Неординарные преступники и преступления. Книга 3

Медицинский осмотр, проведённый в помещении полицейской станции №6, показал, что в волосистой части головы мальчика имеются три пореза, ставшие причиной обильного кровотечения. На шее были обнаружены два поверхностных следа (царапины), оставленные предметом с острым кончиком – лезвием ножа, шилом или чем-то подобным. Других выраженных повреждений не имелось, то есть в данном эпизоде преступник отказался от присущей ему манеры избивать жертву палкой или ремнём.

Роберт, несмотря на свой малый возраст, оказался ребёнком рассудительным и серьёзным. Он дал очень важные показания, и именно благодаря этому мальчику история получила весьма неожиданное продолжение.

Его рассказ о произошедшем звучал весьма узнаваемо. Некий взрослый подросток подошёл к нему и сказал, что может заплатить 25 центов за помощь в одном важном деле. Роберт согласился и отправился с ним к «Старой колониальной железной дороге», а затем по путям – прочь от города в сторону болота. Прошли они довольно большое расстояние, и Роберт заподозрил неладное, но не успел ничего сказать своему старшему товарищу, как тот набросился на него, сорвал рубашку, связал за спиной руки и спустил штаны. После этого он привязал Роберта к телеграфному столбу возле железнодорожных путей, вытащил из кармана перочинный нож, и… принялся плясать, подобно дикарю. При этом он скабрёзно ругался, обзывая малыша такими словами, значение многих из которых тот даже не знал. Выглядело это очень жутко, Роберт испугался так, как никогда в жизни, и спрашивал подростка: зачем тот всё это делает? Точно такой же вопрос он задал и полицейским: «Для чего большой мальчик обижал меня, я ведь не отказывался ему помогать?!»

Танцуя и вихляя членами, подросток приближался к привязанному мальчику и наносил удар лезвием перочинного ножа в голову… затем отступал и продолжал своё дикарское кривляние. Так повторялось трижды. Нападавший не мог скрыть восторга, что обуревал его в ту минуту.

Наконец, он остановился, приставил к горлу Роберта лезвие ножа и сказал, что намерен убить его. Он несколько раз повторил на разные лады, что давно хотел совершить убийство, мечтал об этом, и Роберт больше не увидит своих папочку и мамочку.

Скорее всего, он бы сделал то, о чём говорил, но вдали появились железнодорожные рабочие, и обидчик, едва завидев их, моментально бросился в болото. Камыши, высота которых достигала 2,5 метров, моментально скрыли его.

Полицейский Брэгдон (Bragdon), беседовавший с мальчиком, спросил, как выглядел нападавший. Маленький Роберт обстоятельно перечислил уже известные приметы и неожиданно сказал то, о чём никто из полицейских ранее не слышал. Мальчик заявил, что у преступника правый глаз «молочный» («milkie»). В первую секунду полицейский Брэгдон даже не понял, что малыш имеет в виду. Что значит «молочный» глаз? Как это понимать?

Лишь после нескольких уточняющих вопросов стало понятно, что имел в виду Роберт – правый глаз его обидчика был с бельмом! Потрясающая особая примета, легко узнаваемая и такая, что скрыть её невозможно!

Глаз с бельмом в те времена называли «мраморным», имея в виду то, что цвет бельма соответствует цвету белого мрамора. Не прошло и часа, как полицейскому руководству было доложено о том, что достоверно установлена особая примета «Мучителя детей» – у него «мраморный» глаз («marble eye»). До этого возможность проведения тотального осмотра всех учащихся школ Южного Бостона дискутировалась на уровне городского руководства, теперь же данное мероприятие стало считаться самым вероятным способом скорейшего изобличения преступника.

Уже 19 сентября было положено начало подобным обходам. Их было решено проводить вместе с потерпевшими из Южного Бостона – Джорджем Прэттом, Гарри Остином и Джозефом Кеннеди. Гарри Гулда было решено к этой работе не привлекать, поскольку он ещё не оправился от ранений и кровопотери, а кроме того, являлся самым младшим из потерпевших. В общем, его решили пощадить, хотя, по мнению полицейских станции №6, Гулд лучше всех остальных описывал нападавшего.

