Вперёд на мамонтов

Капитан ткнул пальцем в наши сумки и рюкзаки:

– Ваши?

Что бы мы отказывались от своего имущества:

– Так точно! – сказал Денис не без иронических ноток в голосе. – А в чём, собственно, дело?

Капитан не удосужил ответом, вместо этого приказал водителю сменить маршрут:

– Едешь с нами в Батагай!

Остальным пассажирам приказал покинуть автомобиль, который поступает в распоряжение милиции. Но пообещал прислать за мирными гражданами другую машину, мол, не останутся они на обочине бедными родственниками, государство о них думает.

Народ слегка опешил от такого поворота событий, никто слова не проронил, не возмутился на действия силовиков. Пассажиры один за другим покорно покинули машину, с опаской кидая взгляды в нашу сторону – что за преступники ехали рядом с ними? Они знали, что мы от Коли-якута, наверное, подумали, их земляк Коля стал главарём крупной бандитской группировки в Якутске, раз у него такие отпетые кореша.

Нас под усиленной охраной повезли в батагайское РОВД. Только что наручники не надели. Подозреваю, лейтенант обрисовал нас крутыми диверсантами, когда докладывал, как был в мгновение ока разоружён. Потому и выслали на задержание серьёзную группу захвата.

У крыльца РОВД капитан скомандовал «на выход с вещами». Нас ввели в просторный кабинет, у окна за столом сидел майор, тоже не хилой комплекции и тоже европейского внешности.

Отличительной чертой портрета майора были брови, чёрные, густые, широкие, как у генерального секретаря компартии Советского Союза Леонида Ильича Брежнева. Лицо бесстрастное, все эмоции уходили в брови. Вдруг лохматой линией сойдутся на переносице, символизируя напряжённый мыслительный процесс, или двумя одёжными щётками на лоб полезут в удивлении, а то «домиком» встанут.

Первым делом они взметнулись в вопросе:

– И зачем, интересно, вы к нам пожаловали?

Я, как и Денис, с иронией воспринимал происходящее. Придраться к нам не за что, ничего мы не нарушали. Было весело от всего происходящего, несмотря на грозный вид стражей порядка. Поэтому начал плести завиральные кружева:

– Вы знаете, мы с другом Денисом любим отпускное разнообразие. Поэтому – чередуем море с безлюдной глушью! В один год летим в Сочи на коньячок и шашлычок, тёплое море и южное солнце, где красивые девушки стаями и весёлые пляжи, в другой – на Камчатку или Сахалин, посмотреть экзотику края земли. В текущем году ударило в голову сплавиться по Яне, так как в прошлом грели бока на крымском солнышке в Феодосии.

Майор никак не отреагировал на мой шутливый тон. Повращал бровями и ударил своим козырем.

– Нам доподлинно известно – вы вели раскопки костей мамонта! Это запрещено!

Предъявленное обвинение парировал Денис, не без ноток вызова:

– Вы вначале докажите, что мы копали! А собирать кости, что валяются на поверхности, законом не возбраняется, более того – разрешено. Какие у вас доказательства наших противозаконных действий? Предъявите, пожалуйста!

Денис не зря на зоне работал, пусть и пожарным. Оправдываться не стал, наоборот – пошёл в атаку.

Майор уверенно свёл кустистые брови в широкую линию, после чего выложил ещё один козырь.

– У нас имеются фото с места раскопок, сейчас проявим и приложим к делу. А пока мы посмотрим содержимое ваших сумок и карманов.

Мы с Денисом в один голос потребовали постановление на обыск:

– Документы, удостоверяющие личность, мы вам обязаны предъявлять по первому требованию, что мы и сделали, обыскивать – извините. У нас не военное положение.

– Будет вам постановление, – недовольно пошевелил бровями майор, ему не понравилось наше знание своих прав.

Сумки мы оставили в дежурке, в одной лежало килограммов тридцать костей, среди них куски бивней мамонта и мелочь. Никакого криминала в этом не было, однако с милицейским подходом «вы вели раскопки», улик хватало держать нас и дальше в РОВД. Поэтому мы упёрлись – «предъявите постановление прокурора на обыск». Билет на самолёт у нас был с открытой датой, мы сей факт скромно умолчали, напирали на обстоятельство, что нам сегодня улетать, если опоздаем на самолёт, напишем жалобу прокурору.

