Нефилим. Том 1. Начало

– Это всех раздражает, – проворчала я, попутно размышляя, о чём беседовала эта парочка за моей спиной. Душу терзало предчувствие чего-то нехорошего. – Покажи мне человека, который спокойно относится к факту собственной неправоты!

– Я, – и сестра ткнула себя пальцем в грудь. – Я совершенно не переживаю, когда оказываюсь неправа.

– Только потому, что ты слишком добрая, – поморщилась я с досадой. – Для тебя чужое благополучие почему-то всегда важнее собственного.

– Это называется человечность, Эм, – мягко заметила сестра.

– Вот-вот, непонятно только, откуда в тебе это, ты-то не человек, – проворчала я, подняла голову и послала сестре воздушный поцелуй.

Мы дошли до джипов, молча загрузились в них и поехали в школу. За рулём нашей машины сидел парнишка, только недавно присоединившийся к воинству, о чём свидетельствовала неподдельная старательность при выполнении приказов начальства, в роли которого выступал Блейк. Новому директору почему-то вздумалось ехать вместе с нами, хотя вполне он мог персонально занять отдельный джип. Не забыл Блейк и про сподручного с серёжкой, который молча уселся на заднем сидении между мной и Стефой.

Глава 10

Развернувшись с переднего пассажирского сидения, Блейк протянул ко мне руку с самым непонятным выражением лица, которое могло означать всё что угодно: от желания придушить до надежды, что я сделаю это сама.

– Что? – округлила я глаза.

– Телефон, – кратко, но весьма требовательно проговорил нефилим.

– Чей? – бестолково моргнула я.

– Твой, – указал он, окончательно теряя терпение, которого и раньше-то было немного, а с моим появлением, кажется, осталось совсем чуть-чуть.

– Мой? – воскликнув, переспросила я. – А зачем?

– Затем, что я хочу его забрать, – обозначил очевидное новый глава Исправы.

– Да с какой стати-то?! Телефоны в школе не запрещены!

– Тебе – запрещены. Так что, либо сама отдай, либо отберу силой.

Я с опаской покосилась на нефилима, заёрзавшего между мной и сестрой. Наши глаза встретились, и я всё поняла. Тихо выругалась себе под нос, выхватила телефон из кармана и швырнула Блейку, метя прямо в лоб. Но щетинистый оказался куда ловчее, чем хотелось бы. Ловкой поймав устройство, он сунул его в пальто и отвернулся.

Оставшуюся часть пути я угрюмо пялилась в окно, рассматривая дорогу, пролегавшую сквозь густой осенний лес, узнавая родные места.

Где бы я ни была и куда бы ни планировала отправиться, школа всегда незримо довлела надо мной. Именно здесь я провела почти всю свою непродолжительную жизнь. Здесь было пережито так много всего, о чём хотелось помнить. И столько всего, о чём не хотелось бы вспоминать. И именно сюда я так отчаянно не хотела возвращаться.

Стефа по Исправе скучала. Я была никем везде. Она была в школе принцессой, а потом и вовсе кронпринцессой. Поэтому ей с больши́м трудом дался отказ от привилегий единственной наследницы богатейшего рода. Сестра никогда не была капризной, высокомерной или требовательной. Но, кажется, есть что-то невыносимое в попытке избавиться от собственной судьбы.

Полотно серого асфальта, извилистой линией огибающее многолетние секвойи и голубые сосны закончилось. Джип плавно преодолел закрытый поворот, проехал указатель и подкатил к высоким распашным воротам, изящным и напоминающим ажурное полотно, отлитое из металла. Сверху ворота венчал такой же металлический герб школы: три распустившиеся розы и лев в центре.

Несколько минут ничего не происходило. Наш джип и ещё три за ним стояли перед воротами с рычащими двигателями, дружной молчаливой толпой уставившись на препятствие. В какой-то момент водителю надоело, и он со вздохом, преисполненным раздражения, выбрался из салона и направился к воротам. Только после этого я заметила нововведение: переговорное устройство на столбе слева. Что-то там потыкав и пошептав в пластиковую коробку, водитель вернулся. Почти сразу кованые створки начали медленно распахиваться. Очевидно стражи, находившиеся на посту охраны, не удовлетворились рассматриванием наших благородных лиц через камеры, вынудив водителя дополнительно подтверждать свою личность. Камер, кстати, раньше тоже не было в таких количествах.

