Союз непокоренных 2: Искусство Жизни и Смерти

Ева улыбнулась, взяла перо и снова погрузилась в работу. Предстоящий день все еще был вызовом. Но это был вызов, который она была готова принять. Не как Ева Лоран, запуганная некромантка. А как Ева Сотирия Лоран. Некромантка. Парфюмер. Лектор. Истинная. Пламя в камине трещало уютно, отражаясь в стеклах реторт и в глазах драконов, охраняющих ее покой.

Глава 6.

Ева Сотирия Лоран входила в зал лекций не как лектор – она шествовала как королева. По левую руку от нее, подобно ожившему изумрудному водопаду, струился Себастьян Версил; его мантия переливалась в такт бездонным зеленым глазам, ловя каждый луч света. По правую – сгустившаяся ночь в облике Дамиана Умбралона; его безупречный костюм глубокого, как беззвездная полночь, оттенка и вся аура источали опасное, магнетическое обаяние, заставлявшее инстинктивно отступить на шаг.

Вязи Истинных на запястьях Евы пульсировали мягким, живым светом, создавая волшебный контраст с ее платьем цвета лунной пыли – изысканным в своей простоте, строгим и одновременно смертельно элегантным, подчеркивавшим хрупкую силу фигуры. Обычно бледное, как пергамент, лицо сегодня пылало легким румянцем, а глаза, подчеркнутые стрелами угольной подводки, не таили былого страха – они горели уверенностью, как раскаленные угли. Волосы, усыпанные искрами, словно звездной россыпью, были убраны в высокий, победоносный узел, открывавший изящную линию шеи.

Гул многолюдного зала сменился гробовой тишиной. На лицах студентов и преподавателей читался целый спектр эмоций: шок, немое восхищение и жгучая, неприкрытая зависть. Профессор Лоран? Та самая "чудачка-некромантка", что пряталась в углах? Теперь она предстала перед ними владычицей, неприступной горной вершиной, возвышающейся между двумя могучими драконьими пиками.

Первые, еще робкие хлопки, словно щелчки, раздались от группы некромантов на галерке. Их тут же подхватили другие, и через мгновение настоящая волна аплодисментов накрыла зал, грохоча под сводами. В первом ряду Клайв, незыблемый глава «законников», кивнул – коротко, но с неожиданным и безошибочно читаемым уважением.

Рядом с ним Ашари, сидевшая рядом с величественной зеленоглазой Меррик, неистово махала рукой, ее золотые зрачки сияли чистой, безудержной гордостью: «Это моя девочка!» – кричал ее немой взгляд.

– Добрый день! – Голос Евы, усиленный чарами, резанул тишину. – Речь пойдет о главном. О естестве. О СВЯЗИ. О том, что бьется в сердце всех разумных Драганталма – любви, страсти и грузе выбора.

Ева отпустила руки Драконов. Себастьян и Дамиан отступили в тени крыльев – готовая броня.

– А вот и наш провокатор! – Ева подняла артефакт Тайрона Дайгха без тени стыда. Кристалл сложной… э-э-э… фаллической формы заиграл на свету. В зале прокатился смешок. Тайрон покраснел как рак, но выпрямился во весь рост. – Форма влечения? Может шокировать! – стрельнула Ева взглядом. – Но суть – энергия, творение, жажда близости – едина! "Магия формы" – язык особый. Учите его с умом и уважайте границы! – Она поставила артефакт на пюпитр, как трофей.

Лекция взорвалась – и погрузила зал в бездны знания!

Себастьян Версил шагнул вперед. Его движение было плавным, как течение глубокой реки. Он поднял руку, и кристаллы на пюпитре – те самые, что служили фокусом для иллюзий – вспыхнули изнутри мягким, живым светом. Воздух над сценой заколебался, сгустился.

– Взгляните, – его бархатный голос, усиленный чарами, обволакивал зал, заставляя замолкнуть последние шепоты. – На первый взгляд – пропасть. Дракон, чья сущность плетется из звездной пыли и огня… И гоблин, чья магия коренится в земных соках и камне. – Над его головой материализовались два призрачных силуэта: один – могучий, чешуйчатый, с глазами-изумрудами; другой – коренастый, с острыми ушами и хитрым блеском во взгляде. Иллюзии были настолько реальны, что кто-то из студентов ахнул.