Что примечательно, бровастый майор вёл допрос, остальные крепкие парни, которые доставили нас в РОВД, сидели тут же у стеночки на стульях, будто им больше делать было нечего, главная задача на сегодняшний рабочий день – это мы. Капитан пару-тройку раз отлучался, остальные сидели, как приклеенные. Получается, органы целую бригаду занарядили на разоблачение преступных действий наших скромных персон. Не исключаю, двое в гражданском, были из ФСБ. Скорее всего, операция по нашему разоблачению велась совместными усилиями, надо учитывать – район золотоносный, бдительность здесь всегда на высоком уровне. Денис потом предположил, они заподозрили в нас транспортировщиков золота. Хотя таких чаще с поличным берут в аэропорту.

Моё ироничное настроение постепенно испарилось. Время шло, нас и не думали отпускать. Час миновал, второй, а мы всё также сидим перед майором, отвечаем на его вопросы. Оказывается, они собрали большое количество информации о нас. Майор спрашивал, давно ли знакомы с Саней-охотником? Почему остановились в доме Коли-якута? Что у нас за радиоаппаратура? Для каких целей она использовалась?

Майор вёл допрос, группа захвата, эта колоритная троица по-прежнему сидела у нас за спиной. Это начинало нервировать. Да и вообще, в первые минуты привода в РОВД мне наивно казалось, сейчас выяснится, что мы вовсе не те личности, за кого нас по ошибке приняли, после чего мы весело распрощаемся с незадачливыми контрразведчиками… Однако никто не собирался нас отпускать. Нам не предъявили обещанного постановления на обыск, не показали обличающих нас в незаконных действиях фото. Подозреваю, у горе-фотографа, которого я спугнул и который задал от меня стрекача с фотоаппаратом, снимки не получились. Или получились, но на улики не тянули. Что он мог наснимать? Ну, кости. Ну, наш лагерь. Ну, кладбище мамонтов без каких бы то ни было раскопок. Нуль на палочке в итоге…

Перепирались мы с майором, перепирались. Обыскивать нас без постановления он всё же не решился. Дело подошло к обеду, майор отпустил нас на прогулку:

– Часика полтора погуляйте налегке, вещи оставьте.

– А обед! – съехидничал Денис. – Столько продержали, должны накормить.

– Чего захотели! – поставил «домиком» брови майор. – Вы не арестованные!

И добавил многозначительно:

– Пока.

Его «пока» прозвучало не в значении «до свидания», а в значении «пока не арестованные».

Мы вышли из кабинета в небольшой коридор, в его конце сидел за барьером дежурный – скучающий сержант. Майор, выглянув из кабинета, крикнул «выпусти их, пусть погуляют». И вот здесь Денис проявил завидную реакцию и находчивость. Наши рюкзаки и сумки тоскливо лежали в углу дежурки. Денис преспокойненько взял сумку, в которой была сосредоточена наша основная добыча – килограммов тридцать костей. За точность веса отвечаю, так как мы в Батагае на почте взвешивали кости. Я сразу мысленно зааплодировал Денису. Молодец дружище, гигант мысли! От костей лучше избавиться.

Конечно, по закону мы ничего не нарушали: кости собирали на поверхности. Однако, если менты вцепились в нас мёртвой хваткой, значит, могут и постановление на обыск раздобыть, кости сделать вещественными доказательствами. Опять же фотограф, что он там нащёлкал. На штык лопаты мы углублялись несколько раз… Конечно, это ерунда, но как её подать… Как говорится, был бы задержан человек, а вина найдётся. Поэтому лучше улики убрать. А нет улик – и проблем никаких.

От РОВД отошли, говорю:

– Денис, ну ты и молоток! Он ведь сказал «вещи не брать».

– Будем говорить в случай чего – у нас в сумке обед. Раз милиция не кормит задержанных, будем глодать кости мамонта…

Идём по Батагаю. Во время той прогулки и обнаружили советское прошлое, о котором говорил в самом начале. Мы словно лет на десять назад в Советский Союз вернулись, Батагай жил под лозунгами канувшей в прошлое советской эпохи. Не один-два, случайно зацепившиеся во времени и выцветшие под дождём, солнцем и морозными ветрами. Приличного вида на домах и зданиях, призывно гласят: «Миру мир», «Слава труду», «Хорошо поработал – культурно отдохни». Даже «Слава КПСС» имелся, хотя КПСС уже упразднили.

– Денис, – говорю, – похоже, РОВД нас в машину времени засунуло и отправило в социалистическое прошлое.

– Тогда нас точно повяжут! В СССР с костями мамонта значительно строже было.

И тут же взял свои слова обратно на счёт «повяжут», показывая пальцем в сторону кинотеатра.

– Нет никакой машины времени у РОВД.

На кинотеатре красовалась большая афиша, которая гласила: «Сегодня у нас боевик Шварца-нигера “Красная жара”».

Клянусь, ничего ни прибавил, ни убавил, знаменитый Арнольд Шварценеггер был представлен в виде «Шварца-нигера». В Советском Союзе кинопрокат фильмов со Шварценеггером не показывал. Это киноискусство относилось к загнивающей западной культуре.

Похохотали мы с Денисом и обнаружили «хвост». За нами, особо не маскируясь, прилипчиво шёл парень: куда ни повернём – следом.

Что ж – это даже интересно. Нас с Денисом за здорово живёшь не купишь. Дали круг по Батагаю праздношатающимся шагом. Делаем вид, что о слежке ни сном, ни духом, а сами ищем возможность, как от костей избавиться.

Я заприметил здоровенный камазовский скат и в голове, работающей на волне разведчика в тылу врага, мигом замкнуло.

– Денис, – говорю, – сейчас мы с тобой проходим пару кварталов, потом возвращаемся назад, ты сворачиваешь в проулок, который мы только что прошли, там у забора старая камазовская покрышка валяется, в неё вываливаешь кости, а я отвлекаю «хвост».

Денису два раза повторять не надо: прошли, увлекая за собой «хвост», вернулись, Денис нырнул в проулок, прыжками к покрышке и чирк замком сумки… Я тем временем демонстративно сажусь на придорожный камень, снимаю сапог…

Не успел я перемотать портянку, Денис как ни в чём ни бывало выходит из проулка.

– Ну чё ты копаешься? – бросает мне.

Чем хороша была та сумка, не висела тряпкой в опорожнённом состоянии. Сделанная из плотного материала держала форму, со стороны не определишь – пустая или заполненная до краёв.

Двигаемся дальше, Денис делает вид, что сумка по-прежнему полна-полнёшенька, не воздух носит, тяжесть оттягивает руку. Однако «хвост» вокруг пальцев обвести не главное, нам майору надо глаза замазать. А значит – сумку чем-то наполнить. Группа захвата прекрасно видела при задержании, она не пустая.

Деньги у нас кой-какие оставались, зашли в магазин, и вот это да – опять машина времени перебросила нас в Советский Союз. Прилавок, отведённый под детские товары, ломился от игрушек семидесятых годов выпуска. Большие коробки с конструкторами, кубики с картинками, железные машинки, такими я в босоногом детстве играл. Всё в фабричной упаковке и цена копеечная.

– Денис, – говорю, – берём всё подряд! Объём заполним – раз, второе – моему сыну всё это надо, кроме, естественно, кукол. Он их на дух не признаёт.

Так мы и сделали и даже пару кукол купили по предложению Дениса:

– Я знаю, кому подарить!

Набили сумку под завязку.

В РОВД вернулись, Денис сумку в дежурке на место поставил. Всё шито-крыто.

Зашли в кабинет майора, все контрразведчики были в прежнем составе. Я с порога заявил:

– Хватит нас мурыжить, у нас билеты на вечерний рейс.

На что майор свёл брови в грозную линию:

– Мы должны вас обыскать!

Я почувствовал, что атмосфера в кабинете за время нашего отсутствия накалилась. Полдня прошло, а воз и ныне там. Обличающего и уличающего в преступлении фото нет в наличии (горе-фотограф, судя по всему, запорол плёнку) и никаких других улик. Многодневную, многоходовую операцию провели, а в сухом остатке пшик – нечего в протокол записать.

Я вовремя почувствовал перемену атмосферы в сторону грозы, тогда как интуиция Дениса дала сбой. Чаще наоборот, у него реакция – позавидуешь, мгновенно оценивал ситуацию и принимал единственно правильное решение. Пример тому лейтенант с автоматом или сумка с костями мамонтов. Но случались огрехи. С Саней-охотником два раза поставил нас под ружьё и в кабинете майора высунулся некстати. Начал отчитывать контрразведчиков, мол, топорно работаете, товарищи милиционеры: по какому праву без нашего разрешения фотографировали лагерь? Вещи противозаконно обшаривали, пока мы гостили у Сани-охотника! Средь бела дня стрельбу открыли по мирным гражданам! Ещё и здесь волынку тянете на пустом месте. И сделал заключение:

– Нет постановления на обыск – нет и обыска!

