
Полная версия:
Дар древних
– Эй, Ондрюша! – крикнул Скуратов завидев силуэт великана.
Ондрюша обернулся и расплылся в улыбке.
– А что, как думаешь, сдюжишь ты побороть медведя? – подходя и хлопая его по предплечью спросил Скуратов.
– Ото ж! – еще шире осклабился великан, – я давеча быка, промеж рог ударимши, валил.
– А ежели зверюга свирепая, а не ярмарочный мишка будет, сдюжишь? – хитро прищурив глаза вопрошал Малюта.
– Сдюжу! – лихо сдвинув шапку на лоб гоготнул Ондрюша.
– Ох Ондрюша, ну ты и богатырь! – подмасливал его Гришка. – Хочу государю твою удаль похвалить. Сейчас кликну Ерему обозного, да круг вам сообразим. Победителю слава и почет, да велю выдать мазуни аль калужского теста. Только берегись, он опосля непогоды злобен, да и без спячки добрее не становится.
– Ничего, я его вмиг угомоню, – непочтительно отмахнулся исполин.
– Ну, так тому и быть, – довольно потирая руки улыбнулся Скуратов.
Через час, запалив неподалеку высокие костры, для освещения импровизированной арены, многочисленное войско столпилось посмотреть на битву двух великанов. Двадцать пять человек встали вкруг, выставив впереди себя копья. Для государя сообразили постамент, чтобы он мог наблюдать за битвой в полнейшей безопасности. Подле возвышения столпились мечники. На деревьях, верхом на лошадях и где кто только мог сгрудились любопытные. Тут и там слышались споры и делались ставки. Огромного медведя, четырехлетку Ерему, вели на привязи четверо человек, сзади его деликатно покалывали пикой, если он решал сменить маршрут. Морда его была сильно стянута тряпицей. Введя его в круг, один из конюших, аккуратно размотал тряпицу и сразу отскочил в сторону от раззявленной медвежьей пасти. Толстый кожаный повод и веревки, на которых вели медведя решили просто бросить, не снимая с него пут, чтобы потом не бояться быть подранными. Как только Ондрюша вступил в круг, гомон и крики стихли и по толпе пронесся восторженный возглас. Все знали какой он гигант, по сравнению с остальными войнами. Но когда увидели его рядом со взрослым медведем, осознали, насколько же на самом деле он велик. По сигналу путы были отпущены, и битва началась.
Маленькие черные глазки медведя сверкали злобой. При каждом шаге, мышцы вздувались и перекатывались плотными буграми. Он с жадностью втягивал носом дурманящие запахи разгоряченной человеческой плоти и варящегося неподалеку мяса. Раскачиваясь из стороны в сторону и обводя взглядом толпу, медведь остановил свой взгляд на стоявшем перед ним человеке, который пристально глядел ему прямо в глаза. Медведь чувствовал в нем противника. Чувствовал силу, исходящую от этого человека и страх, сквозящий отовсюду, вокруг. Человек сделал шаг, слегка пригнулся, расставив ноги и раздвинув руки, отчего больше стал похож на большого зверя, нежели на человека, хотя пах по-другому. Человек издал тихий утробный рык, и медведь, не выдержав, прыгнул вперед.
Ондрюша рассматривал огромного злобного зверя. Шерсть его вблизи больше была похожа на щетину. Влажные ноздри раздувались, мощно втягивая воздух. В маленьких глазках плескалась ненависть. Готовясь напасть, медведь раскачивался, с силой переступая с лапы на лапу, демонстрируя противнику всю свою мощь и красоту тела. Ондрюша залюбовался, но увидев, что медведь остановил свой взгляд на нем, приготовился к бою.
Марья наблюдала за благородным животным и стадом овец, что удерживали его в кругу пиками. Если она не находилась бы сейчас в шкуре одного из них, то однозначно была бы на стороне хищника, которого держали в клетке как заполошных кур. Как тряпичную куклу доставали его, чтобы поглумиться, а потом снова засовывали в ящик и забывали до следующего представления. Медведь встал в позу. Ондрюша тоже приготовился. Медведь прыгнул, Ондрюша неожиданно резво, для своей комплекции, отпрыгнул в сторону. Он тоже не хотел убивать такое сильное и благородное животное, догадалась Марья. Это вызывало у нее уважение. Он склонялся перед соизмеримой ему мощью и не хотел ее губить. Он собирался вымотать насколько возможно медведя и возможно оглушить, если будет на то надобность. Великан понимал, что толпа ждет он него битвы, красоты боя и мощи. И периодически он с усилием отбивал взмахи огромных медвежьих лап, умудряясь уворачиваться от кинжалов-когтей. Восхищенные крики перемежались с испуганными вздохами, когда великан, казалось бы, в самый последний момент уходил из-под удара.
