Третья опора. Как рынки и государство пренебрегают сообществом

Сравним трансакции внутри сообщества с типичными рыночными трансакциями. Я только что купил камеру для велосипедной шины. Я искал ее, подходящего качества по разумной цене через онлайн-платформу, оплатил кредитной картой, и камера была доставлена в заявленные сроки. Несмотря на то что эта сделка заняла мало времени, за ней стоит сложное явное соглашение или договор. Если камера не доставлена или она неисправна, у меня есть договорные средства правовой защиты. Сделка имеет место между независимыми сторонами, и она разовая. Ни продавец, ни я друг друга не знаем. Каждый из нас удовлетворен тем, что мы получили выгоду от этой сделки, даже если мы никогда больше не будем взаимодействовать. Мы не стремимся достичь чего-то еще, поддерживая отношения друг с другом.

Чем более явной и одноразовой является трансакция, чем более независимы и анонимны стороны трансакции и чем больше участников, которые могут заключать сделки друг с другом, тем ближе эта трансакция к идеалу рыночной трансакции. Чем более неявными являются условия сделки, чем больше связаны между собой стороны, которые ее совершают, чем меньше группа, которая потенциально способна осуществлять трансакции, чем менее эквивалентен обмен, чем шире диапазон трансакций и чем чаще трансакции повторяются между одними и теми же сторонами, тем больше трансакции приближаются к отношениям. Чем плотнее сеть отношений, связывающих вместе группу индивидов, тем в большей мере это сообщество. В некотором смысле сообщество и рынок – это два конца континуума.

В своей основополагающей работе «Общность и общество» немецкий социолог XIX века Фердинанд Тённис утверждал, что в сообществе (он использовал для его обозначения слово «общность»), связанном тесными отношениями, индивидуальные интересы подавляются в пользу коллективных интересов, когда эти интересы расходятся. Напротив, в рыночной сделке «никто не станет что-либо предпринимать ради другого, никому не придет в голову позволить или подарить другому что бы то ни было, разве что ради ответного позволения или подарка, который он считает по меньшей мере равным тому, что отдал своего»[14]. В этом смысле имеют значение только индивидуальные интересы, и они должны удовлетворяться, трансакция за трансакцией.

В этой главе мы рассмотрим, что делает сообщества полезными[15]. Обращающиеся к прошлому, как это происходит во многих произведениях, написанных в стиле фэнтези, часто рисуют идиллический образ сообщества. Как правило, это деревня, в которой простые честные люди заботятся друг о друге, предлагая товары и услуги и не требуя немедленной или эквивалентной компенсации. Деревенское сообщество может быть теплым и поддерживающим. Тем не менее оно также может быть маленьким, закрытым и навязчивым. Мы увидим, как сообщество облегчает экономические и социальные трансакции, но мы также признаем, что сообщество не всегда бывает эффективным, а в некоторых ситуациях может даже наносить вред интересам его членов. Вот почему сообщество лучше всего работает, когда оно сбалансировано с остальными опорами.

Позитивные роли сообщества

Эволюционные психологи утверждают, что мы помогаем нашим родственникам или тем, кто похож на нас, потому что это генетически в нас заложено – в той степени, в какой альтруизм по отношению к родственникам служил генетической характеристикой, которая помогла нам выжить в каменном веке, на который пришлась большая часть нашей эволюции, он смог передаваться по наследству[16]. Точно так же мы могли генетически эволюционировать так, чтобы помогать другим, если они отвечают взаимностью за услугу, и мы запрограммированы испытывать глубокое отвращение к «халявщикам», которые этого не делают. Поскольку эволюция – это медленный процесс, мы полностью адаптированы к вызовам каменного века и продолжаем сохранять такие наклонности, даже если они более не являются критически важными для выживания. Другими словами, мы предрасположены быть общественными существами.

