Бессердечный ублюдок

– Чего ты хотела? – раздаётся равнодушный голос молодого человека.

На негнущихся от волнения ногах я подхожу к столу, садясь на свободное место рядом с женихом. Взгляд падает на длинные пальцы, тасующие колоду карт. Они могли бы принадлежать пианисту, если бы разбитые костяшки и узлы вен на кистях не указывали на дурной нрав парня. Такой явно не усидит за фортепиано.

На фоне стола для покера, за которым он сидел, его мощная фигура атлета казалась ещё крупнее.

Широкоплечий, накачанный. Сильный. В чёрной рубашке с расстёгнутыми у ворота пуговицами и закатанными рукавами, открывавшими загорелые предплечья.

Мой взгляд вновь невольно прилипает к татуировке на шее. Было в ней нечто неправильное. Вглядываясь в рисунок, пытаюсь понять, насколько искусен был мастер, набивавший узор. Отчего терновый венец кажется таким правдоподобным, а шрамы, оставленные его иглами, – живыми и почти кровоточащими.

С трудом поднимаю глаза к его лицу.

Не могу разобрать цвета глаз в полумраке комнаты. Но зато превосходно ощущаю исходящий от них холод. От его угнетающей ауры кожа покрылась мурашками.

Жених меня пугал. Но вместе с тем этот страх придал сил.

– Расторгни помолвку. Выбери мою сестру, – выдаю я на одном дыхании, отбросив всякие надежды на наше совместное будущее.

Глава 6

Островский опускает голову, разглядывая меня из-под ресниц, как уродливый экспонат в галерее современного искусства. На его лице застывает недоумение, словно он не может определить, я какашка, оставленная в подарок собакой посетителя, или арт-объект.

Кажется, он всё же склоняется к первому варианту.

– И зачем мне это?

Его глубокий низкий голос творит нечто невообразимое с моим телом. С удивлением обнаруживаю, что соски ноют, раздражаясь о гладкую ткань бюстгальтера. Будто требуя к себе внимания и ласки.

Сжала кулаки, силясь прогнать наведённый на меня женихом морок. Это какая-то тёмная магия, не меньше. Может, под игорным столом он держит мою куклу вуду?

Он продолжает изучать меня тёмными глазами. Вводя в состояние гипноза своим безраздельным вниманием. Создается впечатление, будто ему не составляет никакого труда проникнуть в мой мозг и прочитать там каждую мыслишку.

Ёрзаю на стуле, ощущая, как тёплая волна ударяет в живот. Злость на свою реакцию растёт с каждой секундой. Мне совершенно не хочется мириться с этим странным возбуждением, рождённым одним только присутствием моего жениха.

Встряхнула головой, прогоняя порочные мысли. Надо проверить календарь цикла. Наверняка у меня просто овуляция.

Я бы простила себя, найдись в глубине его глаз хоть немного интереса ко мне. Но Островский выглядел так, будто женщины для него не более чем объект охоты. И как только добыча окажется в его лапах, сломленная и податливая, он потеряет к ней всякий интерес. Сожрёт не поперхнувшись.

А мне не хочется, чтобы он оставил от меня одни лишь обглоданные косточки. Впрочем, уверена, ему больше по вкусу хищные зверюшки. Такие, как Милана. А я всего лишь маленький серый заяц, пытающийся обхитрить волка.

– Моя сестра, – облизываю пересохшие губы, ощущая, как от волнения язык стал большим и неповоротливым. Не хватало только начать шепелявить, чтобы у жениха полностью сложилась обо мне картинка. – Она с удовольствием займёт моё место.

Я вроде и говорю, но будто неверно подбираю слова. Каждое из них падает в молоко. Потому что взгляд Артёма остаётся таким же равнодушным и незаинтересованным, как и несколько минут назад. Ему откровенно скучно.

– Зачем тебе я? – Мой взгляд заметался по помещению в судорожной попытке зацепиться за что-то, что даст мне знак, как подобрать более весомые аргументы. – Она ведь любит тебя.

В глубине души я догадывалась, что Милана готова сносить его измены и ждать мужа одинокими грустными вечерами, грея постель, пока он будет творить тёмные дела и гладить тела других женщин.

А я… Не собиралась мириться с выбором отца.

