Бессердечный ублюдок

Совсем нескромная диадема венчала мою причёску. Мой отец явно не скупился на эту свадьбу и возможность продемонстрировать наше благосостояние всем своим врагам. Украшение до того величественно выглядело, что могло бы найти своё место в царской сокровищнице. Бриллианты радугой переливались на свету, ослепляя любого, рискнувшего бросить на меня взгляд.

Никто не позаботился о моём комфорте. Каждая персона, что участвовала в моих приготовлениях, шептала, что мне просто требуется немного потерпеть. Подумаешь, какие-то двадцать часов мучений.

Макияж стягивал лицо, как корсет – талию, а шпильки – волосы.

Больше всего на свете мне хотелось отмены свадьбы и горячей ванны.

Из отражения на меня смотрела девица с перепуганными и грустными глазами. Макияж превратил меня в другого человека, и я не была уверена, что эта новая Я мне нравится. Впрочем, жених вряд ли способен воссоздать по памяти мой фотопортрет, поэтому особого значения то, как я выгляжу, для него не будет иметь значения. Сделка уже свершилось, а моё согласие – лишь пустая формальность. Он не пошёл бы на попятную, даже если бы я была похожей на пугало. Как в нашу вторую встречу.

– Дорогая, начинается, – пропела моя светская бабушка, подходя ко мне с влажными от слёз глазами.

Не знаю, как у такой милой и доброй женщины мог родиться мой чёрствый отец, лишённый всяких эмоций. Жаль, я видела её слишком редко, чтобы напитаться исходящим от неё теплом.

– Будь счастлива, мой птенчик. Очаруй своего жениха. Пусть потеряет от тебя голову, – наставляла меня бабуля.

Легче сказать, чем сделать, ба.

В зале заиграла музыка. Аве Мария Штрауса. Единственная поблажка, которую мне позволили. Почти провокация, учитывая, что половина из присутствующих не являлись христианами. Моя мама была христианкой. И я не знала, чем руководствовался отец, не обращая меня в свою веру. Но догадывалась, что таким было её желание.

Я ощущала себя персонажем из голливудского фильма, когда папа подвёл меня к Артёму по красной ковровой дорожке.

Долгое время из-за бьющего в глаза освещения я не имела возможности его разглядеть. Но, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, замерла, поражённая его суровой привлекательностью, как и в первую нашу встречу.

Кажется, за то время, что мы не виделись, я позабыла, насколько он красив. Сердце в груди остановилось на целую вечность. И если бы об этом знали кардиологи, меня бы уже везли на операцию.

Сейчас глазам Островского было некуда деться, и ему не оставалось ничего иного, кроме как смотреть прямо на меня. На свою зефирную невесту, усеянную бриллиантами и стразами. Мы выглядели как два полюса. Две противоположности. Как чёрное и белое.

Чёрный смокинг от «Китон» преобразил его, сделав ещё строже и взрослее. Но всё же дорогой костюм не скрыл звериную сущность парня. А скорее, даже подчеркнул этот завораживающий контраст жестокости, закованной в элегантность.

Я пыталась пробиться сквозь броню его отчуждения. Лишь в первые секунды он едва заметно качнулся в мою сторону, но вскоре его глаза заволокло темнотой.

Сколько ни смотри, но ничего нового не увидишь. Бесполезно. В глазах ни проблеска света. Ничего, кроме тьмы, засасывающей меня к себе на дно.

Брачные клятвы слетели с наших уст сухим монологом, чтобы порадовать гостей, наверняка пустивших слезу на результат труда копирайтеров, придумавших нам текст.

Короткое:

– Да.

Островский с хищной грацией приблизился ко мне. Челюсть сжата. На красивом, словно высеченном из камня лице застыло мучительное выражение. Кажется, он раздумывал, стоит ли оставлять на моих губах поцелуй. Судя по брезгливому изгибу губ, сама идея об этом вызывала у него отторжение.

Оказавшись на расстоянии дыхания, я замерла, как заяц перед голодным волком, не отрываясь от тёмных глаз Артёма. Мышцы на его лице пришли в движение, изображая колючую улыбку, в которой сквозила неприкрытая издёвка.

– Никаких поцелуев, жёнушка, – произнёс мне в самые губы и выпрямился. – Ты же не думаешь, что у нас с тобой всё может быть по-настоящему?

Должно быть, со стороны это и напоминало мимолётный поцелуй. Сдержанная дань традициям. Но я-то знала, что он ко мне не притронулся. Только словами ударил, точно пощёчиной.

Глава 9

Как-то в детстве меня потеряли в торговом центре. Няни, приставленные отцом, не уследили. Мне только исполнилось пять, и я слабо понимала, что случилось. Заглядывала в глаза взрослых, как выброшенный щенок, надеявшийся встретить своего человека.

Но мой человек не спешил меня искать. Я слонялась среди торговых рядов, ощущая на себе тревожные взгляды взрослых, которые начинали меня пугать. Но, видимо, оттого, что я не плакала, никто из прохожих не бил тревогу.

Должно быть, меня хватились, когда все принялись собираться домой, а мачеха удовлетворила свою потребность в покупках.

Хорошо утрамбованное на дно моей памяти ощущение одиночества и потерянности всплыло на поверхность, обжигая слезами глаза. Но я, как обычно, не собиралась плакать.

Что значили его слова? Догадаться несложно. Но я хотела знать наверняка, что меня ожидает в этом браке. А жуткие догадки лишь усиливали мою панику.

Нам даже не дали возможности поговорить.

Всё торжество пролетело перед глазами мутной пеленой.

