Объятые иллюзиями

Сначала я начинала позировать, следуя четко выстроенной в воображении картинке. Однако скоро я сообразила, что Брайан, со своим все понимающим проницательным взглядом, это непременно заметит. И тогда я решила дать себе волю и полностью забыться, не думать ни о себе, ни о Брайане, телом и разумом превратившись в того человека, которого воплощала. Поначалу я чувствовала себя немного зажато, однако спокойный голос Брайана, лишь время от времени ненавязчиво направлявший меня, помогал мне гораздо сильнее, чем резкие команды фотографов, которые когда-либо делали мои снимки. Брайан же не командовал мной, не загонял меня в рамки, не говорил, какая сторона моего лица более рабочая, ограничивая тем самым мои движения. Он предоставлял мне полную свободу действий, а сам плавно кружил вокруг меня, ловя лучший кадр.

Я чувствовала себя так, словно на меня со всех сторон падал яркий свет сотен прожекторов, и тысячи людей бросают на меня восхищенные взгляды. Стены студии расширились, перестав существовать. Все вокруг исчезло. Осталась только я и периодические щелчки камеры. Я полностью расслабилась, позволяя своему телу самому расслабленно переходить из положения в положение. Я словно превратилась в поток света, неуловимого, струящегося и сверкающего. Я чувствовала себя полностью в своей стихии. И я знала, чья это была заслуга. Я видела взгляд Брайана, физически ощущала его на своей коже и понимала, что он наслаждается этой фотосессией так же, как и я, и упивалась этим пониманием. Благодаря ему я чувствовала себя ослепительной.

Наконец очередь дошла до заключительного штриха сегодняшней фотосессии. Я с нетерпением ждала этого момента. Плотно закрыв дверь раздевальной, я нарядилась в длинное платье серебристо-серого цвета. Конечно же, это было не то платье, о котором я говорила Брайану в нашу прошлую встречу. Эту вещь я случайно увидела лишь несколько дней назад в «Барнис». Оно стоило значительно дороже, чем я могла себе позволить, но, вспомнив слова Брайана, я все же решила примерять его. И не пожалела – платье необыкновенно мне шло. Оно подчеркивало мою тонкую фигуру и легкой струящейся волной ниспадало до самых щиколоток, делая меня похожей на хрупкую фею. Ткань подчеркивала белизну моей кожи и придавала глазам необычный оттенок. Как там он сказал тогда, «моря во время грозы»? В любом случае, не забрать это платье после того как я увидела, насколько потрясающе в нем выгляжу, было равносильно тому, чтоб оставить там какую-то часть своего тела. Коротко говоря, я купила его, потратив на эту приличную часть аванса.

Однако сейчас, стоя в этом платье перед зеркалом, я удовлетворенно рассматривала свое отражение и ни капельки не жалела о покупке. Я тщательно расчесала волосы, чтоб они мягко струились по спине, и подкрасила губы нежным перламутровым блеском Поразмыслив, достала из косметички большую пушистую кисть и лишь слегка добавила на скулы немного персиковых румян. Слишком яркий цвет мог испортить все впечатление от моего эфемерного образа.

Когда я вышла из примерочной, Брайан, настраивающий свет ламп, обернулся и посмотрел на меня, застывшую, трепещущую и нетерпеливо ожидающую его реакции. Что ж, он не изменил себе. Он не пробежал по мне особенным мужским взглядом и не стал тут же засыпать комплиментами. Однако непередаваемое выражение в его глазах говорило о гораздо большем. И пусть это было не то выражение, которого я добивалась, но от такого человека, как Брайан, это было выше какой-либо похвалы. Он смотрел на меня с таким явным вниманием и удовольствием, словно страстный деятель искусства, которому доставили оригинальный экземпляр Афродиты, рожденной из пены морской.

– Да, – тихо сказал он. – Это то, что я хотел увидеть. Вы прекрасны в этом платье, Летиция. Именно это я и имел ввиду, когда говорил о вещи, которая предназначена для человека, которая сливается с ним и становится его второй коже.

– Спасибо, Брайан, – его слова и смутили меня, и разожгли во мне жаркий огонь. – Мне не терпится приступить к фотосессии.