Машина заехала на территорию и медленно покатилась по дорожке, потом свернула направо и подъехала к гаражу. Это было низкое деревянное сооружение с покатой крышей, под которой расположилось несколько десятков парковочных мест. В гараже предписывалось оставлять все принадлежавшие школе автотранспортные средства.

Водитель зарулил под крышу, ориентируясь точно по белой разметке на бетонном полу, и заглушил мотор.

Блейк коротко скомандовал:

– На выход.

Присутствующие молча подчинились. Парень с серёжкой выбрался последним, почему-то упорно стараясь держатся поближе ко мне, что настораживало и нервировало. Наверное, от нервов я постаралась спрятаться за сестрой, в надежде сместить акцент внимания. Не получилось. Обойдя сестру, парень встал прямо за мной.

Ни на кого не глядя, Блейк одёрнул пальто и пошагал вперёд, а мы покорной цепочкой потянулись следом за ним.

Директор шёл, твёрдо ступая по дорожке, вымощенной серыми плитами, в широких щелях между которыми зеленела густая трава. С двух сторон дорожку окружали большие квадраты изумрудного газона, такого идеального, словно его размеры выверяли линейкой. Да, на улице была осень, на носу маячил рождественский сезон, а во дворе нашей школы трава, кусты и деревья радовали глаз насыщенными оттенками. Этого нетрудно добиться, когда в твоём распоряжении несколько десятков ведьм всех возрастов, которым куда-то нужно девать свою энергию и на чём-то тренироваться.

Мы прибыли в школу рано утром. В этот час вокруг стояла оглушительная тишина, особым образом ощущавшаяся в месте, где было собрано несколько сотен детей и подростков со специфическими потребностями. Расписание здесь отличалось от того, по которому жили студенты в обычных школах и университетах. Учебный день начинался в обед, заканчивался – в полночь. Первыми к учёбе приступали ведьмы и нефилимы, потом подтягивались химеры, самыми последними на занятия отправлялись вампиры. Причина такого подхода заключалась в том, что половине студентов солнечный свет был жизненно необходим, а другой половине скорее мешал. И если химеры хоть и без особого восторга, но спокойно переносили солнце, предпочитая вести ночной образ жизни, вампирам небесное светило было противопоказано. Оказываясь под прямыми лучами, клыкастые начинали слабеть, чихать и чесаться. У некоторых наступали головные боли, в особо тяжёлых случаях доходило до рвоты и продолжительных обмороков. Сестре в этом плане повезло, она лишь начинала шмыгать носом и гундосить, как при простуде, поэтому, когда мы жили среди людей, некоторые думали, что у неё хронический ринит, и советовали посетить терапевта. В попытке уберечь себя от губительного воздействия света вампиры массово использовали защитные кремы с SPF, но трюк заключался в строго регулярном обновлении масляного покрытия на коже. Опоздаешь хотя бы на минуту – и последствия будут как от теплового удара, помноженного на сотню. Что-то вроде накопительного эффекта, приводящего к стремительному ухудшению состояния.

– Как ты думаешь, куда нас ведут? – прижалась ко мне сестра, незаметно озираясь по сторонам.

Я вздохнула, покусала губу и ответила:

– К начальству, – я указала подбородком в широкую прямую спину Блейка, – думаю, нас ждут разборки в его кабинете.

– А потом? – выдохнула Стефа, шире распахивая глаза.

Я поморщилась и нехотя произнесла:

– А потом тебя, скорее всего, отправят в общежитие. Ты нужна им, они не выгонят последнюю из рода Дельвиг.

– А ты?

– Ну… – почесав нос, начала я неопределённо. – Со мной тоже всё будет хорошо, – бодро выдохнула я, избегая пристального взгляда сестры.

– Ты ведь сделаешь всё для того, чтобы они тебя оставили, правда? – спросила младшенькая, не скрывая надежды.

– Конечно! – поспешила я заверить сестру, чей испуганно-растерянный взгляд ранил в самое сердце.

Блейк остановился, и мы замерли вместе с ним. Обернувшись, он коротко кивнул Стефе и сдержанно проговорил:

– Здесь мы на время попрощаемся, леди Стефания. Вас проводят в вашу прежнюю комнату. Помещение всё ещё закреплено за вами. Сможете освежиться и немного отдохнуть. Там же вы найдёте свои вещи, оставленные ранее, и ваш багаж. Мы встретимся позже.

Он подал знак двум нефилимам, и те, синхронно отделившись от группы, оттеснили меня в сторону и повели сестру по аллее, туда, где располагалось общежитие вампиров. Мелкая лишь успела грустно улыбнуться мне на прощание.

С тревогой глядя ей вслед, я с трудом удерживала под контролем нарастающую панику. Мне очень не хотелось оставлять её одну, более того – оставлять одну здесь, в школе, где вновь ожило тошнотворное чувство, будто за спиной притаилось что-то ужасное, злое.

Подняв лицо, встретилась взглядом с Блейком. Ощущение было, как будто с разбегу врезалась в бетонную стену. Всё это время он внимательно следил за мной.

– Идём, – приказал старший нефилим и направился к входу в главный корпус.

Это здание было самым больши́м из всех в Исправе и наиболее впечатляющим. Возведённое в стиле неоготики, оно напоминало притаившийся посреди густых американских лесов кусочек Старого Света, который когда-то привезли с собой отцы-основатели. Отделка цвета песчаной бури, характерный вытянутый силуэт, заострённые углы, многогранная крыша. Высокие двери и окна, отделанные арками проходы, узкие прямоугольные балконы, ограждённые лаконичными перилами, а ещё выпуклые края и обилие деталей. Всё это делало главный корпус похожим на что-то среднее, между домом богатого европейского колониста и зданием муниципалитета.

Блейк быстрой и лёгкой походкой взбежал по высоким ступенькам широкого крыльца, толкнул витражную дверь и вошёл внутрь.

Помимо внешнего вида, четырёхэтажное строение было примечательно хитросплетением многочисленных проходов и переходов, но на первом этаже основных коридоров было три. Один устремлялся направо, где соединялся каскадом галерей со зданием библиотеки. Другой уходил налево, где находились кабинеты администрации школы, а за ними – подсобные помещения. Третий, самый широкий коридор вёл прямо. Вот по нему мы все и двинулись, сохраняя невесёлое молчание и ступая по устланному тёмно-коричневыми деревянными панелями полу. И если в боковых коридорах было более-менее видно куда идёшь благодаря свету, проникавшему сквозь окна, то в центральном коридоре становилось лишь темнее с каждым шагом. В какой-то момент даже показалось, что мы погружаемся в ночь, пока спереди не послышался звук распахиваемой двери и тьму рассеял прямоугольник белого света. Я сбавила шаг, сообразив, что там, за этой дверью, возможно, находится конечный пункт моего вынужденно-спонтанного путешествия. Остановиться полностью мне не дали, грубо подтолкнув в спину, что привело не только к ускорению шага, но и к неловкой позе. В кабинет я практически ввалилась, споткнувшись о высокий порог.

А там, внутри, меня уже ждали.

Они расселись за овальным столом, стоящим в центре кабинета, когда-то принадлежащего мистеру Уилсону. И смотрели на меня.

Нефилимы.

Все взрослые, все из воинства и все успели побывать в тяжёлых боях, о чём свидетельствовали тонкие чернильные линии, украшавшие кожу. Обвивая широкие мужские запястья, линии поднимались по рукам, не закрытым рукавами одежды, до локтей. Это была давняя традиция – после каждого значимого сражения все участвовавшие в нём нефилимы набивали по линии. Что-то вроде зарубок на деревьях, вот только эти зарубки имели большое символическое значение. Эти почти изящные, почти невесомые линии нужны были, чтобы помнить. Не о самой битве, а о тех, других, кто в ней погиб: товарищах, друзьях, соратниках, побратимах. О тех, кто не смог вернуться. Потому что каждый раз кто-то остаётся там, на месте схватки. Навсегда.

Количество полос равно количеству боёв. И из тех восьми нефилимов, что сидели передо мной, около половины побывало в десяти и более масштабных столкновениях с нечистью. Это много. У остальных количество меток варьировалось от трёх до шести. Но вне зависимости от этого, все они смотрели на меня с одной и той же эмоцией – с осуждением. У тех, что были помоложе, к осуждению примешивалось любопытство, но порицание всё же превалировало.

И лишь у одного мужчины, самого высокого и старшего из всех, в глазах плескалась серость безучастия. Не узнать его было невозможно – глава воинства, лидер всех нефилимов, и не только в этой стране.

Глава был взрослым, очень взрослым. Точный возраст мне был неизвестен, но я знала, что он был наставником моей матери в старшей школе в те далёкие времена, когда ещё звался просто мастером Димитровым. И кажется, с тех пор почти не изменился, потому что мужчина, сидящий передо мной, был точной копией того, который сурово и без улыбки глядел с чёрно-белой фотографии в выпускном альбоме матери. Его коротко стриженные волосы по-прежнему имели тот невнятный серый оттенок, который трудно описать словами. На лице, вдоль лба и вокруг губ, сохранились глубокие мимические морщины, но новых, что странно, не добавилось. Небольшие светло-голубые глаза с красноватыми белками и тяжёлыми веками свидетельствовали о том, что глава уже давно редко спит и ещё реже высыпается. А скрещённые на груди могучие руки подчёркивали фирменную неприветливость и общую отстранённость позы. Либо он не желал находиться здесь, либо стремился оказаться где-то в другом месте. Возможно, в собственной спальне. Но главной причиной всех его неудобств была, конечно же, я, о чём мне не стеснялись намекать.

Нервничая, я не сразу сообразила, что Блейк, уже успевший устроиться за столом, начал о чём-то говорить, едва мои ноги ступили в его кабинет. И продолжал болтать всё то время, что я осматривалась. Когда же я всё-таки соизволила послушать, он уже приступил к самой интересной части.

К моим родственникам.

– Эмма Кьеллини, дочь Лизы Готти и… – Блейк на мгновение запнулся, очевидно, решая, кого мужчин приписать мне в отцы, но в итоге закончил: – Эдварда Дельвига.

– Кронпринца, миллиардера, плейбоя, – с широкой улыбкой пропела я, пытаясь всеми силами скрыть нервозность, что получалось исключительно за счёт наглости и умения скверно шутить в самых неподходящих ситуациях. – Не гения и не филантропа. Космонавт – это тоже не про него!

Глава 11

Повисла тишина, в которой, как показалось, я расслышала скрип зубов и хруст суставов крепко стискиваемых пальцев.

– Что вы сказали? – свёл брови у переносицы глава воинства, разнял руки и подался вперёд, словно пытаясь внимательнее меня рассмотреть. Мои слова заставили его, наконец, заинтересоваться происходящим.

– Я сказала, – на волне внезапно накатившего бесстрашия моя улыбка стала ещё шире. Аж до боли в челюстях, – что Эдвард Дельвиг не был гением и благотворителем. А то вдруг кто не в курсе.

– Эдвард Дельвиг погиб больше года назад, – вдруг заявил крайний слева нефилим, отличавшийся густой, но ухоженной чёрной бородой, смуглой кожей, кустистыми бровями, с которыми он явно пытался бороться, но пока проигрывал, и зачёсанными назад тёмными волосами длинной чуть ниже ушей.

– Я в курсе, – ответила, чуть потушив улыбку, а вместе с ней и всё напускное веселье. – Я там была.

– Где? – вновь полез с вопросами Димитров.

– В машине, – коротко ответила я, больше не улыбаясь. И даже не моргая.

– Так вы – та дочь, которая выжила, – с какой-то странной интонацией протянул мужчина, рассматривавший меня с детским любопытством. Он был немногим старше меня, но на его запястьях было уже с десяток линий. Когда же парень успел так постараться? Хотя, возможно, после выпуска он сразу отправился на африканский континент или в Полинезию. Говорят, там едва ли не каждый месяц происходят практически бойни. Густо заселившая те земли нечисть уже много лет не желала сдавать позиции и, более того, умудрялась регулярно пополнять свои ряды, значительно превосходя по количеству местных нефилимов. Последние настолько устали и отчаялись, что готовы были принимать в свои ряды даже вчерашних школьников, если эти школьники знали, где лево, а где право, и могли отличить собственную голову от дырки в полу.

– Нет, я – та, которая умерла и воскресла, – уточнила с вызовом, опуская слово «дочь». – Та, которая выжила, сейчас сидит в своей комнате в вампирском корпусе.

Нефилимы обменялись взглядами.

– Упомянутая сестра, – откашлявшись, решил вмешаться Блейк, – леди Стефания Дельвиг, также сегодня была возвращена в школу. Руководство приняло решение восстановить девушку в статусе ученицы Исправы ввиду того, что кронпринцессе необходимо завершить обучение. Однако у нас возникли сомнения по поводу актуальности возвращения мисс Эммы Кьеллини.

И все присутствующие, как по команде, уставились на меня. За их взглядами, заинтересованными, внимательными и подозрительным, я видела попытку рассмотреть, что со мной не так. Ведь иначе от меня бы не решили избавиться, вытряхнув на обочину за ненужностью.

Я закусила щеку изнутри, пытаясь успокоиться. Нужно было взять себя в руки и выдержать унизительную процедуру «стояния на ковре» перед представителями воинства.

– Эмма Кьеллини показала себя с самой отвратительной стороны, – с нажимом продолжил Блейк. – Не думая о безопасности сестры, она подбила принцессу на побег, отправившись без защиты в человеческий мир, где каждый день мог стать последним для единственной наследницы королевского рода Дельвиг. Мало того что девушки даже не пытались вернуться, раскаявшись в своём поступке, они до последнего продолжали скрываться и оказывать сопротивлением тем, кто пытался им помочь.

– Вы про отряды тех умственно отсталых гамадрилов, которых посылал Уилсон? – громко фыркнула я, имея в виду наёмников, которые в первые месяцы после нашего побега взялись незаконно допрашивать и преследовать всех, кто был связан со мной и сестрой за пределами Исправы. Самым паршивым было не то, что нас искали, а то, как действовали эти ребята. Наёмники в основном состояли из бывших заключённых, нефилимов и химер, чья подпорченная репутация не позволяла найти работу получше. Они жили на вольных хлебах, делали что хотели, были презираемы всеми и редко заканчивали хорошо, а потому ничем не брезговали и не заморачивались с методами работы. – Да ладно вам! О какой помощи от наёмников может идти речь? Вы как себе эту помощь представляете? В виде раскалённого напильника во рту?

В повисшем гробовом молчании я услышала, как где-то снаружи заработала газонокосилка.

– Кажется, я начинаю понимать, что вы имеете в виду, директор Блейк, – протянул Димитров, нехорошо прищуриваясь. Мне сразу же захотелось прикрыться чем-нибудь вроде… чехла для дельтаплана.

– Отвратительный характер, – с печальным вздохом кивнул Блейк и бросил на меня странный взгляд, в котором за наигранной жалостью скрывалась жестокость. – Совершенно не поддаётся корректировке.

– Всё поддаётся корректировке, – не согласился с ним предводитель нефилимов, а я вдруг поняла, как себя ощущает корова, которой торгуют на ярмарке.

Сжала кулаки. Быть объектом внимания, объектом изучения и разговоров, в то время как к тебе самой проявляют уважения не больше, чем к домашней скотине очень… оскорбительно. И, кажется, именно этого и добивался Блейк.

Хотел поставить меня на место, предварительно ткнув в это место самым чувствительным органом – лицом. И заодно поковыряться в гордости, ну это так, мимоходом и между делом.

– Не хотите ничего сказать в своё оправдание? – ласково поинтересовался Димитров, вновь обращаясь ко мне. Но эта его забота была ещё более лживой, чем фальшивое дружелюбие Блейка, продемонстрированное мне в самолёте.

– Нет, – слова сорвались с языка раньше, чем я успела их обдумать. – Не хочу оправдываться. И не стану.

– То есть, в школу вы вернуться не хотите? – сделал какие-то очень странные выводы черноволосый, по чьим бровям где-то надрывался в рыданиях один несчастный пинцет.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы выдавить далёкое от правды:

– Хочу. Но доказывать свою невиновность не стану.

– Правильно, – криво усмехнулся глава. – Сами знаете, что виновны. И знаете, что совершили ужасный проступок. Ладно, если бы вы сбежали из школы сами, но подвергать опасности возможную претендентку на престол… Неважно, кем она вам приходится: младшей сестрой, старшей племянницей, двоюродной тётей. Да хоть бабушкой! Вы права не имели брать на себя такую ответственность! Вы знаете нашу историю? Историю нефилимов?

Вопрос прозвучал так требовательно, что не ответить на него было невозможно.

– Да, – еле слышно выдавила я.