Организаторы свадьбы время от времени переставляли нас с Артёмом, как фигурки на свадебном торте, для наиболее красивой композиции. Но ни разу за весь вечер мы не оставались наедине.

И лишь когда праздник приближался к завершению, а количество гостей потихоньку таяло, тугое напряжение немного ослабило свои путы на моём сердце.

Странно, но в особняк, в котором мне придётся жить, нас отвезли на разных машинах.

Меня засунули в одну машину с мачехой. Та не сводила с меня привычного цепкого взгляда. Такого колючего, что мне хотелось снять с себя кожу. Я всё задавалась вопросом, рада ли она избавиться от навязанного чужого ребёнка. Готова биться об заклад – да.

Даже на обездвиженном ботоксом лице отражалось странное довольство. Отчего она ещё больше походила на злую мачеху из «Золушки».

Я оценила хоромы, больше напоминавшие готический дворец, едва не присвистнув. Мрачный и такой же жуткий, как и мой новоиспечённый муж.

В огромном особняке мне отвели целое крыло для подготовки к брачной ночи. И чтобы пробраться в палаты супруга, мне с трудом удалось вырваться из лап помощниц моей мачехи. Они словно коршуны следили за мной, опасаясь, как бы я не навредила репутации семьи. Готовые стоять над душой, пока я писаю.

Может, моя семейка хочет дождаться завершения ночи и подтверждения моей невинности? Хотя не удивлюсь, что это часть сделки. Так и вижу, как Островский наутро выносит белое полотно с кровью на нём, как подтверждение скреплённых уз.

Быстро перебирая балетками, в которые я успела нырнуть после неудобных туфель, я направлялась туда, где, как мне сообщил обслуживающий персонал, находился мой дражайший муж. Мне необходимо было поговорить с ним.

Я жаждала услышать из его уст, что он готов пройти этот странный путь рука об руку со мной. И получить объяснение той глупой шутки, брошенной у алтаря.

Конечно, мы едва знакомы, и я только рада, если он не станет склонять меня к близости. Но его фразы до сих пор жалили моё сердце, кислотой выжигая на нём знакомые слова: я никому не нужна.

Но чем глубже я проходила в нутро роскошного особняка, тем сильнее предчувствие беды набирало силу, как тучи перед дождём. Становясь тёмным и тяжёлым.

Отворила створку одной из деревянных дверей, что вела в приёмную. А оттуда – путь в кабинет хозяина этого дворца. Кому, интересно, он принадлежит? Не может же мой муж иметь подобную недвижимость в столь раннем возрасте.

Мягкая подошва обуви не издавала шума, утопая в густом ворсе ковра. Поэтому никто из тех, кто заседал в кабинете, не услышал моего приближения.

– Туз, подумай, ты теперь с ней повязан. Она твоя жена, – до меня донёсся голос одного из мужчин.

– И она ни в чём не повинна, – добавил другой.

В ответ раздаётся почти звериный рык. Несложно догадаться, что он принадлежит моему мужу. Полный раздражения, злости и переполняющей его ненависти. Эмоции Островского оказались такими сильными, что коснулись меня, словно языки пламени, обдавая жаром и суля уродливые шрамы.

Сердце норовило выскочить из грудной клетки. Я испугалась, что оно выпорхнет и постучится в запертую дверь этого кабинета. Коленки ослабли, и я прижалась к деревянному полотну двери, заглядывая в открывшийся проём и видя спину мужа.

Чутьё подсказывало, что мне представился редкий шанс услышать правду.

– Хватит! – Артём пресёк диалог. – Меня тошнит от всех этих людей. А от неё – больше всего. Уверен, Ибрагимов что-то задумал, а она с ним заодно.

– Брось. Он отдал тебе свою дочь, чтобы скрепить сделку. Не думаешь же ты, что он поставит её под удар?

– Ещё как думаю. Он пожертвует ей, как ненужной фигурой на шахматной доске, чтобы добраться до меня.

– В твоей власти уберечь её от всего этого, – раздаётся спокойный голос Драгонова. Он поднимается со своего места, попадая в поле моего зрения, и наливает себе выпивку. – Она совсем ребёнок.

– Зачем? – пожимает плечами муж. – Вам лучше других известно, что этот брак никогда не станет настоящим. А от неё я просто избавлюсь, когда получу своё.

Его холодный сарказм подействовал на меня как удар под рёбра.

Отшатываюсь, ощущая каждую костяшку на его кулаке в своём животе. Воздух вылетает из лёгких, пока я силюсь понять, что он имеет в виду.

Каким образом он избавится от меня?

Сглатываю слюну.

Интересно, мой папочка в курсе планов Островского? Или, может, у них такой уговор? Исключить меня из жизни. Нет Дианы – нет проблем.

Островский, словно зверь, учуявший кровь, обернулся, тут же ловя мой испуганный взгляд.

Я ожидала, что он стушуется. Подойдёт ко мне и примется оправдываться. Но его красивые губы поломала удовлетворённая улыбка. Догадываюсь, ему даже нравилось, что я стала свидетелем этого разговора.

Как ни странно, другие мужчины не обнаружили моего присутствия. Я попятилась, испытывая острую потребность сбежать из этого ужасного места, где меня не ждёт ничего хорошего.

На лбу от напряжения выступил пот, и я даже не заметила, как врезалась в человека, оказавшегося за моей спиной.

– Диана, что ты здесь делаешь? – раздался мелодичный голос Лили. Как мне стало известно, старшей сестры Артёма.

Она со странным выражением вглядывалась в моё лицо. Очевидно, бледное и испуганное. Мне хотелось попросить у неё помощи, но уверена, она не пойдёт против своего драгоценного братца.