Себастьян сжал ладонь. Силуэты распались на мерцающие сети из линий света – схемы кровеносной, нервной, магической систем. Линии начали пульсировать в такт его словам.

– Но в самой сердцевине жизнетворения… – Он провел рукой, и ключевые узлы на схемах – гипоталамус у дракона, грибовидная железа у гоблина – засияли ярче. – …бьется один ритм. Фертильность. Влечение. Стремление к продолжению рода. Магия лишь окрашивает процесс, придает форму, но ядро… ядро едино. Это не сухая биология, друзья мои. Это – гимн. Гимн гармонии, вплетенный в саму ткань бытия. – Его голос набрал силу, зазвучал как орган в соборе жизни. – Притяжение полов, выбор партнера, танец генов… Это не просто механизм. Это фундаментальная сила, двигающая мирами, та же, что заставляет галактики вращаться и звезды рождаться в туманностях! Он говорил о сперматозоидах, как о храбрых рыцарях, о яйцеклетке – как о неприступной, но мудрой крепости, о магическом резонансе при зачатии – как о симфонии, рожденной двумя вселенными. Казалось, он не читал лекцию, а декламировал любовную поэзию, написанную самой ДНК на языке света и энергии. Студенты замерли, завороженные. Даже оборотни перестали ерзать, а у одного вампиренка на щеке блеснула слеза восторга.

Эффект гармонии был почти физическим… пока его не разорвал.

Дамиан Умбралон встал. Неспешно. Поправил идеальную складку на рукаве. Этот простой жест сразу снял гипноз себастьяновой поэзии. В зале вновь повисло напряженное ожидание. Он подошел к краю сцены, его янтарные глаза с красными искрами скользнули по аудитории, как скальпель.

– Восхитительно, – произнес он, и в его бархатном тоне прозвучала ледяная ирония. – Поэзия жизни. Гимны гармонии. Браво, профессор Версил. Однако, – он взметнул одну бровь с убийственной выразительностью, – прежде чем предаваться восторгам, неплохо бы заглянуть под камень. В ту самую грязь, что копится под ногтями реальности. Мы говорим о Магическом праве. О согласии.

Он сделал паузу. Тишина стала звенящей.

– Согласие. Казалось бы, простое слово. Но как его выцарапать из того, кто его нарушил? Как доказать, что чары "убеждения" перешли черту в "принуждение"? – Его голос стал резче, холоднее. – Следы насилия магического… они коварны. Не всегда это синяки или сломанные кости. Это может быть выжженный узор на ауре, замороженный участок души, неконтролируемая тряска при виде определенного жеста. – Над его головой промелькнули жутковатые, но документально точные проекции: фото с места преступления с невидимым обычному глазу магическим отпечатком в виде паутины трещин на стене; схема ауры жертвы с темным, пульсирующим пятном; медицинский свиток с описанием "эффекта фантомного ожога" у эльфийки после контакта с огненным насильником. В зале послышались сдавленные вздохи, несколько студентов заметно побледнели, а один гоблин чуть не свалился со скамьи.

– Я видел дела Инквизиции, – продолжил Дамиан, и в его тоне появилась циничная тяжесть веков. – Где кровь смешивалась с ложью, кишки расплетались вместе с алиби, а слезы высыхали быстрее, чем находились свидетели. Знание этих механизмов, знание того, как выглядит магическое насилие изнутри и снаружи… – Он ударил кулаком по открытой ладони. – Это – ваша броня. Единственная, что может устоять против тьмы в человеческом (и не только) обличье.

Затем его взгляд упал прямо на Клайва и группу "законников".

– А ваш щит? – Магические контракты о взаимных обязательствах и согласии. Прописанные четко, заверенные кровью или мана-отпечатком, защищенные заклятьями от нарушения. Не романтично? Зато железобетонно перед лицом Закона. Оформляйте их. У них. – Он кивнул в сторону Клайва. – Прежде чем прыгнуть в омут страсти, подумайте о берегах закона.

