Особняк покинутых холстов

– Смогу, государыня, – твердо повторил человек.

– Ну смотри же, не обмани свою государыню! – погрозила пальцем Елизавета Петровна.

– Не обману, государыня, – пообещал крепостной и снова поклонился в пояс.

– Не обманет, государыня, – успокоил канцлер. – Шкуру спущу, если обманет!

– А мне тогда с кого спускать шкуру, Алексей Михайлович? Ты за него поручился. – Елизавета Петровна глянула с укоризной. – Остынь, канцлер. Пусть рисует спокойно.

Мурашки пробежали по спине Черкасского, он сжал губы и задержал дыхание.

– Пускай рисует, – повторила императрица и отбыла во дворец.

Проводив ее, Алексей Михайлович, чувствуя дрожь в коленках, быстро вернулся к художнику, надавил на голос:

– Не подведи меня! А то без шкуры оставаться мне не с руки. Поди и постарайся, чтобы императрица осталась довольна!

Поклонившись, крепостной выскользнул за дверь. На другой день Алексей Михайлович проснулся рано, что было не в его правилах. Едва собравшись, отправился в каморку крепостного, которую некогда выделил ему для рисования портретов, но куда никогда не заглядывал. Однако на сей раз любопытство, а больше страх перед государыней погнал князя туда. Открыл дверь и сразу оторопел. Прямо на него с большого холста на подрамнике глянули глаза Елизаветы Петровны. В полумраке коморки на картине она была как живая. «Матушка! – чуть не вскрикнул Черкасский. – Да что же ты делаешь в этой вонючей тесноте?» Но вовремя спохватился и выдохнул воздух. Заступил за полотно, увидел своего крепостного. Тот крепко дрых на подстилках.

– Ты что дрыхнешь? – зашумел во весь голос. – Неси картину в дом! А то, не дай бог, государыня поутру нагрянет! – Впрочем, в то, что императрица может нагрянуть поутру, он не верил, потому что хорошо знал ее обычный распорядок дня, да и вообще весь дворцовый образ жизни… между тем, а вдруг? Это напрягало и заставляло быть готовым к любому повороту событий.

Холст разместили в центре зала на подставках. Увидев свой портрет, Елизавета Петровна пораженно остановилась и долго ничего не произносила. У канцлера холодело в груди: а ну как портрет не понравится? Наконец она перевела взгляд на крепостного человека, ничего ему не сказала, а заговорила с Черкасским:

– Я покупаю у тебя этого крепостного, Алексей Михайлович.

– Да как же, матушка? – от неожиданного предложения растерялся канцлер, не зная, радоваться либо нет этому.

– Сколько просишь за него? – повысила голос.

– Как же я могу брать деньги со своей государыни? – пробормотал тот, пятясь и выкатывая из себя слова, которые перли из него сами собой. – Я дарю тебе его, матушка.

Вскоре после этих событий крепостного человека доставили во дворец. Там он написал еще с десяток портретов императрицы. После чего она дала крепостному вольную и распорядилась отослать из дворца всех выписанных иноземных гофмалеров. А несколько позже дала ему дворянство, небольшую деревеньку на полсотни душ и сделала придворным гофмалером вместо иноземных. Настоящим именем его никто не интересовался. Кому интересно знать имя бывшего крепостного? В свое время князь Алексей Михайлович стал называть его Хаюрдо. Почему именно так, никто точно сказать не мог, а канцлер об этом умалчивал. Впрочем, императрице он открылся, и та, по всей видимости, приняла его объяснение, потому что сразу стала звать гофмалера этим же именем. Звучало оно на иноземный манер, вполне подходило, чтобы в глазах иноземцев после отсылки от себя чужих неудачливых живописцев не казаться чуждой иным нравам. Однако высланные мастера разносили порочащие слова, смеялись над неотесанным, не знавшим правил этикета и правил искусного владения кистью дворовым выскочкой. Не понимая, как у этого человека, не учившегося писать картины, могут из-под кисти выходить завидные холсты, они, полжизни отдавшие такому обучению, хором принимались оплевывать его работы. Однако надо отдать должное Хаюрдо: он довольно быстро постиг правила этикета, многие знания дворцовой жизни, искусство речи и нашел общий язык со всеми придворными, чьи портреты рисовал. Чужеземное искусство написания картин не перенимал для себя – у него были свои правила и свои природные чувства цвета и красоты. Скоро те придворные, которые смотрели на него свысока, стали мало-помалу сбрасывать с себя напыщенность и благосклонно принимать его несомненный талант. Всем хотелось увидеть свое изображение на холсте, написанное рукой Хаюрдо. А многие дамы начали доброжелательно принимать его тайные ухаживания.