В голове у Марьи тонко зазвенело. Послышался звук пересыпающегося песка. Гулко заухало, будто сердце застучало прямо в голове. Колдун! Он здесь. Поблизости. Скачет сюда. Все сильнее этот стук молоточков, все ближе тот, кого Марья ждала столько времени. Нужно быть аккуратнее. Ондрюша, в кругу с медведем должен быть очень осторожен, а еще ему приходилось вертеть головой, чтобы увидеть скачущего всадника. Наконец, всадник был замечен он сбавил галоп на спокойный шаг и медленно подъезжал к группе людей, окружающих государя. Они приветствовали его взмахами рук, значит он им очень хорошо знаком. Ондрюша совмещая бой и наблюдения сильно сдал. От напряжения у него начало перехватывать дыхание и заструился ручьями пот. Марья выдохнула и дала великану волю продолжать, лишь вслушиваясь в голоса, доносившиеся от небольшой группки, точнее от одного человека, того, что стоял сейчас в непосредственной близости от государя протягивая тому депешу. И именно сейчас он освободил царя от сущности, чтобы она передала собранную для него энергию. Невозможно ничего предпринять. Сейчас она бессильна. Великан не может покинуть круг. Отчаянье заливало ее. Она внимательно смотрела на лицо колдуна. По его лицу будто прошла волна. Глаза дернулись и закатились, он с трудом удержал равновесие. Его подхватили под руки, но через несколько секунд он справился, выпил из протянутой кем-то, кажется Багаевым, кожаной фляжки. Второй раз колдун ускользает от нее. Вот она уже почувствовала, как сущность вернулась к царю, потому как разум царя сразу затуманился. Вот всадник, поклонившись государю, снова оседлал коня и развернулся чтобы ускакать прочь, но остановился. Развернулся. И недоуменно уставился на великана. Марья смотрела на него в упор посылая ему всяческие проклятия, хотя и знала, что сейчас это бесполезно. Ох, как бы она хотела остаться с ним наедине до того, как он высосал сущность. Или до того, как она проскакала в обозе много недель, находясь далеко от своего тела, из-за чего не имела сейчас возможности воспрепятствовать ему. Колдун понял, что кто-то за ним следит. Он чувствовал ее, но не мог понять откуда исходит угроза. Немыслимая энергия, которую он только что получил, помогала ему чувствовать то, в чем он не разбирался. Он смотрел на великана, ощущая волны ненависти, исходящие от его открытого пристального взгляда. И тут, медведь, изнуренный долгим боем и увидев, что соперник замер, вложив всю свою мощь в этот удар замахнувшись толкнул великана лапой, оставив в теле противника глубокие длинные борозды, сразу наполнившие воздух упоительным запахом свежей крови. Одурев от сладостного предвкушения, медведь бросился снова, но Ондрюша, пришедший в себя и крепко разозлившийся, хватил медведя кулачищем в висок. Послышался треск. Медведь осел, замотал головой, будто пытаясь сбросить наплывающую на него пелену, и прикрыл лапой нос. Пошатывающийся, истекающий кровью Ондрюша сделал шаг вперед и снова замахнулся здоровой рукой. Медведь попятился, низко наклоняя голову и беспрерывно ею мотая из стороны в сторону. Отфыркиваясь сел на задницу, вытянув лапы, как человек. Снова поднялся и стал пятиться. Со всех сторон раздался дружный хохот и поздравления победителю. Медведя легко увели восвояси. Он и не думал сопротивляться, лишь так же мотал головой, будто сокрушаясь своему поражению.
– Покормите его досыта! – крикнул вслед Ондрюша, терпеливо сидя, пока ему промывали рану на предплечье. Он и сидя на две головы возвышался над своим лекарем.
А мимо текла расходящаяся по палаткам толпа, из которой каждый норовил поздравить победителя, прикоснуться к нему и подбодрить.
– Григорий Лукьяныч! – окликнул Ондрюша, сопровождающего государя в царскую палатку, Скуратова.
Малюта обернулся, вопросительно глядя на богатыря. Иван Васильевич тоже остановился и выжидательно смотрел на обоих.
– Ну, чего тебе, Ондрюша? – ласково спросил Скуратов.
– Так ведь награду за победу бещал, Григорь Лукьяныч, – просительно пробасил великан.
– Так ведь и не соврал! Смотри как ославился-то. Сам государь на тебя смотрел да нахваливал. А вон почитатели твои небось уж песни складывают.
– Григорь Лукьяныч, – извиняющимся тоном сказал Ондрюша, – так мене за победу горшок мазуни бещали.
Ответом на его замечание раздался дружный хохот. Царь смеялся до слез, охлопывая себя по бокам руками и никак не успокаиваясь. Скуратов, видя изменившийся настрой царя и сам повеселел.
– А ну! Подать победителю горшок мазуни, как было обещано. А раз я запамятовал, то и кувшин медовухи ему, чтоб запить. И хлеба дайте без меры.
Великан просветлел и смотрел на Малюту с обожанием и раболепием, чем вызвал у царя новый приступ смеха.
Глава 20
– Кажется она выходит. С рыжим. Видишь? – внимательно разглядывая сбегающих по ступеням студентов, сказал Глеб.
– Да, она, – кивнул ему в ответ Иван. – И полковник, гляди-ка, сразу на низком старте, всю шею свернул.
– Урод! Жду не дождусь, когда его за яйца схватят. Жаль смертную казнь отменили, таких отмороженных нужно сразу убивать, – красноречиво провел большим пальцем себе по шее Глеб.
– Да ладно, представь, что с ним на зоне сделают, за его дела, – недобро улыбнулся Иван. – А он еще и мент.
Двое ребят из службы безопасности Звягинцева вели слежку за Шаровым. Они вели его от дома до работы. Потом долго скучали сидя в машине, развлекая себя только перекусами из стоящего неподалеку фастфуда и байками, скопившимися в огромном количестве за годы службы. Шаров редко куда выезжал в рабочее время, но зато после работы он спешил к институту, в котором училась следующая предполагаемая жертва. Двадцатидвухлетняя москвичка, Власова Кристина Витальевна. Цвет волос, рост и вес как у предыдущей жертвы. Обе голубоглазые брюнетки, среднего роста, стройные. Жила она в нескольких остановках от института и следить за ней было очень удобно. Интересно, он, выбирая своих жертв, учитывал их перемещения? Как бы, например, он следил за ней, если бы она добиралась до дома на метро?
– Во девка дает, по морде ему зарядила, – заржал Глеб, – прям при толпе однокурсников, будет им теперь что обсудить.
– Строптивая или истеричка, – хмыкнув, ответил Иван.
– Хорошо, что парень нормальный вроде, не ответил, а просто ушел, а то сейчас такие кадры есть, что на пощечину затрещиной отвечают, – шутливо закатил глаза Глеб.
– И подружка сразу подбежала, не из-за нее ли ссора вышла? – всматривался в происходящее его напарник.
– Мы с тобой от скуки как бабки у подъезда, – Глеб картинно хлопнул себя по лбу и раздосадовано покачал головой, – Интересно, сколько мы его еще пасти будем?
– Поехали потихоньку, пока развернемся, девчонки на остановке уже, – аккуратно выезжая и не обращая внимание на брюзжание друга сказал Иван.
В этот день им пришлось поколесить. Обычно, Кристина после пар ехала домой, но сегодня, после публичной ссоры с молодым человеком, с которым, кстати говоря, ее раньше не видели, она поехала к подруге. Той самой, что первая подбежала к ней на ступеньках института. Ребята уже было подумали, что Шаров сейчас тоже поедет домой и на этом их слежка закончится. Но тот терпеливо сидел в машине, периодически с кем-то созваниваясь и поглядывая на нужный подъезд. Это ожидание длилось пару часов.
– Черт, мне бы отлить, а тут, как назло, даже кафешки никакой нет поблизости, – сказал Глеб, тыкая пальцем в экран телефона. – Вон, только через дорогу торговый центр. Вдруг они выйдут, пока я бегать буду. Что делать-то? Полковник там с бутылочкой что ли сидит?
– В памперсе, – со смешком ответил Иван.
В этот момент подъездная дверь открылась и, наконец, появились девчонки, уже в боевой раскраске и нарядные. Сели в подъехавшее такси и отчалили. Следом за ними из двора выехал Шаров.
– Ну что, поехали?
– Поехали, – вздохнул Глеб. – Как будто у нас выбор есть. Если меня разорвет по пути, не обижайся, друг.
– Ну ты тоже бутылочку найди, – подмигнул ему развеселившийся Иван.
Через полчаса такси остановилось у яркой вывески ночного клуба. Шаров, ехавший следом, не доезжая до места остановился у соседнего здания. Следующие за ним Глеб и Иван, проехали мимо, развернулись и остановились у соседнего дома, спрятавшись за стоящей впереди машиной.
– Заметил, как он паркуется? Ни под одну камеру не попал, зуб даю, – с некоторым восхищением сказал Иван.
– Да, тоже обратил внимание, – с досадой отозвался Глеб. – Интересно, что он ждет, пока она напьется и он ее отсюда сможет забрать?
– Шеф сказал, что вряд ли в ближайшее время он к активным действиям приступит, – пожал Иван плечами. – Может просто собирает сведения, где бывает, с кем ходит. Думает, где и когда ее лучше будет похитить.
– А тебе не кажется, что если она напьется, то сегодня будет очень удобно? – нервничал Глеб.
– Ну, во-первых, она не одна, а с подружкой, – возразил ему Иван. – Во-вторых, логичнее предположить, что она кого-то подцепит и отсюда будет выходить не только с подружкой, но и с парнями.
– Виктор Палыч просил быть на чеку, думаешь просто перестраховывается? – перебил Ивана Глеб.
– Ну шеф-то опытнее. Просто Виктор Палыч хороший мужик и переживает за девчонку.
Глебу Кристина нравилась. Он, как и Виктор Павлович, тоже очень переживал за девчонку. Он видел все ее передвижения. Видел с кем она общается. Она не курила, не пила, за исключением прошлого выходного, когда они с друзьями в клубе отмечали день рождения однокурсника. Да и то, она вышла из клуба не слишком поздно, веселая, но по ней было видно, что она не нажралась в хлам, просто немного выпила. Села в такси одна, хотя ее настойчиво предлагал подвести один из парней. Женатый Иван не обращал на Кристину никакого внимания. Его работа была следить за полковником, но Глеб, он следил за ними обоими. И очень боялся сделать ошибку. Ему было страшно подумать, что этот изверг делал с девушкой, прежде чем выкинул ее на обочине. И он не мог допустить, чтобы тоже самое случилось с Кристиной.
Минут через сорок после того, как они приехали к клубу, Шаров вдруг завел машину и поехал вперед.
– Не понял? Все что ли? Домой? – вопросительно поднял брови Глеб.
– Я же тебе говорил, – самодовольно ответил его напарник. – Шеф прав, он только собирает информацию.
Развернувшись и выехав на трассу, где в потоке машин уже не было видно черной «тойоты» полковника, ребята в который раз мысленно поблагодарили своего шефа за дальновидность и маячок, установленный на машину Шарова. Легко следуя по карте за ехавшей метрах в двухстах впереди машиной, ребята немного ускорились. Судя по маршруту, Шаров действительно ехал домой. Рядом с домом была многоуровневая платная парковка, на которой у полковника было выкуплено место. Нужно было успеть до того, как он поставит машину, они не должны были выпускать его из виду. По дороге, успели отзвониться напарникам, которые меняли их на ночь. Осталось проводить полковника до дома, дождаться сменщиков, которые приедут примерно через час и можно разъезжаться по домам. Глеб заранее подсуетился и теперь оставлял свою машину на этой же стоянке и на том же этаже, что и Шаров.
– Ух как я хочу домой, Светка пирожки напекла, – мечтательно протянул Иван, сворачивая к стоянке.
На парковку они въезжали третьими после Шарова. Иван, как всегда, остался возле одного из выходов с парковки. Место было выбрано удачное. С него хорошо был виден первый и второй выход и только один из выездов не просматривался, но он был и не нужен. Обычно полковник свой ритуал не нарушал. Его парковочное место на втором этаже. Он въезжает, ставит машину, забирает документы, проверяет окна, запирает машину и идет вниз, через тот выход, который ближе к его дому. Там, где обычно стоит Иван, сообщая по телефону Глебу, что клиент прошел мимо. Или спускается по второму выходу, когда идет в магазин, но это бывает гораздо реже. И, опять-таки, Ивану, со своего «наблюдательного пункта» его хорошо видно. Глеб выезжает следом за ним, чуть задерживаясь, чтобы прогреть машину. Иван дожидается идущего пешком полковника, и аккуратно едет за ним к дому, ну или сначала к магазину, а потом к дому. Дорога до дома как на ладони. Этот алгоритм не нарушается никогда. Но сегодня все пошло не по плану. Поднявшись на второй этаж и проходя его насквозь, чтобы убедиться, что полковник уже вышел, Глеб привычно набрал Ивану и увидев пустую машину сообщил, что клиент выходит. Лениво кинул взгляд на стоящую рядом с машиной полковника белую «хонду», с открытым багажником, в который по пояс занырнул ее владелец Глеб развернулся, дошел до своей машины, стоящей в самом начале ряда, и, через пару минут поехал вниз там же, где обычно выходил Шаров. Проехав мимо сидящего в машине Ивана, Глеб пару секунд тупил, а потом резко ударил по тормозам.
– Где полковник? – прокричал он в трубку, едва услышав голос Ивана.
– Он еще не выходил, – обескуражено ответил ему Иван.
Глеб выскочил из машины и бегом вернулся на второй этаж к машине полковника.
– Его машина на месте, – в замешательстве крикнул он. – Пустая стоит. Его нет. Он уже должен был пройти.
– Не было его, я бы не пропустил, – растерянно озирался по сторонам Иван.
– Вань, мы его упустили! – скрывая испуг раздражением прошипел в трубку Глеб.
– Подожди, не паникуй, – успокаивал напарника Иван. – Давай так. Я сейчас еду к его дому, посмотрю на окна есть свет или нет. Немного подожду, вдруг он в магазин зашел. У тебя видеорегистратор есть?
– Да, но его не будет видно, – отмахнулся Глеб. – Только стоящие напротив машины попадают. Но сейчас-то мне это что даст?
– Если мы его сейчас не найдем, то будем звонить шефу, а до этого, нужно найти охранников или администрацию, чтобы видео с камер парковки просмотреть, или владельцев стоящих напротив него машин искать, – собранно ответил Иван.
– Сейчас-то что делать? – немного успокаиваясь повторил вопрос Глеб.
– Езжай к ближайшему магазину, а я к дому. Может нам повезет, и он просто из другого выхода вышел так, что я не заметил?
– Слушай, когда я только поднялся, рядом с его машиной стояла белая «хонда», в ней, в багажнике, кто-то что-то делал, я не видел кто, – досадуя на свою халатность вспомнил Глеб. – И этот человек мог видеть куда пошел Шаров или это сам Шаров и был. Может это, конечно, паранойя, но я думаю, что сам полковник сейчас на этой машине едет к клубу, пока мы тут его ищем.
– Да хрен его знает, мог это он быть или нет, – надеясь на то, что это все же не так, ответил Иван. – Я не видел машины, но мог и просто внимание не обратить, не машину же я ждал, да и эта машина мне была не знакома.
Глеб и Иван были подавлены. Они осознавали какой это косяк. Больше всего их пугали последствия их ошибки. Нет, не то, что их могут турнуть с высокооплачиваемой работы, да с такими характеристиками, что только в супермаркет охранником идти. Они боялись, что именно сейчас Шаров увозит из клуба Кристину, а это значит новая трагедия, которую они в силах были предотвратить, но не справились.
Исколесив пол-Москвы и сделав все, что только возможно, чтобы выяснить номер машины, на которой уехал Шаров и убедившись, что Кристины в ночном клубе уже нет, хотя ее подружка была там и недоумевала, куда та запропастилась. Глеб, Иван и их сменщики, которых Глеб практически сразу же попросил ехать в клуб, а не к дому полковника, в сопровождении пришедшего в бешенство шефа, несмотря на то, что время уже перевалило за-полночь, поехали сдаваться Звягинцеву.
Интерлюдия
Широкой, страшной полосой тянулся кровавый след до самого Великого Новгорода. Наконец, прибывши в окрест Новгорода, царь отправил часть войска в город, а для остальных велел разбить лагерь. Черной змеей вползало войско в Новгород. Оплетало и обездвиживало оно церкви и храмы, сковывало страхом торговые ряды, обуяло тревогой боярство и купечество. Несколько дней выжидал Иван Васильевич, прежде чем войти. Видела Марья, что не его это решение. Сущность не давала ему так запросто в город въехать. Выжидала она, чтобы он злости накопил, раззадорился да на многие казни настроен был. Да не просто казни, а с унижением да особым зверством. Нужно восполнять отданную хозяину энергию, а царь-то и сам не дурак ей подпитаться. И для того, чтобы сущности хватало энергии тоже, нужно было много людского страдания, очень много.
Царский обоз въезжал на заполоненный людской толпой Великий мост. Ближе всех стоящее духовенство с тревогой всматривалось в угрюмые лица одетых в черное людей, с чьих седел устрашающе свисали отрубленные собачьи головы. Чего еще им ждать от их появления? Они опечатали казну в монастырях и церквях. Посадили под замок монахов и священников. Многих поставили на правеж. Тех же, кто не имел возможности выплатить долг, ежедневно прилюдно пороли.
Следом за духовенством – бояре, купцы, торговцы, ремесленники. Лица их обращены к обозу. Во взгляде сквозит страх. Спины согнуты в почтительном поклоне. С тревогой пытаются они рассмотреть едут ли сани, везут ли они государя? Не полетят ли их головы? У многих разграблены или опечатаны дома со всем имуществом. У многих дома отобрали для постоя царева войска. Многих арестовали.
Все остальное пространство заполонил простой люд, беднота. Они падали ниц и с интересом поглядывали на движущуюся процессию. На их лицах читалось только любопытство. Им нечего терять, кроме их собственной жизни, да и какую ценность она несла?
Завидев сидящего в санях государя, архиепископ сделал шаг вперед, подняв повыше зажатый в руке увесистый золотой крест.
– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, – начал свое благословение Пимен.
– Как смеешь ты, предатель, прикрываться именем Божьим? Не пастырь ты и не учитель, а Иуда. Ты думаешь не знаю, что ты предал меня? За сколько продал ты нас Жигимонту? – накинулся на него Иван. – Хищный волк ты и губитель. Не крест животворящий в руках твоих, но оружие, которым ты, злочестивец, и все вы, – сказал Иван обводя всю толпу взглядом, – хотите Новгород и всю державу погубить в угоду польскому корольку!
Пимен пошатнулся от обрушившихся на него несправедливых обвинений. С трудом устояв на подкашивающихся ногах он тщетно силился произнести хоть слово в свое оправдание, но только сипел и шлепал губами на потеху царю.
– Шут ты, а не архиепископ! – зло бросил Иван. – Что застыли столбами? – обводя взглядом притихшее ошеломленное духовенство спросил царь. – Все вы продались врагу. Все в сговор вступили супротив государства, – и пока застывшая в немом ужасе процессия приходила в себя, царь приказал вознице везти его в Софийский собор.
Во время службы в Софийском соборе царя все больше обуревала злоба. Гнев свербил его, не давая здравомыслию взять верх. То сущность, зудела и дергала своего человека. Все больше мыслей о предательстве будоражило Ивана Васильевича и едва закончилась служба он быстрым шагом вышел на морозный воздух. Возжелав отобедать, он обдумывал, как будет расправляться со своими врагами. Теми, что встречали его на мосту, смотрели ему в глаза, а сами замыслили против него предательство. Иван ждал пока его войско насытилось, сам же он едва притронулся к еде, не в силах совладать со своими думами. Вмиг он рывком откинул от себя наполненные едой тарелки и выкрикнул излюбленный опричниками разбойничий клич:
– Гойда!
Тут же опричники повскакивали со своих мест и принялись крушить все, что попадалось им под руку. Все бояре и духовенство, кто имели несчастье находиться от них в непосредственной близости, были осыпаны ударами дубинок и пинками.
– Где Пимен? – крикнул в бесчинствующую толпу Иван.
Тут же несколько рук потянули повалившегося на пол избитого архиепископа.
– На двор его волоките, – резко бросил царь.
Еле стоящего на ногах Пимена выволокли на затоптанный множеством сапог двор. Повернувшись к Басманову, Иван махнул рукой в сторону Пимена:
– Снять с него все одежды сановьи да в мешок дерюжий обрядить!
Подавшись вперед, он процедил, злобно глядя ему в глаза:
– Не быть тебе больше пастором, скоморохом будешь. Меня насмешил своими потугами предательскими, так и других повесели.
Тут же к Пимену подскочили оба Басмановых. Пока старший стягивал с архиепископа облачение, младший рванул его за рукав так, что треснула вышитая золотом ткань. Старший Басманов, подмигнув сыну, достал из голенища сапога нож и начал вспарывать на Пимене одеяние. Младший тут же достал и свой, и вдвоем они разделались с одежей в два счета. Царь же, наблюдая за процессом, посмеивался, да на сановника покрикивал, всячески его хуля и обвиняя в предательстве.