скачать книгу бесплатно
«Миленькая…» – с теплотой подумал он.
Прошагав с полсотни метров (как раз, чтобы особняк скрылся с глаз), Ильин остановился:
– Не перестаю поражаться, как хитер и честолюбив этот поп! Негоже быть таким, когда носишь рясу. И какие намеки…
– Не понимаю, – неуверенно произнес Марков. – Вы же сказали, что ваша партия верит в него.
– Верить всегда надо с умом и оглядкой, – поучительно заметил Ильин. – Гапон искренен в своей цели – это несомненно. Он хочет, чтобы рабочим дали нормированный день и повысили зарплату, но что дальше? – эсер смотрел на Маркова, ожидая ответа: – Что делать дальше?
– Я не знаю, Иван Алексеевич.
– Зато я знаю, Антон, – сказал Ильин. Его черные глаза грозно заблестели. – Надо двигаться вперед, и ни в коем случае не останавливаться! Допустим, Гапон добьется своего. Ну а что делать с крестьянами? Их гораздо больше рабочих, в сотни тысяч раз. И спины они гнут круглосуточно, и работают бесплатно, и безграмотны – все, как один! Цель нашей партии и цель Гапона одна и та же, пока что. Но, в отличие от него, рабочими мы не ограничиваемся. Да и какова основная программа Собрания? Сменить железные цепи на оловянные?! Нет, Антон, это не дело! Цепи надо ломать – все, без исключения! А ждать, пока «хозяин» сам догадается до этого – гиблое дело! За свободу надо драться – до крови, до смерти! А почему? Потому, что только в борьбе обретешь ты право свое![4 - «В борьбе обретешь ты право свое!» – главный политический лозунг партии эсеров.]
Ильин стал страшен. Он горячился, будто внутри него заработал тяжелый топливный двигатель. Очень быстро, от рассуждений об освобождении народа, он перешел к описанию расправы над всеми властвующими, над неизбежной казнью императора и его семьи, над переделом имущества всех, кто богаче простого работяги и крестьянина… И вдруг – будто топливо кончилось – Ильин присмирел и затих. Сунув руку в пальто, он достал серебряный портсигар и закурил.
– Возьми, здесь двести рублей, – устало сказал он, доставая из другого кармана деньги. – Сними нормальную комнату с мебелью, желательно в этом районе; купи машинку… А Гапон чувствует, что мы ему в спину холодно дышим, – веселым голосом сказал Ильин. – Ты ведь понял его намеки?.. Неважно. Печатай воззвания и получай деньги – вот все, что от тебя требуется. Ах, и вот еще что – обязательно ходи на собрания! Следи за ним, старайся запоминать, что он говорит и как предлагает действовать. По возможности, записывай. Потом в «Журавле» мне будешь рассказывать, что на собрании творилось.
– Хорошо, я понял, – Маркову, который за эти краткие минуты стал откровенно бояться Ильина, хотелось избавиться от него как можно быстрее.
– Подожди! – Ильин сердито посмотрел на него. – Ты теперь один из нас, Антон. Ты – социал-революционер, член партии. И с тебя, как с партийного работника, всегда будет спрос. Помни об этом.
9
К вечеру, медленно накрапывая, пошел дождь. Мало-помалу он становился все сильнее, пока не превратился в настоящий ливень. Снаружи стало так темно, что в апартаментах Арцыбашева зажгли свет. Доктор сидел в кабинете, медленно потягивал коньяк и листал свежий медицинский журнал. Но вместо статей и фотографий он видел красное, заплаканное лицо дочери.
Софья Петровна сказала ей. Более того, ослушавшись его наказа, отправилась вместе с девочкой на похороны. И все это – тайком, пока Арцыбашев, отоспавшись и освежившись, решил провести день в клинике.
Он все понял, едва вернулся домой. Мрачные слуги, в комнатах гробовая тишина. Такое чувство, будто Анну похоронили не на кладбище, а прямо здесь, посреди квартиры. Софья Петровна, сделавшая свое дело, терпеливо ждала сына в гостиной, как смиренная жертва ждет палача. Арцыбашев прошел мимо нее, даже не взглянув. Тайком заглянул в детскую, посмотрел на дочь. По ее глазам было видно все, что она думает о нем.
Восьмой час вечера. Дождь за окном и не думает затихать. Арцыбашев, медленно потягивая коньяк, откладывает журнал и берет предыдущий номер. В дверь постучались. Не дождавшись ответа, в кабинет заглянул управляющий.
– Александр Николаевич, ужин готов, – робко сказал он.
– Пошел вон, – отрывисто бросил Арцыбашев, перелистывая страницу.
Дверь тихо закрылась. Доктор прикончил бокал и налил снова – до краев.
Два часа спустя, без стука, Софья Петровна вошла в прокуренный и душный кабинет, молча села напротив него.
– Ника спит, – сказала она.
Арцыбашев, игнорируя ее, приложился к бокалу. Женщина грустно вздохнула:
– Ну почему ты такой непробиваемый, Саша?
– Зачем ты ей рассказала? – хрипло спросил он. – Я ведь ясно дал понять, что Нике нельзя знать. А ты… – Арцыбашев скривил лицо в презрительной улыбке, – …еще и потащила ее туда…
– Она – ее мать! – возразила Софья Петровна. – Сегодня Ника могла видеть Анну последний раз в жизни… – ее голос затих, срываясь на плач.
– Прокофий был там? – спросил Арцыбашев. Лживые слезы матери для него ничего не значили. – Конечно же, был. Но ты об этом не подумала. Могу представить, что он устроил на этих чертовых похоронах…
Доктор закурил и поднялся, пошел кругами по кабинету:
– А вот если бы на ее месте оказался я, вам бы стало спокойнее? Клинику бы продали… Машину бы продали!
– Что ты такое говоришь?..
– Нику, разумеется, в одну из этих мерзких гимназий – ведь Антонине она не нужна, а Прокофий занят своими делами! Черное платье с черными чулками, уроки французского от бездушной мадам, которая Францию видела только на картинках в учебнике!
– Саша, да что с тобой происходит?! – испуганно воскликнула Софья Петровна. Арцыбашев остановился. Его жесткий, тяжелый взгляд вцепился в мать:
– Я просто представляю, как сложилась бы жизнь без меня, но с Анной. От тебя только и слышно – Анна, Анна!.. Ох, Анна, несчастная Анна!.. Что ты так вцепилась в нее, если всегда недолюбливала?!
Софья Петровна, собрав всю свою смелость, подрагивающим голосом заявила:
– Я не хотела говорить об этом, но, похоже, придется.
– Что еще?
– Ты рассыпаешься, Саша. Ты перестал замечать дочь, ты постоянно пьешь, ты ушел… не знаю, куда, и когда вернешься…
– И что дальше?
– Я хочу забрать Нику с собой в Москву – поживем у меня до Нового года.
– О, теперь и ты решила меня помучить?!
– Нет, Саша – я хочу дать тебе время подумать хорошенько и все взвесить…
– Да мне плевать, что ты хочешь!!! – бешено вскричал Арцыбашев. – Плевать на вас всех!!! Вы все что-то хотите, требуете, берете внаглую, а я?! Кому-нибудь интересно, чего хочу я?! Вон отсюда, проститутка проклятая! – он швырнул окурком в горничную, показавшуюся в проеме. – С завтрашнего дня ты уволена!
Арцыбашев выскочил в коридор. Ксения, глотая слезы, быстрым шагом удалялась прочь.
– К черту всех вас! – он спустился в фойе, обулся в первые попавшиеся туфли и схватил плащ. – И запомни – если ты попробуешь забрать Нику, я возьму скальпель и срежу твое лицо подчистую, без наркоза!
– Прочь с дороги, баран! – это относилось к управляющему, который, замешкавшись, не успел вовремя приоткрыть хозяину дверь.
Холодный ливень обрушился на Арцыбашева. Постояв под ним, доктор медленно остывал, и даже немного протрезвел. «Дать бы тебе клиникой поуправлять – через неделю бы закрылась!» – подумал он о матери, но уже без явной злобы.
Он хотел закурить, но в плаще не оказалось сигарет. Арцыбашев посмотрел на пустую улицу, освещенную тусклыми газовыми фонарями, на соседние дома, свет которых был поярче. Они смотрели на него осуждающим, укоризненным взглядом.
Перед глазами снова встало лицо дочери. Сердце мужчины невольно сжалось, когда он вспомнил ее взгляд – сердитый, обиженный… и ненавидящий.
«Она ненавидит меня, – подумал Арцыбашев, и ему стало страшно. – Мой ребенок ненавидит меня…» – эта мысль билась в одном ритме с пульсом. Мужчина, слепо смотревший куда-то на мостовую, несколько минут свыкался с болезненной правдой. И ведь есть, за что. Врал, что с матерью все хорошо. Даже когда она умерла – делал вид, что все в порядке.
– Такого быть не должно… – прошептал Арцыбашев и вернулся в дом.
– Александр Николаевич! – сухо сказал ему управляющий. – Ксения согласна покинуть ваш дом, она просит расчет.
– Будет.
– Я тоже прошу, – продолжил он. – А также повар и его помощник.
– Вы все уходите? – озадаченно посмотрел на него Арцыбашев.
– Завтра, если вы позволите, Александр Николаевич…
– Позволяю, – он скинул насквозь промокший плащ и разулся. – Расчет получите к полудню, но хороших рекомендаций от меня не ждите.
Он вошел в кабинет – пусто. «Куда ты подевалась?» – раздраженно подумал доктор. Он нашел мать в гостевой спальне – Софья Петровна аккуратно укладывала свои скромные вещи в чемодан, готовясь к завтрашнему возвращению в Москву.
– Et tu, Sophia?[5 - И ты, Софья? (лат.).] – мрачно улыбнувшись, спросил Арцыбашев. Женщина не ответила. – Ладно, я согласен. Забирай ее, но к Новому году верни.
– Ты поговоришь с ней?
– Хоть сейчас.
– Нет, сначала проспись. А утром выйди к ней, побритый и опрятный, и тогда говори.
10
К утру дождь прекратился. Чистое ясное небо и яркое солнце, отражающее свой озорной свет в каждой луже – Петербург снова преобразился и посвежел.
Арцыбашев проснулся к восьми. Он принял душ, побрился и оделся в один из лучших костюмов. В оставшееся время он позвонил в агентство по найму, договорился о новой прислуге.
К половине девятого доктор вошел в столовую. Хмурая, не выспавшаяся мать сидела за столом, разбавляя сонливость горячим кофе.
– Доброе утро, сынок, – Софья Петровна, забыв о вчерашнем, ласково поцеловала его в щеку. – Какой приятный одеколон.
– Как ты просила, – сказал он и сел рядом с ней. – Не спалось?
– Едва глаза сомкнула, – пожаловалась женщина, склонившись на плечо к Арцыбашеву. – В пять утра проснулась – и все. Никакого сна.
– Во сколько ваш поезд?
– В одиннадцать.
– Купе первого класса?
– Да, как ты любишь.
– Не как я люблю, а как тебе и Нике будет удобно, – поправил доктор. – Она еще спит?
Софья Петровна пожала плечами:
– Проснулась, вроде бы. Я сказала ей, чтобы она собиралась, но… Она сломлена, Саша. Ты сломал ее.
– Как сломал, так и починю, – Арцыбашев огляделся. – Завтрака, так полагаю, не будет?
– Они ушли рано утром – отпросились у меня. Вот, только кофе сварили напоследок, и все.
– Ясно, – Арцыбашев встал. Сняв пиджак, он повесил его на спинку стула. К нему отправилась жилетка и галстук. Затем он отстегнул запонки и закатал рукава рубашки до самых локтей. – Значит, я сегодня вместо повара. Ты поможешь, мама?
Женщина удивленно посмотрела на него:
– А что готовить?
– Предлагаю сделать нашей девочке простой омлет с зеленью. Ну что, пошли? – Арцыбашев весело поманил ее за собой.
Просторная и светлая кухня была для женщины местом непривычным, неизведанным – Софья Петровна ни разу не бывала здесь с тех пор, как поселилась у сына.
– С чего нам начать? – боязливо спросила она, рассматривая духовки, жаровни и разделочные столы. – Затопить печку? Да у нас времени не хватит.
– Ну уж нет, – Арцыбашев подошел к одной из плит, пощелкал выключателями, и на маленькой конфорке появился синий огонек.
– О боже! – женщина подошла ближе, присматриваясь к необычному чуду.
– Газовая печь, – пояснил доктор. – Они очень удачно вошли в моду.
Софья Петровна зачарованно наблюдала, как ловко Арцыбашев орудует на кухне. Он взял два яйца и разбил их над миской, добавил щепотку соли, чуть-чуть молока…
– Взбивай, мама, – кинув в миску венчик, он отдал ее Софье Петровне. – Яйца и молоко должны хорошо смешаться.
– Ясно, – женщина поставила миску на стол и быстро заработала. Краем глаз она поглядывала на сына. Арцыбашев взял небольшую сковородку, поставил на огонь. Раздобыв сливочное масло, огромным тесаком отрезал маленький кусочек и бросил в сковородку.
«О боже!» – Софья Петровна услышала, как масло зашипело. По воздуху растекался аромат топленого молока. Арцыбашев водил сковородкой над огнем – масло должно было не просто растаять, но и полностью покрыть ее горячую поверхность.
– Я закончила, – сказала женщина, подавая миску.
– Отлично, – доктор слил ее содержимое на сковородку. Снова поводил ею, чтобы получился блин. – Через две минуты переворачиваем…
Софья Петровна ахнула – сковородка в его руке дрогнула, и желтовато-белый воздушный блин взлетел в воздух, а потом шлепнулся на нее сырой стороной. Арцыбашев выключил плитку:
– Наливай кофе, только не крепкий. Посуда лежит…
– Я вижу, – Софья Петровна достала кофейную кружку. – А ей можно? – с сомнением добавила она.
– Пусть взбодрится, – Арцыбашев, с помощью вилок, прямо на сковородке свернул блин рулетиком и переложил на узорчатую тарелку. – Готово.
– Иди-ка сюда! – женщина тепло поцеловала сына в щеку. – Где ты только этому научился?
– Подсмотрел у повара, – скромно похвастал Арцыбашев.
– Я займусь сервировкой, – сказала довольная Софья Петровна.
– Не забудь про кофе!
Когда готовое блюдо ожидало на столе, доктор вернулся на кухню.