Клайв, обычно непроницаемый, не смог сдержать короткий, одобрительный рык – низкое "гр-р-р", прокатившееся по первому ряду. Его люди переглянулись, некоторые даже кивнули – концепция была им близка и понятна.

Атмосфера в зале переломилась. От возвышенной гармонии – к леденящей реальности и практическому выживанию. Себастьян и Дамиан, свет и тень, поэзия и закон – они создали полную, пульсирующую картину, где красота жизни неотделима от необходимости ее защищать.

И тут – УДАР!

Ева только открыла рот для резюме, как из первого ряда, словно пружина, ВЗМЕТНУЛСЯ Рене Шевалье. Его лицо, тщательно выбритое и умащенное, но с глазами, полными яда, исказила ядовитая, слащавая усмешка.

– Профессор Лоран, – зашипел он, голос капал медом, смешанным с цианидом. – Все это… столь трогательно и просветительно. Но не кажется ли вам это… вопиющим лицемерием? Некромантка, чей собственный… а как это назвать?.. "семейный очаг" – идеальный образец морального хаоса и… ну, скажем так, коллективного пользования ресурсами? – Его ядовитый взгляд скользнул по Себастьяну и Дамиану, словно ставя на них клеймо. – Вы учите студентов "здоровым отношениям"? Или просто оправдываете магией самую откровенную распущенность? Ваши… "спутники" – разве они эталон супружеской верности? Или это и есть ваш "новый стандарт" для нашего почтенного Спектрхольма? Всеобщая доступность?

Зал ахнул, будто получил удар под дых! Ашари ВЗВИЛАСЬ со своего места, ощетинившись как разъяренная кошка, когти уже наполовину вышли из ножен ярости! Ева замерла на мгновение – молния гнева и оскорбления сверкнула в ее глазах – но ее рука уже взметнулась в запрещающем жесте: "Стоп!".

Но реакция драконов была молниеносной и синхронной.

Себастьян Версил встал. Не так стремительно, как Дамиан, но с неожиданной, зловещей плавностью. Его изумрудные глаза, только что излучавшие свет жизни, потемнели до цвета грозовой тучи. В них не было привычного тепла – только холодная ярость стихии, которой бросили вызов. Он сделал один шаг вперед, и в зале почувствовали, как воздух стал тяжелее, насыщеннее, словно перед ударом молнии.

– Маркиз Шевалье, – голос Себастьяна прокатился низким громом, полным нечеловеческой силы. Он звучал не громко, но каждое слово врезалось в сознание, как кинжал. – Ваша гнилостная попытка прикрыть собственные комплексы и неудачи нападками на чужую гармонию – отвратительна. Вы плюете в источник, из которого никогда не сможете напиться. – Он вскинул руку, указывая на мерцающий кристалл Тайрона. – То, что вы называете "хаосом", маркиз, – это высшая ГАРМОНИЯ! Гармония, которую ваша иссохшая душа не в состоянии постичь! Это союз Силы и Тени, Жизни и Смерти, Созидания и Защиты! Союз, скрепленный не вашими мещанскими контрактами о собственности на душу, а Вязями Истинного, древними как само мироздание и чистыми, как родник! Вы смеете судить о верности? Вы, чьи "верности" меряются толщиной кошелька и высотой титула? Ваши слова – не просто ложь. Это святотатство против самой Сути Связи, о которой мы здесь говорим! Замолчите. Пока этот зал не превратился в вашу личную Голгофу.

Эффект был ошеломляющим. Рене побледнел, отшатнулся, словно от физического удара. Ярость Себастьяна, обычно столь сдержанного, была страшнее любого крика. Воздух трещал от магии жизни, готовой обернуться гневом природы.

И в этот миг, пока эхо слов Себастьяна еще висело в воздухе, материализовался Дамиан.

Он возник рядом с Рене быстрее, чем моргнул глаз. Тот вздрогнул, как кролик, почуявший клыки удава, и чуть не упал.

