Журавли Афгана

Столько времени отпустил на всё про всё. И предупредил: торчать у крыльца мишенью не собирается, будет ездить кругами поблизости. Выйдут, он сразу подъедет. И повторил:

– Дэсят минута!

Хотелось сказать: да что за десять минут можно сделать? Не с порезанным пальцем приехали – йодом помазал и гуляй. Перепираться с водилой не стал, ещё умотает. И что потом делать?

Николай нашёл главврача, описал ситуацию. Главврач мужчина лет пятидесяти, русский. Николай давил на жалость: приехали из Червлёного, сложный перелом, абрек-водитель дал десять минут. Если смотается, они останутся без колёс.

Главврач зарядил подчинённых, те тут же сделали рентген. Главврач посмотрел снимки, подал Николаю со словами:

– Отправляйте в Москву. Здесь никто не поможет.

Абрек не обманул, стоило выйти на крыльцо (раненый прыгал на одной ноге, держась руками за плечи товарищей), подрулил.

Командир отряда был как страус: пересидеть, отбыть срок, ни во что не ввязываться. Николай пытался убедить его: надо работать с бойцами. Но бесполезно было что-то на эту тему говорить. По афганскому опыту знал: на войне боец должен быть в тонусе. Так было у них в бригаде. Офицеры не давали расслабляться. Гоняли, требовали. Ничего подобного не было в их отряде. Ночью пара опытных боевиков могла уничтожить всех. Николай прекрасно видел, как это сделать.

В Афгане заснуть на посту было хуже, чем в плен попасть. Ещё в учебке вбивали в голову: каким бы здоровым ни был, заснул на посту – тебя зачморят. Этого боялись как огня. Будешь за всех метлой махать, стирать, дневалить – навсегда вычеркнут из боевой работы, а значит, ты не мужик. Николай однажды, будучи не в силах справиться с катастрофически наваливающимся сном, «Лезгинку» танцевал. Только что автомат в зубы не взял. В Чечне бойцов своего взвода старался дрючить по полной, а всё равно не обходилось без казусов. Был такой Виктор Чуркин. Это ещё в Червлёном случилось. Чуркин ночью стоял на «собачке» – первом посту. Охрана входа в расположение отряда и главное – вагона, в котором спал отряд. Пост представлял навес от дождя, скамья под ним. Николай во втором часу, обходя посты, подошёл к «собачке», а там идиллия – Чуркин почивает. Прислонился спиной к стеночке и сопит в обе ноздри. Николай взял автомат, постовой бровью не повёл, лишившись оружия, продолжал посапывать, будто у бабушки на печке.

Николай хотел тут же шарахнуть его по башке, чтобы запомнил на всю жизнь. Но передумал, с автоматом пошёл на центральный пост, оснащённый полевым телефоном и стационарной рацией, дабы держать связь с часовыми, и устроил перекличку. Все посты отозвались, Чуркин – молчок. Да что ты будешь делать? Автомат украли – спит, связь заработала – опять по барабану. Наконец отозвался заспанным голосом. Дескать, отходил по нужде. Про автомат ни слова. Но вскоре прилетел с квадратными глазами:

– Товарищ капитан, оружия нет.

– Как нет? Ты в своём уме? – Николай в воспитательных целях принялся нагнетать эмоции.

– Нету, – губы у Чуркина затряслись.

Был он неплохим парнем, но безалаберным. Четыре года назад армию отслужил, вроде что-то должно остаться в голове, в милиции три года. Смотрит овечьими глазами на Николая:

– Нету автомата.

– Играй тревогу! – скомандовал Николай. – Ты весь отряд подставил! Всех пацанов!

И Чуркин расплакался. Мужик захлюпал носом, как мальчонка детсадиковский.

– Запомни, – отдал автомат Николай, – ещё раз застану: кемаришь на посту – выгораживать не буду. Выставлю на всеобщее осуждение. Тебя, дурака, как барана зарежут чечены – сам виноват. Но ведь парней погубишь! Они смену честно отстояли, отдыхают, надеясь на тебя.

– Больше никогда, – повторял, размазывая кулаком слёзы Чуркин, – никогда! Только не говорите никому!

– Ладно! Забыли!

В Червлёной кроме всего прочего их отряд охранял одну сторону железнодорожного моста через Терек. На другой стороне окопались мотострелки. Был среди них древний прапорщик Альберт. Тоже воевал в Афгане, в 180-м мотострелковом полку. На три года старше Николая. Отслужив срочную, остался в Афгане сверчком, то бишь, сверхсрочником. Весёлый, разговорчивый.

– Не больно вас вооружили! – оценил Альберт арсенал отряда милиции.

Кроме личного оружия бойцов, в отряде имелось два пулемёта РПКС 5.45, два гранатомёта – автоматический АГС-17 и «Шмель».

– У нас посерьёзнее пулемёты, – сказал Альберт, – ПКМ 7,62.

– Ух, ты! – восхитился Николай. – Мой афганский брат. Всю службу с ним, начиная с учебки.

– Так поехали к нам, – предложил Альберт, – повидаешься с боевым братом, постреляешь! Прицел не сбился?

И они поехали.

Ёкнуло, ёкнуло под сердцем у Николая при встрече с ПКМ. Альберт завёл в оружейку, кивнул на пулемёт:

– Вперёд!

Вот оно близкое и далёкое, родное и волнующее. У него в Афгане было три пулемёта – в учебке, в Бараки, в Кабуле – номера помнил по сей день. Два года пулемёт был его частью. Красивый, надёжный, верный товарищ.

Как говорилось выше, Николай служил в 56-й отдельной десантно-штурмовой бригаде, в третьем батальоне, что стоял в Бараки, пулемётчиком.

Пулемёт таскать – не автомат носить, силушка нужна. Николай парень с крутым разворотом плеч, удостоился в учебке пулемётной чести, из тридцати человек взвода всего двое сподобились на это. Горд был собой, оказавшись записанным в пулемётчики. Да вскоре посетовал на судьбу горемычную, когда начали гонять с утра до вечера. Каждый лишний килограмм выкладки в тяжесть, а тебе такую бандуру постоянно таскать на себе. И чистить каждый день. На стрельбах все из его пулемёта стреляют, а приводить в порядок оружие одному ему. Зато за «речкой, то бишь, в Афгане, к своему пулемёту относился с уважением – это не автомат, мощное оружие, а значит, и мощный защитник. Пусть даже пулемётчик первая мишень снайпера.

В марте 1988-го он был в боевом охранении колонны. Сопровождали её до Гардеза. Участок сложный для прохождения: зелёнки, крутые повороты – излюбленные места засад духов. В одном таком месте начался обстрел. Колонна встала. Николай скатился с БТР, залёг лицом к зелёнке.

– Коля, пулемёт слева! Гаси! – скомандовал взводный.

По звуку это был, как и у него, ПКМ. Стрелял из зелёнки. Николай сделал несколько очередей, пулемёт его работал чётко, бил кучно, это вселяло уверенность. И вдруг Николай увидел боковым зрением гранатомётчика. Тот поднимался из-за кустов. Это было как в замедленном кино, будто секунда принятия гранатомётчиком исходной стойки для выстрела резиново растянулось, тогда как Николай среагировал мгновенно… Вспоминая позже тот эпизод, он так и не придёт к окончательному выводу: или граник заело – не сработал, или гранатомётчика спугнули прошедшие рядом пули, или Николай наповал срезал его первой же очередью. Гранатомётчик исчез. И тут же сбоку от Николая упал снаряд. В горячке он пытался продолжить стрельбу, держа из последних сил целью кусты, за которыми скрылся дух, но из ушей пошла кровь, он потерял сознание. Позже взводный расскажет: кровь текла не только из ушей, мгновенно набухла ею панама. «Я думал всё, – говорил взводный, – в затылке у тебя сколок». Николая загрузили в БМП с другими раненными, а ночью отправили в Кабул…

Николай взял предложенный Альбертом пулемёт, подошёл к столу, закрыл глаза, вслепую разобрал и собрал. Руки работали чётко, радуясь возвращению в далёкое прошлое. Подержал пулемёт на весу, вспоминая ни с чем несравнимую тяжесть.

– Куда будем стрелять? – спросил у Альберта.

Линию обороны мотострелки оборудовали по всем канонам, несколько пулемётных расчётов, ходы сообщения в человеческий рост.

– Населённых пунктов в радиусе трёх километров нет, – сказал Альберт, – хоть из танка шараш. Но лучше в сторону реки. Сам знаешь, дальность стрельбы твоего брата. Одного короба патронов тебе хватит? Тут сто штук.

– С головой хватит. Мы в Афгане объём цинка увеличивали на двадцать пять процентов: запал от гранаты взрываешь внутри короба, и вмещалось сто двадцать пять патронов.

Мишенями поставил цинки из-под патронов. Разместил метрах в ста от окопа. Место позволяло дальше расставить, да немного перестраховался. Лицом в грязь не хотел ударить перед Альбертом. Но зря опасался за себя. Пулемёт поставил на бруствер, прицелился…

– Мастерство не пропьёшь! – оценил первые очереди Альберт.

И руки не подвели, и глаз не ослаб, и пулемёт бил классно – пули кучно ложились в цель, превращая цинки-мишени в решето.

Николай расстрелял весь короб.

– Глаз не сбился! – по-мальчишески радовался.

Проверил глаз и на гранатомёте. В оружейке взял РПГ-7 со словами:

– У нас были такие граники!

Прицелился в воображаемого противника.

– Стрельнешь? – спросил Альберт.

– А чё можно?

– У нас всё можно!

Под граник Николай нашёл движущуюся цель – будто специально для него по Тереку плыла доска. Стоя на бруствере окопа, прицелился… Течение у Терека отнюдь не медленное, но стрелок не промахнулся.

– Тебе только по танкам хреначить! – похвалил Альберт, когда от доски остались одни воспоминания. – Наш человек!

– А то!

После «граника» Николай вооружился снайперской винтовкой СВД.

В качестве цели выбрал опору моста. Не просто попасть, тут любой дурак из автомата не промахнётся. Николай решил выбить в опоре «ОМСК». Вспомнить армейскую молодость. В Афгане название родных мест, кем-то произнесённое, прочитанное, звучало музыкой: Сибирь, Омск. У него на ремне было выведено «ОМСК». Вот и здесь на берегу далёкого от Иртыша Терека, решил увековечить дорогое сердцу место. Воины давно облюбовали под стрельбу опоры моста. По всей высоте, во многих местах торчали пули. Николай выбрал «чистый» участок и метров с пятидесяти начал укладывать одну за другой пули, выводя дорогую сердцу надпись. Не все из них ложились, как хотелось, но всё же «нарисовал» букву за буквой. Опора металлическая, три 12-миллимитровых слоя… Пуля пробивала две плиты и застревала в третьей.

– Молоток! – снова похвалил Альберт. – Пулемётчик и снайпер не одного поля ягоды, но ты могёшь! На охоту ездишь?

– Есть маленько!

– Здесь кабаны водятся! Мы иногда постреливаем! Но сегодня охоту не сделаю, а вот рыбалку запросто! Хочешь разнообразить ментовский рацион рыбкой.

– Ещё как! – с энтузиазмом ответил Николай!

– Тогда погнали!

Приехали на водохранилище. Чистая вода, зелёнка вокруг, скот на другом берегу пасётся. Идиллия, только что пастушок на рожке не играет. Альберта мирным видом не усыпишь, бойцов в охранение поставил, хотя долгое время на рыбалку не отпустил. Проводил её по принципу: пришёл, увидел, наловил. Достал из уазика снасти. Понятно, на войне удочками рыбу не удят, сетями тем пачее. Альберт гранаты припас. Всё правильно рассчитал, но со снастью дал маху. Протянул Николаю РГН. Николай, не раздумывая, бросил в водоём. Был уверен, раз Альберт командует: бросай, значит, знает. Оказалось, и самомму не мешало бы подумать. Граната РГН от удара взрывается. Она и взорвалась, коснувшись воды, осколки густо полетели над акваторией и ближайшим берегом. Рыбе хоть бы хны, рыбаки испытали не самые приятные минуты в своей жизни от свиста над головами. Благо – осколки никого не задели, только по машинам постучали.