– Увлекательная сказка, – равнодушно поморщилась Лилия.

– По-твоему, я похож на сказочника?

– Более чем! – похвалила девушка. – Причем на хорошего сказочника. Тебе записывать бы все на бумагу да издать книгу, чтобы матери читали эти истории детям перед сном.

– Извини, мне пора, – вдруг после ее слов заторопился он. Ему определенно не понравилось то, что она не поверила. – Спасибо за чай.

Она разлепила губы, чтобы еще раз поблагодарить за картину и за хорошую сказку, но он мигом вышел за дверь, оставив ее с раскрытым ртом. Закрывшись после него на замок, Лилия остановилась перед картиной и стала внимательно рассматривать ее. Буквально через пару минут ей почудилось, что портрет словно втихомолку стал разговаривать с нею, будто дополнять историю, рассказанную недавно Михаилом. Это исходило откуда-то из глубины картины, на мысленном уровне. Лилия вздрогнула, с усилием вырвала себя из этого состояния, замотала головой:

– Померещится же такое! – Пошла в гостиную, включила телевизор, села в кресло и задумалась.

4

В конце дня ей позвонила Эльвира. Лилия взяла смартфон, включила громкую связь. Она уже переоделась и собиралась лечь спать. Эльвира точно предчувствовала это:

– Ты еще не легла? А мы только что повесили картину. У Леопольда никак не получалось. Он весь изошел на нет. В комнатах ни на одном месте не держалась. Он какие только гвозди не ввинчивал в стены, везде картина срывалась. Едва удавалось ее не уронить на пол. Все стены исковырял. Пока не решили пристроить в прихожей. Представляешь, сразу получилось. Просто удивительно. А ты где повесила свою?

– Тоже в прихожей. Михаил так решил.

– Он что, сейчас у тебя?

– Нет. Чай попил и ушел.

– Во, странный тип! – удивилась Эльвира. – Любой мужик, когда оказывается у девушки в квартире, первым делом старается забраться к ней в постель, – заявила уверенно.

– Ты про своего Леопольда, что ли? У этого козла одно на уме!

– Я про всех мужиков!

– Надо еще, чтобы девушка захотела этого. – Лилия прохаживалась вдоль кровати, мягко ступая босыми ногами на прикроватный коврик.

– Само собой. А ты что, не захотела, что ли? Смотри, останешься в старых девах, – предупредила подруга.

– Давай ближе к делу. – Лилия села на постель. – Говори, зачем позвонила?

– Сказать тебе, чтобы через десять минут включила телевизор. Будет передача про знаменитых художников. Может, про Хаюрдо что-нибудь покажут.

– С меня хватит тех фантазий, которые я уже наслушалась!

– От Михаила? Интересно, – в телефоне раздался смех Эльвиры. – А все же давай посмотрим. А вдруг?

– Хорошо. Включу, – пообещала Лилия.

– Только не засни, а то все проспишь, – попросила подруга, и телефон умолк.

Перейдя в гостиную и включив телевизор, Лилия устроилась на диване, поджав под себя ноги. Передача началась с многообещающего анонса. Заинтриговала. Девушка навострила уши. Смотрела от начала до конца. Словом, узнала много интересного, но о Хаюрдо не было сказано ни слова. Разочарованная, опустила вниз ноги, зевнула, потянулась, встала с дивана, взяла пульт с намерением выключить телевизор и отправиться спать. Но в этот миг на экране увидела рекламу экспертных сообществ по оценке картин и икон. Машинально, не успев сообразить, зачем это делает, схватила авторучку со стола, записала номер телефона. И только потом, когда выключила телевизор и уже лежала в постели, в голову пришла мысль, что стоит заказать оценщика, чтобы узнать настоящую стоимость картины. Любопытно, чего стоят все заверения Михаила. В эту минуту для нее важна была не столько цена холста (хотя это немаловажно), сколько лживость всех его утверждений. Ей чертовски захотелось уличить Михаила во вранье, припереть к стенке, размазать по ней за все выдумки, из-за которых она чувствовала себя полной идиоткой, и прогнать с позором прочь. Чтоб не строил из себя грамотея, выставляя ее полной дурой. Независимая оценка покажет, кто из них настоящий дурак. Во всяком случае, не она. Для себя подобное Лилия исключала. Она же в здравом уме. И вполне способна отличать реальность от фантазий, граничащих с дебилизмом. С этой мыслью Лилия быстро заснула. А рано утром, только встав с постели, наскоро привела себя в порядок, нашла на столе в гостиной записку с номером телефона, набрала. Ответили сразу:

– Вы не ошиблись, позвонив нам.

