скачать книгу бесплатно
– Ты на камешек свой не сильно-то надейся мил человек. Твой-то друг, не посмеет даже дышать в моём присутствии. А вот коли я начну своё творить, то в этой деревне тебе, и твоим детишкам мало места станет. – Вонрах говорил угрожая всем своим видом. Он не стал становиться в боевую стойку, он не хотел пугать людей своим умением. Он уже видел в них страх, его должно было хватить с лихвой. Он медленно встал со своего места и собрался уходить. Потом остановился будто, что-то вспомнил.
– Да. Вот ещё что, если не хочешь потерять своих сынишек раньше времени, заткнись и помалкивай пока я здесь. Неровен час нападёт какой зверь в лесу, и больше не найдёшь их. – Вонрах вышел из дома старейшины и направился к сараю. Он открыл запирающую его дверь и заглянул в темноту. Обычный человек ничего бы там не увидел, но только не Вонрах. Для него же там было светло как днём. Он знал, что его знакомые наблюдают за ним, и его распирало от желания покуражиться.
– Так, ты, толстая, и ты, здоровый, идёте со мной. – Он вышел из сарая и пошёл домой. Свинья и боров шли за ним как привязанные. Глаза у семейства старейшины готовы были лопнуть от напряжения. О таком они даже не слышали, не говоря о том, чтобы увидеть воочию. Теперь они понимали, почему этот человек приносит столько дичи каждый день.
Вонрах пришёл домой окрылённый успехом. Он загнал свиней в сарай и с удовольствием поведал своим женщинам о произошедшем. Нохва перепугалась не на шутку. Она помнила о могуществе семьи старейшин в их деревне.
Когда-то давно, прапрадед Дохнума заявил, что его семья поставлена богами над всеми, и кто не согласен, тот станет перед ними и испросит их волю. После такого заявления, несколько мужей попробовали воспротивиться, но все они пали жертвой гнева богов. Теперь таких смельчаков не было в деревне. Люди просто жили и всё. Только её муж решил отправиться в город. Он хотел найти денежную работу, и после того перевезти семью в иное, более достойное место. Но и он канул в небытие, больше его никто не видел. А старейшина объявил её брошенной, и она стала изгоем.
Те, кто приходили к ней когда-то за помощью, стали сторониться её. А позже и вовсе стали травить её и сына. Теперь же Вонрах разворошил это осиное гнездо своей дерзостью. Он был незнаком с историей этой семьи, и с богами её оберегающими. Нохва поспешила рассказать молодому мужчине о его ошибке. Но Вонрах только снисходительно улыбнулся в ответ.
– Дорогая Нохва. Старейшина ни в жизнь не признается в том, что я у него отнял там чего-то. Он будет молчать, и сидеть тихо, как мышь под веником. – Вонрах был твёрд в своих убеждениях, и не уважал богов, которые покровительствовали деревне, и старейшине в частности. Это могло стать причиной его погибели, и не только его.
– Дорогой Вонрах, возможно в свои молодые годы ты и считаешь себя равным богам, но это заблуждение молодости, и оно пройдёт с годами. Поверь, боги не прощают такого обращения к себе. – Нохва из последних сил пыталась вразумить строптивца. Салмана вела себя так, словно она была жена самого бога. Она смеялась над всеми доводами взрослой женщины.
– Да наплюй ты на них, я плюю, и ты наплюй. Пока я здесь, боги твои не посмеют сунуться в деревню, и покровителей у старейшины больше не будет. – Вонрах был весел и беззаботен как ребёнок.
– Ты рассуждаешь, словно ты бог. – Нохва испугалась из-за богохульного поведение своего постояльца.
– Кто? Я? – Вонрах стал немного серьёзнее – Нет, я не бог. Есть один единственный БОГ, и он есть тот, кому служу я всей своей жизнью. А остальных я резал как свиней, и буду продолжать резать. – Молодой человек стал неким другим, женщина посмотрела на него как-то иначе.
– Кто ты такой, коль рассуждаешь так страшно. – Она уже не знала, во что ей верить. Она начинала его бояться. Ведь у неё был сын, и его следовало уберечь. От чего его нужно уберечь Нохва ещё не знала, но предчувствие того, что происходит, что-то не объяснимое не покидало её.
– Скажи ей дорогой, не мучай человека понапрасну. – Салмана вмешалась в разговор. Она видела, как старается понять слова Вонраха Нохва, и не находя им объяснения приближается к истерике. Вонрах подошёл к своей любимой и поцеловал её со всей нежностью, на какую был способен. От такого поцелую любая женщина без подготовки потеряла бы рассудок, ну или сознание как минимум. Но Салмана уже была знакома с нежностью полубога, она другого и не воспринимала уже.
– Сама расскажи, а я пойду, подышу воздухом. – Он вышел из дома и уселся на скамейке у стены.
Ночь была без звёзд. Тучи роились над головой, цепляясь за верхушки деревьев. Воздух пропах осенними дождями, и вскоре они станут единственной картиной, наполняющей каждодневный деревенский пейзаж.
– Я расскажу сначала. – Салмана села напротив Нохвы, и взяла её за руки, словно боялась, что та сорвётся бежать. – Когда я впервые увидела своего Вонраха, мне было пять лет. – Женщина рядом с ней сильно сжала её руку, в приступе внезапного страха. – Я тогда потеряла своих родителей, и жила у противной своей тётки. – Нохва напряглась всем телом. – Вонрах тогда был старым как камни в горах. Он каждый день приходил на могилу к своей умершей когда-то давно жены.
Он был слаб и стар, он не хотел жить. Мне запрещали общаться с ним, и я ушла из дома. Тогда мы стали жить вместе. Прошло время, и когда я выросла он меня спас. Мои братики решили отомстить мне за что-то. Боже мой, как они избили тогда старика, которым был тогда Вонрах. Чтобы спасти меня он отказался от права на смерть, и поубивал их всех. Но вместе с этим он стал вот таким, молодым и красивым. Дело в том, что он не простой человек, он простой полубог. – Нохву стало трясти в нервном ознобе. Её увеличившиеся глаза смотрели на Салману, словно они увидели её в первый раз. – Да, он ТИТАН. Он тот, кто может уничтожить любого бога. Любого, кроме одного единственного и сына его. Он служит тому, кто был когда-то человеком и сам стал богом, но отказывается от своей божественности, признавая богом только одного, и сына его. Прежде чем мы пришли к вам, он спас одних милых, и несчастных людей, и спас их кстати от бога. Он уничтожил его. В конце концов пришёл тот, кого именуют сыном БОГА, и явил нам силу свою, и мудрость божественную. Так, что жизнь Вонраха не имеет срока, а силе его позавидуют любые божки. – Девушка продолжала держать Нохву за руки, и смотреть ей в глаза. Женщина не понимала, шутят с ней или говорят правду. Она посмотрела на своего сына, мирно спящего в своей кровати, и вспомнила слова Вонраха, «Я сам поломаю тебе кости, и поставлю их на место». Вся его уверенность в своей правоте, и безнаказанности, его спокойствие и несвойственная юноше мудрость. Он был не по годам смышлён, он непогодам был силён. Хотя только теперь Нохва поняла, что именно по своим годам он был и умён, и силён, и спокоен, и уверен в своих силах.
– Значит старейшина знает о Вонрахе правду? – В её голосе прозвучала надежда.
– Нет не знает. – Вернувшийся Вонрах, решил вмешаться в разговор. – Он не знает, и от того мучается. У него действительно есть покровитель, но это не бог. Ваш старейшина знает, что сделать мне он ничего не сможет, а вот почему, ему невдомёк. А и пусть помучается. – Вонрах был как всегда спокоен. Он следовал какому-то плану, известному только ему одному. Он сел рядом с Салманой, обнял её, и прижимая к себе поцеловал в щёку.
– Прекрати вести себя так, словно ты виновата перед всеми этими людьми. Теперь начинай вести себя так, словно они тебе должны, это больше похоже на правду. – Салмана подвела черту. Она устала смотреть на затравленный внешний вид несчетной женщины. Вся последующая после разговора ночь, была абсолютно бессонной для Нохвы. Утром она вышла во двор, и вдохнула прохладный утренний воздух полной грудью нового человека. Разгорячённые мысли понемногу стали успокаиваться, настроение медленно, но уверенно становилось лучше. Женщина перевела взгляд на калитку и вздрогнула, увидев там притаившуюся жену старейшины.
– Ну и как живётся ворам? – Женщина говорила в полголоса. Она не хотела привлекать к себе лишнего внимания.
– А ты как раз должна лучше всех знать, как ворам поживается. – Нохва решила попробовать не бояться. Странно, но у неё это получилось. Жена старейшины изменилась в лице, ей было в новинку видеть дерзкую Нохву.
– Я вижу твой постоялец придал тебе сил и наглости, мерзкая побиранка. – Женщина пыталась вернуть Нохве прежнее положение изгоя. Но попробовавшая дать отпор женщина не собиралась жить по-старому.
– Ты дорогая Самха, шла бы по добру, по здорову. А не то я и много рассказать могу – тебе это надо? И помни, твои детки могут за моим мужем отправиться. Помни об этом, подстилка вора и продажная дрянь. – В этих словах Нохва выразила всё, что так долго хотела сказать. Сахма испуганно посмотрела на воспарявшую духом Нохву, и предпочла убраться.
– Ещё раз увижу возле своей калитки, сама знаешь, что будет. – Поставила жирную точку в их разговоре Нохва. А пусть боятся. Пусть мучаются в своих догадках, подумала почувствовавшая себя на много лучше, Нохва.
В дом вошла совсем другая, не похожая на ту прошлую Нохву, женщина. Она улыбалась иначе. Она веля себя иначе. Она была уверена в себе, в своей жизни, в своих силах, и в завтрашнем своём дне. Вонрах и Салмана посмотрели на совсем другую Нохву, и их взгляды задали один единственный вопрос. Нохва сразу поняла к чему они оба клонят, и сказала:
– А сняла «стружку» с Сахмы. Пусть попробует теперь моё угощение. Хватит я молчала этим… – она не нашла подходящего ругательства, и так и не смогла закончить, по тому, что Вонрах и Салмана расхохотались, и заразили смехом и её. Нет ничего лучше, чем начать утро с доброго смеха, дарующего хорошее настроение.
Ничего не понимающий Годшин проснулся под общий смех, и не вольно для себя самого, стал улыбаться, подвергшись общему настроению. Новый день, новые свершения. Занимаясь своими повседневными делами, Вонрах не заметил, как рядом с оградой уже успевшего стать его дома, остановилась молодая и очень красивая девушка. Вонрах прекрасно знал, как её зовут, и кто она есть. Это была та самая девушка, из-за которой горячий Годшин, слетел с обрыва вниз головой.
– А ты красивый. Особенно когда раздетый. – Девушке очень хотелось с ним завязать какие-то отношения, ну или хотя бы разговор, для начала. Вонрах видел её интерес, и понимал её намёк.
– Может и так. Дело спорное. Каждому нравиться разное. – Он не имел ничего против общения, но вот таких откровенных намёков ему не надо было. Девушка словно облизываясь, и смакуя на вкус свои ощущения, продолжила:
– А твоя девушка всегда рядом с тобой бывает? – Она не сводила своего жаркого взгляда с Вонраха.
– Моя, Салмана, всегда со мной, и даже тогда, когда её нет рядом. – Дальнейшее течение разговора Вонарху не нравилось. Но девушку это заводило, она была в плену желаний.
– Может, стоит бросить её, и найти более подходящую для себя девицу. – Она всем своим видом продемонстрировала, насколько низко она оценивает данные Салманы, и как высоко ценит свои собственные. Вонраха это немного разозлило, он не даст свою любовь на поругание.
– Так ведь нет на земле замены богине. А Салмана именно богиня, богиня во всём. По-твоему я должен отказаться от небес, и сойти на грешную землю, в поисках того, что валяется под ногами богини? – Вонрах полоснул по самому больному, по самолюбию красавицы. – А ты, красавица, слышал я обещалась парню смелому, и наверное ждёшь его выздоровления? – Девушка рассмеялась над словами Вонраха.
– Я никому не обещалась. Посулила умом обделённому, и красотой мужеской кстати тоже. Он возьми и поверь дурак, да и прыгни с обрыва. Теперь хоть есть над кем потешиться, калека в голове, теперь калека и на самом деле стал.
– А коли воспарит? Тогда придётся слово сдержать. – Вонрах подпирал девушку со всех сторон. Она улыбнулась ему в ответ, словно говорила с ребёнком не понятливым:
– И какой такой суд принудит меня. Его и его мать никто не любит, чего бы ему подавать старейшине плату за рассудить нас. Никто не станет слушать калеку, и тем более сына брошенки. Она потеряла интерес к беседе с Вонрахом. Немного раздражённая повернулась и ушла. Вонрах тоже был несколько раздражён, он отбросил топор в сторону и повернулся в сторону дома, желая отдохнуть и подумать.
Повернувшись он увидел, как в дверях дома стоят Нохва и Салмана. Матери было больно слышать такое о сыне, Салмана была рада за то, как её мужчина отстоял её честь, но она печалилась за Годшина. Годшин не мог слышать этих, обидных для любого мужчины слов, но со временем он удариться о их жестокость.
Его кости медленно, но верно срастались. Он с каждым днём становился на шаг ближе к выздоровлению. Пока до этого было ещё далеко, и он был беспомощнее ребёнка, но это всё пока. Вонрах сел на скамейку и упёрся взглядом вдаль. Рядом с ним сели огорчённые женщины.
– Ну и как быть? Как сказать ему об этом? – Салмана одна озвучила вопрос, волновавший всех.
– А никак, – Вонрах ещё был в плену своих мыслей – Он и сам уже понимает, с каким жестокосердием ему пришлось столкнуться. Он пока должен хотеть по скорее выздороветь, а уж потом пусть узнаёт правду. Да и со временем, его легче будет подготовить к правде. – Вонрах говорил и продолжал о чём-то думать, словно это была не единственная причина печалиться. У него всегда были поводы поразмышлять, он постоянно готовил какие-то планы, и мало кого в них посвящал.
Женщины были согласны с его доводами, но от этого им легче не становилось. Решили на этом и остановиться. Окончательно распрощавшись с настроением, все трое пошли в дом. А дома лежал, похожий на мумию Годшин. Он мог уже шевелить пальцами, и это был прогресс. Нохва принялась его поить молоком, Вонрах и Салмана сели за стол, и принялись есть хлеб с молоком.
– Послушай Годшин, а чем ты думаешь заняться, когда окончательно встанешь на ноги? – Вонрах вновь выглядел как обычно. Он спрашивал как-то, между прочим. Годшин перестал пить. Он приготовился отвечать, но как было видно по нему, ответов у него было много, теперь он должен был выбрать правильный.
– Наверное, я стану жить так, чтобы все они, все в этой проклятой деревне позавидовали, как я это могу. А главное я стану сильным как ты. И пусть милая соседушка локти кусала каждый день. – Он выздоравливал не только физически, но и морально. Осколки прошлой наивности отпадали от него, словно листья опадают с деревьев по осени. Он помнил насмешки деревенской молодёжи, и той, ради которой он совершил свой подводящий черту всему, прыжок. Теперь он мог о многом судить, и многое его делало мудрее, кто из них остался с ним. Только мать. Только она одна разделила с ним его боль, его горе, его печаль. Только мать останется рядом со своим ребёнком, какой бы его судьба не была. Значит и радости жизни заслуживает только одна она, и она их получит в полной мере.
– Только мать заслуживает сыновью любовь, и я не собираюсь заглядываться на ту, которая никогда меня не замечала. Я больше не такой наивный и глупый как раньше.
– А вот это слова не мальчика, а мужа. – Вонрах обрадовался этим словам так, словно они освободили его от некого бремени. Нохва с облегчением перевела дух, но промолчала, не найдя как похвалить сына. Так начались совсем иные, наполненные совсем другим смыслом дни.
Теперь Годшин стремился выздороветь не для того, чтобы обнять некогда милую его сердцу девушку. А для того, чтобы она сошла с ума, завидуя той, что станет его женой. Его тело исцелялось теперь намного скорее. Уже к первым холодам он смог сесть со всеми за стол. Это было как откровение. Он был еще слаб, но дальнейшая перспектива радовала и манила его.
Не было счастья, на несчастье помогло.
Морозы ударили по занесённой снегом деревне со всей яростью присущей только им. Они вымораживали всю влагу из воздуха, делая его абсолютно сухим. Годшин в сопровождении Вонраха стал частым гостем госпожи зимы. В такие морозные и солнечные дни, здоровье человека становиться удивительно сильным, избавляясь от вездесущей хвори. В такие дни дышалось особенно легко, и от того радостно становилось на душе. Молодой парень становился слишком тяжёлым, даже для двоих женщин. Теперь его прогулками занимался только Вонрах. Они выходили подышать каждое утро, если оно не омрачалось пургой. Даже в слабую метелицу, молодые парни находили место для радости от общения с зимой.
Годшин очень неуверенно владел своим телом, но всё-таки уже владел. Многое, пережитое, уже начинало забываться, и о многом он начинал мечтать. Он мечтал о том, как сможет сам выходить из дома, и идти на охоту. О том, как он станет опорой и надеждой, для матери и не только. Целый мир теперь улыбался ему, и манил вслед за собой, в неизвестную, и не всегда лёгкую, но от того не перестающей быть интересной жизнь. Он поднимал кружку воды каждый день, пока хватало его не многих сил. Потом он ходил по дому, пока ноги не начинали подкашиваться под ним.
Изо дня в день, а порой и в бессонные ночи, парень готовился к своей новой жизни. Было трудно, и постоянно больно. Но зато, он постепенно становился сильнее. Боль не спеша отступала, и возвращалась всё реже.
Новый год, праздник для семьи, радость, дарящая надежды. Откуда взялось вино, и удивительные угощения, никто не задавал вопросов. Вонрах только однажды позволил себе отлучиться, ради такого дня. В этот день Годшин сам встал, и привёл себя в порядок после сна. Он весь день старался помогать по дому, а когда уставал, старался не мешать. Но именно этот день стал тем самым днём, когда он всё делал сам, без чьей-то помощи. В новогоднюю ночь исполняются самые заветные мечты. Годшин устал неимоверно, но спать не пошёл. Он был со всеми за столом, он ел, пил и веселился. Вонрах забавлял своих домочадцев весёлыми историями, которые были похожи на удивительные сказки. Было весело и прекрасно. Новый год приходил именно так, как и должен был приходить.
Праздник пропитанный смехом, и пронизанный радостью, надеждами на доброе и обещаниями всё изменить только к лучшему. Спать легли поздно, или рано – это как посмотреть. Долго сидели во дворе, и рассматривали звёзды. Россыпи бриллиантов в небе были такими яркими, что казалось не такими уж и далёкими они были. Они тоже праздновали праздник, им тоже надоел старый год, и они радовались новому вместе с людьми, взирающими на них.
Зима из завывающей и метельной, стала тихой и солнечной. Мороз не стихал, но при этом он не казался таким лютым. Солнце всё чаще радовало людей своим холодным светом. В один из таких дней Вонрах шагал по зимнему лесу. День был настолько прекрасным, что даже не хотелось охоться. Но он пообещал, что у Нохвы и Салманы, будут шубы из шкур бобра. А значит нужно выполнять своё обещание, тем более, что для этого, оставалось совсем не много.
Он шёл к заводям. Там было много крупных, обладающих редким окрасом зверьков. Он был исполнен радости за выздоравливающего Годшина. Парень уже прекрасно обходился без посторонней помощи. Он был ещё недостаточно здоров, но и не так уж и болен. Было решено, не показываться ему на людях, до тех пор, пока он не станет окончательно здоровым, и сильным. И это предложил сам Годшин. Он очень хотел своим выздоровлением отомстить всем своим бывшим друзьям. Он выполнял все физические упражнения, которые ему предписал Вонрах. Было не легко, парень сильно уставал, но не сдавался.
По ночам, особенно когда они были особенно тёмными и морозными, он уходил от дома так далеко, насколько мог. Такие прогулки отнимали у него слишком много сил, но парень был словно одержим своей затеей. Он давно перестал быть похожим на того, иссушенного болезнью калеку, которого увидели впервые Вонрах и Салмана.
Нохва готова была петь гимны, в честь выздоровления своего сына. Её сын был ещё слаб, но он был практически здоров. Чего ещё она могла желать. Она словно сама ожила, когда он сделал свой первый самостоятельный шаг. Теперь же, когда он делал эти шаги каждый день, она боялась проснуться и понять, что это был просто сон. Но меж тем, её сын с каждым днём превращался в крепкого и очень красивого парня.
Вонрах так и не рассказал ей, какие травы он давал Годшину, что бы тот вот так быстро выздоравливал. Парень прибавлял в весе и силе, словно это было какое-то колдовство. С каждым днём он становился другим, но в душе он продолжал оставаться таким же любящим сыном, и добрым человеком. Вонрах стал учить его некоторым воинским премудростям, не многим, но достаточным для простого селянина. Парень ухватился за них, словно от этого зависела его собственная жизнь.
Каждый день он изнурял себя всё новыми упражнениями, каждый день становился всё более коротким. Раньше он много отдыхал, и от того, дни казалось были бесконечными. Теперь они заканчивались так и не начавшись. По вечерам Годшин пробирался в сарай, и там работал тяжело, но интересно. После долгого лежания в постели, любая работа так радовала окрепшего парня, что он готов был петь во время работы. Процесс выздоровления Годшина оставался в строжайшей тайне. Все в доме так прониклись этой идеей, что желали того, даже больше самого Годшина.
По вечерам они сидели за столом и мечтали о том времени, когда он выйдет из дома на своих ногах, и все в деревне ахнут от удивления. Он сможет жить так, как пожелает, а если кто будет против, то и плевать на них. А остальным он морды набьёт, теперь он это сможет сделать. Вот так и протекали дни в этом презираемом всеми, ну или почти всеми, доме.
Вонрах вернулся домой в лучах заката. Красное солнце катилось за горизонт, обещая завтра морозный день. Люди спешили доделать свои дела, и вернуться в свои дома. Вонрах шёл спокойно и наслаждался морозным воздухом. Он остановился только один раз, напротив дома старейшины, там он долго прислушивался к своим ощущениям, и не найдя ничего в них подозрительного, пошёл дальше. За ужином он рассказал о своих наблюдениях:
– На дальней запруде, место есть странное. Снега почти нет, трава пожелтела, но и не думает клониться к земле. Я такого никогда не видел, какое-то странное место.
– Это место моя бабушка называла божьей пятой. Она никому не говорила где оно находиться, только то, что трава там в зиму имеет особенную силу исцеления. – Нохва с интересом вспоминала слова своей бабули, даже её мать не смогла найти место практически волшебных трав. Бабушка умерла внезапно, и не успела поведать своей дочери, ревностно охраняемую тайну. Теперь есть возможность вернуть утерянное знание.
– Где именно это место, расскажи. Я пойду туда и запасусь травами на год. – Женщина готова была идти туда даже ночью. Вонрах собрался с мыслями прежде чем ответить:
– Думаю это не очень хорошая затея. Путь туда не близкий, да ещё зимой. Давай я сам пойду и понарываю всего, или скошу там всё, а ты тут уже разберёшься.
– Нет, я сама должна пойти. И рвать следует не каждую травинку. – Женщина была непреклонна. Остаток вечера был потрачен на объяснение пути к «божией пяте».
С первыми лучами солнца Нохва покинула свой дом, словно боялась опоздать. Весь день она провела в лесу, ей не было холодно, она словно чувствовала присутствие своих мамы с бабушкой. Иногда она и сними разговаривала. Сперва в мыслях, потом вслух. Иногда ей казалось, что она слышит их голоса в дуновении ветра. Сколько воспоминаний пробудила эта дорога в прошлое. Сколько как оказалось слов, не было сказано раньше. Теперь она выговаривала эти слова, и ей становилось легче на душе.
Она вспоминала лес, по которому гуляла в детстве. Узнавала места, и благодарила судьбу за столь щедрый дар. Выйдя наконец на то самое место, Нохва поклонилась, не траве, и не месту самому. Она поклонилась бабушке и маме, которые смогли вывести её сюда. Бережно прикасаясь к каждой травинке, она стала срывать именно те, которые как говаривала когда-то её мама, смотрят именно на тебя. Слёзы не спрашивая разрешения, струились по щекам благодарной женщины.
Обратный путь не был таким приятным. Нохва словно прощалась с родными ей людьми. Она вышла на дорогу далеко от деревни. Вдалеке были видны столбы дыма, тянущиеся к холодному небу. Женщина шла домой и чему-то улыбаясь, сама не замечая того.
Вдруг её внимание привлекло тёмное пятно на снегу, в стороне от дороги. Нохва пригляделась, пятно было уж очень похоже на лежавшего на снегу человека. Она бросила драгоценные травы и побежала к требующему помощи человеку. Подбежав, она увидела девушку, сжимавшую окоченевшими руками тряпичный свёрток. Девушка спала зимним сном, такой сон дарит только одно, кажущееся облегчение и не минуемую смерть.
Нохва стала растирать девушке щёки, стараясь вывести её из морозного оцепенения. Всё было тщетно. Потом её словно ударило молнией, свёрток. Женщина стала разворачивать тряпки, увидев его содержимое, Нохва от неожиданности закричала в отчаянии. Внутри был ребёнок. Ему было не больше годика, он спал тем страшным сном, от которого Нохва только, что пыталась пробудить его мать. Нохва вырвала ребёнка из бессмысленных тряпок, сняла свою шубу, бережно уложила его в неё и тщательно завернула дитя. Она бросилась бегом домой, обливаясь горькими слезами, не чувствуя под собой земли. Ребёнок был ещё жив, но его душа висела на волоске между жизнью и небытием. Нет ничего ценнее, чем жизнь ребёнка, и чем он меньше, тем ценнее его жизнь. Женщина неслась по деревне, рыдая только от одной мысли, что она может не успеть. Соседи смотрели на обезумившую от горя Нохву, и не могли понять причину такого состояния. А Нохва не видела никого, и ничего перед собой.
Вонрах только вернулся из бани. Он сидел в одних штанах, и словно играл на пианино пальцами ног. Дверь дома с треском распахнулись и в дом ввалилась обессиленная Нохва. Она протянула свёрток из шубы Салмане. Девушка схватила шубу и стала разворачивать, положив её на стол. Вонрах вскочил как ошпаренный, увидев реакцию совей девушки, руки которой тряслись от нервного напряжения.
Салмана растерялась, она уставилась на спящего ребёнка, широко распахнутыми от ужаса глазами. Вонрах схватил ребёнка и прижал его к своей груди. Ручки и ножки дитя почти не гнулись от мороза. Но тот жар, что ударил по проникшей в детское тело зиме, даровал тепло в первую очередь малышу.
Задыхающаяся Нохва, поставила на стол деревянное корыто, и собралась бежать за водой. Вонрах только взглянул на стол, и корыто наполнилось горячей водой. Он уложил в неё согревающегося ребёнка, не желая снимать с него одёжки.
– Там его мать. Она почти умерла. Спаси её. Она ещё пока жива, спаси её, дитя не должно быть без матери, спаси её. – Нохва немного пришла в себя, но продолжала плакать. Вонрах стремглав помчался по деревне, в том, в чём был. Люди были изумлены. Сперва одна сумасшедшая неслась домой, словно за ней гналась сама смерть, потом этот, её постоялец. Почти голый, босиком по снегу, он мчался не разбирая дороги.
Выбежав за деревню Вонрах смог позволить себе иное поведение. Делая один шаг, но продвигался на несколько метров. Такой образ передвижения ему показал когда-то Белый странник, в те далёкие времена его молодости. Вонрах одним прыжком оказался у лежавшей на снегу девушки. Он схватил её в охапку и обдавая жаром своего тела помчался обратно. Он не мог себе позволить открыть портал, и это могло стоить девушке жизни. Но огонь в его теле продолжал растапливать лёд, проникавший в тело молодой матери. Когда Вонрах бежал по деревне, неся на руках почти умершую девушку, всем стали понятны причины столь нервного поведения его, и Нохвы.
Вонрах отнёс девушку в ещё не успевшую остыть баню. Уложив её на полке, он стал срывать с неё одежду. Сразу после этого в баню вбежала Салмана, она стала помогать Вонраху. Оставив Салману наедине с девушкой, Вонрах отправился за дровами, нужно было протопить баню, как следует протопить. До утра все в доме боролись за жизнь двух несчастных. Нохва ни на минуту не покидала ребёнка. Салмана не отходила от его матери. Мужчины помогали женщинам, помогали и ждали. К утру, девушка открыла глаза. Она не понимала где находиться, но то, что она была жива, было очевидно даже для неё самой. Она не могла позволить себе такой роскоши как озвучить свой немой вопрос.
– Ребёнок жив и здоров, он спит. Поспи и ты, тебе нужны сила. Ты в надёжных руках, теперь с вами ничего не случиться. – Салмана сказала всё, что девушка хотела услышать, прежде чем вновь впасть в беспамятство. Она вновь пришла в себя только вечером того же дня. Её малыш поел в очередной раз, и уснул, улыбаясь своим снам.
Девушка непонимающе огляделась вокруг, попробовала встать с кровати, на которой она лежала. Салмана была рядом. Она помогла девушке почувствовать крепость собственных ног. Её одежда была постирана и высушена. Она лежала сложенная рядом с кроватью. Девушка посмотрела на неё, потрогала рукой и от чего-то, заплакала.
– Ну и чего плакать, всё же обошлось. – Салмана обняла несчастную за плечи и прижала её к себе, поглаживая по голове. Девушка понемногу начала успокаиваться, в дом вошли Нохва, Вонрах и Годшин. Они были чем-то довольны, увидев сидящих на кровати Салману и спасённую ими девушку, сразу же направились к ним.
– Как дела у нашей милой гостьи? – Вонрах спросил первым. Его вопросу вторили взгляды его спутников. Они спасли ребёнка и его мать, но ведь где-то были её родные. Много вопросов готовы были задать этой красивой, и несчастной девушке. В дверь постучали, Годшин метнулся к кровати и прикинулся не излечимо больным. Девушка непонимающе смотрела на притворство молодого, с виду здорового парня. В дом вошли старейшина, и двое его сыновей. Старейшина брезгливо посмотрел на ту, кого нёс на руках, на глазах всей деревни, Вонрах. Девушка почувствовала себя виноватой. Она съёжилась от колких взглядов старейшины и его сыновей. Ей захотелось провалиться сквозь землю, только бы не чувствовать на себе этих ненавидящих взглядов.
– Вы по што, приволокли в деревню невесть кого? – Старейшина решил отыграться на своих недругах посредством этих несчастных. – А что если они прокляты, и принесут своё проклятие в деревню? Кто ответит за это, я в ответе за людей. – Он смотрел на Вонраха немигающим взглядом, он знал, что втроём они его одолеют.
– Самое большое проклятие в деревне это ты, и твои подонки, сыновья. А что бы ты мразь понял, от чего мы старались успеть, я возьму твоих сынков, поломаю их слегка и брошу в лесу, да так, чтобы ты их подольше искал. Может тогда ты дрянь поймёшь, почём пуд лиха. – Вонрах выглядел почти спокойным, но его голос выдавал в нём желание драться. – Уйди, и больше не показывайся мне на глаза. Если ещё раз встанешь на пути моём, я тебя научу жизни, так, как умею только я. – В его словах было столько решимости сделать то, о чём он говорил, что старейшина поспешил убраться, не забыв прихватить своих горе-сыновей.
– Он прав, на мне проклятие лежит. – Девушка говорила без особого желания. – Меня зовут Вадна. Я жила в доме своего отца и была поругана тем, кому когда-то отказала. Юноша предложил мне замужество, но я была молода, и горда своей красотой. Я отвергла его и продолжила искать своё счастье. Мой отец и мать, растили меня в любви и заботе. Откуда ж я знала, как могут быть страшны люди.
Он подстерёг меня у родника. Там всё и случилось. Потом он сказал, что если я скажу о том хоть кому, он спалит мой дом, и моих родных. Я испугалась, и не сказала никому об этом. Но прошло время, и мой живот сказал за меня всё сам. Первая заметила мама. Но она была доброй женщиной, и не стала меня бранить. Она успокоила моего отца. Она уговорила его смириться, и так мы стали жить.
Люди отвернулись от меня. Те, кто был моими друзьями, смотрели на меня как на заразную. А тот, кто всё это сотворил, женился на моей подружке. Он приходил ко мне ещё один раз, но в этот раз я была готова. После того, нашего разговора на его лице остался приметный шрам.
Шло время, а моя подружка не могла заиметь детей. Ведунья сказала, что детей у ней может и не быть вовсе. Моему малышу тогда пол годика было, когда он пришёл в третий раз. Он был зол, и при себе имел своих трёх братьев. Он сказал, что хочет забрать своего сына, моего Жамнара, и уедет из деревни навсегда. Мой отец был сильным и гордым человеком, он вышвырнул его, и его братьев вон. «Я отомщу. Жизнь моего сына станет для вас проклятием, не он и не вы не будете жить». Так сказал тот страшный человек уходя. Но потом всё как-то стихло само собой. Мы продолжали жить, как жили раньше. Мой обидчик на самом деле съехал из деревни, и больше о нём никто не слышал. Но в одну из ночей наш дом содрогнулся от страшной силы. Отец выбежал во двор, а вернулся, истекая собственной кровью. Он умер на руках своей жены, и я поняла, кто наслал на нас это проклятия. Но ребёнка я отдать не могла.
Когда лютые и страшные существа ворвались в дом, я уже бежала прочь от него. Крик умирающей моей матери был моим благословением. А потом наш дом вспыхнул как адский костёр. Они гнались за мной, но почему-то отстали. Я шла три дня, может и больше. Потом сил больше не осталось. Я присела отдохнуть, а когда пришла в себя, то уже была здесь. Ваш человек прав, я принесу только несчастье и вам, и всем в этой деревне. Если можете, дайте мне немного еды, и я пойду, куда ни будь. Бог даст, не пропадём. – Она верила в то, что ей лучше уйти. Единственное сомнение, это был её сын. Он вряд ли бы вынес ещё один удар зимы.
– Ну знаете ли. Если так рассуждать, то каждый человек проклят. Но это всё брехня. Никуда ты не пойдёшь. И сын твой станет на свои ножки в этом доме. Пока ты с нами, никто не посмеет вас тронуть. – Вонрах говорил сами собой разумеющиеся вещи. Все его понимали, только молодая гостья смотрела на него с налётом некоего сомнения.
– Милая, – Нохва говорила мягким, и успокаивающим голосом, который может быть только у любящей матери, – Вонрах прав. Мы никуда тебя не отпустим. Пока ты с нами, ни с тобой, ни с маленьким ничего не случится. Подумай о сыне, он ведь не вынесет ещё одного испытания. А мы. Разве ж мы сможем спокойно спать, зная, что вы там, в зиме. Но только тебе нужно будет следовать некоторым очень простым, но от того не менее для нас всех, важным правилам. Я тебе расскажу потом, а пока давайте поедим. – Женщины сообща стали накрывать на стол. Вадна ничего не знала в этом доме, но как опытная хозяйка быстро приспосабливалась к домашней работе.
За ужином было немного веселее. Вадна старалась вести себя тихо и скромно. Но даже она не смогла удержаться от смеха, когда Вонрах по своему обыкновению, стал рассказывать всем, сколько раз Годшин падал в снег, стараясь подняться на гору.
Годшин сел рядом с гостьей. Она была очень милой, и он ухаживая за ней, давал всем своим поведением, ей это понять. Нохва изредка бросала на этих двух мимолётные взгляды, после того, украдкой чему-то улыбалась. Наверняка она находила их хорошей парой, и была рада появлению Вадны в её доме.
Беда не ходит одна. В одном доме поселилось горе, и благодаря тому, в другом обрели счастье. Вадна взяла на руки проснувшегося, и громко заявившего о своём желании поесть, Жамнара. После кормления она не спускала его со своих рук. Малыш был полон сил, и на руках матери ему уже стало как-то скучно. Он пошёл шагать по всему дому. Его улыбки, и желание постигать этот мир, оживили весь дом. Нохва радовалась ему так, словно он был её собственным внукам. Жамнар успел посидеть на руках у всех в доме, но только на руках Годшина он задержался дольше остальных. Он таскал его за нос, потом проверил, насколько прочно сидят его зубы, не сумев вырвать не один, он улыбнулся юноше, обнял его, и в конце поцеловал в щёку. Все замерли, такого не ожидала даже Вадна.
Ребёнок выглядел абсолютно счастливым, он был там, где ему было очень хорошо. Годшин был этому рад даже дольше самого малыша. Любовь ребёнка, давало ему право надеяться на благосклонность его матери.
Он не сводил взгляда с Вадны, и помогал ей во всём, а когда все решили отдыхать, он повёл гостью во двор. Там он показывал ей, уже ставших его друзьями, звёзды. Ночь, была пока единственным временем суток, когда он мог себе позволить немного свободы. А с появлением Вадны, он словно очнулся ото сна. Вадна покрывалась румянцем каждый раз, когда влюблённые глаза Годшина касались её. Как иногда мало нужно времени, для того, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливым.
На следующий день, и во все остальные дни, внезапно вспыхнувшая любовь юноши, принялась исцелять раненное сердце Вадны. Он получил возможность занять себя чем-то более важным, чем тренировки. Жамнар не отходил от него не на шаг. Днями они чем-то занимались, играли, спали только вместе. Вадна немного ревновала своего сына, но благодарна она была больше. Больше она не отдёргивала свою руку, когда Годшин украдкой дотрагивался до неё. В один из дней Вонрах спросил у Нохвы, оставшись у сарая наедине:
– И долго, ты будешь тянуть? – Он говорил о том, о чём она сама уже давно думала. Но мысли одно, а принять решение, совсем другое. Она уже наблюдала, как раскалывается сердце её сына.
– А что как мы ошибаемся? – Нохва по-прежнему сомневалась. Салмана внезапно появившаяся из-за угла дома, только взглянула на Вонарха, и сразу поняла предмет их разговора.
– Я говорила с Вадной. Она испытывает тепло к твоему сну, но боится быть отвергнутой его матерью. Ведь у неё есть ребёнок. Она конечно не стала мне об этом говорить открыто, но это и так было понятно. Время такое, что нет причин соблюдать обычаи и приличия. – Салмана выжидающе посмотрела на Нохву, та по-прежнему была в растерянности.
– Время рассудит, и даст решение. – Это были её единственные слова. Потом она пошла в сарай, чтобы занять себя работой, и отвлечься от рвущих на куски душу, мыслей. На обед собрались как по команде. Вадна приготовила первый свой обед в этом доме. Но семья пребывала в безмолвии. Девушка не знала в чём её ошибка. Она терзаемая сомнениями ловила взгляды семейных, в жалкой попытке понять причину их недовольства. Жамнар как всегда хорошо поел, и отправился на руки к Годшину. Он играл с ним, и как это водится, мешал парню нормально поесть. Годшин боролся с малышом, и радовался их возне. Вадна решила забрать сына, боясь расстроить задумчивую Нохву. Малыш протянул ручки к Годшину, он был готов расплакаться и произнёс своё первое в жизни слово:
