Исцели меня

– Это лучше, когда время останавливается вокруг тебя. А сейчас ты злоупотребляешь моим гостеприимством, уходи, – раздраженно буркнула она.

– Могу я хотя бы узнать, как вас зовут?

– Больше ничего не скажу… Прощай.

Она подняла книгу и стала внимательно ее читать, не обращая на меня никакого внимания. Я посмотрела на обложку книги и увидела простой бульварный детектив. Я усмехнулась про себя, ожидая увидеть, что такая мудрая женщина будет читать минимум произведения Омара Хайяма.

Я еще минут десять сидела, внимательно наблюдая за ней. Но ее зеленые вдумчивые глаза быстро бегали по строчкам книги, и она тонкими пальцами перелистывала страницу за страницей, полностью игнорируя меня, словно я пустое место.

Я разочарованно встала и медленно пошла к выходу в надежде, что она окликнет меня и скажет еще что-нибудь. Но сплошная тишина окружает меня, я обернулась и увидела тусклый свет, в котором еле виден силуэт женщины в черном.

– Прощайте, странная женщина… и спасибо.

Теперь я знала, куда ехать. Мир перевернулся, меняя все мое сознание, которое было искажено и извращенно орденом, теперь я чувствовала себя младенцем, желающим познать жизнь заново. И чтобы начать с чистого листа, я должна попросить прощения у Максима. Он так жаждал понять мой мир, разобраться в нем, чтобы уберечь меня, а я так жестоко его оттолкнула от себя. Сейчас я не надеюсь на его снисходительность, но для своего внутреннего умиротворения я хочу попросить у него прощения.

Я оставила машину около парка. Ступив на вымощенную красными кирпичиками тропинку, я вспомнила, как в первый раз Максим привел меня сюда. Это было самое первое мое свидание в жизни, тогда, прорываясь сквозь страх, смущение, я ловила на себе его радостный и любящий взгляд.

Я подходила все ближе к его редакции, от волнения желудок спазмировался в большой ком. Я встала около широкого дерева, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.

«Я должна подобрать нужные слова или много слов для того, чтобы объяснить, зачем я здесь», – препираясь со своей решительностью, я уговариваю сделать первый шаг к нему.

Дрожа от волнения, я посмотрела в сторону стеклянного офисного здания, где, возможно, он сейчас работает, и обратила внимание, что его синий «фольксваген» стоит около бара рядом с редакцией. Я делаю решительный шаг и вдруг вижу, как из дверей бара выходит Максим, держа за талию стройную длинноногую блондинку в красном платье. Увидев его, я почувствовала, что мое сердце замерло. Он просто прекрасен: строгий костюм и галстук придают ему мужественности. Он улыбается широкой белозубой улыбкой, наклоняясь к девушке, та ему что-то говорит на ухо и жадно цепляется за его пиджак длинными пальцами.

«Он счастлив», – мелькнуло у меня в голове, и я быстро прячусь за дерево. От увиденного меня затрясло. Вспоминая его теплые прикосновения, его ласковые речи и мягкие губы, я не могла сдержать слезы. Закрыв ладонью рот, чтобы не зарыдать вслух, я выглянула из-за массивного ствола дерева и продолжала смотреть. Он улыбается, прижимая ее к себе и страстно целует, запуская ей пальцы в волосы. Все это было мое, и я отказалась от него.

«Так тебе и надо, Настя. Смотри», – со злостью я сказала себе, задыхаясь от слез и обиды. Он посмотрел в мою сторону, я шмыгнула в убежище, чтобы он меня не заметил.

Прижимаясь лбом к твердой коре, я понимала, что только ствол дерева и мой страх отделяют меня от Максима. Но я не смела портить его счастье, поэтому прижималась все сильнее и сильнее к колючему дереву, вдыхая деревянный и приторно терпкий запах коры.

– Терпи, терпи… сейчас он уедет, – произносила я сквозь слезы и сжатые зубы. Я выглянула из убежища и увидела, что он сел с девушкой в такси. Моя сдержанность рухнула, и я зарыдала во весь голос, осознавая свою потерю.

– А-а-а-а, – плакала я, прикусывая дрожащую губу. Ноги стали ватными и бессильными я сползаю вниз, чувствуя, как неровная поверхность коры дерева больно впивается мне в лоб, сдирая кожу. Сев на землю, я прижимаю ладонь к кровоточащей ране и продолжаю плакать, из-за слез не видя ничего перед собой.

– Прости… – шепчу я, – я ни разу ни сказала, что очень, очень тебя люблю… прости… – продолжаю причитать я, захлебываясь солеными горькими слезами.

– Настя? – услышала я знакомый голос.

Вытирая слезы, я увидела, что Дима стоит передо мной, вместе с черноволосой красивой спутницей. Она недоумевающе смотрит на меня. Ошарашенный Дима кинулся мне на помощь.

– Настя, что… что ты тут делаешь? – с тревогой спросил он, помогая встать на ноги. – У тебя кровь, – засуетился он.

– Дима, это пустяки, – отмахиваюсь я, прижимая ладонь к теплой липкой ране.

Он обернулся к своей девушке, что-то маяча руками. Та заботливо открыла сумочку и подала ему белый платок.

– Вот, – заботливо он вложил под пальцы кусочек мягкой ткани, – Настя, ты не правильно его поняла, у него ничего с ней нет, – оправдывает он друга.

– Дима, не надо ничего объяснять, прошу, – шепнула я.

По лицу Димы было заметно, что он сильно психует и смотрит в сторону бара.

– Я не знаю, что между вами происходит. Но могу заверить, как его друг, что он сильно страдает, то, что ты видела, это все неправда, – нервно объясняет он, поглядывая на девушку, ища в ней поддержку. Она непонимающе пожала плечами.

– Дима, я тебя умоляю, не говори Максу, что видел меня. Пусть будет, как будет, – произнесла я, сдерживая слезы.

– Настя, так нельзя, – бережно взял он меня за руку, – надо, чтобы вы поговорили, он тебя искал, он тебя ждал. Сейчас он очень пьян, и я не смог его удержать от этой глупости. Вам обоим нужна помощь.

– Дима, не говори ему ничего, молю тебя, – медленно я освобождаю свою руки и подаюсь в бега.

– Нет, – произнесла девушка, удерживая Диму, – ты видишь, она не желает с ним говорить… – последнее, что я услышала.

Сквозь слезы я нашла машину, сев за руль, я закрыла лицо ладонями и закричала от боли. Я думала, что мне будет легко, если увижу, что он счастлив с другой, но я сама лично сровняла себя с землей, осознавая, что я навсегда его потеряла. Это меня он должен обнимать, прижимая к себе. Это мне он должен дарить свои нежные поцелуи… и это я должна была быть на ее месте.

Я проиграла на всех фронтах, оказалась марионеткой в чужих руках. По словам мудрой женщины, мой дар бесполезен, потому что мне его неправильно трактовали мои родители, зная мои муки, поддерживали Александра, и я сама отказалась от любви в своей жизни.

– Дура-а-а-а! – закричала я навзрыд, не сдерживая своей истерики. – Я бесполезная, беспомощная дура-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а…

Ревность, зависть, предательство, разочарование, потеря, безысходность, отчаяние, упадок сил, истощение духа, омерзение, ненависть, стыд, страх, ярость, раскаяние, слабость – за сегодняшний день я испытала много чувств, но ни одно из них не скажет, как жить дальше.

На церковной площади собираются люди для вечерней службы, наблюдая за ними из машины, я жду начала молебна. Тело мое ослаблено после долгих проплаканных часов, разум затуманен, и холодная дрожь идет по телу. Я посмотрела на сиденье, где лежит куртка Макса, – пожалуй, это единственное, что осталось мне от него и еще золотой браслет. Нехотя надеваю куртку, она мне слишком велика, но я запахиваю края, укутываясь в нее, и пытаюсь согреться от озноба.

Раздается величавый звон колоколов, означающий начало службы. Я закрываю глаза, слушая этот дивный звон, и прошу прощения у Господа за все, в чем грешна перед теми, кому сделала больно.

Я медленно иду к церкви, вероятно, Александр уже начал свою проповедь. Однажды он предложил прийти на службу и узнать свой допустимый предел. Пожалуй, в момент, когда мне больше нечего терять, я готова дойти до той черты, где начинается вечность. Все, что я умею, это испытывать физическое страдание, больше меня ничему не научили, даже не сочли нужным объяснить, кто я.

Глубокий вдох перед входом в церковь придает мне уверенности, и я гордо захожу в храм, где много разных людей. На меня никто не смотрит, взор молящихся направлен на Александра, который очень хорошо смотрелся в черной рясе и золоченой ризе. Я ухмыльнулась себе: под маской священника скрывается лживый человек и мужчина желающий получить меня. Он читает длинную тягучую молитву и в воздухе крестит людей. Я начинаю свой путь к нему, медленно касаясь плеча каждого молящегося. Одно прикосновение – яркая вспышка и резкий удар тока: пьющей сын, девушка не может забеременеть, мужчина благодарит Бога за помощь, бывший наркоман, раковый больной, мать при смерти, гомосексуалист – как вас всех много. Вспышка, образ, удар – как плетью рассекает меня по всему телу, а я осознано принимаю эту боль с улыбкой на губах, только слезы предательски выдают мое страдание. Я иду вперед, Александр читает молитву и пока не видит меня. Вспышка… удар… вспышка… удар… вспышка… взгляд испуганных карих глаз… удар, и я падаю ему под ноги. Боль не заставляет себя ждать, а мой золотой столп рассеивается на множество лучей, и по каждому идет помощь тем людям, которых я коснулась.

– А-а-а-а, – выгибаюсь я от невыносимой боли, словно вся плоть отходит от костей, и я ощущаю, как бьюсь в судорогах об холодный кафель, цепляюсь за него ногтями, чтобы облегчить боль. – А-а-а…

Ошеломленная толпа расходится, с удивлением рассматривая меня. Новый удар боли, и я захлебываюсь в страданиях, срывая голос от крика.

– Да она бесноватая, ее лечить надо, – первое, что я услышала, когда мне стало легче. – Ее лечить надо, в ней сидит демон…

– Да, да… в ней бес сидит! – ликовала испуганная толпа.

Если бы я могла засмеяться, то расхохоталась бы этим глупым людям прямо в лица, ибо они не видят, кто перед ними…

– Все в сторону, – командует Александр.

Люди покорно расходятся. Он присел передо мной на колени, снимая ризу, он смял ее в ком и подложил мне под голову. Александр что-то говорит, сердито сдвигая брови, но из-за оглушительной боли я его не слышу, только ощущаю, как он крепко сжимает мою руку.

Усталость, перед глазами размытая пелена, и вкус крови на пересохших губах. По-моему, я достигла своего предела.

– Анастасия, ты слышишь меня? – где-то вдалеке раздается встревоженный голос Александра.

– Да, – шепчу я, пытаясь открыть глаза, но от напряженного испытания у меня болят даже веки и кожа трескается от каждого движения.

– Где ты была? – кричит он. – Где ты была?.. – доносится вдалеке.

– Вы были правы, он теперь с другой, но это не меняет моего отношения к ордену, – я открыла глаза и увидела, что Александр сидит рядом со мной на полу и тихо читает молитву. Я удивлена, что не добилась своей цели, это значит, что я еще сильная.

– Ммм, псалом девяносто, я тоже очень люблю эту молитву, – поддержала я его, услышав знакомы слова молитвы: – …и явлю ему спасение Мое. Аминь.

– Зачем ты это сделала? – сердито крикнул он. – Ты же могла погибнуть.

– Уверена, вы бы отнеслись с уважением к моему погребению, – засмеялась я, но боль во всем теле останавливает мой сарказм. – Я думала, я все знаю о боли, но я ошибалась… страшно, когда болит душа, а не тело.

– Позволь помочь, – положил он свою большую горячую ладонь мне на живот, и я съежилась от боли и отвращения.

– Не смей меня касаться, если бы во мне сейчас остались силы, я ушла бы! – закричала я. – Не трогай меня…

Он резко отдернул руку и нервно провел по своим гладким черным волосам. Мои слова огорчают его и заставляют задуматься, я хорошо это вижу. Теперь он без маски, его мимика стала настоящей и живой, и я жалею, что раньше не знала его таким.

– Анастасия, если тебе не помочь, ты можешь погибнуть. Зачем ты этого хочешь? Ты нужна людям, ты нужна мне…

– Хах… этим людям, которые в меня тыкали пальцем и кричали, что во мне бес? – засмеялась я, несмотря на острую боль. – Странная женщина была права, вся моя работа бесполезна.

– Странная женщина? Ты с кем-то встречалась? – насторожился он.

– Это уже не важно…

Он лег рядом со мной и взял меня за руку, я хотела сбросить его руку, но настолько устала, что не могла пошевелить и пальцем. Мы смотрели вверх овального купола, на котором нарисован большой лик Иисуса и двух ангелов по бокам.

– Правда красиво? – спросила я.

– Знаешь, – начал он спокойным голосом, – когда меня отправили к тебе в наставники, я испугался твоей юности. Сначала я не верил, что такая хрупкая и жизнерадостная девочка сможет выдержать тяжелые муки. Но день ото дня ты выдерживала, не теряя свой оптимизм. Тогда я разглядел в тебе бойца. И чем старше ты становилась, тем больше я в тебя влюблялся. Ты была честной, доброй, умной и безумно красивой, и, несмотря на все трудности, ты улыбалась боли в лицо. Мне тяжело было скрывать свою привязанность к тебе, и я боролся с собой, отгоняя всяческие мысли, сохраняя духовность между нами. Орден отдавал приказы беречь тебя от посторонних мужчин и дурного влияния. Тогда я впервые подал заявку, чтобы меня рассмотрели в качестве твоего супруга. И неожиданно появился он. Ты изменилась до неузнаваемости, и я явно осознавал, что теряю тебя. Ты боец по жизни, а он тебя сломал. Мне больно видеть, как угасает твоя жизнерадостность.

– Он лучшее, что было в моей жизни. Меня сломали вы со своим враньем. Если бы я в то свое юное время, получила хоть каплю внимания и любви, если бы мне сказали, что я имею право на семью, возможно, я смогла бы стать вашим преданным союзником и женой, но свое сердце открыл мне он, а не вы. Несмотря на то, что он сейчас с другой, я всей душой принадлежу только ему, – с тоской произношу я и чувствую, как слезы по вискам стекают на пол.

– Орден тебе не позволит, это могущественная организация, ты не сможешь тягаться с ней, – спокойно говорит он.

– Мне все равно. Тело пленить можно, но удержать чувство и разум не сможет никто. Я отработанный элемент, и когда орден это поймет, я буду ему не нужна

– Глупая, – тихо произнес он, – очень много людей страдает от неразделенной любви, но все же выживают. Это сейчас тебе больно, со временем все пойдет.

– Моя любовь была взаимная и я – не все, – отдаю я последние силы раздражению.

– Я виноват, я признаюсь, что виноват перед тобой. Я связан многими обязательствами и инструкциями, которые влияли на мое поведение…

– Если вы любите меня… то какие инструкции могут помещать чувству… вы очень жестокий человек, Александр… – тихо произношу я. Мое тело слабеет, образы под куполом храма расплываются, и я ухожу в сон.