Группа захвата до сего момента сидела молча. Но тут накаченные ребята подали голос из своего угла. Дескать, поосторожнее на поворотах, сказали вам, надо обыскать, значит надо. Вы не в кабинете у директора бани, вы в районном отделении милиции! Вас сюда не в бирюльки играть привели и сказки Андерсена рассказывать! Вы подозреваетесь в серьёзном преступлении!

По тону, с каким это было сказано, чувствовалось, ребята полны решимости перейти к физическому воздействию. Менторским тоном задел их Денис за живое. В моей голове заскакали нехорошие мысли: им ничего не стоит отволтузить нас, проучить хорошенько, не отходя от кассы. И куда потом жаловаться? А если вздумаешь в ответ сопротивляться – точно статью схлопочешь! Активное сопротивление представителям власти.

Говорю Денису:

– Пускай обыскивают, не то мы как фанерка над Парижем пролетаем мимо нашего рейса – опоздаем на самолёт, а мне завтра на работу.

Денис понял, что переборщил с обличением контрразведчиков.

– Ладно, – сказал нехотя, – обыскивайте, хоть это и противозаконно.

Тут же была доставлена из дежурки вся наша поклажа.

– А чё это вы в тайгу игрушки притащили? – открыл майор сумку.

– Думали, – говорю, – в улусе раскупят. Надо же как-то дорогу оправдывать. Но как фанерки пролетели с этой задумкой. Местным игрушки не надо.

Они, конечно, знали, о нашем посещении батагайского магазина. Капитан покидал при нас кабинет, скорее всего, «хвост» доложил результаты слежки.

Майор криво улыбнулся на мои объяснения и обнаружил в моём рюкзаке зуб мамонта. Его трудно было не найти – не коровий, у взрослого мамонта более десяти килограммов весит. Что интересно, у мамонта четыре зуба. На тушу в десять-двенадцать тонн всего четыре. Зато таких размеров зубки, что по тысячу килограммов травы в день пережёвывали. Рабочая поверхность зуба, как тёрка.

Щётки бровей майора станцевали победный танец, когда он достал зуб:

– И что же вы сказки нам рассказывали, что не копали! Зуб лаком покрыт, значит, что? А то, что профессиональный подход. Прикинулись простачками – туристы они.

Мы не стали отрицать этот факт: лакировали. Кость, из вечной мерзлоты или воды извлечённая, быстро трескается, начинает расслаиваться, если сразу не покрыть лаком, он предохраняет кость от высыхания. Обычным бесцветным лаком раза на три покроешь и кость сохраняет свои первозданные качества, вырезай из неё, что хочешь.

– Ну и что? – говорю и достаю вырезку из газеты с указом президента Якутии Николаева о разрешении сбора кости мамонта. – Что мы нарушили?

Собираясь на кладбище мамонта, я специально взял с собой вырезу из газеты с указом. Майор пробежал глазами по тексту и продолжил пляску бровей:

– Всё правильно! Написано: копать нельзя, а вы копали!

– Как копать лопатой в вечной мерзлоте? – с напором возразил ему. – Это невозможно! Если бы у нас имелась помпа, мы с её помощью размывали грунт… Товарищи, что веди слежку за нами, прекрасно видели, фотографировали, ничего подобного помпе у нас не было… Саня-охотник подтвердит, он приходил к нам…

И тут менты нашли существенную зацепку. Обыскивая, обнаружили листок с адресом улуса Коли-якута. Денис сунул его в карман куртки и забыл. В самом начале допроса майор спрашивал, как мы вышли на кладбище мамонтов? Мы пожимали плечами, изображая из себя «простачков туристов», дескать, понравилось место, причалили к берегу без всякой мысли, хотели просто походить по тайге, поохотиться, а потом вода спала, мы обнаружили кости… Из записки следовало: мы знали не только посёлок Коли-якута, но и название заброшенного улуса Охсордох у кладбища мамонтов. Записку мы показывали Васе-лодочнику, он и заложил нас. Но одно дело слова лодочника, от которых нам ничего не стоило отпереться, другое – бумага. Брови майора весело задвигались: вот она улика, которую можно к делу приложить. В соответствии с ней мы целенаправленно ехали из Якутска на кладбище мамонтов. Знали его координаты.