Обходы школ выглядели следующим образом. Полицейский в форме во время урока входил в класс в сопровождении директора и с одним из потерпевших. Он обращался к присутствовавшим ученикам с просьбой поднять головы и посмотреть на него [на полицейского], при этом мальчик-потерпевший должен был оглядеть учеников и опознать «Мучителя детей», если таковой окажется среди них. Учителя, проводившие уроки, должны были представить список отсутствующих учеников – их предполагалось проверить отдельно. Обходы, проведённые 19 и 20 сентября, результатов не дали. Положение складывалось отчаянное – самая перспективная затея проваливалась, что называется, с треском.

Однако, как это часто бывает, именно в минуту наибольшего отчаяния, когда кажется, что все законы этого мира восстали против тебя, произошло чудесное событие, которое не смог бы предугадать даже самый прозорливый полицейский.

В пятницу 20 сентября полицейский Брэгдон – тот самый, что несколькими днями ранее разговаривал с Гулдом и первым услышал о «мраморном» глазе преступника – вместе с Джозефом Кеннеди безрезультатно обошёл три школы и вернулся в здание полицейской станции №6. Там его ждала мать Джозефа Кеннеди и несколько коллег, в том числе старший дежурный офицер. Они разговаривали о текущей обстановке, в частности, о том, следует ли вместе с Джозефом 22 сентября посетить занятия воскресных школ при местных храмах или же лучше отложить дальнейшие обходы до понедельника 23 сентября.

В этот самый момент входная дверь приоткрылась, и в холл вошёл школьник, которого Брэгдон видел около получаса назад, во время посещения последней из школ. Полицейский запомнил его потому, что тот не выполнил распоряжение поднять голову и посмотреть на него. Это непослушание заметила учительница по фамилии Йитон (Yeaton), проводившая урок – женщина обратилась непосредственно к школьнику, назвав того «Джесси», и повторила распоряжение поднять голову и посмотреть на полицейского. Джесси повиновался, маленький Джозеф Кеннеди посмотрел на него и не опознал.

И вот теперь Джесси вошёл в холл полицейского подразделения и, увидев Брэгдона, стоявшего вместе с Кеннеди, матерью мальчика и несколькими другими полицейскими, неожиданно повернулся и вышел на улицу. Поведение подростка показалось Брэгдону до такой степени странным, что он оставил собеседников и поспешил следом. На улице он догнал школьника и спросил: для чего тот заходил в здание полиции и сразу же вышел обратно? Джесси ответил что-то несуразное, дескать, хотел узнать, удалось ли отыскать того, кого искали «мистер полицейский и его помощник».

Ответ прозвучал неубедительно, да и поведение подростка в целом выглядело как-то совсем неуместным. С ним что-то было не в порядке, хотя что именно, полицейский в ту минуту сказать не мог. Он предложил Джесси пройти в здание полицейской станции и там спокойно поговорить.

Далее последовал чистый экспромт. Поставив Джесси перед маленьким Кеннеди на расстоянии вытянутой руки, полицейский предложил мальчику ещё раз посмотреть на подростка. Несколько секунд потерпевший внимательно смотрел в лицо Джесси и вдруг заплакал. Сцена получилась более чем красноречивой. На вопрос «почему он плачет?» Кеннеди ответил, что узнал обидчика «по глазам».

Теперь и полицейские внимательнее присмотрелись к глазам Джесси. В его правом глазу имелось бельмо, которое подросток мог до некоторой степени скрывать, опуская веко.

Подростка тут же отвели в камеру временного содержания в помещении полицейской части. Уже через несколько минут начался первый его допрос, который проводили полицейские Брэгдон и Мартин (Martin). Отвечая на их вопросы, задержанный сообщил, что его зовут Джесси Померой (Jesse Pomeroy), родился он 29 ноября 1859 г. в городе Чарлстоне, северном пригороде Бостона, а сейчас проживает вместе с матерью и братом в доме №312 на авеню Бродвей (Broadway) в Южном Бостоне. На уточняющий вопрос о времени переезда семьи из Чарлстона в Южный Бостон Джесси ответил, что таковой состоялся 2 августа сего года.