Я проснулась от страшного резкого грохота. Открыв глаза, я поняла, что по прежнему лежу на холодном полу большого помещения в храме. Вокруг темно, а через узкие вытянутые окна видно, как мгновенная вспышка молнии наполняет храм светом, и так же быстро все погружается во мрак. За этой борьбой темноты и света следует громкий ужасающий раскат грома. В окна стучится одинокий дождь бродяга.

Через тупую боль в мышцах я села и увидела, что Александр спит на полу рядом со мной. Я думаю о путях отхода, и, на мою удачу, в очередной вспышке света вижу в кармане Александра длинный бронзовый ключ от церковных дверей.

«Это мой шанс», – подумала я и осторожно потянулась за ключом. Не думая о слабости и боли, я быстро вытащила его и тихими шагами попятилась к выходу. Александр лежал недвижимо. Я ускорила шаг. Вышла на улицу, и резкий порыв ветра и ледяной дождь ударили в спину, от неожиданности я не удерживаю дверь, и она громко хлопает. В порыве страха я в считанные секунды вставляю ключ в дверь и делаю оборот. За дверью послышалась возня, глухие шаги и резкий удар.

– Анастасия… что ты делаешь? – закричал Александр. – Открой дверь, не глупи.

Пытаясь укрыться от прохладных крупных капель, я прижимаюсь в деревянной двери и чувствую сильные удары. Александр не оставляет попыток освободиться.

– Прощайте, Александр. Передайте ордену, что я бесполезна для него, потому что потеряла интерес к жизни, – еле слышно сказала я. Толчки в дверь прекратились.

– Настя, не уходи, поговори со мной, – сказал он жалобным голосом.

Было странно слышать от него, что он назвал меня по-другому, и это так похоже на Макса.

– Я не смогу вас полюбить, а ваша нечестность убила все уважение к вам… к тебе.

– Я знаю, что все признание в любви будут бесполезны. Поэтому я хочу, чтобы ты со всей серьезностью отнеслась к моим словам. В первую очередь орден накажет меня – за то, что я не справился с обязанностями, а потом придет за тобой. Где бы ты ни была и с кем, пострадают все… Они везде и во всем, это структура, которая существует много веков.

– Тогда у меня нет выбора, будьте уверены, – с тоской произнесла я, сделав шаг назад.

Проливной дождь поглотил меня всю целиком, обжигая мое тело холодом. Пошатываясь, я отдавала последние силы, добираясь до машины. Погода оплакивала вместе со мной мой будущий поступок. Я запустила мотор, машина лениво, поддерживая мое настроение, поехала вперед. В зеркале я увидела, что Александр все же освободился из плена и, делая длинные шаги, пытается догнать машину. Резко нажимаю на педаль газа, машина значительно ускоряет ход, оставляя Александра со своими переживаниями наедине.

Потратив последний выброс адреналина на побег, я чувствую, как меня безвозвратно окутывает пелена и бессилие.

– Все решено, – произнесла я вслух, утешая себя, – теперь я свободна…

Глава 4

Он

Среди ослепительного дневного света я слышу звонкий жизнерадостный смех Насти. Сердце наполняется спокойствием, зная, что она где-то рядом и в порядке. От яркого солнца я, как слепой котенок, иду на ее восхитительный мягкий голос. Она стоит спиной ко мне, положив руки на кованое с незатейливым рисунком ограждение моста. На ней длинное белое воздушное, как облако, платье, подчеркивающее ее тонкую талию. В золотисто-каштановые кудри вплетена живая белая роза.

Мог бы догадаться, что она будет здесь, ведь это ее любимое место, где мост соединяет старую жизнь города с новой. Моя жажда увидеть ее немедленно, заставляет идти быстрее.

– Настя, – радостно произнес я, подойдя к ней.

Она обернулась и ответила мне улыбкой, показывая мои бесконечно любимые ямочки на щечках. Я любуюсь ее красотой, она легкая, нежная в белом платье похожа на невесту, на мою невесту. От ее близости моя душа захлебывается счастьем, а депрессивная тоска ослабевает. Я положил ладонь на ее румяную горячую щеку, она охотно прижималась к ней, прикрыла счастливый взгляд длинными ресницами.

– Наконец-то ты пришел, – шепнула она, смотря на меня с грустью.

– Где ты была? – спросил я, возмущаясь.

Проводя ладонью по ее шее, оголенным плечам, кружевной ткани на спине, я забываю, что это всего лишь сон. Наклоняюсь к ней, наши лбы соприкоснулись, я осторожно провожу указательным пальцем по ее бархатистому лицу, едва касаясь губ.

– Малышка, где ты была? Я так скучал.

– Ты принимал таблетки, они блокировали твое сновидение, – с сочувствием сказала она, прижимаясь ко мне и даря тепло и ласку. Вкушая ее близость и любовь, я чувствую, что мое сердце вот-вот остановится.

– Спаси меня… – шепнула она, прижимаясь мягкими губами к моей щеке.

– Морозов, я знаю, что ты дома. Открой дверь, – неожиданно ворвался в мой сон свирепый голос Димона.

– Что ты сказала? – переспросил я Настю, чувствуя, что она растворяется в моих руках.

Ее силуэт тает, и я беспомощно пытаюсь его удержать, явно ощущая ее теплое дыхание на себе.

– Спаси меня, – с грустью шепнула она еще раз, превращаясь в прозрачный призрак.

Резкий порыв ветра ворвался в наши крепкие объятия, и ее образ разлетелся на тысячу красных лепестков, похожих на крупные капли крови. Острая боль потери пронзает меня, истерический ужас затмевает рассудок, и я громко кричу, срывая голос:

– А-а-а-а-а-а!

Открываю я глаза и вижу белые осколки от бутылки коньяка на коричневом паркете, Веста легким теплым клубком спит рядом у ног.

– Морозов!!! – орет Димон, и каждый удар в дверь отражается тупым эхом в голове.

Я нехотя встаю с пола, потягивая затекшие каменные мышцы.

«Какой ужас», – подумал я про себя, ощущая мерзкий вкус похмелья во рту и жуткую жажду на пересохших губах.

– Димон, пожар, что ли? Че так долбишь? – произнес я, открывая дверь, продолжая похрустывать шеей, чтобы снять остатки напряжения с мышц. Дима с бешеными глазами влетел в квартиру. Я, непонимающе пожимая плечами, закрыл за ним дверь.

– Морозов, ты – придурок! – рявкнул он, бегло осматривая все вокруг. – Где твой телефон?

– Рад это слышать, – ответил я и сквозь мутное сознание пытаюсь вспомнить, в какой части квартиры находится мой телефон. – Надеюсь, на работе ты будешь обращаться ко мне более приветливо, а то мои подчиненные неправильно нас поймут, – сквозь остатки хмеля язвлю я.

– Она видела тебя с Машей. Настя вчера была около бара, – с неожиданной злостью заорал он.

Меня окатило холодным потом, и сердце оборвалось. «Спаси меня…» – вспомнил ее нежный голос из сна и, не думая не секунды, я открываю дверь и выбегаю в подъезд.

– Макс! – кричит мне что-то Димон в спину, но я, перескакивая через ступеньки, быстро выбегаю на улицу.

От проливного дождя моя одежда тут же стала насквозь мокрой и холодной, и через водяную стену я пытаюсь найти машину и понимаю, что она осталась около бара. Я со злостью хватаюсь за волосы и в отчаянии начинаю соображать, что мне делать.

«Сон… сон… она на мосту», – судорожно вырвался крик и я быстро бегу домой, рассекая босыми ногами глубокие лужи.

– Макс, ты – псих, – сказал Димон, встречая меня на пороге.

Я нервно обошел его, ярость и отчаяние напрочь съели весь похмельный синдром. Пройдя в спальню, я сбрасываю мокрую одежду, вкладывая в каждое движение злость и раздражение.

– Что тут вчера было? – спросил Димон, поджимая косяк двери широким плечам и внимательно отслеживая мои движения.

