Неординарные преступники и преступления. Книга 3

Бостон 1870-х годов.

Мэри покинула полицейскую станцию совершенно дезориентированная. С одной стороны, двое не связанных между собой свидетелей – продавщица Ли и Руди Кор – утверждали, что Кэти перед своим исчезновением входила в магазин Помероев в доме №327 по Бродвею. Но с другой – полицейские были к ней так внимательны, и доводы их звучали так убедительно… Конечно, если бы Мэри Карран знала, что капитан Дайер посодействовал освобождению Джесси Помероя из исправительного дома, тем самым в каком-то смысле поставив на кон свою репутацию разумного человека и опытного полицейского, она бы иначе оценивала не совсем понятное стремление начальника полицейской станции всячески исключить Джесси из круга проверяемых лиц. Но Мэри ничего такого не знала и слепо полагалась на мнение компетентных сотрудников полиции.

Правда, следует отметить, что и полицейские повели себя довольно хитроумно. Видя, что Мэри Карран испытывает сильное подозрение в отношении Джесси Помероя, начальник 6-й станции поручил Адамсу [тому детективу, который не был детективом] проявить к семье максимум внимания и не выпускать их из поля зрения. Адамс взял под козырёк и выполнил поручение шефа со всем возможным рвением. На протяжении последующих недель он регулярно приходил на квартиру Карранов и рассказывал о ходе и результатах проводимого им расследования.

Насколько его слова соответствовали действительности, сказать сложно, скорее всего, никак не соответствовали. Достаточно упомянуть о том, что однажды он заявил родителям пропавшей девочки, будто ему точно известно – она жива и с нею всё в порядке. Более того, он даже знает адрес дома, в котором девочка провела минувшую ночь! Правда, в интересах расследования он пока этот адрес назвать не может, но он ему известен! И, вообще, он идёт по следу и скоро девочку вернёт… либо она вернётся сама… либо это произойдёт не прямо сейчас, а через какое-то время… но непременно всё будет хорошо, надо только запастись терпением!

Нельзя не сказать о том, что таинственное исчезновение Кэти Карран стало широко известно в городе и привлекло всеобщий интерес к проводимому полицией расследованию. На случившееся в Южном Бостоне отреагировали не только газетчики, писавшие немало о розыске девочки, но и городские власти. Администрация Бостона выделила 500$ для оплаты услуг того человека, который поможет пролить свет на судьбу пропавшей девочки. Это была очень значительная сумма по тем временам, тут достаточно сказать, что услуги дорожного рабочего или землекопа оценивались тогда менее чем в 50 центов в день, и во многих регионах страны премии за поимку опасных преступников редко превышали 100—200$.

Городская администрация объявила о выделении 500$ в премиальный фонд, предназначенный для оплаты услуг всякого, кто сможет отыскать Кэти Карран.

Многие друзья Карранов, их родственники и соседи рекомендовали им обратиться за помощью к начальнику городской полиции Эдварду Сэвэджу (Edward Hartwell Savage). Это был интересный человек, о котором подробнее рассказано в очерке «Непридуманная история Левитта Элли», действие которого разворачивается в том же месте и в то же время, что и у настоящего повествования. Сэвэдж, несомненно, являлся незаурядной личностью, что и продемонстрировала его карьера в полиции. Свою службу в её рядах он начал довольно поздно – в возрасте 39 лет – но аналитический ум, нестандартность мышления, деловые качества и личное мужество, заметно выделявшие его на фоне не блиставшей талантами массы полицейских служак, помогли сделать ему более чем успешную карьеру.

У Сэвэджа было довольно необычное хобби – он писал книги на историческую тематику, в основном связанные с историей полиции Бостона, но не только. Свою первую книгу он издал в 1865 г., уже став успешным полицейским начальником, и общее число написанных и изданных им в последующие 19 лет книг превысило два десятка. Сэвэдж писал вовсе не мемуары – в этом отношении он был очень скромен и собственные заслуги не выпячивал – но написанное им базировалось на богатом документальном материале и по меркам того времени выглядело очень достойно.

