Неординарные преступники и преступления. Книга 3

В начале сентября 1872 года – в те самые дни, когда в Южном Бостоне куролесил «Мучитель детей» и все ожидали неминуемой кровавой развязки – 7-летний Уильям Лофтус (William Loftus) заманил в отцовскую конюшню 5-летнюю девочку по имени Дженни Чандлер (Jenny Chandler), где сначала попытался отрезать ей руку ножницами по металлу, а после того, как девочка вырвалась, погнался за нею, схватив попавшийся под руку отцовский дробовик. Догнав девочку, он выстрелил в неё с близкого расстояния, в результате чего Дженни скончалась через 16 часов.

И кровавых драм, подобных упомянутым выше, тогда происходило немало – перечислять их здесь незачем [да и невозможно]. На фоне подобных происшествий, получавших широкую огласку в прессе, преступления Джесси Помероя несколько меркли. Ну, в самом деле, сексуальный подтекст в его действиях как-то не просматривался – это мы сейчас понимаем, что без подобного мотива Джесси никогда бы не совершил то, что совершил, но для обывателя 1870-х годов данный аспект находился за границами понимания. Джесси бил детей палкой – подумаешь, чепуха какая, сколько родителей избивали детей палками в 1870-х годах! Померой никого же не убил – так, попугал немного, порезвился… Пока «Мучитель детей» оставался не пойман, он казался страшным чудовищем, когда же его разоблачили и все поняли, что это мелкое ничтожество, нелепый уродец с «мраморным» глазом – общественность моментально позабыла как собственные недавние страхи, так и те деяния, что творил этот школяр.

22 сентября было проведено опознание Джесси Помероя как потерпевшими из Челси, так и из Южного Бостона. В нём приняли участие пять мальчиков. С учётом того, что двое потерпевших опознали «Мучителя детей» ранее, Джесси был предъявлен всем пострадавшим от его рук, за исключением Роберта Гулда, всё ещё находившегося на лечении.

На следующий день – 23 сентября – Джесси был доставлен в окружной суд, где судья Форрсайт (Forrsaith) заслушал справку окружного прокурора, коротко поговорил с Джесси и без долгих колебаний постановил отправить того в воспитательный дом в Уэстборо (Westborough), небольшой городок в 45 км западнее Бостона. Тамошнее исправительное заведение именовалось «Массачусетский дом реформации» («Massachusetts House of Reformation»), и Джесси предстояло находиться в его стенах до совершеннолетия [достижения 18 лет], совмещая учёбу с трудовой повинностью в тамошних мастерских. Форрсайт являлся судьёй по гражданским делам, специализировался на рассмотрении исков, связанных с разделом наследства, поэтому не совсем понятно, как дело Джесси Помероя попало к нему. Объяснение, скорее всего, кроется в том, что расследование преступлений Помероя представлялось совершенно ясным – ведь тот признал вину! – и дело это надлежало закрыть как можно скорее. Кроме того, манёвр судьи в выборе наказания был очень ограничен – он мог либо отправить подростка в трудовой дом, либо не отправлять, другого варианта просто не существовало. Понятно, что любой судья на месте Форрсайта принял бы то решение, какое принял Форрсайт, поэтому функция судьи на этом процессе во многом выглядела формальной.

В тот же день Померой поездом отправился к новому месту жительства. Нельзя, конечно же, не удивляться стремительности произошедшей с ним перемены – ещё 20 сентября он считался обычным школьником, а через 72 часа суровый дядя с револьвером на боку, называвшийся «судебным маршалом», конвоировал Джесси в некое угрюмое место. Там подростку предстояло провести следующие 5 лет!

Надо сказать, что «Массачусетский дом реформации» по нынешним меркам являлся местом даже и не очень-то страшным. Формально, по крайней мере. Учётный журнал сего заведения сохранился, и сейчас можно поимённо назвать всех коллег Джесси по вынужденной изоляции от общества и вину каждого из них. Из 254-х мальчиков в возрасте от семи лет и старше за насильственное преступление в «Массачусетский дом реформации» угодил только один – да-да, всего один! Остальные попали в это учреждение за бродяжничество и хищения [преимущественно из магазинов, но имелись и воры-«домушники»].