И, действительно, я никогда еще не чувствовала себя так уверено, как сейчас. Я понимала, как восхищает Брайана мой образ в этом платье, и это сознание недолгой власти над ним пьянило меня, кружило мне голову. Прохладная ткань платья ласково прилегала к моему телу, подчеркивая все его изгибы, но ничуть не сковывая движений. Брайан подал мне знак, и я начала позировать. Руки мои порхали по блестящей ткани, скользили по лицу, играли с волосами. Я чувствовала себя уверенной и неотразимой, легкой и невесомой, как нимфа, и повелевающей, как богиня, я упивалась собой, когда вдруг…

– Нет, так дело не пойдет, – вдруг услышала я категоричный голос Брайана.

Мне показалось, что из комнаты выкачали весь воздух. Я посмотрела на него в совершенном ошеломлении, но мои эмоции не шли ни в какое сравнение с его. Я и представить себе не могла, что столь спокойный, державший себя в руках Брайан может прийти в такое волнение. Глаза его пылали безумным огнем человека, находящегося в угаре творения, забывшего обо всем и думающего только о том, как бы воплотить в реальность образ, который возник в его голове и теперь отчаянно проситься наружу.

– Прошу прощения.

Брайан опустил камеру, глубоко вздохнул и помолчал пару секунд.

– Простите меня, Летиция, – снова повторил он. – Но это просто преступление – фотографировать вас в этом платье здесь, в этой тесной студии. Нет, здесь вы не сможете раскрыться, не можете как следует прочувствовать… Когда я представляю, какие бы кадры я мог бы сделать… Нет, решительно я никогда себе этого не прощу.

Его лицо вдруг приняло такое выражение, словно он уже все для решил.

– Скажите, Летиция, были ли бы вы против, если бы я попросил вас позировать мне в другом месте, которое более соответствовало бы вашему образу?

– И что же это за место? – насторожилась я.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь увозить вас в какую-то темную подворотню и накачивать наркотиками, – он широко улыбнулся. – Но, позвольте, я лучше покажу вам его. Уверяю, вам понравится.

***

Мы мчались в фордике Брайана по главной магистрали Нью-Йорка, все дальше отдаляясь от центра. Я сидела рядом с ним на пассажирском кресле. Мне было душно, и я слегка приоткрыла окно. Ветер трепал мне волосы и играл полами платья. Брайан уже снова полностью контролировал себя, и сейчас неподвижным взглядом следил за дорогой. Я же пребывала в крайне возбужденном состоянии: быстрая поездка в неизвестность пьянила меня получше крепкого алкоголя, волосы развевались у меня за спиной, и всю меня охватило дурманящее чувство свободы.

Брайан ни одним намеком не дал понять, куда мы направляемся. Я видела лишь, как многоэтажные освещенные громадины Нью Йорка постепенно сменяются небольшими скромными райончиками, широкие магистрали сужаются, а поток машин стремительно редеет.

Однако мы ехали уже достаточно долго, даже несмотря на то, что на пустой дороге мы неслись на приличной скорости, и я понемногу начала терять терпение.

– Мы что, выезжаем из города? – подозрительно спросила я.

– Совсем недалеко, – ответил Брайан. – Такие места тяжело сыскать в центре Нью Йорка.

– Так вы так и собираетесь держать интригу и не говорить мне, куда мы направляемся? – несмотря на то, что Брайан внушал мне полное доверие, я невольно вспомнила все страшные истории о пропавших без вести девушках, которые слышала по новостям, и начала нервничать.

Брайан посмотрел на меня и засмеялся.

– Можете уже выдохнуть, Летиция. Мы на месте. А теперь посмотрите вперед и скажите, не зря ли вы мне доверились.

Я отвела от него испуганный взгляд и посмотрела вперед. Нью Йорк с его шумом, суетой и спертым воздухом остался далеко позади. Мы ехали по практически пустой дороге среди переплетения громадных деревьев, загораживающих обзор. Однако машина резко свернула в сторону – и моим глазам предстало удивительное зрелище.

Впереди простиралась безграничное зеленое пространство. Верхушки высоких холмов были окутаны голубоватой дымкой. На меня повеяло прохладным и свежим, остро пахнущим листвой, воздухом, который бывает только за городом. Дорога начала забирать вверх, и мы подъехали к огромным каменным воротам, рядом с которыми было припарковано несколько машин. Брайан привез меня в прекрасный государственный парк, одно из живописнейших мест рядом с городом.