Сэвэдж был популярен среди горожан, и популярность его следует признать заслуженной. Он умел расследовать преступления, и если бы Мэри Карран обратилась непосредственно к нему, то ход событий уже в марте 1874 г. мог бы стать совсем иным, нежели оказался в действительности. Однако Мэри к нему не обращалась, в том числе и потому, что увещевания капитана Дайера звучали разумно и убедительно. Мэри боялась, что её обращение непосредственно к руководителю городской полиции каким-то образом повредит капитану, а этого она не хотела допустить.

Слева: Эдвард Сэвэдж, справа: раритетный сборник с двумя книгами Сэвэджа – «Воспоминания бостонского полицейского» и «Бостон при дневном свете и газовом освещении».

В некоторых современных публикациях можно прочитать, будто Мэри Карран обращалась к Эдварду Сэвэджу с просьбой принять личное участие в расследовании исчезновения дочери, но это не так. Есть свидетельство – это показания самой Мэри, данные под присягой спустя несколько месяцев – в котором прямо сообщается о том, что она полностью полагалась на заверения капитана Томаса Дайера и к начальнику бостонской полиции не обращалась.

Разумеется, Эдвард Сэвэдж и шеф детективов Джейсон Твомбли (Jason W. Twombly) были осведомлены о событиях в Южном Бостоне, о безуспешных поисках Кэти Карран и щедром вознаграждении, обещанном городской администрацией, но до поры до времени в дело не вмешивались. Капитан Дайер уверял руководство городской полиции, что расследование движется своим чередом, его подчинённые идут по следу и скоро картина случившегося будет восстановлена в полном виде.

Капитан сообщил начальнику городской полиции, что подозрения матери пропавшей девочки в адрес Джесси Помероя надлежащим образом «отработаны». Детектив Адамс [тот, который не детектив] посетил магазин Помероев в доме №327 по Бродвею, осмотрел его, поговорил как с самим Джесси, так и с прочими лицами, работавшими там, и получил подтверждения лжи Руди Кора. На основании этого вопрос о возможном посещении Кэти Карран магазина можно было считать закрытым. О том же самом, кстати, родителям пропавшей девочки рассказал и сам Адамс во время одного из своих посещений семьи.

Довольно скоро появилась грязная сплетня, бросавшая тень подозрений на родителей пропавшей девочки. Не прошло и двух недель со времени таинственного исчезновения Кэти, как по Южному Бостону поползли гнусные разговорчики о том, что её родители сами являются виновниками произошедшего.

Согласно одному из вариантов этой сплетни, Мэри была убита собственным отцом ещё в ночь на 18 марта, мать же умышленно «передвинула» время исчезновения дочери на утренние часы, дабы обеспечить мужу alibi. По другому же варианту Мэри вовсе не убита, а передана родителями на воспитание в женский католический монастырь. В начале очерка было упомянуто то довольно специфическое обстоятельство, что город Бостон в годы последней трети XIX столетия являлся местом пересечения двух мощных [и притом антагонистических] конфессий: коренные жители придерживались протестантского вероучения, прежде всего евангелистского и методистского, а эмигранты из Европы в своей массе являлись католиками. Одни крайне раздражали других, а кроме того, коренные жители были зажиточны, а гости из Европы являлись преимущественно людьми бедными, что лишь усиливало взаимное неприятие.

Подозрение в том, что католики Карраны тайно сдали дочь на воспитание в женский монастырь, ибо были бедны и дочери являлись для них обузой, упало на благодатную почву. Многие считали, что дыма без огня не бывает, и Мэри «переводит стрелки» на Джесси Помероя потому, что сама не без греха. Прямо никто не обвинял Карранов в том, что они избавились от дочери, но Джон и Мэри, разумеется, знали об отвратительных слухах, расходившихся как круги по воде. Невозможно даже представить, что испытали родители, сначала лишившиеся дочери, а затем столкнувшиеся с подозрениями в собственный же адрес!

Мэри Карран считала, что слухи эти имеют вполне конкретного автора – таковым, по её мнению, являлась Рут Померой. Для неё клевета в адрес матери пропавшей девочки была очень полезна, поскольку Рут знала о подозрениях Мэри Карран в отношении Джесси и понимала, что чем больше грязи пристанет к первой, тем чище окажется второй.