Недолго брови майора радовались. Не знал он, что в Денисе пропадает картёжный шулер и базарный напёрсточник. Что-то на долю секунды майора отвлекло, Денис молниеносным движением руки записку выкрал. Вот Денис у стола, тут же стоят капитан и двое в гражданском, они сумки наши и рюкзаки шерстят, майор за столом сидит, записка перед ним… И вдруг бесследно исчезает. Денис мало того, что стащил бумагу, он на ход вперёд угадал действия ментов: не в карман сунул украденное, смял в шарик и незаметным движением зашвырнул. Ни менты ничего не заметили, ни я.

Потом спросил его: куда девал?

– Куда-куда? Себе за спину в угол бросил.

Майор хватился:

– Где записка с адресом?

Под бумагами посмотрел, под стол заглянул.

– Наверное, закатилась куда-то! – Денис дурачком прикинулся.

И ринулся под стол искать.

– Стоять! – капитан рыкнул. – Не двигаться! Шустряк выискался!

– Стоять так стоять, – ворчливо подчинился Денис. – Помочь хотел.

– Раздевайтесь! – нехорошо свёл брови майор. – И без разговоров!

– Меня-то зачем, – говорю, – обнажать, вообще к столу с запиской не подходил.

– И смотрите за ними, – майор приказал подчинённым, – чтобы не съели записку! От этих ухорезов всего можно ожидать! Автоматы они выхватывают, дурачков из себя строят…

Раздели нас до трусов. Карманы на десять рядов прошмонали.

– Говорю, закатилась! – Денис так и нарывался на кулак. – А вы не верите.

Ничего не нашли, одежду нам отдали.

Осталась одна единственная улика – зуб мамонта. С ним тоже получился казус. Вроде он хороший вещдок, веская улика. Но про зубы в указе президента ничего не говорилось. Там упор был сделан на бивни как государственную ценность и достояние республики Саха.

– Зачем зуб взяли?

– На память, – говорю.

– А за сколько его продать можно? – спросил майор мирным голосом, будто сугубо из праздного любопытства интересуется.

– Да не знаю, – говорю, – взяли на память. Продавать не собираемся.

Майор сделал запись в протокол, зуб на край стола отставил, чтобы не мешался под рукой, в это время кто-то заглянул в кабинет, майор повернулся к двери, зуб локтем задел, тот полетел прямо на ногу стоявшему рядом со столом капитану. Если учесть, что в зубе не менее восьми килограммов, шарахнул он бедолагу хорошо, да ещё острой частью угодил. Капитан заблажил, за ногу схватился. Не удивлюсь, если палец сломало зубом.

Денис снова полез на рожон. Надо сказать, контрразведчики нам попались терпеливые, я бы на их месте давно намял бока задержанным за ехидные языки.

– Будете всем объяснять, – шутливо посоветовал Денис травмированному капитану, – мамонт укусил за ногу!

– Да заткнитесь уже! – закричал майор. – Всё, хватит, идите отсюда мелкими шагами, и лучше больше не попадайтесь на глаза!

Зуб мамонта в прямом и переносном смысле поставил точку в задержании. Мы скоренько-скоренько, пока майор не передумал, в сумки вещи побросали, которые при обыске были выложены на стол, и скачками побежали из РОВД.

«Почте России» виват!

Время до самолёта оставалось в достаточном количестве, можно было не мчаться в аэропорт сломя голову. Первым делом мы отправились за костями мамонта в проулок с камазовской покрышкой. И о чудо – никто на наше богатство не позарился. Все кости в сумку обратно сложили, предварительно распихав игрушки по рюкзакам.

И задумались, а что дальше с уликами делать? При посадке в самолёт могут запросто докопаться. Наши милиционеры, имея на нас большой зуб, могли попросить аэропорт устроить подозрительным типам тщательную проверку. Майор или капитан шепнёт коллегам в аэропорту: есть подозрение – везём золото. А с этим драгметаллом всё по-взрослому. Это не доисторические кости. На Яне драги работают, и вручную старатели моют… Если майор с группой захвата до трусов нас раздел, в аэропорту могут заставить и трусы снять, на рентген отправить.

Как быть? Жалко кости выбрасывать, столько натерпелись с ними. И тут нас осенило: а «Почта России» на что? Послать кость посылками да и дело в шляпе. Достали из рюкзака старое покрывало, разрезали на три части и три посылки по десять килограммов каждая соорудили. Иголки с нитками, само собой, имелись, в четыре руки крепко-накрепко зашили упаковку. Дойдёт так дойдёт, ну а нет, значит, не судьба – ничего тут не попишешь.

Времени до самолёта оставалось всего ничего, в спешке не удалось уложить кости плотно, тряпками да бумагой тщательно обмотать каждую.

– Что это посылка гремит? – спросила почтарка, укладывая её на весы.

Сам себе потом удивлялся, как легко на ум пришло нужное: с языка слетело, словно это была домашняя заготовка:

– Капа, – говорю, – гриб, что на берёзе растёт. Для поделок набрали. Не бездельники мы, а рукодельники.

Что вы думаете? Все три посылки дошли до Якутска. Ткань выдержала, кости, ни единая, не повредились. Великая вещь «Почта России» – помогла нам в доставке многострадальной мамонтовой кости в пункт назначения.

В Якутске по-братски поделили с Денисом добычу. Я большую свою часть в трудные годы продал. Денис что-то продал, что-то раздарил.

Нож с ручкой из слоновой кости

В армии однажды (до дембеля месяца три оставалось, уже в дедах ходили) сидим у лётного поля с Денисом – август, тепло, ромашки. Отрывая лепестки цветов, гадали – «любит, не любит». Ни его дома девушка не ждала, ни меня… Но тема волнующая, не за горами гражданская жизнь. Заговорили о будущих жёнах.

Денис размечтался:

– Девчонку лет восемнадцати возьму.

Я давай подначивать:

– Какую молодую? Возьмёшь лет на пятнадцать старше и с двумя детьми. По твоему характеру нужна рассудительная женщина, а у молодых что? У них ветер в голове, им хи-хи, ха-ха, туфли на каблуках да платья с рюшечками.

– Не-е-е, на молоденькой женюсь!

Женился через полтора года после нашей экспедиции. Пришёл ко мне и объявил:

– Познакомился с хорошей женщиной, у неё двое детей, решено – женюсь.

– На пятнадцать лет старше?

– А ты откуда знаешь?

И тут же расхохотался, вспомнив наш давний разговор на аэродроме. Он тогда ещё сказал: «Мне нравится, чтобы не сухая, а в теле, как пловчихи бывают». Здесь я его поддержал: «Пловчихи девушки сильные, что надо!»

– Выходит, ты накаркал! – Денис дурашливо погрозил пальцем. – Запрограммировал меня.

– Сам говоришь, женщина хорошая!

– Умница!

– Значит, правильно запрограммировал. Поди, на пловчиху похожа.

– Точно! Крепкая женщина!

Бес подловил Дениса на ревности. Галя родила ему дочку, он начал подозревать – не его.

Пытался вбить ему в мозги:

– Денис, да зачем ей это надо? Подумай своей головой: зачем? Сколько одиноких женщин не могут найти мужей, а ты её с двумя детьми взял. Она счастлива – так повезло в жизни. Ей сорок, она родила тебе дочь, значит, верит в тебя, знает, ты надёжный мужчина, порядочный человек! Ты должен на руках её носить вместе с дочерью!

– Ничего ты не понимаешь. У неё был мужчина до меня, Ленка от него.

– Козе понятно, были мужчины! Не девочка. Но ты даже не представляешь, как дорожит тобой.

– Ничего не дорожит…

Сейчас Лене двадцать лет, никакой экспертизы не надо – Денис и Денис, только что не лысая, как он. А Денис потерял интерес к жизни, потух. Лене полтора года было, когда ушёл из семьи. Жил один. Начал выпивать. Не буйно. Интеллигентно – по-тихому. А потом заболел туберкулёзом. Пожарным на зоне работал, там, наверное, и заразился.

А у Лены я крёстный. Одна проформа, конечно. Она в Якутске, я – в Омске. Когда крестили, вообще ничего не понимал. Крестик не носил. В церкви и крестнице покупал, и себе. Батюшка мне:

– На тебе крест есть?

– Конечно, – говорю, – как без креста, только что надел.

К церкви по-настоящему пришёл после смерти Дениса. Он тоже был далёк от Бога, но месяца за два до кончины письмо прислал из больницы, я уже в Омске жил, просил, чтобы молился за Лену. «Ты крёстный отец, – писал, – кто кроме тебя молиться будет. Галя далека от этого. Так что молись, дружище, как можешь. За человека должен кто-то молиться. Моя Лена дочь или не моя, но твоя крестница – это бесспорно».

Молюсь. И за Дениса тоже.

Подозреваю, перед смертью он многое переосмыслил в жизни.