– Ну, ё-моё! – воскликнул Альберт. – Чудак я на букву «мэ»! Как говорится: и на старуху бывает непруха!

Данный казус Альберта нисколько не смутил. И не подумал сворачивать рыбалку. Имелись другие снасти. Достал Ф-1 и, никому не перепоручая «тоню», бросил. Граната, описав красивую дугу, булькнула в воду. Через пару секунд поднялся столб воды. И пошла рыбалка: средних размеров сомы, хорошие щучки, красавцы лини… Вместо ёмкостей Альберт захватил плащ ОЗК – общевойсковой защитный комплект. Возились на плаще сомы, били хвостом щуки, серебрились лини…

– Везите в отряд, – отдал весь улов Альберт милиционерам.

Кроме рыбы презентовал Альберт омской милиции ящик акустических (звуковых) мин. Ещё и двух сапёров дал для установки подарка.

– Огородите себя, – сказал Николаю, – лишняя защита не помешает!

Ночью завыла сначала одна, за ней вторая. Наделали подарки Альберта переполоха. В трусах милиционеры не выскакивали с автоматами и квадратными глазами из своего вагона, не было такого, но суета не шуточная поднялась. Лишний раз мины напомнили, война – не тёщины блины. Сигнальная мина мало того воет, ещё и фейерверк устраивает над головой нарушителя, штук пятнадцать осветительных ракет выбрасывается, чтобы над крадущимся в темноте с чёрными мыслями врагом белый день вдруг возник. Милиционеры никого не увидели в свете ракет, но автоматы хорошо поработали, поливая пулями место срабатывания мин. Утром продвинулись в зелёнку, а там помёт свиной. Похоже, дикие хряки на свою беду подошли к периметру отряда и напоролись на растяжки.

Но и это ещё не всё, днём коров принесло. Видимо, место было вкусное не только для кабанов. Коровы, щипая травку, начали запускать одну мину за другой. Свяничий галоп милиционеры не увидели из-за темноты, а вот коровьего стали свидетелями. Перепуганные животные галлопировали с места подрыва со всей своей грациозностью.

Николай одну мину «прикопал» – домой привёз. Утроил родным, друзьям вечер по случаю своего возвращения. Собрал гостей у матери. Частный дом, просторный, уютный. А когда стемнело, осень стояла, в огороде, картошку уже выкопали, мину поставил, и активировал её с безопасного расстояния. Уши у гостей заложило от воя, а потом фейерверк в честь возвращения афганца-чеченца осветил окрестности.

Альберт, само собой, не мог без ужина отпустить Николая. Хорошо они посидели. Больной темой для Альберта была Чечня.

– Ладно Афган, – говорил за столом, – чужая страна, чужие люди. А здесь-то… Есть среди чеченов замечательные люди. У нас в роте в Афгане были Умар и Шамиль, отличные парни, в бою надёжные. Он тебя не бросит, не оставит. Но откуда взялась эта шваль? Схватилась за автоматы: бей, режь неверных! Я с десяти лет каждый год ездил в Грозный. Здесь жил дядя Андрей, отца родной брат. Юрка, мой двоюродный брат, ровесники. Был у Юрки на новоселье в 1987-м, у меня как раз отпуск, из Афгана приехал, купил ему на чеки замшевую куртку. Погуляли хорошо. После выхода из Афгана, в 1989-м был в Грозном, уже началось брожение. С горных аулов спустились абреки в калошах, им дали оружие. А в девяностом начали вытеснять приезжих. Евреи и армяне сразу смекнули: монатки собрали и ходу, не на Дальний Восток, само собой, на юга – в Краснодарский край, Ставропольский. А русским говорят: вы-то оставайтесь, ваши женщины нужны как подстилки, мужики – рабы. Люди стали пропадать. Идёт по тротуару женщина, машина останавливается, выбегают джигиты, хватают и след простыл. Надругаются, потом или убьют, или в горах бросят.

– Ты чеченцев из своей роты не встречал здесь? – спросил Николай. – Поди, тоже в боевиках.

– Нет, не встречал. Умар в Урус-Мартане жил, а Шамиль из Ведено. Всё может быть. Задурили голову. Брат Юрка вовремя увёз семью в Сургут, он нефтяник. В Грозном была прекрасная кооперативная квартира. Начал продавать, приходит обезьяна под потолок, перепоясан пулемётными лентами, что у революционный матрос, на груди болтается автомат, как гармошка у крокодила Гены в мультфильме. «Сколькэ?» – спрашивает за цену. Брат говорит: «Три тысячи долларов». «Два хватыт тэбэ», – верзила ему. Тогда доллар стоил шесть рублей. У Юрки отличная мебель, всё оставил этой горилле. Увезти нельзя было. Я ему говорил: «Лучше бы ты всё в окно повыкидывал!» Он и этим двум тысячам был рад. Позже и этого бы не получил. Пришил к трусам карман, засунул туда доллары, надел потрёпанные штаны, куртёшку старенькую, чтобы не выглядеть на две тысячи долларов. Уезжал на автобусе, бандюганы чеченские остановили, обшмонали пассажиров. К Юрке в трусы не полезли. И как я буду их уважать? И наших продажных тварей хватает. Я ведь и на первой чеченской был. Могли ещё тогда задушить Басаева, Радуева да и всех не один раз. Продажные политики, продажные командиры, а ребята гибнут. Знаю офицеров, в Афгане был человеком, а здесь скурвился за звания, деньги.

Сводный омский отряд милиции месяц стоял в Червлёной, затем пришла разнарядка: перебазироваться в Аргун.

По-хорошему, командиру отряда следовало отправиться на место новой дислокации, осмотреть позиции, где будут его бойцы оборону держать, разведать всё, определиться. Или хотя бы зама по тылу отправить, в крайнем случае – замполита, но снова все три майора в кусты. Командир обратился к Николаю:

– Коля, выручай, ты опытный вояка, Афган прошёл, хорошо ориентируешься в боевой обстановке. Съезди не в службу, а в дружбу. Я в долгу не останусь.

За год до этого, второго июля 2000 года, в день финального матч чемпионата Европы по футболу, чеченские бандиты решили свой дьявольский финал устроить. Боевиков выбили из всех крупных населённых пунктов, они в пещерной злобе открыли партизанскую войну. Что уж там говорить, лопухнулась контрразведка, проморгала военная разведка, и бдительность бойцов оказалась не на высоте. По единой команде сразу в нескольких местах Чечни (Урус-Мартан, Гудермес, Новогрозненский, Аргун) произошли крупные теракты. Кроились они по одним лекалам – груженные тоннами взрывчатки грузовики, за рулём которых сидели террористы-смертники, врывались на объекты, где находились федеральные войска или милиция, и подрывались. Боевики нашли уродов, а то и больных на голову, обработали, посадили в кабины, где одного, а где для верности двоих. Погибло около пятидесяти человек.

Самый крупный теракт произошёл в Аргуне. Гружённый двумя тоннами взрывчатки «Урал», снеся шлагбаум и ворота, ворвался на территорию базы МВД, где в общежитии располагался сводный отряд ГУВД Челябинской области. У многих подошёл дембель, на следующий день заканчивалась командировка… Раздался чудовищный взрыв, который был слышен за двадцать пять километров – в Гудермесе. Поднялся столб пыли, здание, в котором размещались челябинские милиционеры, и ещё одно, стоявшее рядом, были разрушены. На месте «Урала» образовалась воронка глубиной более пяти метров. От взрыва и под завалами погибло по разным источникам от двадцати двух до двадцати четырёх человек, более восьмидесяти получили ранения. Сразу после взрыва боевики начали обстрел. Но сначала сняли видео для отчёта: подход «Урала», взрыв. А потом открыли огонь по развалинам. Не жалкая кучка боевиков рассредоточилась вокруг объекта. Даже вертолёты пришлось вызывать. И снова хочется спросить: где была разведка?

До Гудермеса Николай доехал на бронепоезде, дальше на старом «опеле» прибыл в Аргун. На территории, где произошёл теракт, Николай представился подполковнику (навсегда в память врезался его позывной – «Восток»), старшему над всеми сводными отрядами милиции в Аргуни. Подполковник удивился:

– О, капитан и уже командир СОМа.

– Нет, командир взвода.

– А где командир?

– Приболел.

– Дристун напал! – засмеялся подполковник и смачно матюгнулся в четыре этажа. – Сколько их дристунов здесь!

Николай предположил: «Качается подпол». «Восток» был на полголовы выше его, в плечах косая сажень. За то, что «подпол качается» говорил спортивный уголок с гантелями, штангой, тренажёром. Позже Николай ещё больше проникнется уважением к нему, узнает, что «подпол» по два раза в год приезжал со своим СОМом в Чечню, по восемь месяцев проводил в горячей точке. Боевой офицер. Он предложил Николаю местом постоянной дислокации их отряда старый элеватор, напротив железнодорожного вокзала.

До этого там никто не стоял. В башне элеватора менты оборудовали укреппост. Окна заложили мешками с песком, шпалами, таскали всё это на себе, в стенах (в метр толщиной) пробили бойницы, держать круговую оборону. Командира отряда Николай убедил: чем лучше они укрепятся, тем меньше вероятность, что чехи (ещё и так звали чечеченцев) полезут. Они тоже не дураки, ищут, где слабина.

Пришлось ещё и забор городить. Чеченки, работающие на элеваторе, предъявили ультиматум офицерам: ни за что не хотели видеть мужчин, разгуливающих перед их взорами без рубашек. При жаре под сорок, а на солнце под пятьдесят требовали соблюдать форму одежды. От женских глаз, дабы не смущать их своими телесами, отгородились высоким забором. Жили в длинном складе, примыкающем к башне с наблюдательным пунктом. В случае тревоги можно было по чердаку добежать до главного укреппоста. Удобно, не по открытой площади перемещаться под огнём.

По соседству с элеватором стоял добротный дом, жила чеченская семья. Хозяина звали Ахмет, лет сорока. Заметили одну особенность в его поведении, если под вечер заводил свой уазик, погружал в его чрево многочисленных домочадцев и уезжал – жди обстрела. Надо понимать, была у него связь с боевиками, те предупреждали о готовящемся обстреле, но с ментами информацией не делился.

Стрельба чаще случалась по ночам – строчили пулемёты, автоматы, трассеры расчерчивали густую темноту. Мины летали, к счастью, мимо. Известно, если мина летит с шелестом – не твоя, цель у неё дальше, если со свистом – ищи пятый угол. Причём мины летели и с той, и с другой стороны. Над отрядом, если можно так сказать, воздушные минные трассы проходили.

Километрах в трёх от старого элеватора стоял новый, его облюбовали десантники. Не поленилась десантура затащить зенитную установку на самый верх. И, не жалея снарядов, долбали оттуда по ночам по окрестностям. Само собой, не американские спутники сбивали, и авиации у боевиков не имелось, а вот подойти ночью могли. Десантура держала под зенитным контролем возможные подступы. В Афгане Николаю приходилось наблюдать подобные обстрелы. В Бараки из гаубиц Д-30 били в ночные часы шрапнелью по ближайшим горам. В темноте шрапнель выбивала искры из камней. Выстрел и огромный сверкающий сноп вырастал в ночи. В Аргуни искры не наблюдались, тут десантники развлекались по-другому. Шутки ради, меняя интенсивность стрельбы, отбивали ритм: «Зенит» – чемпион!