Причастность Рут Энн Померой к распространению сплетен, порочащих Джона и Мэри Карран, никогда доказана не была, но подозрения в её адрес представляются обоснованными. Рут была женщиной жёсткой, неуступчивой, не склонной к сантиментам. Её характер отлично проявился в тот период, когда она хлопотала об освобождении сына из воспитательного учреждения – Рут не стеснялась называть чёрное белым, отрицать очевидное и замалчивать неудобное. Наверное, её нельзя было назвать совсем уж бессовестной женщиной, но то, что она жила в своей особенной системе ценностей и представлений о жизни, сомнению не подлежит.

К середине апреля ситуация, связанная с безвестным отсутствием Кэти Карран, как будто бы получила оптимальное для всех решение. Полиция отыскала некоего свидетеля – имя его никогда не было названо – который рассказал о том, как видел некую неизвестную ему девочку, которую усаживали в чёрный экипаж люди в чёрных одеяниях. Это были то ли католические священники, то ли монахи… А девочка была одета, как несложно догадаться, в тёмный жакет и платье в зелёно-чёрную клетку. Ну, вы поняли, да?

Детектив Адамс [которого Карраны принимали за детектива, но он им не являлся] на радостях примчался к родителям пропавшей девочки и рассказал о полученном сообщении. Он заверил Джона и Мэри в том, что розыск будет продолжен, но, в общем-то, по непринуждённому веселью полицейского можно было понять, что тот видит дело для себя решённым и более не считает нужным морочить голову этой чепухой.

Полицейский ушёл, оставив родителей в глубочайшем недоумении относительно того, что же следует предпринять далее. Адамс мог быть собой очень доволен – он закончил чреватое большим скандалом расследование тихо и спокойно, без жалоб, без обращений потерпевших в газеты. Да и начальник 6-й полицейской станции Томас Дайер тоже мог быть доволен своим подчинённым – никто из газетных писак не связал исчезновение Кэти Карран с Джесси Помероем и не задал капитану неприятные вопросы по поводу досрочного освобождения юного мерзавца из воспитательного дома.

И, в общем-то, всё было очень даже хорошо. Ровно три дня. Потому что около 17:30 22 апреля в двери 6-й полицейской станции в Южном Бостоне вошёл человек, пожелавший подать заявление об исчезновении своего 4-летнего сына. Это был Джон Андерсон Миллен (John Anderson Millen), 31-летний краснодеревщик. По его словам, утром этого дня – а именно в 10:20 – младший из двух его сыновей Хорас Миллен (Horace Millen) отправился в пекарню за свежей выпечкой. Мальчик совершал подобные походы неоднократно и прекрасно знал дорогу, его отсутствие не должно было продлиться более четверти часа. Мальчик, однако, домой не вернулся. В 11:30 его мать по имени Леонора (Leonora) отправилась на розыски сына, которые успехом не увенчались.

В своём заявлении мужчина дал описание одежды сына, которая оказалась довольно броской – тёмные бриджи, высокие ботинки на шнурках, отделанная бархатом рубашка в красно-белую клетку, чёрная бархатная шапочка, украшенная золотым галуном и кисточкой.

Особая деликатность момента, заставившая полицейских насторожиться, заключалась в том, что семья Миллен переехала в Южный Бостон четыре недели назад и по странному стечению обстоятельств поселилась рядом с семьёй Карран. Их дома находились буквально в 20 метрах друг от друга.

Примерно в то же самое время [если точнее, то в 17:15] к патрульному Розвеллу Лайонсу (Roswell M. Lyons), нёсшему службу в районе Дорчестер, южном пригороде Бостона, подошёл глухонемой мальчик. Чтобы привлечь внимание полицейского, он провёл рукой по горлу, давая тем самым понять, что кто-то убит или умер. Полицейский достал блокнот и карандаш; через минуту стало ясно, что найден труп и мальчик может отвести Лайонса к нему.

Выйдя за пределы городской застройки, патрульный и его поводырь оказались в заболоченной местности, тянувшейся до пляжа «Сэвин хилл бич» (Savin hill beach). Перескакивая с кочки на кочку, они дошли до береговой линии, где увидели трёх мужчин и одного мальчика, стоявших возле кустов на некотором отдалении от воды. Впоследствии выяснилось, что эти-то мужчины – Уайз (Wise), Харрингтон (Harrington) и Гудспид (Goodspeed), занимавшиеся поисками моллюсков при отливе – и обнаружили труп мальчика на пляже.

Лайонс, подойдя к мужчинам, увидел лежавший неподалёку от них труп маленького мальчика в высоких шнурованных ботинках, тёмных штанишках-бриджах, клетчатой рубашке и с чёрной шапочкой на голове. Налипший мокрый песок не мог скрыть многочисленных ранений, нанесённых, по-видимому, ножом – раны присутствовали на лице, шее, руках, груди и в промежности. Впоследствии Лайонс говорил, что увиденная им картина оказалась самым тяжёлым зрелищем за весь его 12-летний срок работы в полиции.

Патрульный взял тело на руки и понёс его до железнодорожной станции «Кресчент авеню» («Crescent Avenue»), на ходу расспрашивая свидетелей об обстоятельствах случившегося. Скажем сразу, что никто из них не видел ничего, что помогло бы прояснить картину трагедии, кроме того, никто из свидетелей не знал, кем являлся убитый мальчик и как он попал на пляж. Преодолев с трупом на руках около 800 метров, Лайонс и его спутники вышли на железнодорожный перрон. Им быстро был предоставлен вагон, в котором они без задержки прибыли к 9-й полицейской станции. Там тело убитого мальчика оставалось около часа – в течение этого времени был составлен и распространён по телеграфу во все полицейские подразделения Бостона и пригородов словесный портрет неизвестного убитого мальчика. Одновременно решался вопрос о дальнейшем перемещении трупа. Наконец, частное похоронное агентство, расположенное в доме №1912 по Вашингтон-стрит, согласилось принять неопознанное тело без гарантии оплаты. Тело было перевезено туда. По указанному адресу к 19:30 прибыл коронер Айра Аллен (Ira Allen), который начал вскрытие трупа в присутствии полиции и шести членов коронерского жюри.

В ходе судебно-медицинского вскрытия были описаны следующие телесные повреждения убитого ребёнка: ранение правого глазного яблока, нанесённое через веки; два разреза шеи, повредившие трахею и яремную вену [оба ранения, безусловно, смертельны]; в области груди и живота не менее 18 ножевых ранений, проникающих вглубь тела; на кистях обеих рук не менее 12 поверхностных ранений, появившихся вследствие самозащиты ребёнка; порезы в области промежности и паха, свидетельствовавшие о попытке ампутации пениса и мошонки. Ранения причинялись орудием с небольшим лезвием, возможно, перочинным ножом. Давность наступления смерти определялась в «несколько часов».

Информация о том, что в помещении морга проводится вскрытие тела убитого ребёнка, быстро облетела окрестные кварталы, и к дому №1912 по Вашингтон-стрит стали стекаться зеваки с не совсем понятными намерениями. В течение полутора часов перед зданием собралась толпа численностью до сотни человек, среди присутствовавших имелось немало нетрезвых лиц. Люди обсуждали новость и высказывали соображения разной степени бредовости – кто-то предлагал потребовать выставить тело убитого мальчика на всеобщее обозрение, кто-то настаивал на том, чтобы всей толпой отправиться к зданию городской администрации и там провести митинг. Поскольку настроение толпы [тем более американской!] подвержено самым неожиданным переменам и от скопления нетрезвой публики всегда можно ожидать немотивированной агрессии, находившиеся в здании похоронной компании должностные лица испытали хорошо понятное беспокойство.

Хорас Миллен перед положением в гроб.

Коронер по телефону связался со штаб-квартирой полиции, сообщил о гудящей толпе перед дверями здания и попросил принять меры по охране как самого морга, так и находившихся в нём лиц. Полиция отреагировала быстро и адекватно – не прошло и 15 минут, как на Вашингтон-стрит появилась группа из 30 полицейских с 14-дюймовыми дубинками из американского дуба наперевес. Толпе было предложено освободить улицу, на что отводилось две минуты. Тот из зевак, кто оказался поумнее и потрезвее, ушёл сам, а оставшиеся были биты полицией и рассеяны. Задержания не проводились – толпу просто разогнали и на том успокоились.

