
Полная версия:
Исцели меня
– Вы знали про существование ордена? – уверенно спрашиваю я. – Отвечайте, вы знали про орден? – резко закричала я, желая покончить с этим.
– Да, – ответил папа, с сожалением качая головой. По застывшему лицу мамы скатилась слеза.
– Вы в нем состоите? – со злостью рычу я. Макс пытается меня утешить, придерживая за талию.
– Нет, – резко оборвала мама, – нет, нет, дочка… – отрицала она.
– Что такое орден? – продолжаю я допрос.
– Это организация… нам подробности не говорили, – заикается папа. – Но они везде, у них большие связи, возможности… – папа печально замолчал.
Максим задумчиво нахмурился, оценивая полученную информацию, а я не могу поверить… я – жертва тайной организации.
– Почему вы мне лгали, почему столько лжи? – шепчу я, сдерживая слезы.
– Орден крепко держал нас, заставляя молчать, – быстро ответила мама, вытирая влажные щеки.
– Чем держал?
Родители переглянулись между собой, мама отрицательно качает головой, папа, сводя брови, немым текстом что-то ей доказывает. Мама с отчаянием вздохнула.
– Настя, когда мы с Ярославом поженились, у нас не было детей, и шансов их иметь вообще не было… – она замолчала, прикусив трясущуюся губу. В голове у меня раздался глухой щелчок и посыпались догадки, но все во мне противится принимать такую правду.
– Тогда мы подали нашу заявку в несколько детских домов, так мы нашли тебя…
«А-а-а-а…» – дикий крик моего сознания, я закрываю глаза и понимаю, что это какой-то страшный кошмар.
– Насть, – слышу я голос Максима и чувствую, что он меня закрыл в своих руках, где я могла спокойно заплакать.
– Ты как маленький ангелочек с огненными волосами, с большими глазами и безумно добрая. Мы влюбились в тебя с первого взгляда, – продолжает говорить мама.
«Нет… нет…» – крутится у меня в голове.
– Но удочерить тебя было непросто. Я была в таком отчаянии и видела своей дочерью только тебя. С нами связались люди, которые на протяжении всего времени помогали нам тебя удочерить. Ты к нам тянула свои маленькие ручки и ласково прижималась, как к родным, и Ярослав вместе с этими людьми боролся за тебя. Так ты стала нашей дочерью. В шесть лет у тебя случился первый приступ. Мы повезли тебя в больницу, но к нашему приезду ты пришла в себя, а твои анализы были в норме. Врачи не нашли никаких отклонений. Тогда впервые появился твой первый наставник, нас сразу ввели в курс дела, что ты не простое дитя. В это было трудно поверить, но опыты показывали, что ты реально исцеляешь людей. Нам сказали, что на нас возложена огромная миссия воспитывать слугу Господню, и с этой верой и ответственностью мы тебя воспитывали. Были моменты, когда мы хотели рассказать тебе правду, но орден пугал нас, что заберет тебя навсегда, и мы тебя никогда больше не увидим.
«Опыты, люди, соглашение, – перебираю я мысленно, глотая соленые слезы, – все худшие кошмары решили объединиться в моей жизни».
Я делаю глубокий вздох и выбираюсь из Максовых объятий, чтобы посмотреть в лица лжецам, которые столько лет водили меня за нос.
– Вас орден обманул, на самом деле я никогда вам не принадлежала, орден все ровно меня заберет! – рявкнула я со злостью. – Быть может, я все еще люблю вас, но мириться с ложью, в которой вы меня воспитывали, не могу.
– Настя, но у нас не было выбора, – всполошилась мама.
– Выбор есть всегда. Вы воспитывали меня как значимый объект, разделяя мою миссию с собой, но совсем не заметили, что я живая и хочу жить спокойной нормальной жизнью. Я хочу жить без ордена…
Я услышала достаточно, чтобы разочароваться в себе и в своих «типа» родителях и вмиг потеряться во всем, чему меня учили, чем я жила, попав в водоворот смутных мыслей.
– Я не вернусь домой, – сквозь слезы шепнула я, прижимаясь к Максиму.
– Настя! – закричала мама, подскочив на диване. – Это глупо, мы тебя все равно заберем.
– У меня нет дара, – усмехнулась я ей в лицо. – Можешь так передать своему долбаному ордену! – закричала я ей в ответ.
Она с ненавистью зыркнула на Максима.
– Сволочь, как ты мог? – вспыхнула гневом она, папа пытается удержать ее за руку. – Как ты мог? – она кричит и рвется в бой.
– Я?.. – растерялся Макс, посмотрев на меня, пытается встать, но я его удерживаю.
– Мама! – поднимаясь с дивана, ору я, срывая голос. От моего крика она, затихла и оглушенная моей истерикой рухнула на диван. – Почему? Даже через прошедшую боль ты дорожишь моим даром больше, чем мной. Почему? Услышь меня, я сделала свой выбор…
– Ты должна была посоветоваться с нами, – небрежно буркнула она, одергивая свою руку, которую папа крепко сжал в ладони.
– Это моя жизнь, мой дар. Когда я уходила из дома, ни один из вас не сказал мне, как ужасно жить без любви, – задыхалась я возмущением и слезами. – Я хотела умереть… – выпалила я, сдерживая нервную улыбку и ловя застывший ужас в лицах родителей.
Зная, что Максиму сейчас от этих слов очень больно, я медленно опускаюсь на диван и боюсь взглянуть ему в лицо, но пережитый мною ужас единственная правда, которая теперь делит мою жизнь на до и после.
– Я лишилась всего… любимого, родителей… веры и решила, что это конец… – слезы от воспоминаний катятся по щекам, подбородку, соскальзывая вниз на руки, а я продолжаю рассказывать, не обращая внимания на утешительные прикосновения Максима, просто я хочу чтобы родители узнали, как я сошла с ума. – Я зашла в церковь, где была служба, и касалась людей, впитывая их боль… я шла и шла, пока не упала без сил… а очнувшись, я бежала… в дождь… в пустоту…
– Настя, – простонала мама. Закрывая рот ладонью, она рыдала. Папа стал просто белым и не мог вымолвить ни слова…
– Я спасла тысячи людей, которые хотели убить себя, но в тот момент я была настолько одинока, что сознательно решила убить себя. Если орден заберет меня, клянусь всеми святыми, я убью себя и не буду никому принадлежать. Я не трофей, который можно передергивать туда-сюда, – рыкнула я. – Максим, прости… – шепнула я.
И, не в силах больше сдерживать навалившиеся обстоятельства, я сбегаю, оставляя родителей на него, и забиваюсь в дальнем углу гардеробной. Стаскивая на себя одеяла и пледы, делаю маленький безопасный мирок, плачу и пытаюсь уложить в голове непростую информацию. «В первую очередь орден накажет меня, – проносятся в голове слова Александра, – а потом придет за тобой. Где бы ты ни была и с кем, пострадают все… Они везде и во всем, это структура, которая существует много веков».
«Кто я?» – думаю я, чувствуя себя частью эксперимента или фантастического романа. Всю жизнь мне говорили о Боге и вере, о добре и зле, о грехах и их влиянии на жизнь и как теперь из этого всего вычленить нужную правдивую информации.
«И все же кто я?» – каждый раз я возвращалась к этой мысли. От страха меня колотит мелкой дрожью, вдруг орден сейчас придет и разрушит то, что у меня осталось – мою хрупкую любовь.
– Вот ты где! – слышу я родной голос.
Максим стягивает с меня плед, я жмурюсь от света и вижу его ласковую улыбку.
– В тебе таится мировой запас слез, может, перестанешь плакать? – подает он мне руки.