Не желала влачить столь же аморфное существование, что вела его Алана. Уж если мне известно, что отец содержит несколько женщин, одаривая каждую своим вниманием и щедростью, то не удивлюсь, узнав, что мачеха ведёт таблицу в Эксель. Занося в неё траты отца на любовниц, их параметры, чтобы показывать своему пластическому хирургу, график встреч, чтобы вклинить себя в его плотное расписание.

Стоит мне лишь подумать, что меня ждёт аналогичная жизнь, как мне становится труднее дышать. Словно металлическая удавка стягивает мои ребра.

Мало воздуха, мало эмоций, мало чувств.

Это всё, что я получу от этого брака.

В итоге завяну, начав гнить изнутри и закидываться антидепрессантами, как ирисками.

Моя жизнь и так пропитана фальшью. Неужели я не заслужила чего-то настоящего?

– А ты, значит, не сможешь меня полюбить, – насмешливо заключает Островский, порождая своим низким голосом новую волную мурашек, счастливо поскакавших по моему телу.

Сжав теснее бёдра, чтобы уменьшить странное, иррациональное возбуждение, я опускаю взгляд на свои сцепленные на коленях пальцы. У нас же с ним не такая уж большая разница. Ни возрастная, ни социальная. Очевидно, он, как и я, ребёнок криминального авторитета. Или, как это сейчас называют, бизнесмена и политика.

Вдруг имеется хотя бы небольшой шанс, что мои аргументы его проймут? Может, мне просто нужно быть более искренней?

– Я хочу обычной жизни, – заявляю, отчётливо слыша, как наивно и по-детски звучат мои слова, – хочу брак по любви. А не так.

Что-то заставляет меня поднять на него глаза.

И я тут же вздрагиваю. Потому что его взгляд полосует меня, проникая в плоть с остротой стального кинжала. Добираясь до сердца и вызывая обильное кровотечение. Но я даже не догадываюсь, чем вызывала такую… ненависть. Пронизывающую, глубокую, неподдельную. Словно запечатанную в его ДНК.

Но, в противовес этому взгляду, на чувственных губах Артёма расплывается чарующая, мягкая и манящая улыбка. Сладкая, как брауни, политый тёплым карамельным соусом.

– Может быть, ты в кого-то уже влюблена? – Он вновь изучает меня с лёгким оттенком интереса. Так смотрят на таракана, раздумывая, убить его или пусть ещё побегает.

Мои мысли судорожно забились в голове. Пытаюсь разгадать, какой лучше выдать ответ. Насколько честной стоит оставаться?

Правда может сыграть со мной злую шутку. Не рассказывать же ему, что я лишь нахожусь в поиске того единственного, с которым захочу разделить судьбу. Поэтому не смею отдать свою жизнь в его руки. В них я наверняка пропаду.

– Да, – выдыхаю ложь, которая солью ложится на губы, разъедая их до крови, – влюблена. Мы оба знаем, что я не нужна тебе. Пожалуйста, поговори с моим отцом. Скажи, что ты выбрал другую. Что хочешь взять в жёны мою сестру.

Не знаю, что я ожидала обнаружить в его глазах, но не это странное выражение довольства. Он будто услышал именно то, что хотел. Словно мой наивный ответ диснеевской принцессы, вручившей сердце и туфельку глупому принцу Чармингу, его очень порадовал.

С трудом заставляю себя не зажмуриться от досады. Я промахнулась, и мне следовало преподнести иную ложь. Более хитроумную.

– Конечно… – Он посмотрел на меня, будто силился вспомнить моё имя.

– Диана, – подсказываю ему, ощущая нелепость происходящего.

Он даже не потрудился запомнить, как меня зовут.

– Конечно, Диана, я поговорю с твоим отцом. Почему бы и нет.

На его привлекательном лице застыла улыбка. Холодная, едкая и ужасная.

Я сглатываю слюну, ощущая, что совершила огромную ошибку. Но где?

Хотелось отмотать время назад и разыграть наш диалог иначе. А потом снова и снова, пока не получу нужный результат.

Но слишком поздно. Нутром чую, что облажалась.

Забрав свой сотовый, я поспешила убраться от Артёма как можно скорее.

Но, должно быть, моя белая полоса закончилась ещё в тот день, когда я впервые столкнулась с Островским.

– Смотри, Давид, какая сладенькая девочка, ты давно видел такие милые щёчки? – Меня буквально выхватили по пути к выходу, затолкав в тёмный угол ночного заведения. В голове заезженной пластинкой играли слова сестры.

Будто она знала, что я попаду в неприятности.

Глава 7

Стараясь сохранять спокойствие, я переводила взгляд с одного парня на другого. Хотя парнями их можно было назвать с натяжкой. Передо мной стояли двое взрослых обдолбанных мужиков.

Оглянулась, пытаясь выхватить чей-то неравнодушный взгляд, и неожиданно наткнулась на Артёма, расположившегося на балконе второго этажа. Того самого, с которого я недавно спустилась.

Он наблюдал за мной, облокотившись о резные лестничные перила, зажав в уголке рта незажжённую сигарету.

Язык его тела подсказывал мне, что он и пальцем не пошевелит, чтобы спасти меня от бесчестья. Внутри поднялась волна протеста и раздражения на равнодушное поведение Островского. Неужели в нём совершенно не осталось благородства?

Самой заявить, что за нами наблюдает мой жених, почти муж, показалось мне унизительным. И я решила отложить этот аргумент на крайний случай.

– Пустите, я буду кричать, – пискнула, слыша, как жалобно и жалко звучит мой испуганный голос.

Рука этого самого Давида стягивала тонкую кожу на моём запястье с такой силой, словно по ней прошлись крапивой. Саднило и болело.

– Кричи. Я люблю, когда кричат, малышка, – выдохнул на меня, заставив задержать дыхание, чтобы не ощущать неприятный, гнилостный запах, исходящий из его рта.

Как я и подозревала, Артём не шелохнулся, наблюдая за мной, как за цирковым представлением с участием пуделей. В данном случае с одним конкретным пуделем.

Лишь его сигарета передвинулась на другой уголок рта.

Интересно, до какой степени Островский мерзавец? Или он из тех, кто может присоединиться к издевательствам?

Что, собственно, я знаю о своём, надеюсь, бывшем женихе?

Во всей этой ситуации меня лишь одно радовало. Раз он не подходит ко мне, значит, действительно есть шанс, что он договорится с моим отцом на рокировку невест. А я для него останусь ничего не значащей сестрой жены.

Не может же он стоять в стороне, когда его невесту лапают. Ведь не может?

Свободная рука Давида легла на моё плечо, медленно сползла на грудь, сдавливая и вызывая во мне панический ужас. Боже, меня никто и никогда не смел коснуться. Я всегда находилась под защитой отца.

– Там стоит мой парень, – потеряв надежду, я всё же кивнула на второй этаж, поймав момент, как Островский мнёт табак в сигарете и даже не смотрит в мою сторону, пока у меня тут разворачивается настоящая драма.

Ублюдок!

Давид обернулся, нахмурился. Встряхнул головой, будто не поверив.

– Да, уж конечно, – очередная гаденькая улыбка слетает с его губ.

Но, пока он взвешивал мои слова, я улучила возможность создать себе манёвр для наступления. И что было мочи вдарила Давиду между ног, пока его дружок наблюдал за моими действиями через пелену алкогольного угара.

Вырвавшись под благой мат я бросилась к выходу, ощущая, как больно колотится от страха сердце в грудной клетке, как пот струится от натуги по моей спине, а волосы прилипают к коже. И всё же мне казалось, я двигаюсь недостаточно быстро. Что вот-вот меня должны нагнать и продолжить начатое.

Не разбирая дороги, я неслась куда глаза глядят, и неожиданно врезалась в чью-то твёрдую грудь.

– Осторожнее, – сильные руки мужчины обхватили мои плечи, буквально отлепляя меня от себя и ставя на пол с такой лёгкостью, будто я полая кукла, а не человек.

Подняв глаза, я с удивлением обнаружила, что вижу перед собой знакомое лицо. Имя этого парня я вспомнить не могла, но множество раз замечала его в доме своего отца.

– Диана? – Он вперил в меня изумлённый взгляд, не в силах поверить, что дочь Ибрагимова может оказаться в подобном заведении вместо утренника в кафе с подружками. – Ты здесь с кем-то из охраны?

Хлопаю ресницами, удивляясь тому, что он в курсе, как меня зовут.

Если знакомец передаст моему отцу, что видел меня в «Гвозде», то мне не поздоровится. И до самой свадьбы отец не выпустит меня из дома.

– Нет! – Я схватилась за лацканы его серого дизайнерского пиджака, потянув на себя для пущей убедительности. – Умоляю, не рассказывайте папе, что видели меня здесь.

Пожалуй, в этот момент я с трудом могла взвесить и понять, что меня пугает больше. Изнасилование или вероятность, что папа выведает, на что я готова пойти, лишь бы не выходить замуж.

– Не рассказывайте папе, – с медленной и странной интонацией повторил за мной молодой человек, смотря пустыми глазами на то, как я сжимаю его пиджак.

Под этим взглядом я разжала пальцы, хотя, наверное, мои ладошки так вспотели от стресса, что ему придётся сдавать костюм в химчистку.

– Ты, похоже, не в курсе, но меня зовут Зейд, – проговорил так, будто всякая девица в этом городе должна знать его по имени. И это заставило меня внимательнее его разглядеть.

Одет с иголочки. Как и все мужчины, что вращались в обществе моего отца. Широкоплечий, красивый. С виду по Зейду не поймёшь, он гангстер или финансовый аналитик. В равной степени он мог бы быть и тем, и другим.

Тёмные волосы, карие глаза, за весёлым огоньком которых пряталась опасность.

– Что мне будет за то, что я сохраню твою тайну и даже помогу добраться до дома? – Он изучал меня, прохаживаясь взглядом по моему телу, скрытому под платьем. Будь рядом отец, Зейд даже не посмел бы повернуть голову в мою сторону.

Мне совсем не нравился этот разговор. А ещё я до боли ощущала жжение между лопаток. Точно кто-то настойчиво сверлил меня взглядом.

Кто же так смотрит, что мне хочется содрать кожу на спине? Может, Давид заметил, что я попала в лапы к более опасному хищнику? Или это мой жених, обнаруживший, что у меня нашёлся заступник?

– Ну, я могла бы подобрать тебе новый гардероб, для разнообразия что-то не от «Армани».

Определить марку одежды этого щегла не составило труда.

Мои слова, должно быть, показались Зейду настолько забавными, что он от души рассмеялся, отчего его лицо неожиданно стало выглядеть ещё более опасным.

– Ты действительно такая сладкая, какой кажешься со стороны, – прожёг взглядом, заставившим меня невольно попятиться.

Одно я понимала точно – находиться в его обществе мне хочется не больше, чем рядом с гепардом, вырвавшимся из клетки.

– Мне нужно идти.

– Я провожу, как и обещал, – настойчиво заявляет мужчина, следуя рядом.

Не знаю, заметил ли он мой испуг, но больше рук не распускал.

Интуиция подсказывала, что за этот вечер я нажила себе больше проблем, чем за весь минувший год.

Всё во мне противилось ехать в одном автомобиле с Зейдом. Хотя он не походил на мужчину, которому требуется принуждать женщин силой. Но всё же от него так же пахло опасностью, как и от Островского.

Зейд галантно накинул мне шубку на плечи, вывел из заведения, открыл пассажирскую дверь своего новенького «Мерса». И молчал всю дорогу. Просто идеальный мужик.

– Ещё увидимся, Персик, – припарковавшись вне зоны видимости камер наблюдения моего дома, Зейд подмигнул мне и выпустил на волю.

Лишь оказавшись на свежем воздухе, я ощутила, какое всё это время испытывала напряжение.

Поплотнее закутавшись в шубку, я прошмыгнула через чёрный ход в дом, где меня ожидала наша экономка.

Я уже почти расслабилась, но в комнате, развалившись на моей постели, лежала сестра.

– Выкидыш, ну наконец. Ты ещё целочка? – смерила меня недобрым взглядом с головы до ног.

Глава 8

Слова упали последним камнем, перевешивая на чаше весов доводы о том, что сестра ни при чём. И сейчас, когда она вальяжно лежала на моей кровати, с хищным интересом изучая моё лицо, надежда иссякла. Совсем.

Я уже не сомневалась, что она заплатила тем людям в клубе. И оставалось лишь теряться в догадках, насколько далеко готова была пойти Милана.

Дело кончилось бы угрозами или они действительно попытались бы меня изнасиловать?

– А ты? – всматриваюсь в её глаза.

Она должна быть невинной. Иначе муж в первую брачную ночь просто убьёт её. А отец не посмеет вступиться, потому что не хранил её честь. Не смог достойно воспитать.

Возможно, именно таким и был план моей сестры. Опорочить меня в глазах отца и Артёма.

Правда, последнего совсем не волновала моя честь. Раз он не захотел её защитить.

– Я? – Соболиная бровь изгибается, когда Милана демонстрирует деланое удивление. – Конечно, я невинна. Не забывай. Из нас двоих именно ты дочь шлюхи. От осинки не родятся апельсинки.

Её оскорбления возводят в степень мою злость и обиду.

Обо мне сестра может говорить всё, что ей взбредёт в голову.

Но никто. Ни одна живая душа не вправе произносить плохие слова про мою маму.

Быстро сократив разделявшее нас расстояние, я отвесила сестре пощёчину, так что она по инерции откинулась на подушки и уставила на меня свои удивлённые глазища. Полные ненависти и чего-то ещё. Чего я не сумела распознать.

– Никогда…

Задыхаясь, я хотела продолжить. Заявить, чтобы она никогда не открывала свой рот, чтобы сказать что-то про маму. Никогда даже не думала о ней. Но меня настолько трясло, что слова застряли в горле.

– В-выкидыш, ты мне за это ответишь, – прошипела сестра, поднимаясь на ноги, – за всё ответишь.

Знаю, это наивно, но я до последнего верила, что нашу с Островским свадьбу отменят.

Каждый день я проживала в ожидании, что отец вызовет нас в кабинет и оповестит о своей ошибке. И первой замуж, как и положено, пойдёт старшая сестра. А я вновь стану свободной.

Как-то незаметно спустя три недели грянул день моего совершеннолетия.

Своё восемнадцатилетие я праздновала днём с лучшими друзьями. Алиной и Яриком. А вечером – за чинной трапезой с семьёй, собирая подарки, которые мне совершенно не подходили.

Кажется, моя сестра существовала всё это время в аналогичном предвкушении. Даже не знаю, что останавливало Милану от желания убить меня. Расчленить труп и сплавить его по Москве-реке, чтобы уж наверняка избавиться от соперницы. Судя по злым взглядам, которые она посылала в мою сторону, Милана явно держалась из последних сил. А чтобы не сорваться, не приближалась ко мне и не заходила в комнату.

От ощущения неминуемой беды дурнота подкатывала к горлу.

Поэтому, когда после праздничного ужина в мою честь в дверь деликатно постучали, я подпрыгнула, уверенная в том, что сестра решила заявиться ко мне с мачете. Красивое оружие, как и другие предметы искусства, висело в кабинете отца.

Но нет, отвлекая меня от монтажа ролика, в спальню вошёл отец. Как всегда сдержанный и совершенный. В деловом костюме, что отшивали специально для него мастера в Италии. Папа был не из тех, кто мелочится, и привык жить на широкую ногу, ни в чём нам и себе не отказывая.

– Диана, – обратился ко мне с какими-то странными, незнакомыми интонациями в голосе.

Я вздрогнула, захлопывая ноутбук, стесняясь своего творения, и посмотрела на папу.

Он выглядел непривычно. Нерешительно. Переминался у дверей, рассматривая мою комнату, будто видел её впервые. Впрочем, это недалеко от истины. Кажется, он последний раз заходил сюда, когда мне исполнилось тринадцать лет.

– Папа, – произнесла одними губами, не представляя, чего ждать.

– Знаю, что ты злишься на меня из-за этого брака, – начал Адам Ибрагимов, прохаживаясь по моей спальне и изучая мелкие детали, которыми я пыталась разукрасить наш золотисто-бежевый скучный дизайнерский интерьер. – Но Артём тебе подходит.

Я замерла, понимая, что этими словами он рушит все мои надежды на то, что свадьба не состоится. Хотя в глубине души я и так знала, что назад пути нет.

Сжала пальцы, ощущая жуткое отторжение от этих лживых слов.

Откуда отец может знать, что он мне подходит? Он даже не в состоянии самостоятельно выбрать мне подарок на восемнадцатый день рождения. Так с чего же он решил, что вправе вершить мою судьбу?

За всё время с нашей помолвки Островский ни разу не предпринял попытки даже заговорить со мной. Не то что меня узнать. Не подходил, когда мы пересекались в универе. А когда наши взгляды случайно встречались, в его глазах не отражалось узнавания. Я для него никто. Просто ничего не значащая пустота. Существо, с мнением которого он точно не станет считаться.

– И чем же он мне подходит? – взвилась, поднимаясь со своего рабочего места, чтобы уменьшить довлеющую ауру отца.

Папа не смотрел в мою сторону. Его взгляд был такой пустой, что казалось, сейчас он находится в другом месте. В своих мыслях. И не слышит мой голос.

Но неожиданно он обратил на меня взор. Изучая с таким выражением, будто не только эту комнату он не видел пять лет, но и моё взросление прошло мимо.

Я заметила, как эти мысли промелькнули в его карих глазах, а затем испарились.

– Ты выросла, душа моя. Слишком быстро. А я бы хотел продлить твоё время под моим крылом, – мягким, бархатистым баритоном мазнул отец по всем детским травмам отверженности, что шрамами остались на сердце. Так проникновенно, что у меня на глаза навернулись слёзы.

Ни разу за всю мою жизнь он не показывал мне, что я небезразлична ему. Или хотя бы что значу не меньше, чем другие его дочери. Ну или на крайний случай моя ценность для него не ниже, чем ваза династии Мин, которую он купил на аукционе Сотбис в прошлом году.

– Так не отдавай меня ему, – просипела севшим голосом, глотая буквы вместе со слезами, что жгли глаза.

Отец пересёк комнату, оказавшись напротив меня с таким видом, будто сам не понимает, что здесь делает. Сжал мои плечи, вглядываясь в моё лицо. Будто смотреть на меня оказалось обжигающе больно.

– Очень скоро ты станешь ещё красивее. Совсем как твоя мама. И я знаю, на что способен Островский. Если он захочет – защитит тебя, – произнёс он проникновенную, но совершенно непонятную речь.

– От чего защитит? – сглотнула, ощущая сухость во рту и тревожно всматриваясь в лицо отца, пытаясь найти в нём ответы. К словам я утратила веру.

Он нахмурился. Отвёл взгляд, явно взвешивая, стоит ли произносить эти мысли вслух или нет.

Неужели он хочет напомнить мне, как убили мою мать?

Сердце беспокойно заколотилось в груди, потому что эту тему мне не хотелось выуживать из глубин памяти. Я не поднимала её с психологами, не собиралась обсуждать её и с отцом.

Я помню каждую деталь. Потому что всё произошло в моём присутствии. И предпочла бы, чтобы эти воспоминания навсегда стёрлись вместе с болью, которую приносили, но, как назло, сознание надо мной не смилостивилось.

На мгновение на его мужественном лице отразилось сомнение. И страх.

– Ты же тоже сможешь меня защитить.

Я уцепилась за мысль, накрыв его руку, что сжимала моё плечо.

В ответ он неопределённо покачал головой.

– Ты уже взрослая, дочь. И должна находиться под защитой мужа.

Слова прозвучали как приговор, не подлежащий пересмотру. Оставляя больше вопросов, чем ответов.

Почему замуж вынуждена выходить именно я, а не старшая сестра, для меня было загадкой.

– Но Островскому я безразлична, – произношу очевидное, не понимая, с чего папа решил, будто Артём шелохнётся, если мне на лоб наведут дуло пистолета. Как моей матери.

Я помнила, как он повёл себя в ночном клубе. Потому иллюзий не питала.

– А это уже зависит от тебя, душа моя. Заставь его влюбиться, и он будет тебя защищать.

– А если ничего не получится? – с губ срывается писк. Я в изумлении уставилась на отца, не понимая, как он может так поступать со мной.

– У тебя нет выхода.

На этих загадочных словах отец вышел из моей комнаты, лишив меня сна и спокойствия.

Идею с побегом я отбросила. Отец найдёт меня раньше, чем я приложу банковскую карту к терминалу. Или кто-нибудь меня зарежет, а наличность заберёт.

Положа руку на сердце, я всё же пока не дошла до точки, чтобы пойти на экстремальные меры. Но кто знает, чем обернётся брак с Островским, поэтому я держала этот план побега в уме.

***

Дни до торжества пролетели так же стремительно, как молодость моей бабушки, о чём она напоминала родственникам на каждом празднике.

Свадебное платье выбирала мачеха. Моему вкусу отец не доверился, не рискнув упасть лицом в секонд-хенд в глазах соратников. Поэтому стилисты заковали меня в тугой корсет, ушитый кристаллами «Сваровски», а пышная юбка сделала меня неповоротливой. Зато издали я напоминала ожившую «Золушку» из мультфильма Диснея пятидесятого года.

Тяжёлое тугое платье сдавливало меня, словно в тисках. Даже просто стоять в нём оказалось утомительным занятием. Да и дышала я через раз. И несмотря на баснословную цену, оно причиняло мне нечеловеческие страдания, сравнимые с пытками в Гуантанамо. Не сомневаюсь, что, как только сниму его, на теле вдоль швов обнаружу кровавые подтёки.