В то самое время, пока в здании на Вашингтон-стрит проводилось вскрытие неизвестного трупа, полицейские в 6-м участке прочитали по телеграфу описание его одежды и сравнили с тем, что приблизительно двумя часами ранее в своём заявлении указал Джон Миллен. Совпадение было до такой степени несомненным, что капитан Дайер приказал доставить в полицейскую станцию отца пропавшего мальчика, дабы направить его на опознание тела в морг. Одновременно капитан отправил телеграмму начальнику полиции Эдварду Сэвэджу, в которой сообщил, что личность убитого ребёнка, найденного на пляже, по-видимому, можно считать установленной.

Примерно в то же время на стол Сэвэджа легла телеграмма с изложением предварительных результатов вскрытия. Что последовало далее, нам известно довольно хорошо благодаря воспоминаниям детектива Джеймса Родни Вуда (James R. Wood), одного из ближайших соратников Сэвэджа.

О Джеймсе Вуде следует сказать несколько слов, поскольку в этой истории он сыграл довольно важную роль [что вскоре мы и увидим]. Вуд, выйдя в отставку в 1879 г., основал детективное агентство с оригинальным названием «James R. Wood Detective Agency». Эта фирма стала со временем очень знаменита и считалась лучшей в Новой Англии. В 1925 г. был издан сборник с описанием наиболее примечательных уголовных расследований, которыми пришлось заниматься сотрудникам этой компании. Один из очерков, написанный самим Вудом, посвящён как раз истории разоблачения Джесси Помероя. В некоторых англоязычных материалах можно прочесть, будто упомянутый очерк был написан к 50-летнему юбилею тех событий, но это неверно – Джеймс Вуд умер в 1914 году в возрасте 76 лет, а потому в 1925 году он ничего написать уже не мог.

Итак, согласно воспоминаниям Джеймса Вуда, начальник городской полиции, получив телеграммы о предполагаемом проживании убитого мальчика в Южном Бостоне и причинённых тому телесных повреждениях, моментально вспомнил события 2-летней давности, тех самых, что были описаны в этом очерке выше. Сэвэдж помнил, что два года назад юный преступник пытался отрезать пенис одному из мальчиков и грозил убийством другому… жертвы тогда и теперь имели сходный типаж… да и локализация преступлений в Южном Бостоне выглядела совсем неслучайной… в марте там пропала девочка, теперь вот найден убитым мальчик. Начальник полиции вслух отметил множество удивительных совпадений и озадаченно пробормотал, что всё это выглядит очень странно, поскольку виновник нападений на холме Поудер Хорн и в Южном Бостоне находится в исправительном доме.

В 1925 году была издана книга, посвящённая детективам, работавшим в частном детективном агентстве Джеймса Вуда, в том числе, разумеется, и самому Вуду. Один из очерков являлся воспоминаниями Джеймса о его работе по делу Джесси Помероя.

И тут один из находившихся в кабинете детективов по фамилии Квинн (Quinn) заметил, что Джесси Померой вовсе не находится в изоляции, а освобождён в начале февраля. Отличная память детектива, запомнившего случайно услышанную новость об освобождении Помероя, оказала неоценимую помощь расследованию – без неё поиски убийцы могли растянуться надолго и повернуть в самое неожиданное русло.

Сэвэдж, услыхав слова Квинна, сразу прошёл в помещение секретариата, где находился телеграфный аппарат. Начальник полиции направил в 6-ю станцию сообщение с единственным вопросом: «Проживает ли Померой на территории Южного Бостона?»

Через несколько минут было получено сообщение за подписью капитана Дайера, в котором не только содержался положительный ответ на заданный вопрос, но и приводился точный адрес проживания Помероя. Тут-то, по-видимому, всё и встало на свои места, по крайней мере в голове Эдварда Сэвэджа.

Начальник городской полиции немедленно отправил по телеграфу приказ капитану Дайеру осуществить скорейшее задержание Джесси Помероя и доставку последнего в здание полицейской станции. Однако, явно не полагаясь на компетентность полицейских 6-го участка, начальник полиции направил в Южный Бостон детективов Дирборна (Dearborn), Хэма (Ham) и Вуда (Wood). Им предстояло провести допрос подростка. Независимо от результата допроса, Помероя следовало задержать в здании полицейской станции до тех пор, пока с ним не поговорит лично Эдвард Сэвэдж. Начальник городской полиции намеревался утром следующего дня лично прибыть в Южный Бостон, дабы заняться расследованием на месте.