Понятно, что официальный документ не передавал всех красок бытия в закрытом исправительном учреждении. В подобном месте не могли не процветать всевозможные формы насилия просто потому, что совместное содержание в почти полной изоляции от окружающего мира детей и подростков большого интервала возрастов неизбежно должно было приводить к доминированию сильных над слабыми. Тут надо делать поправку как на низкий образовательный уровень воспитуемых, так и на то, что они находились в пубертатном возрасте, когда перед подростком встаёт потребность узнать романтическую сторону человеческих отношений, а сделать это в нормальной форме он не может ввиду вполне понятных ограничений.

Поэтому мы можем не сомневаться – грубое доминирование и подавление слабейшего в исправительной школе процветали. То, что Джесси Померой окунулся в эту клоаку, ничего хорошего не сулило – его пребывание в «Массачусетском доме реформации» означало отнюдь не исправление, а лишь получение специфического опыта, которого он не смог бы получить, оставаясь на свободе.

Кроме того, через пять месяцев после прибытия в Уэстборо Джесси получил неожиданное повышение – администрация назначила его старшиной отряда. Он получил много по мальчишеским меркам власти – следил за порядком, составлял график уборок казармы и проверял качество работы, контролировал внешний вид соучеников и их успеваемость по школьным предметам. Джесси получил власть и возможность манипулировать подчинёнными ему подростками.

Чтение молитвы перед отходом ко сну в исправительном заведении для мальчиков.

Вы понимаете, какая это гремучая смесь? С одной стороны, в исправительном заведении процветали произвол и принуждение старших воспитанников в отношении младших, а с другой – исключительный садист Джесси Померой получает от администрации власть над окружающими. Власть – это именно то, чего жаждут подобные хищники! Ведь для них власть – это инструмент тотального подавления и унижения слабейшего и зависимого, крайняя форма демонстрации собственного господства.

И если до попадания в исправительную школу в Уэстборо Джесси Померой не вполне ясно представлял, чего же именно он желает добиться своими жестокими нападениями, какую именно цель преследует собственной агрессией в отношении детей, то, пройдя через «Массачусетский дом реформации», он ответил на все свои потаённые вопросы и чётко осознал, что же именно и для чего он хочет делать с будущими жертвами. Не будет ошибкой сказать, что именно в «Массачусетском доме реформации» окончательно оформились криминальные предпочтения Джесси Помероя. Если до этого его нападения следовали неким интуитивным побуждениям, не вполне осознаваемым и не до конца понятным даже самому Джесси, то, пройдя исправительную школу, подросток прекрасно разобрался в самом себе и совершенно чётко сформулировал кредо своей последующей жизни. И кредо это можно выразить следующей фразой: жить – значит убивать!

Вечером 9 ноября 1872 г. Бостон пережил бедствие, называемое сегодня «Великим (или Большим) пожаром». Тогда огнём и не только были уничтожены постройки на площади 26 гектаров в центре города, почти 800 зданий. Разрушению города способствовало не только собственно горение домов, но и меры по борьбе с оным – отдельные умники из городской администрации додумались бороться с фронтом огня посредством производства взрывов, вот только никакого понятия о том, какой мощности эти взрывы должны быть и как правильно их готовить, никто не имел. Поэтому произведённые взрывы не только не погасили пламя, но, напротив, привели к разлёту пылающих фрагментов конструкций и многочисленным ранениям людей. История «Большого Бостонского пожара» довольно любопытна, в рамках настоящего повествования всех деталей не изложить, так что на досуге потратьте десяток минут на захватывающее чтение первоисточников!

Произошедший в Бостоне вечером 9 ноября 1872 г. пожар причинил городу чудовищные разрушения.

Для нашего же повествования важно то, что городские власти после пожара приняли большую программу, призванную способствовать возрождению города и активизации бизнеса, понёсшего большие материальные потери. Бизнесменам давались всевозможные преференции, был реализован ряд мер по привлечению в Бостон рабочих рук. Мать Джесси Помероя, занимавшаяся шитьём, под эту сурдинку расширила свой маленький бизнес. До этого она со старшими сыновьями Чарльзом и Джесси проживала в квартире в доме №312 по улице Бродвей в Южном Бостоне и там же работала. Теперь же в доме напротив [под №327] арендовала помещение, в котором оборудовала мастерскую и небольшой магазинчик. Дело пошло очень даже неплохо, и вскоре перед мастерской был поставлен газетный киоск, в котором Чарльз Померой торговал газетами.