– Тогда вы должны знать, – продолжил наседать Димитров, – что нефилимы – это основа нашего общества. Мы – его сила, его орудие, его честь и достоинство. Мы те, кто всегда впереди. Кто постоянно находится на пределе своих сил и возможностей, кто жертвует практическим всем, чтобы другие могли спокойно спать, жить, растить детей, выходить на улицы, не боясь быть растерзанными мерзкими тварями. Мы должны быть образцом. Каждый из нас, потому что каждый нефилим – это ценнейший ресурс. Это часть единого организма, и этот организм должен работать как часы на благо всех, кто от нас зависит.

«Вот какими они видят нас – просто ресурсом», – мелькнула грустная мысль. Но я промолчала, вынужденная сносить очередную моральную порку. Сколько их таких было в моей жизни – не сосчитать. И каждая – на один и тот же мотив. «Мы должны», «мы обязаны»…

– Кстати, об этом, – Блейк решительно перебил тираду Димитрова, отчего тот даже подавился собственными недоговорёнными словами. Новый директор сверился с документами, что лежали перед ним на столе, и продолжил: – Я всё-таки считаю, что девушке необходимо дать второй шанс.

– Разве не вы ещё неделю назад настаивали, что сестёр необходимо изолировать друг от друга, – впервые за всё время подал голос красивый светловолосый блондин с короткой стрижкой и милой ямочкой на подбородке, которая вступала в резкий диссонанс с глубоким рваным шрамом, пересекавшим левую щеку от края губы до уха. – Младшую вернуть в школу, а старшую – наоборот, отчислить навсегда.

– Да, – не стал отказываться от своих слов Блейк, а я поняла, откуда у этого собрания с участием воинства ноги росли. – Но мне выдалась возможность понаблюдать за действиями мисс Кьеллини в условиях… так скажем, потенциально опасных.

«Он имеет в виду то, как вырубил меня одним движением?», – немногочисленные мысли в моей голове забились в приступе изумления. – «Так это больше наминало избиение младенцев, чем реальный бой. Да и со штригой тоже паршиво получилось. Не будь щетинистого рядом, тварь, скорее всего, выдрала бы мне сердце и сожрала его».

– И? – поторопил Блейка Димитров. Мне вдруг показалось, что у нового начальства имелось столько же прав решить мою судьбу, сколько и у главы, а может быть даже больше, что было странным. Да, студенты подчинялись непосредственно директору Исправы, но глава был по статусу выше.

– Я думаю, что она обладает некоторыми ценными навыками, которые смогут пригодиться нам в будущем. Предлагаю оставить мисс Кьеллини в школе на испытательный срок. Скажем, два-три месяца. Если за это время она сможет догнать своих сверстников по уровню подготовки и навыкам, наверстав пропущенное, а также продемонстрирует свою преданность общему делу, то будет возвращена в ряды учеников на постоянной основе. И через полтора года сможет покинуть эти стены, заняв своё место в рядах воинства. Если же нет, – и меня пригвоздили к полу тяжёлым мрачным взглядом, в котором читалась не просто угроза, а обещание всех возможных мук, которые только способен изобрести один откровенно кровожадный нефилим, – то мисс Кьеллини будет навсегда изгнана из Исправы без возможности когда-либо вернуться.

– Мисс Кьеллини, – начал Димитров с каким-то странным вздохом, в котором мне послышалась и удручённость, и облегчение. – Вы согласны на такие условия?

– Да, – с секундным промедлением ответила я, стараясь выглядеть уверенной в своих силах, но при этом не смотреть ни на кого конкретно, и особенно, на пристально наблюдавшего за мной Блейка.

– Хорошо, – глава одобрительно хлопнул в ладоши и решительно поднялся, обращаясь ко всем, кроме меня: – В таком случае – решено. Если девушка сможет доказать нам своё право здесь находиться – она останется. Нет – спустя двенадцать недель отправится обратно к семье. Голосуем. Кто за?

Все присутствующие нефилимы, кроме одного, беловолосого со шрамом, вытянули вверх правые руки раскрытой ладонью вперёд.

– Практически единогласно, – оглядевшись, заключил Димитров. – Шесть за, один – против.

– Да, – кивнул блондин. – Я не согласен на испытательный срок, потому что уверен – она уже безнадёжно опоздала. Ей не догнать своих одногодок.