– Просто поразительно. Так вы решили свозить меня на природу? – от облегчения и восхищения у меня даже закружилась голова.

– А вы думали, я собираюсь одурманить вас и запереть в подвале своего дома, как в книге «Коллекционер»? – засмеялся он.

Честно сказать, именно такие мысли меня и посещали.

– Нет, конечно, – не моргнув глазом, ответила я. – Но ничего подобного я даже представить не могла. Вы умеете удивлять, Брайан.

– Осторожно, Летиция, не думайте обо мне слишком хорошо, а не то мне придется постоянно держать марку. Вы никогда здесь не были?

– Никогда, – призналась я. – А вы?

– Не так чтобы часто. Я приезжаю сюда только тогда, когда хочу остаться наедине с собой, поразмышлять, заглянуть в себя, восстановить внутренние резервы.

Значит, это что-то вроде его тайного пристанища. Что ж, мне не могло не доставить удовольствия то, что Брайан решил привезти меня в свое любимое место, хотя мы и были знакомы весьма недолго. И пусть это и было только для фотосессии, но мне не терпелось побывать там, где Брайан чувствовал себя спокойно и умиротворенно. Может, тогда я смогу лучше понять его?

Через несколько минут, оплатив парковку, мы с Брайаном уже вступали в волшебные владения парка, жадно вдыхая пряный чистый воздух, насыщенный влагой. Нам едва удалось отделаться от назойливых гидов, предлагающих «провести нас по всем тайным тропам», и мы вдвоем углубились в тенистую прохладу под сенью сплетенных над нашими головами ветвей.

Если честно, я почти никогда не бывала за пределами города. Вся моя жизнь протекала среди организованного порядка: одинаковых домов, ровных, пересекающихся под прямыми углами дорог, аккуратно подстриженных газонов и искусственной травы неестественно-яркого цвета. Здесь же все дышало дикостью, свободой, необузданностью и полным отсутствием хоть какой-нибудь упорядоченности. Грунтовая дорожка петляла вверх и вниз по холмистой местности, корни деревьев когтистыми лапами вылезали из земли и жадно протягивали свои лапы во все стороны, травы и дикие цветы, над которыми с жужжанием кружили жучки и мотыльки, разрастались, как им было угодно, источая пьянящие ароматы. Здесь, в этом диком уголке, исчезало всякое влияние города с его незыблемыми законами, правилами и условностями. Здесь ты возвращался в лоно природы, как это было тысячи лет назад. Находясь в этом мире, столь чуждом моему, было трудно поверить, что совсем рядом раскинулся громадный, задымленный Нью Йорк.

Мы прошли не так много, когда до меня донесся грохот обрушивающейся воды, и я увидела в просвете между деревьями пенящиеся потоки водопада. Я не могла сдержать восторга.

– Брайан, смотрите, там водопады! Скорее, подойдем поближе!

И я побежала вперед, прямо в своем столь неподходящем для этой цели наряде. Шлейф платья развивалось у меня за спиной, тонкая подошва туфель не сглаживали всех камешков и неровностей поверхности, однако меня это не останавливало. Я неслась вперед, словно на крыльях, и ветер свистел у меня в ушах. Я чувствовала себя лесным призраком, порхающим в туманной чаще в платье, сотканном из лучей лунного сияния.

Сзади донесся хруст ветвей и шелест листьев, и Брайан поравнялся со мной. Висящая на груди камера подскакивала у него на груди. Он ухватил меня за локоть и потянул назад, заставляя остановиться.

– Поберегите силы, Летиция, – он тяжело дышал и взволнованно смотрел на меня, но задорные искорки плясали в его глазах. – Иначе вы скоро устанете, а вам ведь еще нужно поберечь силы для фотосессии.

Ах, а он все печется о своих драгоценных снимках. Я же успела уже напрочь забыть, зачем мы сюда приехали.

– Да ладно вам! – с досадой сказала я. – Почему бы нам просто не насладиться этим чудесным местом? Как часто вам вообще удается выбраться из стен вашей студии? Когда вы в последний раз смотрели на мир просто так, своими глазами, не заботясь о том, как он выглядит сквозь объектив вашей камеры?

Теперь мы шли спокойным шагом, хотя ноги то и дело начинали нести меня быстрее против моего желания.