– Макс, – шепчу я, панический страх овладевает мною, и я бросаюсь в его объятия. – Максим…
– Боже… ты вся дрожишь, – произносит он и хочет уйти куда-то, я останавливаю его, притягивая к себе. Касаясь его теплых губ, начинаю его жадно целовать. Он сразу же вовлекается в страсть, запуская пальцы мне в волосы. Я очень хочу закончить то, что мы начали, и освободиться от страха и обременений. Максим приподнимает меня, подпирая спиной к полкам, его прикосновения рук оставляют горячую дорожку на бедрах животе, и я забываюсь, теряя себя в его тяжелом дыхании, волнительных поцелуях.
– Настенька, милая, нет… – мурлычет он, пытаясь остановиться, – нет, родная, нет… – задыхаясь, он прерывает поцелуй и ставит меня на пол.
Я растерянно смотрю на него, он отступает на шаг.
– Макс, что не так?
– Мхх, – с досадой рычит он и глубоко дышит. Я вижу, что он пытается подавить возбуждение. – Все так, малышка, – растирает он лицо ладонями, пытаясь отдышаться. Я замираю в непонимании и ожидании. – Боже, ты такая сексуальная, и я безумно хочу тебя, – тихо произнес он, покачивая головой, – но пойми, я не могу стать инструментом, которым ты лишишься своего дара
– Ах вот оно что, – разочаровываюсь услышанным, – ты тоже дорожишь моим даром? – новая порция отчаянья и безысходности накатывают на меня.
– Я дорожу тобой, нами, нашим будущим. Каждый раз, когда я делаю серьезный шаг в отношении тебя, ты сбегаешь…
– Но я хочу тебя, – хмурюсь я, – и до прихода родителей…
– До их прихода я не знал, из-за чего ты сводила счеты с жизнью. Настя! – закричал он, обращая мое внимания на боль в его сердце. – Ты должна разобраться в себе. Что ты хочешь в своей жизни? Я не позволю, чтобы наш первый раз был под воздействием драмы в твоей душе. Чтобы ты потом жалела…
– Я не сбегу, – произношу я, подходя к нему, и обнимаю, – но, как выяснилось, без тебя я запутываюсь в себе еще больше. Макс, ты мне очень, очень нужен.
– Я с тобой, малышка, – бережно целует он меня в голову, – я всегда буду с тобой…
Самые живительные и необходимые слова обволакивают меня спокойствием, и я в руках любимого словно в уютной колыбели.
– За последнее время ты пережила много плохого. Я думаю, у меня есть средство, чем тебя взбодрить, – улыбнулся он и потянул за собой, – Пф… кто бы мог подумать, что гардеробная такое романтическое место, – ухмыльнулся он, пытаясь поднять мне настроение.
Мы пришли на кухню, он бережно усаживает меня за стол. Я, хлюпая носом, внимательно наблюдаю за ним. Он включает чайник и беззаботно достает две большие желтые кружки.
– Макс, мы пришли есть? – удивляюсь я.
– Именно, – весело произносит он и неизвестно откуда кладет красную коробочку на стол, – когда я тебе ее подавал, они еще были теплые. Переживания отнимают много силы, которых у тебя очень мало. Ты должна кушать.
Макс по-хозяйски ходит по кухне, а преданная кошка ластится у его ног. Я с любопытством открываю коробочку и вижу коричневые румяные блинчики. И мой желудок тут же отозвался, громко урча.
– Веста, сейчас я тебя тоже покормлю, – заботливо произносит он, открывая пакет с кормом.
– Веста?
– Да, она мой симпатичный друг…
– И ревнивый, – добавила я, наблюдая, как Максим насыпает коричневые подушечки в кошачью миску, та, громко мурлыча, припадает к чашке.
Я ловлю на себе заботливый веселый взгляд Макса, который сменяется задумчивостью. Максим подходит ко мне, занимая место напротив.
– Настя, я хочу тебя попросить, – начал он серьезно, – не думай больше никогда о смерти и не говори о ней. Что бы ни случилось в этом безумном мире, ты должна жить.
– Только если в этом безумном мире будешь ты, – отвечаю я и через стол беру его за ладонь.
– Я буду… – растерянно ответил он.
– Обещай мне, Максим. Для меня это важно…
– Как и для меня, Настя! – воскликнул он, напрягаясь. – Ты первая…
– Обещаю, что буду жить в этом мире, пока в нем будешь ты.
– Теперь ты от меня зависишь, – ухмыльнулся он, даря мне короткий, но нежный поцелуй.
– Максим, я потеряла веру, – сконфузилась я с досады, – я вообще потерялась, весь мой мир просто рухнул в одночасье, и теперь я не знаю, где правда, где ложь, во что мне верить. Это пугает.
– Знаешь, у меня были минуты затмения, когда мне казалась, что стены на меня давят, а выхода нет. Тогда я просто начинал верить в воздух… в пустое пространство, – сделал он осмысленную паузу, подбирая правильные слова. – Ты тогда в парке сказала, что, когда ситуация не зависит от тебя, надо просто верить в благополучный исход, и во Вселенной найдутся силы и возможности, чтобы помочь. Я верил, что найду тебя, остро чувствовал твою боль и продолжал искать. София сказала, чудо, что я тебя во время нашел, но это не так. Это вера. Там, наверху есть «чел», – показывает указательным пальцем вверх, – который слышит все и понимает на разных языках. И я просил по-разному, с истерикой и депрессией, и пьяный, и даже матом, но он все ровно понимал меня и не бросал во всем этом безумии. Как бы тебе плохо ни было, ты должна продолжать верить поначалу хотя бы в себя и тогда поймешь, как тебе жить. А я всегда рядом с тобой, – Максим бережно берет меня за ладони, согревая их собой и воодушевленно смотрит на меня.
– Макс, прости… – с досадой произношу я, осознавая, что если бы я не ушла, то не было бы столько страданий, слез, и на самом деле все это время я очень нуждалась в нем…
– Я уже сказал, что не дам тебе прощения, – улыбнулся он, вставая, и вышел из комнаты.
Я неожиданно осталась наедине со своими мыслями.
– Вот… – сказал он, положив синюю записную книгу. – Это было в твоей машине.
Я пристально посмотрела на нее, не решаясь взять. Эта книга – спутник моего детства, в ней мои мысли, сокровенные желание и молитвы, в ней я спрятала свои чувства к Максиму, те мысли, что не решалась сказать вслух.
– А где сама машина? – спросила я, отстраняясь от размышлений.
– Дима завтра пригонит. Тогда, на мосту, у нее сел аккумулятор, ему пришлось повозиться, чтобы доставить ее до стоянки.
– Спасибо… и Диме тоже.
– Настя, я тебя оставлю с блинчиками и сладким чаем. Ты должна поесть и подумать, если я тебе буду нужен, найдешь меня в кабинете.
– А что ты будешь есть?
– Я когда провожал твоих родителей… – я сморщилась от воспоминаний, Максим с сочувствием вздохнул, – ну ты сама потом решишь, кто они тебе. В общем, я заказал себе пиццу.
– Макс, у тебя завидно большая крутая кухня и совсем нет продуктов.
– Настя, я холостяк и питался в кафешках и ресторанах, иногда заказывал еду на дом, а кухня для хозяйки, которая возьмет меня в руки, – ухмыльнулся он, подмигивая мне глазом. Он поставил кружку горячего чая на стол и поцеловав меня в голову, произнес: – Я рядом, малышка, – и вышел их кухни.
«Малышка… как я скучала, поэтому ласковому прозвищу, которое меня раньше маленько раздражало», – подумала я и улыбнулась. При виде блинчиков у меня все свело в желудке, и я больше не могла думать о перипетиях своей жизни, а только о еде.