Мамаша и сынок довольно быстро завоевали в районе определённую популярность. У Чарльза появились не только постоянные покупатели, но и подписчики – 50 человек, затем 100, через полгода их число превысило 150! Чарльз крутился как белка в колесе, зарабатывая свои центы, Рут Померой крутилась тоже.

Впервые за много лет с отвратительной бедностью было покончено, более того, впереди замаячили неплохие перспективы! И произошло это во многом благодаря «Большому пожару». С конца 1872 г. Рут Померой принялась бомбардировать Верховный суд штата прошениями о помиловании Джесси, указывая на то, что теперь она располагает достаточными для содержания детей средствами, дела её идут неплохо и её бизнесу нужны рабочие руки. Писала Рут соответствующие письма и администрации «Массачусетского дома реформации».

Обращения эти попадали на благодатную почву – в марте 1873 г. Джесси был назначен старшиной отряда, о чём упоминалось выше. На фоне других воспитанников он выглядел очень даже неплохо – порядок не нарушал, в разного рода дурных выходках и обструкции прочих воспитанников не был замечен, учился хорошо, много читал. Надо сказать, что Джесси и впрямь испытывал перед книгами благоговение и читать любил вполне искренне – эта его черта покоряла самых разных людей, заставляя думать, что он не конченный дегенерат, а разумный парень, облыжно оклеветанный. На фоне сорванцов и хулиганов он выглядел эдаким «домашним мальчиком», попавшим в эту клоаку по какому-то дурацкому недоразумению.

В течение первого года пребывания Джесси Помероя в «Массачусетском доме реформации» его мать подала в различные инстанции штата не менее пяти ходатайств с просьбами смягчить судьбу её любимого мальчика.

Капля, как известно, камень точит. Энергия матери должна была рано или поздно принести некие плоды!

Нельзя не признать того, что Рут Энн Померой сумела всколыхнуть обстановку вокруг своего сына. Большинство воспитанников «Массачусетского дома реформации» не интересовало своих родителей и близких, их никто не навещал [или делал это редко] и не хлопотал об их будущем, угодили мальчишки за решётку – очень хорошо, дома лишь спокойнее будет! В случае с Джесси всё выглядело совсем не так – мать открытым текстом обвиняла полицию в том, что её сотрудники добились признания сына запугиванием, а никто из школьных товарищей сына и преподавателей не защитил его, поскольку он был новеньким и его толком никто не знал. Полиция, мол-де, обратила простое любопытство сына, заглянувшего в здание полицейской станции, чуть ли не в свидетельство преступного замысла, а устроенные полицейскими опознания ничего не стоят, ибо мальчик по фамилии Кеннеди во время пребывания в школе, в свободной обстановке, Джесси не опознал!

Доводы Рут звучали убедительно, они выглядели логичными, а её настойчивость производила весьма благоприятное впечатление. Должностные лица смотрели на женщину, слушали её речи, читали обращения и невольно проникались сочувствием: «Какая упорная женщина, как она защищает сына, наверняка полиция что-то там напортачила с опознанием, с нашей полицией такое возможно!» При этом никто не задумывался над тем, что нападения «Мучителя детей» после удаления Джесси Помероя из Бостона волшебным образом прекратились.

В конце 1873 г. Попечительский совет при администрации Бостона, отвечавший за борьбу с беспризорностью, бродяжничеством, за благотворительную работу и тому подобное, постановил рассмотреть вопрос о возможном возвращении Джесси Помероя в семью. Был даже выделен специальный чиновник – звали его Гардинер Тафтс (Gardiner Tufts) – которому надлежало изучить возможные варианты решения проблемы.

Тафтс подошёл к порученному дело ответственно. Он прокатился в Уэстборо, поговорил с учителями и администрацией «Массачусетского дома реформации», там же познакомился с самим Джесси, затем съездил на Бродвей, осмотрел квартиру Рут Померой и арендованную ею лавку в доме напротив, посетил полицейскую станцию и поговорил с тамошним начальником – капитаном Дайером (Dyer). Последний хорошо знал историю разоблачения Помероя и прекрасно помнил юного изувера. Капитан не сомневался в правильности результатов полицейского расследования, но заявил, что Джесси не следует слишком мучить и мальчику нужно предоставить второй шанс для того, чтобы стать честным гражданином.

В этом месте следует пояснить, что сам капитан Томас Дайер на определённом этапе своей полицейской карьеры стал жертвой серьёзного наказания и о милосердии мог рассуждать как человек, знакомый не понаслышке с добросердечием. В полицию Бостона, точнее, её предтечу под названием «дневной эскадрон», Дайер пришёл в 1849 г., будучи человеком вполне зрелым [ему исполнилось тогда уже 32 года]. Исполнительный, трудолюбивый и педантичный – все эти качества он выработал за 15 лет работы каменщиком – Дайер довольно быстро сделал карьеру и уже в 1854 г. получил звание лейтенанта. Далее, однако, произошло нечто, что почему-то не попало в документы, но стоило Дайеру звания – в 1856 г. его разжаловали в рядовые патрульные. На протяжении двух лет он ходил по улицам с алебардой [полиция Бостона стала получать 14-дюймовые дубинки только в 1868 г., а пистолеты – в 1884 г.] и, наверное, ходил бы так до самой пенсии, но в какой-то момент члены городского совета посчитали возможным помиловать Дайера, и тому вернули лейтенантские нашивки в 1858 году. Томас был переведён в Южный Бостон, вскоре стал начальником тамошней 6-й полицейской станции (участка) и в этой должности оставался вплоть до описываемого времени. Эта история из прошлого капитана Дайера до некоторой степени может объяснить его снисходительное отношение к подростку, которого он, возможно, считал случайно оступившейся жертвой дурного воспитания.

Тафтс написал отчёт по результатам совершённых поездок и присовокупил к нему собственные выводы [весьма двойственные, надо сказать]. Как хитроумный чинуша, стремящийся всегда избегать однозначности суждений, Гардинер указал, что Джесси встал на путь исправления, по месту пребывания в детской колонии характеризуется положительно, демонстрирует хорошие успехи в труде и учёбе и даже получил повышение, став старшиной отряда. Он, несомненно, достоин милосердия, и мать может предоставить ему необходимые условия для жизни и заработка. После этого позитивного вывода чиновник сделал и другой, прямо противоположный – он упомянул о том, что семья Помероев неполная, Рут не живёт вместе с отцом Джесси, а посему возможность полноценного воспитания в семье вызывает некоторые сомнения.

В общем, умудрённый жизненным опытом чиновник выступил в традиционном для себя амплуа – «и нашим, и вашим за копейку спляшем» – подстраховавшись на любой случай развития событий в дальнейшем. Если бы Джесси вёл себя хорошо, Тафтс всегда мог бы указать на собственное добросердечие и милосердие, а если бы Джесси опять стал бы на путь нарушения закона, то Тафтс с чувством честно выполненного долга напомнил бы о своих сомнениях в возможности нормального воспитания подростка в неполной семье.

Что тут можно сказать? Молодец, чернильная душа…

В последней декаде января 1874 г. Гардинер Тафтс передал свой доклад членам Попечительского совета, и уже 6 февраля Джесси Померой вышел за ворота «Массачусетского дома реформации» с небольшим деревянным чемоданчиком, в котором были сложены его вещи. Тремя месяцами ранее ему исполнилось 14 лет, он прошёл уже серьёзную школу жизни и был полон решимости применить полученные уроки на практике. Не спрашивайте автора, как Попечительский совет мог отменить решение судьи – ведь это разные ветви власти! – у автора нет ответа на подобный вопрос. Для нас важно лишь то, что Джесси Померой, отбывший в исправительном учреждении чуть более 16-ти месяцев из 60-ти, отмеренных ему судьёй, оказался-таки на свободе.

Рут Энн Померой. Именно стараниями любящей мамаши Джесси вышел из исправительного дома, отбыв в его стенах всего 16 месяцев из 60-ти, отмеренных судом.

Бизнес семьи Померой развивался, в общем-то, неплохо, даром, что в стране бушевал серьёзный экономический кризис, обусловленный крахом Нью-Йоркской фондовой биржи осенью 1873 г. Рут много шила, и у неё уже сложилась своя клиентура среди жителей Южного Бостона. Причём клиентура довольно обширная, сама Рут уже не справлялась с массой заказов, и в помощь себе она наняла двух девочек. Швейная мастерская Рут Померой находилась в задней части арендованного ею помещения в доме №327 по Бродвею, а в передней комнате был оборудован небольшой книжно-канцелярский магазин. Перед домом был установлен газетный киоск – старший сын Чарльз вёл из него торговлю местными газетами, прерываясь только для того, чтобы разнести свежие тиражи подписчикам, число которых к февралю уже превысило 250 человек. Поскольку на все виды деятельности рук не хватало, Померои наняли мальчика Рудольфа Кора (Rudolph Kohr), который был «на подхвате» и выполнял всевозможные мелкие поручения – принимал и пересчитывал газеты, вставал, когда требовалось, за прилавок, бегал с почтальонской сумкой по району…

В общем, руки Джесси оказались очень даже к месту! По договорённости между братьями они по очереди открывали мастерскую через день в 07:30, также поочерёдно ходили в редакции газет за свежими тиражами и сменяли друг друга за прилавком в магазине.

И всё было хорошо, семья Помероев героически зарабатывала денежки – цент к центу, дайм к дайму, доллар к доллару…

Утром 18 марта 1874 г. 10-летняя Кэти Карран (Katie Curran) отправилась в магазин за тетрадкой, которую необходимо было принести в школу. Мама девочки – Мэри Карран (Mary Curran) – в это время одевала младшую из дочерей. Кэти должна была вернуться примерно через 10—15 минут и вместе с сестрёнкой отправиться в школу. Мэри была не по годам развита и прекрасно ориентировалась в Южном Бостоне, она знала, что ей надо зайти в магазин канцтоваров Томаса Тобина (Thomas Tobin), расположенный менее чем в 100 метрах на той же самой Дорчестер-стрит, что и дом, в котором проживала семья Карран. Девочка не раз бывала в этом магазине, и поход за тетрадкой не являлся для неё чем-то особенным. Время ухода Кэти из дома известно с абсолютной надёжностью, поскольку мама девочки посмотрела на часы, которые показывали 08:05.

Кэти не вернулась ни через 10 минут, ни через 15, ни даже в половине девятого. Она вообще не вернулась.

К 08:30 Мэри Карран поняла, что происходит нечто ненормальное. Женщина быстро оделась и помчалась в магазин Тобина. Владелец магазина моментально вспомнил маленькую девочку в тёмном жакете и зелёно-чёрном клетчатом платье, заходившую около 30 минут назад. По его словам, она искала тетрадь, но имевшиеся у него в продаже ей не понравились, и она ушла. Но пошла она не по Дорчестер-стрит, где находился её дом, а по улице Бродвей – магазин Томаса Тобина находился как раз на пересечении этих улиц, так что владелец магазина мог видеть направление движения девочки после ухода.

Мэри Карран выскочила на Бродвей и принялась заходить подряд во все магазины, спрашивая о дочери. Кроме того, она принялась обращаться к прохожим, прося припомнить, видел ли кто-то из них девочку в клетчатом платье и жакете. Сложно сказать, как долго Мэри металась по улице, может, 10 минут, может, 15, но в одном из магазинов продавщица по фамилии Ли (Lee) сообщила ей, что видела, как девочка, соответствующая приметам, вошла в магазин Помероев, находившийся далее по улице.

Мэри Карран не была знакома с Помероями и не видела их в лицо, но испытывала сильное предубеждение против этой семьи. Кровавые похождения Джесси вовсе не были забыты, по крайней мере в Южном Бостоне, а потому Мэри моментально напряглась, услыхав хорошо известную фамилию. Нет, она не побежала в магазин в доме №327 по Бродвею, принадлежавший Рут Померой, а направилась прямиком к полицейской станции №6. Мэри считала, что настало время подключать полицию.

В здании участка её встретил детектив Адамс (Adams), который вовсе не являлся детективом, но пользовался расположением начальника 6-й станции капитана Дайера, а потому ходил в штатском и был избавлен от необходимости патрулировать улицы. Адамс являлся эдаким «внештатным» детективом, числившимся в штатном расписании обычным патрульным, но в действительности использовавшийся для особых поручений руководства. Адамс участливо отнёсся к Мэри Карран и лично препроводил её к шефу, дабы капитан получил возможность выслушать рассказ матери из первых уст.

Капитан и детектив [который вовсе не был детективом] в два голоса принялись убеждать Мэри Карран в том, что она напрасно испытывает подозрения в отношении Джесси Помероя. Они, дескать, хорошо знают Джесси и могут авторитетно заверить, что тот исправился. Кроме того, Померой-младший никогда не обижал девочек, его агрессия всегда была направлена только на мальчиков, поэтому Мэри может не волноваться – Джесси к исчезновению непричастен. И, вообще, Кэти скоро вернётся, ведь Мэри сама же говорит, что её дочь очень смышлёна и хорошо знает район, надо только подождать!

Детектив Адамс пообещал непременно заглянуть домой к Карранам и с тем выставил встревоженную Мэри за дверь. Но события развивались таким образом, что Мэри вторично явилась в полицию ещё до того, как детектив [который был вовсе не детектив] собрался к ней в гости.

На протяжении всего дня Мэри металась по улицам Южного Бостона, спрашивая прохожих об исчезнувшей дочери и сообщая им приметы девочки, и её разговоры дошли до ушей осведомлённого человека. Вечером 18 марта на квартиру Карран явился мужчина, попросивший Мэри пройти с ним для того, чтобы выслушать человека, который хочет сообщить нечто важное о её дочери. Появление незнакомца, не пожелавшего себя назвать, выглядело не столько интригующе, сколько пугающе. Джон Карран – муж Мэри и отец Кэти – был против того, чтобы Мэри отправилась со странным визитёром, но жена его не послушала.

Мэри не ушла далеко. Неизвестный мужчина отвёл её примерно за четыре квартала и показал ей… мальчика, который оказался его сыном. В этом месте проницательные читатели без труда назовут имя и фамилию таинственного свидетеля – правильно, таковым являлся Рудольф Кор – тот самый помощник братьев Помероев, что всегда был на «подхвате» в их газетном бизнесе.

Руди рассказал Мэри Карран, что утром 18 марта в девятом часу утра он находился в магазине канцтоваров вместе с Джесси Помероем. Они обсуждали планы на предстоящий день, и тут с улицы зашла девочка в тёмном пальто или жакете, надетом поверх платья в зелёно-чёрную клетку. Она искала тетрадь для записей. Джесси показал ей тетрадь, которая девочке понравилась. Но она была последней в партии и имела брак – чернильное пятно на обложке. Джесси пообещал девочке скидку в 2 цента, и та согласилась её купить. Во время этого разговора из подвала поднялся кот Помероев, и Джесси попросил Руди отнести кота в мясную лавку, чтобы его там покормили. Руди унёс кота, а когда вернулся через 10 минут, то увидел, что девочки нет.

Рудольф Кор совершенно забыл этот мимолётный инцидент, поскольку после него последовал суматошный день с беготнёй по всему городу, но вечером он услышал рассказы об исчезновении девочки в тёмном жакете и зелёно-чёрном платье, стал вспоминать и… И вот ещё что припомнил Руди Кор – после того, как он вернулся в магазин Помероев, оказалось, что тетрадь с чернильным пятном лежит на месте, то есть девочка её не купила. Хотя собиралась!

Услыхав рассказ маленького свидетеля, Мэри Карран со всех ног помчалась в 6-й полицейский участок. Её снова приняли капитан Дайер и детектив [который не детектив!] Адамс. Участливо выслушав женщину, они замахали руками и заверили её, что прекрасно знают маленького Руди Кора и не советуют Мэри верить этому сорванцу. Дескать, мальчик этот – известный лгун, и всю эту историю он выдумал в расчёте получить от взволнованной матери пропавшей девочки какую-то материальную благодарность. И отец его тоже хорош, вместо того, чтобы надрать сорванцу уши, взялся помогать…