– Маркиз Шевалье, – голос Дамиана был ледяной струей после грома Себастьяна. Янтарные глаза вспыхнули кровавыми искрами адского пламени. – Ваш "вопрос" – не вопрос. Это памятник вашей патологической глупости и вопиющему невежеству в магическом праве Драганталма.

– Во-первых: Структура семьи Истинных Драконов регламентирована Кодексом Древней Крови. Это Закон, старше вашего жалкого рода. Ваши мещанские сказки о "верности" здесь не просто неуместны – они смехотворны.

– Во-вторых: Профессор Лоран преподает факты, некромантию и целительство. Ее личная жизнь – абсолютно НЕ ваша псарня! Ваши жалкие намеки – классический ad hominem, удел умственных нищих и хамов, которым нечего противопоставить аргументам.

– Сядьте. – Голос Дамиана упал до смертельно опасного шепота. – Не позорьте себя и титул дальше. Учите матчасть, маркиз. Это не совет. Это приказ старшего инквизитора. СИДЕТЬ.В-третьих… – Пауза. Тишина стала звенящей, как натянутая струна. – Учитывая ваш собственный "безупречный" послужной список – браки-лифты, измены, подставы, торговля влиянием – ваше лицемерие РВЕТ ВСЕ мыслимые шаблоны подлости. Оно оскорбительно даже для моего, весьма невзыскательного, вкуса.

Дамиан, холодный как айсберг, поправил галстук, кивнул Еве. В ее глазах – море благодарности и гордости.ГРОБОВАЯ ТИШИНА… и БА-БАХ! Зал ВЗОРВАЛСЯ! Аплодисменты – гром! Топот! Свист! "Браво! Дамиан!" Даже Клайв бил в ладоши! Рене сдулся, побагровев от ярости, шлепнулся на место, упершись взглядом в ботинки.

Казалось, ничто не сокрушит этот взлет! Три солнца сияли на сцене Спектрхольма, и будущее Евы пылало ярче всех звезд.

Лекция полетела дальше – на крыльях триумфа! Ева зажигала! Себастьян и Дамиан парировали каверзные вопросы – идеальный тандем! Они говорили об уважении, диалоге, силе различий.

Но пышнокудрая гроза по имени Ильдефонса Мартине смириться никак не могла! Она была ходячим конфетти из солнечных лучей и розовых лепестков – пышные волосы цвета жидкого золота, выплавленного на заре, каскадом идеальных локонов ниспадали на плечи. Каждый завиток – шелковый и упругий, создавал сияющий ореол вокруг лица. Воздух, казалось, искрился от этого золотого сияния. Но главное чудо – глаза. Огромные, миндалевидные, цвета чистейшего горного озера в полдень – пронзительно-синие, почти нереальные. Обрамленные густыми ресницами цвета спелой пшеницы, они дарили лицу ангельскую невинность, взгляд, способный растрогать даже каменного голема. Лицо – творение мастера: фарфоровая кожа без изъяна, высокие нежные скулы, носик с едва заметной горбинкой (для аристократического шика!) и пухлые розовые губы, словно утренний бутон. Фигура – изящная и хрупкая, как стебелек лилии. Движения – выверенная грация, отточенная годами светской муштры. Наряды – пастель (голубой, персиковый, лавандовый), воздушные платья с кружевами и лентами, подчеркивающие девичью невинность. Жемчужные серьги, тонкая сапфировая подвеска – изысканно, ненавязчиво. Образ неприступной принцессы был безупречен.

Но иллюзия была хрупка, как сахарная глазурь! Присмотришься – и в глубине синих озер мелькнет стальная искра – холодная, расчетливая. Идеальные губы исказятся в язвительную усмешку. Ангельская невинность сменится высокомерным блеском, а хрупкость обернется железной волей. Она была прекрасна, как замороженная роза – совершенна, но без тепла, храня внутри яд зависти и спеси. Ее красота – доспехи и меч, щит от презираемого мира и оружие против тех, кто счастливее. Падший ангел в шелках, чьи кудри сияли, а взгляд мог обжечь льдом.