– Понимаете, Летиция, – сказал он, и я впервые увидела, как он немного замялся. – Вы, наверное, думаете, что мне нужен отдых от моей работы. Однако мне совсем не нужно отдыхать от работы, потому что для меня вообще не существует такого понятия. То, чем я занимаюсь, является неотъемлемой частью моей жизни, которая доставляет мне неимоверное удовольствие. Это не работа, это смысл моего существования. Я не представляю без этого своей жизни.

– Значит, создание фотографий – это одновременно и ваша работа, и досуг, и увлечение?

– Для меня это больше, чем все, что вы перечислили. Как можно обозначить каким-либо словом все, без чего ты не представляешь себя?

Мне показалось, что он хотел добавить еще что-то, однако в последний момент передумал, и решил промолчать. Мое же настроение от его слов немного омрачилась. Даже проникающий сквозь кроны зеленый свет словно стал бледнее. Я смотрела на Брайана, человека, который обрел себя в этой жизни, который каждый день делает то, что приносит ему удовольствие, который творит и наслаждается творением рук своих. Я же испытала невольное чувство зависти. Это было то, о чем я мечтала, к чему стремилась, что тщетно старалась получить. Может, поэтому меня так к нему и потянуло? Он воплощал в себе то, к чему так страстно стремилась я?

Неужели это так легко: просто взять и заниматься тем, что нравится? Почему же тогда у меня ничего не получалось? Что со мной не так? Почему мне постоянно приходилось идти на компромиссы со своими желаниями или же вообще подавлять их, уступая суровой действительности? Почему некоторые легко занимают отведенное им место в жизни, пребывая в гармонии со своей натурой, а остальные все время вслепую бродят, пытаясь отыскать выход, однако каждый раз неумолимо упираются в тупик? Может, только единицам предназначено найти свое место, не разбившись по дороге к нему?

Тем временем перед нами медленно, словно живой занавес, расступились ветви деревьев, и я почувствовала на своем лице крохотные брызги влаги. Перед моими глазами предстала удивительная картина. Мы оказались в самом сердце небольшого ущелья, с которого серебристыми потоками с ревом низвергался водопад. Вода струилась по массивным, поросшим мхом каменным уступам, пенясь и обрушиваясь в прозрачные воды озера. В этом лесном ущелье благодаря густым кронам деревьев стоял таинственным полумрак, благодаря чему создавалась впечатление, будто мы шагнули в таинственный первобытный мир. Великолепная в своей необузданности дикая красота моментально вытеснила из моей головы все мысли, которые вдруг показались мне мелочными и ничтожными по сравнению с окружающим меня торжестве природы.

Мы с Брайаном поднялись на каменный мост, с которого открывался лучший вид на водопад и струящиеся под нами неспокойные воды. Мы постарались отойти подальше от галдящей недалеко от нас группки туристов, бешено щелкающих фотоаппаратами. Мы неподвижно замерли, глядя вниз и задумавшись каждый о своем. Вдруг я заметила, что и Брайан достал камеру и жадно навел ее на водопады.

– Что вы делаете? – искренне удивилась я. – Готова биться об заклад, у вас и так по меньшей мере сто снимков этих водопадов!

– Так и есть, – он даже не повернул ко мне головы, не отвлекаясь от объектива. – Но, если говорить откровенно, я не могу сдержать себя, когда вижу что-то настолько прекрасное. Это выше моих сил. Я каждый раз чувствую что-то вроде чувства долга увековечить этот момент.

– Однако это ведь ужасно! Получается, что вы никогда не можете просто насладиться моментом, прочувствовать его, забыв обо всем остальном. Вы смотрите на окружающий мир через камеру объектива, видите его лишь в одной плоскости и в ограниченной палитре красок, предложенных современными технологиями. Конечно, все ваши фотографии прекрасны, – поспешно добавила я. – Однако ведь это все – не по-настоящему. Выходит, что ваша реальность – это камера и глянцевые прямоугольники фотографий.

Говоря это, я немного стушевалась и покраснела. Мне ли было говорить об этом? Разве я сама порой не теряла связь с реальностью настолько, что мне казалось, будто я в ней и не существую, принадлежа совсем другому, воображаемому миру?

Брайан вдруг опустил камеру и развернулся ко мне. Взгляд его лучистых, глубоких глаз, где все эмоции словно скрывались за дымкой тумана, встретились с моими.