– Я по рекламе, – сказала девушка.

– Извольте сообщить, по какой? У нас несколько видов реклам, – голос был ровным, но не монотонным.

– Оценка картин, – уточнила Лилия.

– У вас имеется что предъявить эксперту для оценки?

– Думаю, да.

– Думаете или точно имеете?

– Разумеется, есть что предъявить!

– Какая оценка вас интересует?

– Что значит «какая»? Полная, настоящая, профессиональная.

– Я вас понял. Когда вы будете готовы предоставить нашему эксперту возможность для проведения экспертизы и оценки произведения искусства?

– Да хоть сейчас, – выдала Лилия.

– Называйте адрес.

– Только учтите: мне нужен самый лучший специалист в этой области! – надавила на голос.

– Он обойдется вам недешево, – сообщили на другом конце.

– Догадываюсь, – отозвалась, помолчала в раздумье и решилась: – Записывайте адрес.

Через час в дверь раздался звонок. Лилия увидела в глазок незнакомого мужчину на лестничной площадке. Тот, точно обнаружив ее за дверью, помахал рукой и громко подал голос:

– Эксперта заказывали?

Девушка открыла дверь:

– Заказывала. Проходите.

В руках у эксперта были какие-то чемоданчики – большой и поменьше, которые он внес в квартиру с осторожностью, на что девушка обратила внимание. Войдя в прихожую, он уперся взглядом в висевшее на стене полотно. Пожевал беззвучно полными губами, перевел взгляд на Лилию, потом вернул его к картине, затем снова обратил на девушку:

– Вы на холсте поразительно хороши в этом платье. Оно идет вам. Художник правильно угадал ваше внутреннее состояние и подчеркнул его таким нарядом. Итак, что вы хотите представить на экспертизу? – голос был бархатным. И сам он какой-то пушистый, вычурный и замедленный, точно не от мира сего. В дорогом, хорошо сидящем костюме. – Да, забыл представиться: Болислав Аласьевич Омирт. Вот моя визитка. И вот моя лицензия. – Вынул из нагрудного кармана пиджака визитку, подал Лилии, скользнувшей по карточке взором. Затем из внутреннего кармана достал свернутый лист и тоже протянул девушке.

– Верю, верю. – На этот раз она не стала брать из его рук.

– Нет, вы уж прочитайте, – настоятельно потребовал гость.

Взяв лист, Лилия развернула, пробежала глазами заглавие, фамилию, имя, отчество и вернула, не вчитываясь дальше. Эксперт опять свернул лист и аккуратно положил в тот же карман, из которого вынул. Потом показал на чемоданчики:

– Здесь портативный спектрометр для спектрального анализа картины. Какую прикажете подвергнуть экспертизе?

– Она перед вами. – Лилия показала на полотно.

– Ну да, ну да, – закивал он и затоптался. – Как я сразу не догадался! Позвольте узнать: давно вы владеете ею?

– Со вчерашнего дня.

– Вы ее купили?

– Мне ее подарили.

– Тогда понятно. Тогда понятно.

– Что вам понятно?

Он пояснил:

– Экспертное заключение принято получать перед или при покупке картины. Но раз это подарок, проведем экспертизу сейчас.

– Да уж, пожалуйста, – попросила Лилия.

– Вы позволите снять ее со стены?

– Делайте, что необходимо. Только аккуратно, – разрешила она.

– Мне об этом напоминать не стоит. Я специалист высокого класса.