Полицейские в этом месте переглянулись. Первые четыре нападения на детей, случившиеся на холме Поудер Хорн, произошли до 2 августа, а остальные четыре, случившиеся в Южном Бостоне – после.

В общем-то, всё сходилось…

На прямой вопрос о причастности к нападениям на мальчиков Джесси ответил категорическим отрицанием. Когда же ему указали на то, что Джозеф Кеннеди его опознал, он невозмутимо парировал этот довод, заметив, что тот же самый мальчик не смог его опознать получасом ранее.

Вскоре в полицейском участке появились патрульные, доставившие для опознания задержанного Гарри Остина – того самого мальчика, на которого «Мучитель детей» напал с ножом 5 сентября под железнодорожным мостом. Потерпевший без колебаний опознал своего мучителя, но на Джесси это не произвело впечатления – он так же равнодушно, как и прежде, повторил, что не сделал ничего плохого и не обижал детей.

Единственная известная ныне фотография Джесси Помероя в юношеском возрасте.

Полицейские посетили мать задержанного – Рут Померой (Ruth Pomeroy) – и сообщили, что её сын находится под стражей в участке и домой не вернётся. Мать в ответ заявила, что её сын спокойный, работящий, не получающий замечаний в школе. Патрульные вежливо выслушали и ничего на это не сказали – все эти детали надлежало обсуждать в другом месте и с другими должностными лицами. На вопрос матери, может ли она увидеться с Джесси, ответ был дан отрицательный.

Поскольку очень важно было связать преступления на холме Поудер Хорн с тем, что произошло в Южном Бостоне, телеграмма с пометкой «молния» [пропускаемая по линиям связи вне очереди] была направлена Драри, маршалу Челси. Тот со всей возможной скоростью прибыл в Южный Бостон на пароходе, с ним приехал Джонни Бэлч, тот самый мальчик, на которого «Мучитель детей» напал 22 июля.

Вечером 20 сентября – спустя почти 2 месяца после того преступления – жертва и мучитель встретились вновь, теперь, правда, в совсем иной обстановке. Между ними была решётка, и дерзкий обидчик имел теперь вид очень жалкий. Бэлч без колебаний опознал в задержанном напавшего на него подростка.

После этого опознания полицейские Брэгдон и Мартин окончательно уверились в виновности Помероя и приступили к его энергичному допросу, рассчитывая добиться признания. Допрос был очень напряжённым, задержанный отрицал какую-либо причастность к преступлениям, несмотря на весомые улики. Градус противостояния постепенно нарастал, к концу третьего часа допроса Джесси не выдержал и в крайнем бешенстве закричал на полицейских, потребовав, чтобы они ушли, потому что он не будет с ними больше разговаривать.

Время было около 23 часов. Полицейские вышли из камеры подростка и тот моментально уснул. Кстати, подобная нервная реакция характерна именно для настоящих преступников, человек же, обвинённый напрасно, уснуть после тяжёлого допроса не сможет.

Полицейские Брэгдон и Мартин, чьи смены близились к концу, посовещавшись, решили попытаться ещё раз склонить Джесси к сознанию. Они были весьма мотивированы, поскольку суммарная величина вознаграждений, которые администрациями городов Челси и Бостона предназначались для выплаты разоблачителям «Мучителя детей», достигала 1 тыс.$. Каждый из полицейских понимал – если признательных показаний добьётся кто-то другой, то и претендовать на выплату [или по крайней мере на её существенную часть] станет этот самый «другой». В общем, никто не хотел пропустить деньги мимо своего кошелька, а для этого требовалось сознание Джесси!

Ровно в полночь полицейские вошли в камеру Помероя, разбудили его и начали новый допрос. Брэгдон играл роль «плохого» полицейского и быстро довёл подростка до нужного «градуса» кипения. Потом вместо него в дело вступил Мартин. Он постарался успокоить задержанного, усадил его себе на колени и увещевающе принялся объяснять, что только раскаявшиеся преступники могут рассчитывать на снисхождение суда, а те, кто упорствуют и вины не признают, несут наказание в полной мере. «Ты сядешь на сто лет, если не сознаешься!» – ласково пообещал «добрый» полицейский Мартин.

Около 00:30 21 сентября Джесси Померой признал, что был тем самым «Мучителем детей», что совершал нападения сначала на холме Поудер Хорн на окраине Челси, а затем в Южном Бостоне. Он сообщил некоторые детали совершённых преступлений, впрочем не очень много, учитывая большое количество преступных эпизодов и множество неясных пока подробностей. На вопрос о причине нападений Джесси лаконично ответил, что не может этого объяснить. Он и в последующем на вопросы о причине своей агрессии в отношении мальчиков отвечал предельно общо: «Меня словно бы что-то толкнуло это сделать»… «Я почувствовал, что могу это сделать» и тому подобное. Любые попытки добиться развёрнутого ответа оказывались безуспешны, Джесси Померой только хлопал глазами и молчал – такая манера поведения, кстати, оказалась очень для него выгодной, потому что незнакомым людям он казался мальчиком откровенно туповатым. А подобное суждение было совершенно неверно, и в своём месте мы ещё скажем об этом несколько слов.

Конечно, то, как действовали при допросе Помероя полицейские, сейчас было бы признано совершенно недопустимым. Ему не исполнилось и 13 лет, а его допрашивали без присутствия адвоката или законного представителя, его запугивали и фактически пытали [ночной допрос – это форма пытки]. Полицейские не просто нарушили его права, но и прямо лгали ему, угрожая бессрочной или многолетней тюремной отсидкой – в действительности же несовершеннолетний Джесси вообще не мог быть заключён в тюрьму.

Но полицейские достигли своей цели и, положа руку на сердце, осуждать их за это не повернётся язык. В данном случае они не ошиблись и «взяли» того, кого надо.

Прежде чем следовать зигзагам повествования далее, необходимо остановиться на нескольких важных деталях, которые заслуживают внимания. Первый нюанс связан с парадоксальным на первый взгляд фактом – никто из потерпевших, за исключением последнего мальчика, не сообщил полиции о наличии у преступника такой особой приметы, как бельмо на глазу. Означает ли это, что бельма ранее не существовало? Если оно существовало, то как его можно было не заметить – ведь это такая примета, которую скрыть невозможно? Если потерпевшие видели «мраморный» глаз преступника, то почему не упоминали о нём, несмотря на многочисленные вопросы о внешности и особых приметах обидчика?

Точно известно, что Джесси Померой родился с нормальными глазами, и повреждение роговой оболочки правого глаза (то самое бельмо) он получил в младенчестве. Что послужило причиной, не знали ни его близкие, ни он сам. Вроде бы никто никогда не замечал явного травмирования глаза Джесси, сам он также подобного из своего детства не запомнил. Возможно, бельмо явилось следствием вакцинации от оспы – такие осложнения в те времена случались довольно часто.

Во всяком случае не подлежит сомнению тот факт, что задолго до совершения своего первого нападения в декабре 1871 г. Джесси Померой уже имел «мраморный» глаз, который потерпевшие в семи эпизодах не запомнили. Как такое может быть?

Самый очевидный ответ заключается в том, что Джесси щурился правым глазом, скрывая бельмо, делая его малозаметным для окружающих. Наверное, подобный фокус до некоторой степени мог работать, но дело не только в этом. До момента нападения он проводил довольно много времени со своими будущими жертвами – десятки минут и даже более часа [как в случае с Джонни Бэлчем]. Если бы он всё время держал глаз зажмуренным, то это само по себе явилось бы особой приметой, обращающей на себя внимание.

Скорее всего, свидетельские показания детей в случае Джесси Помероя демонстрируют особенность работы памяти, на подсознательном уровне удаляющей особо травмирующие воспоминания. Чем сильнее испытанный стресс, тем бОльшие интервалы времени «выпадают» из контролируемых мозгом отделов памяти. Этот процесс похож на забывание, но это не истинное забывание, обусловленное давностью или ослаблением мозговой активности, а именно защитный механизм, запускаемый неосознанно и мало поддающийся субъективному контролю. В отличие от истинного забывания, такой процесс обратим, и при хорошей работе врача-психиатра такие «искусственно стёртые» воспоминания можно вернуть.

Случай с семью потерпевшими, «не заметившими» бельмо на глазу Джесси Помероя, прекрасно иллюстрирует хорошо известный всем, причастным к расследованиям преступлений, факт – единственная видеозапись всегда ценнее рассказа десятка свидетелей. Даже пословица есть на сей счёт: «Врёт, как очевидец». Свидетели могут очень сильно ошибаться, описывая психотравмирующие события, произошедшие у них на глазах – задокументированных примеров такого рода масса, более того, в рамках судебно-психологических исследований проводились хорошо задокументированные эксперименты, призванные подтвердить либо опровергнуть данное утверждение. В литературе по психологии свидетельских показаний [это один из разделов юридической психологии] можно найти множество любопытных свидетельств на сей счёт, автор не видит смысла их здесь сейчас пересказывать.

Понятно, что если ошибается свидетель психотравмирующего события, то для потерпевшего в ходе такого события риск ошибиться будет ещё выше. Просто потому, что нагрузка на его психику окажется намного больше и бОльшие фрагменты воспоминаний окажутся подсознательно заблокированы. Разумеется, стрессоустойчивость у разных людей может быть весьма различна [в силу самых разных причин как объективного, так и субъективного характера], но даже высокая стрессустойчивость не гарантирует безошибочности работы памяти. С указанной проблемой сталкиваются даже взрослые и вполне здоровые люди, а потому не следует удивляться тому, что дети, впервые в жизни попавшие в экстремально стрессовую ситуацию, перенесут её намного хуже взрослого человека.

На самом деле удивительно не то, что семь детей не сказали полицейским об особой примете Джесси Помероя – это-то как раз понятно и объяснимо – а то, что восьмой из пострадавших сумел не «забыть» о «мраморном» глазе. Хорошая память Роберта Гулда в данном случае помогла полиции не потому, что она объективно являлась хорошая – в действительности память Роберта была примерно такой же, как и у других мальчиков! – а потому, что нападение преступника 17 сентября оказалось самым коротким, и психоэмоциональная нагрузка оказалась минимальной.

Вот, в общем-то, и весь секрет странной избирательности памяти мальчиков, пострадавших от рук Джесси Помероя.

Другой нюанс, который также требует какого-то рационального объяснения, связан с очень странным поведением Джесси Помероя, явившегося в отделение полиции по собственному почину уже после того, как потерпевший не опознал его в классе. Что это, вообще, было? Зачем он туда пошёл? Чего он хотел добиться подобной иррациональной выходкой?

Джесси спрашивали о его посещении полицейской станции, и тот всегда отвечал на подобные вопросы предельно неконкретно и непонятно. Дескать, что-то его влекло, он чувствовал, что должен так поступить и тому подобное. Объяснения, которые давал Померой, невразумительны, и он сам, по-видимому, не мог толком рассказать о собственной мотивации.

Сейчас, спустя полтора столетия с той поры, мы не можем залезть в голову Джесси, но вряд ли мы сильно ошибёмся, предположив, что управляли им в тот день непомерная гордыня и самодовольство. Он едва не попался во время опознания в школе, но игрою случая угроза тогда миновала. В ту минуту, когда в школьный класс вошли Брэгдон и Кеннеди, Померой сильно испугался – он не мог не испугаться, ведь такие, как Померой, очень трусливы – но после того, как опасность чудесным образом миновала, Джесси, наверняка, испытал эйфорию или некое иное чувство, весьма на эйфорию похожее. Увидев в произошедшем некий знак собственной избранности, Джесси Померой решил повторить щекочущий нервы эксперимент. В полицию он шёл, разумеется, не для того, чтобы его поймали, а как раз потому, что был уверен в собственной неуязвимости. Мы не знаем, была эта вера сродни вере в сверхъестественное или же Джесси руководствовался вполне рациональной уверенностью в том, что опознание его невозможно – для нас это и не особенно важно. Но несомненно то, что он хотел получить удовольствие – сначала поставить себя в рисковую ситуацию, а затем благополучно выйти из неё, насладившись сознанием собственной неуязвимости.