– Знаете, Летиция, а ведь я никогда об этом не думал в таком ключе, – немного помолчав, наконец сказал он. – С самого детства фотографии стали моей страстью. Сначала я фотографировал на дешевую мыльницу, купленную за скопленные карманные деньги, затем на телефон с ужасно мутной камерой. И лишь в более взрослом возрасте, когда я сам начал понемногу подрабатывать, я смог купить себе приличный фотоаппарат. Фотографировать все вокруг себя стало настолько привычной и естественной частью моей жизни, что я даже не задумывался над этим, как мы не задумываемся над тем, каким образом мы двигаем ногами при ходьбе или как дышим. Когда пришло время поступать в колледж, я понял, что не знаю, куда идти. Все, что я знал, это то, что единственное, чем я хочу заниматься в жизни – это увековечивать моменты. Это стало и моим смыслом, и моим заработком. Потому что, честно говоря, я не знаю, что бы я мог делать, если бы у меня отобрали камеру. Вернее, я не знаю больше ничего, что стоило бы делать, чтоб вообще тратить на это время.

– Погодите. Так, значит, вы не пошли в колледж?

Он посмотрел на меня так удивленно, словно это подразумевалось само собой.

– Нет, Летиция, я не пошел в колледж. На что он мне?

Я была поражена.

– А ваши родители? Разве они не были против?

Брайан замялся, словно раздумывал, стоит ли посвящать меня в столь интимные подробности своей жизни. И все-таки он ответил.

– Когда я сообщил об этом родителям, они не стали ни остерегать меня, ни угрожать лишить наследства, ни пророчить будущего в канаве на задворках жизни. Отец сказал, что, если я смогу сам зарабатывать себе на жизнь, то я волен поступать так, как считаю нужным. Это решило дело. Все пути были отрезаны. Я остался один на один со своим выбором. Конечно, сначала я фотографировал бесплатно, преимущественно своих друзей. Выставлял свои работы на разные сайты. Затем начал фотографировать за небольшую оплату. Затем немного больше. Смог снять небольшую квартирку и фотографировал уже там. Несколько лет назад я открыл собственную студию.

– И вы никогда не пожалели о том, что не пошли в колледж, не получили образования?

– А почему я должен об этом жалеть? Зачем мне было заканчивать колледж и только после заниматься тем, что хочу, если я мог уже тогда заниматься тем, что хочу, что, собственно, и сделал?

Улетучившаяся при виде водопада непонятная злость на Брайана вновь всколыхнулась во мне, однако на этот раз мне захотелось понять.

– Знаете, когда вы это представляете таким образом, все кажется настолько просто, что просто непонятно, почему в мире так много неудовлетворенных жизнью людей, которые находятся не на своем месте, занимаются нелюбимым делом, в общем, живут с вечным чувством, что им предназначено совсем другое? Скольким в мире все время кажется, что они растратили в пустую все возможности, данные им судьбой, не использовали посланные им шансы? Сколько людей смотрят на единицы, которые, как вы, Брайан, обретают свой смысл каждый день, и недоумевают, почему же они сами так не смогли. Ведь в этом, по словам этих единиц, нет ничего сложного. И тогда они преисполняются разочарованием и жалостью к себе, как отравляющим ядом, теряют спокойствие и стараются заглушить эти навязчивые чувства в бытовых делах, мелких заботах, токсичных отношениях или алкоголе и наркотиках.

Брайан смотрел на меня очень внимательно. Мне показалось, что, по горечи в моем голосе он догадался, что я говорю отчасти и о себе. Он немного помолчал, затем снова перевел взгляд к равнодушным к человеческим переживаниям водопадам, которые низвергаются вне зависимости от наших желаний.

– Знаете, здесь вот какая штука, – медленно ответил он, подбирая слова. – Я часто задавался вопросом, почему у кого-то получается жить так, как хочется, а другие только делают то, что надо. Это вовсе не значит, что кто-то менее талантлив, умен или общителен. Это даже не зависит от обеспеченности или удачливости. Просто большинство людей даже не знают. Даже не допускают возможности того, что их мечты реальны. Мы с детства воспитываемся с набором стандартов в голове, что нужно делать и как правильно жить. Школа, колледж, работа, женитьба или замужество, дети, финансовая независимость, несколько машин, дом за городом, поездки в Париж летом. Поэтому многие даже и не рассматривают какого-то другого сценария, не допускают даже смены очередности. Нет, разумеется, можно заняться тем, что хочешь. Но только в свободное время от основного распорядка, утвержденного обществом. Вот так и выходит, что большинство людей с недоумением и неодобрением, в глубине которых скрывается зависть, смотрят на тех, кто решил не следовать общим устоям. В одной из моих любимых книг говориться: зачем ждать, чтоб начать делать то, что нравится, если ты можешь начать это делать уже сейчас.

Я молча стояла и обдумывала его слова. Мне не хотелось портить магию этого момента какими-то банальными фразами вроде «Ну да», «Наверное, ты прав» и так далее, а ничего сверх этого я сейчас не могла сформулировать, по крайней мере. вслух. Между нашими душами словно протянулась незримая нить, и, я уверена, он и так все понимал. Все, чего мне сейчас хотелось, это стоять здесь, рядом с Брайаном, слушать его и смотреть на искрящиеся серебристые струи воды, в шуме которых терялись отдаленные переговоры туристов, такие банальные, низменные и не имеющие никакого смысла по сравнению с тем, о чем говорили мы с ним.

– Можем спуститься вниз, ближе к воде, если не боишься, – неожиданно будничным тоном предложил Брайан. – Здесь есть безопасный спуск, по которому мы можем сойти прямиком к озеру.

Чего я могла бояться, когда он рядом. Господи, да предложи он мне сейчас сигануть с моста вниз головой прямо в водные глубины, я и то согласилась бы, не раздумывая. Когда я пребывала в таком настроении, я была готова на любые безумства.

Мы сошли с моста, прошли немного вперед и обнаружили узкую лестницу, спиралью круто уходящую вниз. Я пропустила Брайана вперед, на случай, если от избытка чувств я споткнусь и покачусь по лестнице. С меня вполне станется. Особенно в моем длинном струящемся платье. И в туфлях. И в полном эмоциональном дисбалансе. Для лазанья по ущельям одета я была, мягко говоря, не самым подходящим образом, но впечатление, бесспорно, производила. Я цеплялась за перила такой мертвой хваткой, что дала бы сто очков вперед висящему над пропастью альпинисту. Брайан то и дело повторял мне, чтоб я не волновалась, потому что, если я оступлюсь, дальше мы в любом случае покатимся вместе. Я находила это утешение довольно-таки сомнительным.

Когда мы благополучно спустились к самому тенистому подножию ущелья, Брайан протянул мне руку, чтоб помочь спуститься. Я почувствовала сухое тепло его ладони и шероховатую мозоль на пальце, которым он нажимал на кнопку фотоаппарата. Как только я спрыгнула с последней ступени, его рука немного задержалась в моей, легко проведя по внутренней стороне ладони.

Вода здесь бушевала и пенилась с таким шумом, что мы с Брайаном едва слышали друг друга. Над поверхностью озера клубилась зыбкая водяная пелена, сотканная из миллиардов разлетающихся брызг. Воздух был напитан влагой, свежестью и пьянящим ароматом свободы. Мы начали осторожно подбираться ближе к воде, стараясь не поскользнуться на влажных камнях. Брайан снова осторожно взял меня за руку, но теперь уже не выпускал ее.

– Еще не хватало, чтоб ты упала и утонула здесь по моей вине, и меня до конца жизни по ночам беспокоил твой жаждущий отмщения призрак. И, даже если он будет в этом прекрасном платье, все равно это вряд ли доставит мне удовольствие, – сказал он, обхватывая меня за талию, и спуская на землю с небольшого возвышения у самой кромки воды. При этом он касался меня так мягко, словно я была хрупкой хрустальной куклой, которая разобьется, если сжать ее слишком сильно.

– Не льстите себе, мистер Тернер, – вздернув нос, сказала я. – Я уж точно не стала бы тратить свое время на посещения вашей квартиры. Я бы осталась здесь, в этом прекрасном месте, и развлекалась бы тем, что распугивала назойливых туристов. Как по мне, это гораздо веселее. А затем этот парк оброс мы мрачными легендами, страх изгнал бы из него всех посетителей, и лишь подростки по ночам пробирались бы сюда, чтоб пощекотать себе нервишки. А это место стало бы называться Озером Призрачной Дамы.