Сняв картину со стены, он стал сосредоточенно и кропотливо осматривать холст со всех сторон, что-то мурча себе под нос. Длилось это по меркам девушки довольно долго. Она в это время прошла в гостиную и стала листать журналы, лежавшие на столе. Несколько раз отрывалась от них и выходила в прихожую – посмотреть, как колдует над картиной эксперт. Он же был настолько сильно погружен в работу, исследуя холст визуально и прибором, что не замечал девушку. Его лицо всякий раз удивляло ее: оно было то изумленным, то задумчивым, то восхищенным, то озадаченным, то изрядно озабоченным. Понятно было, что сейчас ему не до хозяйки. Но наконец он глубоко вздохнул, аккуратно повесил полотно на место, отошел на несколько шагов в сторону и продолжительно всматривался в него. После чего, оторвавшись от картины, шагнул к дверному проему в гостиную, остановился в нем, растерянно оторвал Лилию от журнала своим бархатным голосом:

– К сожалению, милая девушка, я затрудняюсь что-либо сказать вам об этом холсте.

– Не поняла, – озадаченно поднимаясь та со стула.

– Ну что же тут непонятного? Затрудняюсь, и всё! – голос приобрел более глухую тональность.

– Вы же специалист высочайшего класса, – холодно напомнила Лилия.

– Да, точно так, – подтвердил эксперт.

– И затрудняетесь? – усмешка мелькнула в уголках ее губ.

– И затрудняюсь взять на себя ответственность и выдать вам несоответствующее заключение, – выкатил он свои опасения.

– А в чем, собственно, трудность? Объясните. – Она положила тонкую руку на спинку стула.

– Разумеется, разумеется, – охотно согласился он. – Дело, милая девушка, видите ли, в том, что все в этом полотне меня выбивает из равновесия. Буквально все. Анализ подрамника и холста, на котором написан ваш портрет, показал, что они довольно старые, им лет около трехсот, не меньше. Именно на таких холстах в таких конструкциях подрамников рисовались картины в те далекие времена. Между тем экспертиза красок четко показала, что они свежие. Современного происхождения. Триста лет назад красок такого состава не было. То есть картина написана в наше время и, возможно, не так давно. Но есть большое «но», которое меня ставит в тупик. Почему на таком старинном холсте написана современная картина? Откуда он мог взяться? И где так сохранился? Да еще с подрамником. Тем более что спектральный анализ показал: под этими красками совершенно чистое полотно. Я было изначально предположил, что новые краски наложены на какую-то старую картину, чтобы намеренно скрыть ее. Так часто делают контрабандисты, чтобы утаить истинную ценность картины с целью ее хищения. Однако это, увы, не подтвердилось. К тому же только этим вопросы не ограничиваются. Дальше – еще загадочнее. А именно: на картине есть подпись художника. Хаюрдо. Это совершенно непонятно. Видите ли, мне в моей практике посчастливилось единственный раз лицезреть два полотна этого художника и провести их экспертизу. Это были старинные холсты, по всем параметрам почти трехсотлетней давности. Находились они в частной коллекции. Так вот, подпись художника на этой картине полностью совпадает с подписями на тех картинах. Я пытался найти хоть какую-то зацепку, которая указала бы на подделку, но тщетно. В других обстоятельствах я бы не сомневался, что все три подписи сделаны одной рукой. Вы понимаете, любой другой мастер, пусть даже гениальный копиист, всегда своей манерой письма оставит какие-то помарки на подделке. Но тут их нет. Ничего подобного. Так и хочется сказать: подпись подлинная. Я бы взял на себя такую смелость, если бы не было разницы почти в триста лет. Это очень странно. И еще странность. Вся картина написана в манере, которая полностью соответствует стилю Хаюрдо. Это невероятно. У него, знаете ли, своеобразный стиль, который перенять не так просто. Практически невозможно. Даже самый талантливый копиист не сумеет все так идеально скопировать. А уж тем более написать вновь картину в манере Хаюрдо. Подобное немыслимо без ляпов. Однако именно это не наблюдается на данной картине. Ляпов нет. Просто нет, и все. У меня язык не поворачивается назвать картину подделкой, но и оригиналом назвать также не могу. Вот такая неразрешимая загадка. Художник жил давно. О нем почти ничего не известно. Хотя, судя по двум прежним картинам, талант очевиден, мастер непревзойденный. Безусловный. Тот коллекционер, у которого я впервые увидел картины Хаюрдо, сообщил, что картин этого художника в мире осталось еще не более трех-пяти. Почему осталось? Да потому, что их было как будто значительно больше, но они куда-то все исчезли. Хаюрдо якобы был придворным художником при дворе императрицы Елизаветы Петровны. Рисовал много ее портретов и придворной знати. Кстати, на тех подлинниках у коллекционера были изображены не портреты, а дворец канцлера Черкасского Алексея Михайловича и какое-то крестьянское жилище. Но однажды, по словам моего прежнего заказчика, художник почему-то был запрещен и вдруг пропал. Что произошло, никому не известно. По крайней мере, коллекционер об этом ничего не знал.