Зависть и ненависть кипели в ней, как адский котел! Видя, как Ева, эта "недомерок-полукровка", блистает на сцене, окруженная драконами как личная гвардия, Ильдефонса взорвалась. Она вскочила с места, как пружина, горло сжимая спазм ярости, готовая выпалить отравленное оскорбление и разнести лекцию в щепки! Рука взметнулась вверх, рот распахнулся…

И БАМ! По обе стороны от нее материализовались, словно из воздуха, две фигуры. Слева – Веридия Дайгх, королева Исхаммара. Ослепительная, как дракон в полете, в платье из ткани, переливающейся, как крылья, усыпанном настоящими сапфирами и изумрудами (мало не покажется!). Ее лавандово-фиолетовые глаза сверкали холодом арктического льда. Справа – Изабелла Спектрум, королева Спектрхольма. Темно-каштановые волосы убраны строго, ореховые глаза – непробиваемый щит властности. Они мгновенно и железно схватили Ильдефонсу под руки, словно пинцетом букашку. Слова застряли у нее в горле комом.

– О, наша звезда! Ильдефонса, милая! – прозвенел голос Веридии, сладкий, как сироп, но с ядрышком цианида внутри, достаточно громко, чтобы слышали первые пять рядов. – Мы тебя везде искали! Неужели забыла про турнир по "дураку"? Команда Мейпдайна уже в обморок падает от страха! Зная, что против них выходит наша грозная шулерша Иль! – Она театрально подмигнула паре студентов, которые фыркнули, пытаясь сдержать хохот.

– Точно, – отчеканила Изабелла, ее голос не оставлял места для "но". – Твоя репутация несется впереди тебя на всех парусах. Игра стартует ровно через семь минут в Большом Гостевом Зале. Опоздания не терпят. – Она легко, но неумолимо развернула Ильдефонсу к выходу.

Ангельская маска еще держалась. Фарфоровая кожа, синие глаза под золотом кудрей… Она пыталась втянуть голову в плечи, как оскорбленная цапля, ощущая их внимание как душевный щипцовый захват, но надеясь, что это билет в высший свет. Но тут…

Рианнон аль-Ариф, "Тихая Сова" с глазами, видевшими все грехи мира, бесшумно подплыла. В руке – невзрачный камушек с рунами. Магофон.

– Послушай, Иль… – зашелестел голос Рианнон, мягкий, как паутина, но с лезвием правды внутри. – Папочка… послал тебе аудиопривет. Нечаянно. Зато искренне до омерзения.

Она чиркнула ногтем по камню. И тишину зала РАЗОРВАЛ голос, знакомый Ильдефонсе с пеленок – холодный, циничный, пропитанный презрением, как болото тиной, голос Герцога Анри Лорана. Сопровождал его пьяный лепет какого-то графчика.

"…ну, представишь? Иметь под боком такую… наивную деревенскую шлюху! (В зале ахнули). Красивую? Еще как! Глупую и высокомерную? До невозможности! Её так легко трахать, стоит только навешать на уши лапши про "единственную-неповторимую"! Ха-ха-ха!.." (Смешок Анри прозвучал леденяще пошло).

Ильдефонса застыла, как соляной столп. Губы приоткрылись.

"…а главное – её проще пареной репы купить! Титульчиками, блестяшками, сказками про бомонд! И ведь глотает! А потом – стравливаешь её отродье с другим отродьем… Ильдефонсу с Евой, например… (Тишина стала ГРОБОВОЙ). И смотришь, как щенята грызутся за обглоданную кость! Эстетично! Полезно!.."

"Да! – взревел Анри, голос – обнаженная сталь. – Но жизнь, дружище, – жестокая стерва! Катрин… связями полезна, деньгами… но сама виновата! Родила дочку с неправильным даром – некромантией! (Ильдефонса вздрогнула, как от удара током). Из-за этой порченой мамаша все переписала на моего брата – Бенедикта! Развода – хоть тресни!..""Подло?" – проблеял пьяный голосок.