Выполняя распоряжение Сэвэджа, двое полицейских – Сэмюэл Лукас (Samuel Lucas) и Томас Адамс [тот, который считался детективом, не будучи детективом] – сразу же направились в дом Рут Померой. Шёл уже десятый час вечера, Джесси был дома и только-только поужинал. Он не успел переодеться, и его грязная одежда сразу же привлекла внимание полицейских. Они даже задали ему вопрос, почему тот до такой степени запачкал одежду, на что Джесси раздражённо буркнул, что, мол-де, много ходил в течение дня. То, что Джесси, придя домой, бросился есть, а не озаботился сменой костюма, явилось большой удачей полиции, хотя в тот момент никто об этом не подумал.

Полицейские предложили подростку пройти в здание полицейского участка, а поскольку Рут Померой стала протестовать, заверили её, что Джесси обязательно вернётся домой. Адамс даже пообещал лично сопроводить мальчика на обратном пути до порога дома. Полицейские не знали о приказе Сэвэджа задержать Помероя в здании полиции до утра 23 апреля и тем самым невольно обманули мать подозреваемого. Сам Джесси к требованию отправиться в здание полиции отнёсся совершенно спокойно, уходя из дома, он непринуждённо заявил матери, что беспокоиться ей не о чем, поскольку он не сделал ничего плохого.

Трое детективов, отправленные Сэвэджем в Южный Бостон – Дирборн, Хэм и Вуд – прибыли в здание 6-й полицейской станции как раз к тому времени, когда туда явились Адамс и Лукас, сопровождавшие Джесси. Перед началом допроса последнего внимательно осмотрели. На подошвах его сапог была найдена трава, в точности похожая на ту, что растёт на болотах у Бостона. А на нижней фланелевой рубашке оказалось бурое пятно, сильно похожее на кровавое. Рубашку и сапоги полицейские тут же конфисковали. На левой щеке Джесси имелась свежая царапина, ещё три – под левым ухом, также имелись осаднения кожи у основания шеи слева. Кроме того, четыре свежие царапины были отмечены на левой руке подростка. На вопрос о происхождении царапин Померой небрежно ответил, что неудачно побрился. Ответ походил на издёвку, понятно было, что осаднения кожи у основания шеи и царапины на левой руке невозможно объяснить бритьём.

Поскольку Хорас Миллен был убит предположительно перочинным ножиком, у Джесси спросили: владеет ли тот подобным ножом? После заметного колебания, подросток ответил утвердительно. Ему предложили сказать, где сейчас находится его перочинный нож, и Джесси, опять-таки после заметного колебания, рассказал, как можно найти его нож, оставленный дома в кармане жилета.

Один из патрульных немедленно был отправлен домой к Померою, дабы изъять нож. Сразу скажем, что перочинный нож с двумя лезвиями [три и два дюйма длиной] был найден в указанном месте – он был грязен, забит землёй, но на перламутровой накладке на рукояти можно было видеть большое смазанное пятно крови. Тем же вечером нож был передан коронеру Аллену, который попытался проверить, этим ли ножом были нанесены ранения Хорасу Миллену. В конце концов, коронер пришёл к выводу, что происхождение ран на теле убитого малыша от этого ножа исключать нельзя.

Пока патрульный, посланный за перочинным ножом Джесси Помероя, отсутствовал, допрос подростка продолжался своим чередом. Джесси попросили восстановить его перемещения в течение дня с максимальной точностью, что тот и сделал. В его показаниях имелись любопытные детали. Во-первых, Джесси заявил, что в середине дня, примерно с 11 до 14 часов, находился в Бостоне, на значительном удалении от Дорчестер-стрит. А во-вторых, его времяпрепровождение в указанном интервале проверить практически не представлялось возможным, поскольку подросток якобы гулял по центру Бостона и некоторое время просидел на лавочке в парке Коммон (Common). Джесси довольно логично объяснил подобное поведение – по его словам, ему надлежало принести из редакции три стопы свежих газет, но он явился в редакцию слишком рано и был вынужден ждать поступления из типографии. Он отправился слоняться по городу и перестал контролировать время, затем спохватился и прибежал за газетами. Ненаказуемо!