– Кризис, – ответил я, натягивая теплые сухие носки. – Ты был прав, меня понесло, потому что накануне я бросил пить таблетки.

– А Маша? – не удивляясь, спросил Дима.

– У меня не получилось… я не смог, – отвечаю я, продолжая натягивать одежду на мокрое тело. – Дай машину?

– Макс… это глупо, ты за целый год не смог ее найти, почему ты уверен…

– Дай ключи, черт побери! – заорал я, не сдерживая своего сумасшествия, и Димон послушно протянул большой брелок с ключами. – Прости, – сразу же ответил я, понимая, что сорвался, – я видел сон, я знаю, где она, – уже спокойно произношу я, и у кровати нахожу свой выключенный телефон и виновато показываю Диме.

– Вот-вот, – грозит он пальцем в воздухе, – я тебе звонил и приходил к тебе домой, чтобы рассказать про Настю.

– Я, наверно, ходил за коньяком, – бесполезно оправдываюсь я.

– Макс, только я прошу, поосторожнее с машиной, я еще кредит за нее не выплатил.

– Обещаю, что сводить счеты с жизнью на твоей машине не буду, – ухмыльнулся я, дружески похлопывая его по плечу.

– Я дождусь тебя, – сказал он мне вслед.

В висках стучит назойливая досада. Я прорываюсь через пробки и водяной столп дождя, убеждая себя, что все будет хорошо. Но сон, который я видел, настолько страшный, что я боюсь навсегда опоздать. Достаю телефон, включаю его и набираю отца.

– Макс, ты рискованно сегодня опаздываешь, – сразу отчитывает меня отец.

– Э-э-э… Я прошу тебя просто поверить мне, – начинаю неуверенно я.

– Макс, в чем дело?

– Не могу сказать, но я очень надеюсь, что ничего.

– Что ты вокруг да около ходишь? Говори уже! – раздраженно кричит он.

– Со мной все в порядке, просто поверь мне и дай сегодняшний день… вообще реально перенести смотр объекта на завтра?

– Макс, я не обещаю, но постараюсь. Ты, конечно, заинтриговал меня, – тяжело вздохнул он. – Надеюсь я об этом не пожалею. А Дима где?

– Он со мной…

– Жду завтра объяснений, – коротко он завершил разговор, я тем временем подъезжаю к месту.

В тени массивных туч и бесконечного дождя это место кажется мрачным и безжизненным. Это полная противоположность того, что я видел сегодня во сне. Сквозь серую пелену я присматриваюсь и вижу два тусклых еле заметных святящихся пятна. Я сразу же вышел из машины и направился к ним. Сердце дрогнуло, когда я увидел блеск голубой машины и слабый свет фар. Сквозь сумрак и водяную завесу ничего не видно, я осторожно постучал по лобовому стеклу. Не дождавшись ответа, открываю водительскую дверь и заглядываю внутрь. В машине сухо, тепло работает радио, но Насти нет. В голове мелькают мрачные картинки, сжимая сердце отчаянием.

«Спаси…» – пронеслось у меня в голове.

– Настя-я-я! – крикнул я, осматриваясь вокруг. – Твою же мать, – рявкнул я со злостью, когда увидел на мостовой темный силуэт.

Неуверенно, но быстро иду туда. Подхожу ближе, наклоняясь, я вижу худое бледное тело Насти в толще струящейся дождевой воды. Ее руки разведены в стороны, лицо наполовину погружено в воду, волосы толстыми сосульками развеваются по стекающей луже. Подавляя панику, я дотронулся до ее бледной холодной щеки. Обнимая ее мокрое худое обмякшее тело, поднимаю ее с земли, прижимая к себе. С ее одежды стекает холодная вода прямо на меня. Узнаю на ней свою куртку, и меня охватывает беспощадное чувство вины. Я нервно снимаю с нее насквозь мокрую кожаную куртку, освобождая Настю от лишней тяжести и влаги. Белое мокрое бесформенное платье плотно облегало ее тело, подчеркивая истощение.