Железнодорожный вокзал охранял СОМ из Томска. Вся командировка у них прошла без потерь, в самый последний день сержант подорвался на противопехотной мине. Николай слышал об этом по связи (она была у отряда с другими СОМами, с десантурой), видел с башни, как вертушка прилетела, но сесть и забрать раненого не смогла, не нашлось подходящего пятачка. Может, спасли бы парня, вовремя доставь в госпиталь, трое детей осталось. Подловили чехи на потере бдительности. До этого не один месяц спокойно ходили томичи на посты, думали, так до конца будет.

Николай однажды сам попал в историю с минами. Линия обороны у отряда проходила неподалёку от берега Терека. Перед ней поставили мины направленного действия – монки. Четыре МОН-200, три МОН-100. Кто же знал, что Терек может устроить потоп в период таяния ледников в горах, залить водой заминированный участок. Отряд проснулся, а тут как в песне «вода-вода, кругом вода». И продолжает прибывать. Командир схватился за все места, за которые хватаются в аховых ситуациях: монки под водой, а ему головой отвечать за них. Он к Николаю:

– Коля, помогай! Кроме тебя мне послать некого. Ты шаришь в этом, где монки стоят – знаешь.

Было приятно слышать о себе такое.

– Возьми, кого посчитаешь нужным. Я в долгу не останусь.

Николай взял Володю Дителя. Звали его в отряде, как нетрудно догадаться, Дизелем. Он не обижался. Поэтому мы тоже остановимся на более привычном для уха – Дизель. Володя был из оптимистов, любил поговорить, но не болобол, не пустозвон, более того – был заточен на справедливость, перед начальством шапку не ломал. Если был прав, отстаивал свою точку зрения до конца. За что и пострадал в конечном итоге, вынужден был уйти из милиции, не дослужив до пенсии. Но не об этом речь. Николай с Дизелем подошли к срезу воды. Море не море, но огромная акватория расстилалась перед ними. Не верилось, что ещё вчера ничего подобного не было, Терек струил свои беспокойные воды в нескольких сотнях метрах отсюда, а теперь он плещется под ногами. Николай перекрестился, сказал про себя: «Крест на мне, крест во мне, крест передо мной…» А вслух произнёс:

– Ну что, Вова, с Богом.

Мины стояли метрах в шестидесяти от берега. Их устанавливали на зелёнке. И вот они подводные. И не каких-то полметра реки над ними – опусти руку до плеча в Терек и бери, нет, там, где вчера травка зеленела – сегодня едва не с головой. Перед зелёнкой шёл канал, предназначенный для отвода талых вод, глубиной от полутора до трёх метров, а шириной – более десяти.

– Тут бы подводному спецназу работать, – сказал Дизель, ему в воду лезть не хотелось. – У меня дружок служил на Камчатке в русских «морских котиках». У них подводные автоматы были, пистолеты.

– Котиков русских и американских ждать не будем, – сказал Николай, – сами пойдём на погружение.

Мины управляемые, от них были проложены провода к посту, к пусковым кнопкам – задействовать при подрыве. Провода Николай с Дизелем предварительно обрезали от кнопок. Так что, по идее, монки не могли взорваться. Снимать полезли в полной экипировке – разгрузка с четырьмя магазинами, автомат, не подводный – АК-74, у Николая ещё и пистолет, тоже не подводный – ПМ. Можно сказать, работали с камнем на шее. На берегу всё это не оставишь, грубейшее нарушение устава, возвращаться в отряд – лень. Да и вообще – они рассчитывали решить проблему просто – вытянуть монки за провода. Но те не выдержали, оборвались. Монки – колобахи тяжёлые, это одно, второе – брать неудобно, круглые, дискообразные. Ногами нащупывали мину и под воду за ней. Опять же, не в лодку сгружали добычу, тащили к берегу, где вплавь, через ту же канаву (это с занятыми-то руками), где, как водолаз, шагая по дну.