Мы опираемся на эту предрасположенность. Люди всегда объединялись, потому что группа защищается (или атакует) лучше, чем отдельный человек. В современном обществе здоровые сообщества продолжают охранять себя и свое окружение, чтобы обеспечивать безопасность своих членов. Но они делают больше – намного больше, чем это.

Они предлагают своим членам чувство идентичности, чувство места и принадлежности, которые помогают пережить испытания и невзгоды современной жизни. Они делают это с помощью историй, обычаев, ритуалов, взаимоотношений и совместной радости или совместной скорби, поэтому, сталкиваясь с выбором между личными интересами и интересами сообщества или между интересами сообщества и тех, кто ему не принадлежит, его члены склонны отдавать приоритет собственному сообществу. Часто сообщества прививают общие ценности и цели своим членам, а также создают у них ощущение того, что различные действия, полезные сообществу, приносят пользу и им самим.

Сообщество также отслеживает экономические трансакции и неэкономические «услуги» внутри сообщества, и следит за тем, чтобы каждый выполнял свою обещанную долю справедливо, если не сразу, то со временем. Оно содействует тем, кто остается позади, так как его члены помогают нуждающимся. Оно также объединяет возможности всех своих членов и использует их, чтобы повысить коллективное благосостояние. Рассмотрим все эти роли более подробно.

Самосохранение: обучение и социализация молодого поколения

Сообществу необходимо обучать свою молодежь быть продуктивными, чтобы замещать нынешних взрослых членов по мере их старения. Не менее важно, что ценности молодых членов сообщества должны формироваться так, чтобы защищать его благополучие. Большинство сообществ обучают своих детей посредством института ученичества, где их учат навыкам и умениям, а также тому, чтобы усваивать нормы и ценности сообщества.

Ученичество часто заканчивается обрядом перехода, который свидетельствует о вступлении юнца во взрослое состояние. В ряде племен, например среди аборигенов Австралии или папуасов Новой Гвинеи, обряды были настолько физически жестокими, что иногда участники ритуала умирали во время инициации[17]. Это суровое испытание не позволяло тем, кто не обладал необходимой терпимостью к боли или желанием большей власти и ответственности в племени, достичь полноценного статуса взрослого, и, вероятно, делало тех, кто все же прошел инициацию еще более преданными племени. Современные сообщества, такие как братства в колледжах, юридических фирмах, исследовательских университетах или вооруженных силах, имеют свои собственные ритуалы перехода, отличающиеся от племенных инициаций только степенью физических или психических испытаний.

Сообщество играет очень важную роль в поддержке образования, даже в современных школьных системах. Как подчеркивает чикагский лауреат Нобелевской премии по экономике Джеймс Хекман, отношение ребенка к обучению, а также его будущее здоровье формируются прежде всего в дошкольные годы, когда семья и сообщество имеют гораздо большее значение, чем система формального образования. Более того, даже после того, как дети попадают в формальную школьную систему, сообщество определяет то, используют ли они ее в полной мере. Будут ли детям уделять время, поддерживать их и помогать им с домашними заданиями, зависит от обстановки дома и отношения их друзей к учебе.

Связи между школой и сообществом также важны. Родители будут больше стремиться интересоваться тем, как и чему учат их детей, и поддерживать школы, если они чувствуют, что могут повлиять на работу школ – многие успешные школы опираются на родителей при формировании школьных советов, для укомплектования персоналом и поддержки внешкольных программ, а также для предоставления средств на оборудование, которое не учитывается в обычном бюджете. Сообщества помогают молодежи вне школы, будь то дошкольное обучение, летняя работа или наблюдение за подростками, которые могут сбиться с пути, и оказание психологической помощи. В равной степени учителя из сообщества могут работать над созданием альтернативной местной социальной поддержки для учащихся, чьи семьи распались. Школы также являются важным центром контактов для родителей, позволяя выстраивать дружеские отношения и вместе работать в общем начинании.

Сообщество влияет на то, как его члены относятся друг к другу, поощряя взаимную поддержку. Пожилые являются хранилищем знаний и обладают опытом и мудростью, которые могут быть очень важны для понимания того, как следует развиваться сообществу. Тем не менее там, где ценятся репродуктивные способности, или там, где работа требует большой физической силы, пожилые могут оказаться «балластом». Чтобы стимулировать пожилых людей делиться своей мудростью, в то же время защищая их положение в обществе, процесс социализации часто прививает уважение к возрасту. На юге Индии сегодня среди брахманов во время брачных церемоний или при наступлении совершеннолетия пожилые играют важную роль, показывая молодежи, как им следует исполнять конкретные ритуалы. Молодые показывают, что они принимают естественный порядок, многократно простираясь перед кем-то из старших, прося у него благословения. Ранг или положение во внешнем мире несущественны для определения того, кто простирается перед кем, значение имеет только возраст. В широком смысле сообщества могут распределять авторитет и власть способами, которые не имеют ничего общего с экономическими возможностями, но помогают объединять сообщество.

Создание обязывающих социальных связей

В сплоченных сообществах редкие трансакции являются явными обменами в целом равными ценностями. Мать нянчит своего ребенка, даже не задумываясь о том, чтобы отправить счет за оказанные услуги, а мы угощаем пришедших на ужин гостей едой и вином, не заботясь о том, когда они ответят взаимностью. По мере ослабления связей в сообществе взаимности ожидают уже больше, но не настолько, чтобы полностью «вернуть» первоначальный жест.

Американский антрополог Лаура Бохеннэн годами работала с народностью тив в Северной Нигерии. Когда она приехала, чтобы изучать сообщество, она была завалена дарами очень бедных жителей деревни – обычный опыт для гостей в традиционных обществах. Не желая выглядеть грубо, она приняла их, но в конечном итоге ее научила надлежащему этикету жена старосты, которая сказала ей «надо перестать бесцельно бродить по сельской местности и начать приглашать людей для возвращения даров», которые она получила. Бохеннэн заключает:

То, что было подарено, необходимо было вернуть, причем в надлежащее время – в большинстве случаев в течение двух рыночных недель. Для более ценных даров, например скота, нужно подождать, пока даритель внезапно окажется в нужде, и тогда предложить финансовую помощь. В отсутствие банков крупные подарки такого рода являются одним из способов сбережений… Я не могла вспомнить [кто что дал]; и не думала, что кто-то мог бы это сделать. Но они это делали, и я с удивлением и восхищением наблюдала, как Удама [жена старосты] раздавала пригоршни бамии, чуть больше десяти пенсов и другую малость в бесконечном круге даров, в котором никто никогда не передавал точную ценность полученного в последний раз объекта, но в котором в течение месяцев дисбаланс в чью-либо пользу не превышал пенса[18].

Дары среди тив, как и в большинстве обществ, служат укреплению социальных связей. То, что дар не возвращается в точной и равной мере, не позволяет обмену подарками стать рыночной сделкой. В самом деле, суть в том, что даритель ничего не требует взамен – социальные связи выстраиваются только тогда, когда даритель, по всей видимости, забывает о подарке, как только он сделан. Тем не менее тот, кто только получает и никогда не дает, быстро подвергается остракизму, отсюда и совет вернуть подарки. Отношения строятся не только с помощью даров, но и с помощью услуг. Когда Бохеннэн сидела с соседями, которые помогали женщине во время родов, она размышляла:

Я также вспомнила, что моя прабабушка рожала своего первого ребенка наедине с мужем на приграничной территории; в своем дневнике она пишет о том, что тогда мечтала о другой женщине… В целом, однако, я могла видеть, что там, где мы создали специалистов и услуги, эти люди создавали личные отношения…

В небольших сообществах, где мало специалистов для оказания услуг, соседи восполняют пробелы. Например, в сообществах амишей в сельской Пенсильвании все собираются на «строительство амбара». Это одновременно и коллективная работа, и совместный праздник. Так можно расширить сферу взаимодействия и углубить отношения внутри сообщества. И каждая трансакция в сообществе, будь то экономическая или нет, является лишь самым последним (по времени) звеном в наборе поперечно связанных цепочек, которые уходят в прошлое и, вероятно, пойдут далеко в будущее.

Связи внутри сообщества позволяют ему выступать в качестве поддержки в последней инстанции. Когда все потеряно, мы всегда можем вернуться в нашу семью или деревню, где нам помогут не потому, что мы можем за это заплатить, и не потому, что мы чего-то достигли, а потому, что мы являемся частью этого сообщества. Исследования показывают, что 20 % семей в одной кастовой группе в Индии в 1999 году отправляли или получали денежные переводы[19]. Эти переводы составляли от 20 до 40 % годового дохода семьи-получателя. Каждая семья-отправитель посылала от 5 до 7 % своего годового дохода, и подразумевалось, что некоторые из них объединятся, чтобы помочь семье, у которой неожиданно что-то случилось, например кто-то заболел или кому-то понадобилось устроить свадьбу. Даже при современных источниках социального страхования, таких как пособия по безработице и пенсии, сообщество играет важнейшую роль в заполнении пробелов, оставляемых формальной властью и рыночными системами.

Облегчение трансакций

Сообщества облегчают внутреннюю торговлю, отслеживая поведение и подвергая остракизму неплательщиков, отсекая их от дальнейших трансакций и поддержки сообщества[20]. Некоторые включают в свои нормы дифференцированное отношение к своим и посторонним. Антрополог Дуглас Оливер заметил, что для сиуаи на Соломоновых островах человечество состоит из родственников и чужаков. «Взаимодействие между ними должно осуществляться в духе свободы от коммерциализации». Однако, за редкими исключениями, «люди, живущие далеко друг от друга, – не родственники и могут быть только врагами… С ними взаимодействуют только затем, чтобы купить или продавать – прибегая к бесстыдному торгу и хитростям, чтобы извлечь столько выгод из этих отношений, сколько удастся»[21]. При таком подходе только очень уверенный в себе чужак решится торговать с сиуаи, а это означает, что сделок за пределами племени будет мало и они будут происходить редко. Но, возможно, в этом и смысл! Каким бы местническим ни казался такой подход, он укрепляет сообщество, стимулируя торговлю внутри него и не давая своим членам сбиться с пути во внешнем мире.

Поощрение услуг и разрешение конфликтов

Связи между членами сообщества, вне всяких сомнений, сильнее, если они растут вместе, проходят общие процессы социализации и обряды перехода и разделяют общие ценности и традиции. Тем не менее связи могут также налаживаться между членами сообщества в более современной обстановке, где они оказываются вместе только в зрелом возрасте. Несмотря на доступ к современной правовой системе, соседи могут полагаться на нормы сообщества для разрешения потенциального конфликта, потому что это дешевле.

Роберт Элликсон, правовед из Йельского университета, изучал владельцев ранчо в округе Шаста в Северной Калифорнии и обнаружил, что их сообщество разработало множество неписаных норм для борьбы с различными разногласиями. Например, скот с одного ранчо может вторгнуться на землю другого хозяина. Если этот ранчер обнаружит животное, носящее чужое клеймо, он сообщит об этом его владельцу. Однако владельцу может потребоваться несколько недель, чтобы забрать свое животное в ходе коллективного сгона скота – отправляться за каждым отбившимся животным слишком дорого. В то же время хозяин ранчо будет нести расходы в сотни долларов за кормление вторгшегося скота. Тем не менее обычно он не требует с владельца этого скота денег за это.

Элликсон полагает, что это связано с тем, что в малонаселенных сельских районах округа соседи ожидают взаимодействия друг с другом во многих ситуациях, например при ремонте ограждений, организации водоснабжения и укомплектовании добровольной пожарной дружины, и эти взаимодействия будут распространяться далеко в будущее. Любой «спор с соседом по поводу нарушения владений почти наверняка оказывается всего лишь одной из нитей в богатой ткани продолжающихся взаимоотношений». Следовательно, большинство жителей ожидают, что взаимные услуги в конечном итоге сбалансируются – недостача в плане вторжения скота будет компенсирована излишком в плане ремонта заборов.

Счета не обязательно должны балансироваться с течением времени. Когда трансферт необходим для выравнивания несбалансированных счетов, соседи в округе Шаста предпочитают использовать платежи в натуральной форме, а не деньги, поскольку считается, что это было бы «не по-соседски»: если чья-то коза съедает растения соседа, поступить по-соседски – значит вновь посадить их, а не предлагать деньги. Действительно, когда один из владельцев ранчо заплатил, чтобы урегулировать спор о вторжении скота, другие упрекали его за создание неприятного прецедента[22]. Смысл в том, что соседи предпочитают поддерживать продолжающиеся отношения сотрудничества, а не обрывать их «холодными наличными», которые могут свидетельствовать о дистанции в отношениях и отравлять атмосферу. Именно эта сеть кредитных и дебетовых счетов у владельцев ранчо округа Шаста, которые сводятся при помощи услуг, а не денег, так что никто точно не знает, каков баланс, по-видимому, сплачивает сообщество.

В каждом таком сообществе будут потенциальные нарушители, которые с радостью будут брать, но не станут ничего отдавать. Элликсон описывает растущий набор взысканий для неплательщиков, начиная с неблагоприятных для них сплетен в пределах близкого сообщества. Одной запятнанной репутации достаточно, чтобы остановить поток любезностей, поэтому большинство владельцев ранчо очень заботится не только о соблюдении норм, но и о том, чтобы другие видели, как они эти нормы соблюдают. Если нарушитель действительно не заботится о своем добром имени, потерпевшие владельцы ранчо могут предпринять более жесткие меры, например, убить вторгшихся животных, предварительно надлежащим образом предупредив владельца, или сообщить о нем властям округа. Хотя споры разрешаются в рамках закона, средства правовой защиты используются редко, и даже тогда, как правило, против посторонних. Как сказал один ранчер: «Хороший сосед никогда не подает в суд»[23]. В широком смысле, как мы увидим, вмешательство государства может принижать сообщества, и неудивительно, что округ Шаста старается не полагаться на государство.

Ценность сообщества

Легко понять, почему сообщество так привлекательно. Помимо того что оно дает нам чувство идентичности, сообщество позволяет проводить более широкий спектр трансакций, чем было бы возможно, если бы все было по договору и строго следовало закону. Информация о том, кто что делает для сообщества, остается в нем видимой и не растворяется на анонимном рынке. Это приводит к большей гордости, сопричастности и ответственности. Сообщество объединяется для того, чтобы воспитывать своих детей и поддерживать своих слабых, пожилых и несчастных. Из-за своей близости и масштаба получаемой информации сообщество может адаптировать помощь к конкретным потребностям ситуации. Оно также распознает «халявщиков» гораздо лучше, чем любая отдаленная власть, и может закрыть им доступ к благам. В результате при любом количестве доступных ресурсов, оно может предложить намного более высокий уровень благ для действительно нуждающихся. Поэтому сообщества помогают человеку, не давая ему неуправляемо дрейфовать – необученным, не получающим помощи, неприкаянным – по океану жизни.

Исследования таких экономистов-теоретиков, как Оливер Харт, который получил Нобелевскую премию по экономике в 2016 году, предлагают соответствующее объяснение экономической ценности сообществ. Реальный мир страдает от проблемы неполных контрактов. Мы не можем полностью предвидеть, что произойдет в будущем, и даже если мы сможем, у нас нет возможности доказать, кто, что и когда сделал, к удовлетворению суда. Таким образом, мы не можем составить полный перечень контрактов, которые были бы необходимы для решения всех проблем, которые могут возникнуть в реальной жизни. Например, для решения проблемы отбившегося крупного рогатого скота с помощью явных контрактов каждый ранчер должен был бы заключить контракт с каждым другим владельцем ранчо о том, что следует делать, если его скот отобьется, а также о необходимых платежах за оказанные услуги. В отсутствие возможности проверить, когда скот убежал с ранчо или как с ним обращался ранчер, который его обнаружил, судебным искам не было бы конца. Система неявной ответственности и обеспечительных мер, существующая в сообществе, может быть гораздо более эффективной для защиты скота и минимизации трансакционных издержек, чем использование явных контрактов и правовой системы. Таким образом, сообщества могут быть чем-то бо́льшим, чем сумма индивидов, которые их составляют.

Наконец, важной современной функцией сообществ является предоставление человеку в больших странах некоторого политического влияния на то, как им управляют, и, таким образом, чувства контроля над своей жизнью, а также чувства общественной ответственности. Хорошо организованные страны децентрализуют многие решения, передавая их органам местного самоуправления. В той степени, в которой людям легче организовывать коллективные политические действия в сообществе, это дает им возможность влиять на проблемы, встающие в общенациональном масштабе. Сообщество тогда умножает силу индивида. Позднее мы еще вернемся к политической роли сообщества.

Дисфункциональные сообщества

Мы увидели, что делают сообщества, которые работают. Теперь рассмотрим классическую картину сообщества, которое не работает, и того, что оно не делает. Дисфункциональные сообщества в развитых странах могут быть практически зонами боевых действий с широко распространенной наркоманией, преступностью, плохими школами и разрушенными семьями. Кто будет ожидать значительного участия в жизни общества, если опасно даже выходить из дома? Вот почему сообщество Пльзеня, которое мы обсуждали в предисловии, сделало борьбу с преступностью первым шагом в возрождении сообщества. Тем не менее неблагополучные сообщества присутствуют даже во вполне безопасных районах по всему миру.

В середине 1950-х годов социальный антрополог Эдвард Бэнфилд провел почти год, изучая бедный городок в Южной Италии, которому он дал вымышленное имя Монтеграно. Степень неразвитости этого поселения можно оценить уже по одному тому обстоятельству, что многие жители были неграмотны и не имели туалетов с проточной водой. Деревня оставалась слаборазвитой даже тогда, когда Италия переживала чудесную экономическую трансформацию, отчасти, как утверждает Бэнфилд, из-за «неспособности ее жителей объединить усилия ради общего блага»[24]. Любой, кто побывал в неблагополучных сообществах по всему миру, распознает черты Монтеграно в этих сообществах.

Основным занятием в Монтеграно было сельское хозяйство, но, когда невозделанных земель было мало, а сами земельные участки были небольшими, крестьянские семьи едва ли могли процветать, занимаясь сельским хозяйством. Тем не менее основной путь вертикальной мобильности для детей, образование, был в значительной степени заблокирован. В селе можно было учиться только до пятого класса, школы были плохо оборудованы, учителям плохо платили, а посещаемость, как учениками, так и учителями, была нерегулярной. Более того: «После пятого класса некоторые дети еле-еле пишут, читают и решают элементарные арифметические задачи… По словам местного чиновника системы образования, треть выпускников [школ]… за несколько лет полностью разучиваются читать и писать»[25]. Многие дети не посещали школы регулярно, а некоторые крестьяне охотно отправляли своих детей в школу только до тех пор, пока те были слишком малы, чтобы работать на полях.

Инженер из Северной Италии, который был шокирован отсутствием профессионализма среди учителей в Монтеграно, возможно, лучше всего зафиксировал, что было не так: он отметил, что во время летних каникул учитель из более процветающей Северной Италии мог проводить неформальные занятия, брать детей на прогулки по сельской местности, рассказывать что-то о природе или даже отправляться с ними на пикники. Учителя в Монтеграно, напротив, проводили лето, «околачиваясь без дела на главной площади», и не разговаривали со своими учениками, когда видели их. Учителям просто было все равно, научатся ли их ученики чему-либо или нет[26].