То, что Джесси Померой являлся подростком весьма высокомерным, представляется довольно очевидным. Нам известны воспоминания о нём его товарищей, относящиеся к периоду до задержания Джесси в сентябре 1872 г. Один из его друзей – понятие это, разумеется, сугубо условно, ибо у психопатов вроде Джесси друзей не бывает в принципе – высказался о манере поведения Помероя примерно в таких словах: его невозможно было заставить играть в футбол вместе со всеми, он всегда был в стороне от компаний. Любимое занятие Помероя на улице – играться со своим перочинным ножиком. Джесси вроде бы и ходил гулять с другими мальчиками, но всегда был сам по себе.

Незадолго до задержания с Джесси оказался связан любопытный инцидент, который впоследствии вспоминали все свидетели произошедшего. Некий Олли Уайтман (Ollie Whitman), 15-летний подросток из той же школы в Южном Бостоне, в которой учился Померой, стал рассказывать историю о том, как «Мучитель детей» попытался на него напасть. В этом рассказе, разумеется, вымышленном от первого слова до последнего, Олли мужественно отбивал все поползновения преступника с рыжими кудрями и клиновидной бородёнкой, после чего героически от него убегал.

Джесси в числе других школьников услышал рассказ о необыкновенном приключении, вот только его он совсем не впечатлил. В то время как другие подростки стояли, разинув рты и выпучив глаза от восхищения, Джесси Померой стал улыбаться. Олли Уайтман поначалу делал вид, будто не замечает улыбки одного из слушателей, однако, в конце концов, он не выдержал и накричал на Джесси. Последний ничего не сказал, лишь молча повернулся и ушёл прочь, решив не провоцировать намного более крупного и сильного парня. Но то, что Джесси не сдержал улыбки и не стал подыгрывать выдумщику, однозначно свидетельствует о нём как о человеке высокомерном и самодовольном.

История разоблачения «Мучителя детей» попала в газеты и заслужила там кое-какие комментарии, но сразу следует подчеркнуть, что эти публикации оказались весьма лаконичны и невелики по объёму. Некоторые из них даже не удостоились собственных заголовков – они прошли как отдельный абзац в сводке новостей штата.

Причина такого кажущегося невнимания [и даже равнодушия] кроется, скорее всего, в том, что Джесси Померой оказался слишком уж молод для «полноценного изувера». На момент задержания ему не исполнилось и 13 лет, если бы он был хотя бы немного старше – лет 15-16-ти – то оценка содеянного оказалась бы, несомненно, куда жёстче. Кроме того, Померой так никого и не убил – по этой причине его жестокость казалась не такой уж и жестокой. Ну, все же живы остались, не так ли?

В конце сентября – первой половине октября 1872 г. в американских газетах прошли публикации, связанные с разоблачением «Мучителя детей».

В этой связи интересно отметить то, что преступления с участием детей в те времена не являлись чем-то совсем уж необыкновенным и выходящим за пределы представимого.

Например, в июне того же 1872 г. Америка с интересом следила за проходившим в Нью-Йорке судебным процессом по обвинению содержавшегося в воспитательном доме подростка по фамилии Данн (Dunn) в убийстве другого воспитанника – Калверта (Calvert). История была довольно запутанной – Калверт ударил Данна пустой бутылкой по голове, а тот в свою очередь засадил ему в живот нож для резки табака. К такого рода принципиальному выяснению отношений привёл непримиримый антагонизм, имевший давнюю историю.

Судебный процесс вскрыл массу всевозможных нарушений элементарнейших человеческих прав – воспитанников морили голодом, запирали в подвале, словно в тюремную камеру; не вызывало сомнений существование выработанной системы сексуальных домогательств, хотя именно этот аспект в ходе судебного процесса тщательно обходили молчанием все стороны. Но все признавали, что у администрации существовали среди воспитанников некие любимчики и изгои, а уж кого за какие заслуги куда зачисляли, обыватель мог догадываться в меру собственных ума, сообразительности и житейского опыта. На суде делался особый упор на нарушение религиозных обрядов и предписаний, в частности, постов – это было важно по той причине, что воспитательный дом курировался католической епархией, а поскольку протестантские «церкви» настроены к католическому вероучению крайне нетерпимо, данное обстоятельство упоминалось постоянно.