– А вы не могли бы сказать мне, кто был этот частник?

– К сожалению, нет. И не потому, что не хочу или не могу, а потому, что обладатель картин был инкогнито, в маске. Ни имени, ни фамилии. Меня привезли куда-то с завязанными глазами, попросили оценить полотна, получили заключения и проводили тем же порядком. Я даже не знаю, где я был.

– Почему такая таинственность?

– Вы меня спрашиваете, милая девушка? – Эксперт задергал бровями. – Я сам хотел бы знать ответ на этот вопрос.

– Странно. Все странно.

– Я склонен согласиться с вами, милая девушка. Даже очень странно, – подтвердил эксперт.

– А других картин Хаюрдо, кроме тех двух, вы не видели?

– Нет. Не посчастливилось больше.

Такой ответ озадачил девушку. И она посмотрела на Омирта настороженно:

– И на выставке не были?

– На чьей, прошу прощения? – теперь уже озадачился эксперт.

– Ну как на чьей? – повысила она голос. – Неделю назад в нашем городе в Выставочном зале проходила демонстрация картин Хаюрдо.

– Вы шутите? – бархатность голоса на мгновение пропала. – Не слышал!

– Ну как же? – все тем же повышенным тоном повторила Лилия и прошлась по гостиной. При этом обратила внимание, как цепко эксперт следил за нею. – Была реклама.

– Не видел! – с непонятной жесткостью заявил он.

– Как могли вы такое проворонить? – изумление было на лице и в голосе Лилии. – Это же отчасти по вашему профилю. Целую неделю демонстрировались картины, а вы ничего не знаете!

– Немыслимо. Не может быть! – вскинул он руки выше головы, как будто сдавался. – И много их было?

– Целый зал.

– Невероятно! – Он замер на миг и затем бурно выдал: – Вы, конечно, шутите, милая девушка!

– Нисколько! – отвергла она, убежденная в том, что это он пытается выставить ее дурой. – Почему невероятно?

– Потому что подобное стало бы мировой сенсацией! – Омирт оживленно затоптался в дверях. – Картины почти трехсотлетней давности российского художника. Это вам не фунт изюма!

– Не только трехсотлетней давности, – добавила девушка решительно.

– Что значит «не только»? – Дверной проем для него стал узким, Омирт оттолкнулся плечом от косяка и подался вперед. Взгляд словно ошалел от ожидания чего-то немыслимого, а возможно, оттого что он пропустил, проворонил выставку.

– Были и свежие. – Лилия пристально смотрела на него и начинала уже сомневаться, что со стороны эксперта была игра. Походило на то, что Омирт действительно произносил вслух мысли, которые в эти мгновения были в его голове. Она стиснула скулы. Мозг пронзило: если все-таки он хочет выставить ее дурочкой – ничего у него не получится! Она не идиотка, чтобы не раскусить это пушистое нечто.

– Вы сумасшедшая? – передернулся он, как от пощечины после ее слов. – А может, я трогаюсь умом, что слушаю вас?

– Но художник-то был? – в глазах у девушки повис вопрос.

– Я абсолютно уверен! – словно застолбил Омирт.

– Говорят, он до сих пор жив и пишет картины, – следила за его реакцией Лилия. – Вы только что оценивали такую. Она была написана во время этой выставки.

– Тогда мы оба с вами сумасшедшие. – Эксперт отступил за порог гостиной. – Вы видели художника?

– Нет. Но я видела там картину с его портретом в полный рост.

– Кому же вы тогда позировали?

– Никому.

– Как так? Тогда с кого написана эта картина?

– Утверждает, что с меня.

– Кто утверждает? – Эксперт напрягся и затаил дыхание.

– Тот, кто подарил ее мне.

– А кто вам ее подарил?

– Некорректный вопрос.

Эксперт поежился, смялся весь, уменьшился:

– Вы меня окончательно запутали, милая девушка. Вы или великая фантазерка, или, позвольте, великая обманщица.