Я несмело подтянула книгу к себе. Эта книга с самого моего детства, как и когда она появилась у меня, мне никто не объяснял. Возможно, она связана с орденом или моими бывшими родителями. Трудно поверить, когда тебе говорят, что твои любящие папа и мама на самом деле не твои. Значит, настоящим родителям я стала не нужна, очень прискорбно это признавать. Пробегая взглядом по строчкам, я вспомнила о странной женщине.
«Впереди у тебя много чувств, которые тебе надо пережить – хороших и плохих», – вспомнила я слова странной женщины. «Целитель должен чувствовать, а не знать. Твоя боль, это следствие непонимания людей, которых ты спасаешь».
«Кто я без ордена? Кто я есть и что я могу?» – задала я вопрос своему внутреннему я. Я имею образование и желание работать, я имею опыт, и за этот год я не потеряла своей любви. Бог поддерживал меня и вел, терпеливо ожидая, когда я все пойму, поэтому не дал мне умереть.
«Одаренного делает особенным не способности, а благородные намерения и чистая душа», – именно эти строки я внесла в свою книгу, на которые я буду опираться и в которые буду верить в последующем.
Я прочла про супружескую святую пару. Авраама и Сару, которые долгое время не могли иметь детей, и подумала про родителей. Почему именно во мне они увидели своего ребенка? Отчаяние остаться бездетным заставила их связаться с орденом. А мои способности стали для них как Божий дар… Я могу придумать тысячу оправданий для них, потому что жаль. На этой мысли я закрываю книгу.
Тихо ступая, я крадусь к кабинету. Осторожно постучав в дверь, вхожу. Черное кресло повернуто к окну, Максим с кем-то громко разговаривает. Я постучала еще раз, на этот раз громче. Он резко развернулся, и голубой взгляд наполнился добротой и лаской.
Он уже переоделся в домашнюю одежду – белую майку и серые брюки, которые классно подчеркивают его фигуру.
– Пфф, я думаю, у меня для вас будет подробная информация только к завтрашнему дню… время терпит… – говорит он по телефону и пристально отслеживает меня взглядом. Я медленно иду к нему, боясь потревожить его рабочий процесс. – Я понял, спасибо. Завтра буду в офисе, и мы обо всем договоримся… – заканчивает он разговор и кладет белую трубку на стол. – Как ты? – спрашивает он, я неуверенно пожимаю плечами и подхожу к столу. – Садись… – отодвинув в сторону коробку с пиццей, пустую кружку и ноутбук, усаживает он меня прямо на стол.
Я смотрю на него сверху вниз, он терпеливо ждет моего ответа.
– Максим, говорят, что разбитую чашу не склеить или дважды в одну реку не войти, но я предлагаю нам начать все заново, – осторожно произнесла я, наблюдая за его реакцией.
Он лукаво улыбнулся и заботливо положил мои босые ноги на свои теплые колени.
– Интересно… продолжай…
– Ты будешь моим парнем? – стыдливо выпалила я.
Сердце от волнения рвется наружу, а Максим в задумчивости обнял горячими пальцами мою лодыжку.
– Нет, нет… Настя, – серьезно отвечает он, вызывая у меня удивление, – я рассчитывал взять планку намного выше твоего бойфренда. К тому же в тех кругах, где я сейчас нахожусь, думают, что у меня есть прекрасная невеста, и я вот-вот женюсь, – он открыто улыбнулся, давая понять, что ему очень приятен этот разговор, впрочем, как и мне.
– Ладно… – настраиваю себя на смелый поступок, – тогда будь моим мужем?
Он замолкает, обдумывая мое предложение, потом громко по-ребячески засмеялся, опять вводя меня в заблуждение.
– Нет, Настя… – старается он удержать смех. – Это ужасно, я чувствую себя девчонкой. Это я тебе должен делать предложение, и поверь, это будет при самых романтических условиях.
– Я могу рассчитывать на третью попытку? – от волнения и переживания я прикусываю губу.
– Валяй, – позитивно настроен он.
Я отвернулась в сторону, обдумала речь и, посмотрев в его грустные ясно-голубые, дарящие нежность глаза, от волнения мурашки пробежали по спине, но я четко и громко начала говорить:
– Я приношу клятву перед лицом Бога, которого быстро потеряла, но с помощью любимого также быстро обрела. Клянусь, что каждым вздохом и ударом сердца, каждой клеточкой своего тела, каждой секундой своей мысли буду принадлежать только Морозову Максиму Анатольевичу…
– Настя… – обретая серьезность, перебивает он меня и пытается встать, но я, положив ступню ему на грудь, удерживаю его в кресле. Волнение спало и я, смотря в его изумленные глаза, уверенно продолжаю говорить:
– Клянусь быть частью его, везде, всегда и во всем. И никогда не отступать от проблем, которые встанут на нашем пути. Клянусь любить неугасаемой любовью, всегда и вечно, где бы я ни находилась. Клянусь, что никогда не оставлю его… тебя, Максим.
От волнения по моей щеке скользнула слеза счастья, я все чувства вынесла на его суд, а его игривость растворилась во внимании.
– Настя-я-я! – воскликнул он, поднимаясь с кресла. – Я ведь тебя очень люблю! – склоняет он ко мне.
– Макс, я хочу быть только твоей. И пусть мир рухнет, я не поменяю своего решения, – шепнула я, прикасаясь к его мягким нежным губам.
Он неожиданно приподнимает меня, удерживая на своей талии и жадно целуя, придерживает за спину не давая упасть.
– Смотри, что мы сделаем, – произнес он, улыбаясь, и потянув за черный провод, отключает блок питание у телефона. Неуклюже удерживая меня на себе, достает сотовый из кармана и запирает его в ящик стола.
– Макс, что ты делаешь? – произношу я смеясь, а он, удерживая меня на себе и бесконечно целуя, выходит в темный коридор.
– Хочу, чтобы мы потерялись, – улыбается он и сбрасывает со стены трубку с домофона, – теперь я не скажу тебе нет.
– Надеюсь…
В комнате темно. Он нежно кладет меня на кровать, я совершенно не вижу его, но отчетливо чувствую его горячее тело и влажные поцелуи. Раздался щелчок клавиши и потолок загорелся огнями звездного неба.
– Ух… – воскликнула я, посмотрев на Макса в приглушенном романтичном свете.
– Ты же любишь звезды? – ответил он, улыбаясь.
– Тебя люблю больше, – шепчу я, стаскивая с него майку, оголяя торс.
Меня неизбежно влечет к нему, бросает в дрожь, и я поднимаюсь к нему ближе. Он садится на кровать, доверяясь мне.
– Я хочу узнать тебя ближе, – произношу я, садясь на его колени.
Прижимаюсь щекой к его щеке, бережно касаясь губами его шеи и по ритмичным стукам вены чувствую жизнь…
– Максим, – шепчу я, оставляя дорожку из поцелуев.
От моих прикосновений он расслабляется и закрывает глаза, давая мне полную свободу, а мной повелевает сама природа, подсказывая что делать, и я несмелыми ладонями провожу по его плечам, широкой спине утопаю в его жадных поцелуях.
– Я тоже хочу знать тебя ближе, – произносит он и одним движением снимает с меня футболку, оставляя в смущении. Опускает меня на кровать, его прикосновения гораздо смелее моих, и с каждым поцелуем мое сердцебиение опускается все ниже и ниже в низ живота.
– Максим… – стону я, не сдерживая удовольствия, и оказываюсь в полной его власти.
Наше глубокое дыхание сливаются в унисон, громкий стук наших сердец бьются в один такт, с каждый секундой растворяясь в блаженстве, чувствую, как неконтролируемый огонь желаний внутри меня вспыхивает, я становлюсь только его, и даже небольшая доля боли только усиливает вкус любви. Мое тело требует его прикосновений и, как дрессированное, подчиняется его немым приказам, получая в ответ наслаждение.
– Ты – моя жизнь, – шепчет он сквозь поцелуи по моему телу. – Ты – моя любовь, – ласковыми прикосновениями он проводит по спине, я прогибаюсь, оказываясь в его тесных объятиях, со страстью выпивая пальцы в его плечи. Не сдерживаю блаженного крика, мне кажется, что я отрываюсь от земли и парю в невесомом пространстве звездного неба, окруженная теплом, лаской и абсолютным счастьем. Если и есть где-то невероятный божественный сказочный мир, то он сейчас здесь, между нами, в сплетении обнаженных тел.
– Максим… – ловлю на себе его прерывистое дыхание и волнительную дрожь его тела, касаясь носом теплой влажной кожи, наслаждаюсь ароматом моего мужчины. – Ты был прав, любовь – это совсем не пошло.
Он с улыбкой посмотрел на меня, откидывая назад мои запутанные волосы, упавшие на лицо. Любящим взглядом и нежными прикосновениями дотрагивается до моей щеки, краешка губ, пытаясь впитать каждую черту моего счастливого лица.
– Я нашел средство от твоих слез, – весело ухмыльнулся он, я стеснительно прикусила губу.
– Я, наверное, дура… столько времени избегать такого удовольствия… за твою любовь, не страшно расплатиться даже жизнью…
– Все верно, твоя жизнь теперь принадлежит мне, – прошептал он, покрывая мое лицо теплыми поцелуями, – никогда не думай о смерти, я тебе запрещаю, – прорычал он, покусывая мою губу.
– Ау… – засмеялась я, пряча губы от его животных посягательств, – обещаю, не буду…
– Умница, – откинулся он на спину, увлекая меня за собой, и, опираясь ему на грудь, я наслаждаюсь его ласковым взглядом.
– Мы прошли испытания, и этот год, будет всегда напоминать нам, насколько крепкая стала наша любовь, – тихо сказала я.
Он остановил на мне задумчивый взгляд.
– Будь моей женой? – улыбнулся он.
– А как же романтическая обстановка? – подкалываю его я.
– Над нами почти звездное небо, мы одни в этом мире, и я – весь твой, – улыбается он. – На самом деле я не могу больше ждать. Я очень хочу, чтобы ты законно принадлежала только мне, чтобы мы разделили одну фамилию на двоих
– Тебе моей клятвы мало?
– Блин, тебе трудно сказать да? – хмурится он от возмущения.
Я, прикрываясь простыней и сдерживая игривую улыбку, сажусь рядом с ним и:
– Да… – громко произношу. – Да! – крикнула я., – Да!! – заорала я на всю комнату. – Да, да, да, миллион ДА!!
Я заливаюсь счастливым смехом, он загребает меня в свои объятия, опрокидывая на кровать.
– Хочешь, я выйду на улицу и крикну ДА?
– Это будет слишком экстремально, я услышал тебя с первого раза, – дарит он мне волшебный поцелуй, вызывая возбуждение, и я понимаю, что уже себе не принадлежу, и охотно отзываюсь на его ласку.
– Нет, Настя… это обман, твое тело еще не готово к следующему разу, – останавливает он мои попытки.
Я недовольно хмурюсь.
– Честно говоря, я такая голодная, что не отказалась бы от твоей пиццы. В ней есть колбаса? – сморщила я нос.
– Открою тебе секрет, в современной колбасе нет мяса, в ней соя, вкусовые добавки, клетчатка. Ну, если только мышь случайно упадет, – смеясь, размышляет он.
– Фу, – сконфузилась я в отвращении, – я не буду есть.
– Пицца на тонкой сочной лепешке, с кольцами томата, тонкими кольцами лука, ломтиками грибов, и все это пропитано толстым слоем плавленого сыра…