, отпечатанного цветными красками на глянцевой бумаге. На них я была для него гораздо более живой, осязаемой и реальной, нежели в настоящей жизни. Они были его стремлением, целью и смыслом. Когда я ловила на себе его взгляд, мне все казалось, что я буквально вижу, как в его голове зреют новые образы, которые он жаждал запечатлеть.

Меня это сводило с ума. Я боялась, ужасно боялась, что лишь эти фотографии удерживают Брайана рядом со мной. Такой человек, как он, нуждался в творчестве, в душевном удовлетворении своего призвания, а я служила источником его вдохновения. Но нужна ли была ему я сама? И, сколько бы я не уговаривала себя, что вдохновлять его может только любовь ко мне, однако все было тщетно. Я все более настойчиво требовала от него доказательств любви, однако, услышав их, уже через несколько минут находила поводы для ее опровержения. Я выходила из себя, злилась и отказывалась позировать ему, хоть бы как мне этого ни хотелось. Брайан в таких случаях тоже терял терпение, ведь его невыразимо раздражало, когда что-то мешало ему воплотить в жизнь задуманную идею. Он рассерженно заявлял, что я слишком все драматизирую, выискивая проблему там, где ее нет и в помине. Как по мне, то он прекрасно понимал, в чем моя проблема, но намеренно игнорировал ее, что еще больше меня злило. Не сдерживая чувств, я кричала на него, метала вещи, хлопала дверями и давала себе слово забыть даже его имя.

Когда я оставалась наедине с собой, то настойчиво уверяла себя, что все мои отношения с Брайаном – не более, чем досадная цепь ошибок, прискорбное стечение обстоятельств, начатая мною невинная игра, которая вдруг вышла из-под контроля, фантазия о большой любви, которой я слишком увлеклась. Лучше было заканчивать с этим, пока наши гонки друг за другом не зашли слишком далеко. Иногда мне действительно удавалось убедить себя в этом, и тогда я некоторое время чувствовала себя освободившейся и умиротворенной. Все эти безумные любовные качели были чрезвычайно выматывающими, оставляя меня глубоко опустошенной. Раз и навсегда разорвав эти узы, я могла бы спокойно жить дальше. Проведя некоторое время без Брайана, мне уже казалось, что все это мне приснилось, настолько стремительной, странной и невероятной казалась мне наша история. Да, без него все было намного проще…

А потом меня настигал дикий страх. Я вдруг понимала, что без Брайана я просто не представляю, что делать дальше, как будто весь смысл заключался теперь только в нем. Да, конечно, моя жизнь без него была гораздо спокойнее, но… Разве это была жизнь? Он вытащил меня из скучной рутины, раскрасил мою серую реальность, вдохнул в меня жизнь, вырвал из пучины апатии, в которой я почти утонула, и подарил мне новый мир. Он создал новую Летицию – уверенную в себе, в своей красоте и неподражаемости, соблазнительную, притягивающую взгляд, очаровывающую… ту, которой я всегда хотела быть, ту, которой я была в своих фантазиях.

Наши взаимоотношения не были такими, о которых я читала в книгах или смотрела в фильмах, как бы мне того ни хотелось. Я не была уверена как в его чувствах, так и в своих собственных. Да и что я знала о настоящих чувствах, я, приукрашивающая и преображающая все в своих фантазиях, видевшая все в том свете, в котором мне хотелось? Тем не менее, он перевернул мой мир с ног на голову. Я знала, что никогда и ни с кем я не испытаю ничего подобного. Никто не сможет пробудить во мне те чувства, которые бурлили во мне перед объективом его фотокамеры, перед его взглядом, в его руках, в его постели. Ни от чьих самых жарких ласк я не получу того наслаждения, которое доставляет мне легкое прикосновение его пальцев к моему лицу. И ни от чьего голоса мое сердце так не забьется, как от его тихих слов: «Ты совершенно потрясающая, Летиция. Я не знаю, что я сделал, чтоб встретить тебя, но наверняка это что-то очень хорошее…».