– Но я ничего не выдумываю! – строптиво вскинула голову Лилия, а на ум пришло, что сейчас перед экспертом она оправдывается точно так же, как перед нею недавно оправдывался Михаил.

– В таком случае все вам приснилось, – не принял ее возражения Омирт.

– Тогда и вы мне снитесь! – вспыхнула она.

– Очевидно, – развел он руки и сделал паузу. Затем попросил: – Оставим колкости, милая девушка! Допустим, я готов вам поверить. Скажите, когда открылась выставка?

– Пятого числа.

– Пятого? – с напором переспросил эксперт.

– Разумеется, – уверенно подтвердила Лилия.

– Но позвольте! – торжествующе возвестил он. – Сегодня только второе число. Пятое еще впереди. Так что ничего из того, что вы тут наговорили, не могло происходить, потому что пятое еще не наступило!

– Как не наступило? – запнулась девушка, глотая слова и глядя с недоверием. – Сегодня уже четырнадцатое! – выпалила на одном дыхании. Затем схватила телефон, включила и опешила. На дисплее было второе число. Оно стало расплываться перед ее глазами, и ей понадобилось время, чтобы сфокусировать внимание и вновь увидеть четкую цифру. Совершенно потерянная, опустилась на стул. – Но я хорошо помню, что я делала второго числа.

– Еще бы не помнить! – усмехнулся эксперт. – Утром вы пригласили меня для экспертизы картины. Я провел ее. Возможно, на сегодня у вас есть еще какие-то планы, но это мне неизвестно.

– Второго числа у меня еще не было этой картины, – Лилия растерянно показала на полотно. – И вообще, она еще не была нарисована.

– В таком случае, что вы сейчас видите перед собой? – эксперт продолжал торжествовать. – И что я вижу на стене в вашей прихожей? По-вашему, какой картине я только что проводил экспертизу?

– Я, кажется, точно схожу с ума, – опустошенно пробормотала Лилия.

– Только, пожалуйста, не в моем присутствии, – усмешливо попросил эксперт. – Сначала вы должны заплатить мне за работу, а потом делайте все, что вам заблагорассудится.

– Но вы же отказываетесь выдать мне экспертное заключение и сделать оценку холста, – запротестовала девушка. – За что платить?

– Вы настаиваете на моем заключении?

– А зачем же я вас пригласила?

– И какое, по вашему мнению, должно быть заключение по картине, написанной в наши дни свежими красками, но в стиле художника, жившего почти триста лет назад, да еще с его как будто подлинной подписью на холсте? – давил эксперт, точно издевался над девушкой, тыкая ее носом в противоречивые вещи.

Совершенно выбитая из колеи, потому что крыть было нечем, Лилия пожала плечами:

– Не знаю. Это вам решать.

– Как бы я ни сомневался, и как бы меня ни мучили угрызения совести, но ничего другого, кроме заключения, что это подделка, я дать не вправе, – бархатно, словно с огромным сожалением, но с твердостью произнес эксперт.

Между тем Лилии показалось, что он произнес это с удовольствием, точно сбросил с плеч груз неопределенности и окончательно утвердился в своем мнении. Но может быть, это девушка интуитивно уловила своим чутьем, он намеренно обстоятельно вбивал ей в голову, что ее попросту надули с этой картиной, как пустышку, как дуру, как идиотку. И она воспротивилась подобному повороту:

– Однако вы неспособны гарантированно доказать, что это подделка! Противоречите себе!

– Неспособен, – подтвердил он без прежнего апломба. И это ему явно было не по душе. – Но еще труднее доказать, что это оригинал. Невозможно вообще.

– В таком случае какова цена этой картины?

– Мизерная, как любой фальшивки, хоть и талантливо выполненной.

– Выходит, он много переплатил за нее.

– Кто?

– Тот, кто подарил мне.

– И сколько же, если не секрет?

Она назвала цену.

– Да вы что? – захлебнулся от изумления Омирт. – Это невообразимо! Вы уверены, что ваш знакомый заплатил именно такую цену?

– Все было в моем присутствии.

Эксперт закачал головой:

– Я даже не знаю, как это назвать.

Однако вот странность, которую тут же подметила Лилия, наблюдая за ним: на его лице появилась гримаса не удивления, а скорее мимолетного испуга. И что это могло означать, девушка разгадать не пыталась. Но снова поднялась со стула: