Союз непокоренных 2: Искусство Жизни и Смерти

Ева потеряла себя. Она была связующим звеном, проводником, местом слияния двух могущественных, противоположных сил. Она служила Себастьяну ртом и руками, лаская основание его члена, его тяжелые яйца, погружаясь на него так глубоко, как могла, чувствуя, как он напрягается всем телом, как его стоны становятся громче, грубее, как его бедра начали непроизвольно двигаться навстречу ее губам. А сзади Дамиан постепенно наращивал ритм, его бедра бились о ее ягодицы с возрастающей силой, его прохлада смешивалась с ее внутренним жаром, его пальцы не прекращали свою волшебную, развратную игру у ее клитора, доводя ее до нового, нестерпимого накала. Она металась между ними, полностью отдавшись потоку ощущений, ее собственные стоны, рыдания и сдавленные крики смешивались с их голосами – низкими стонами Себастьяна и хриплым, сдержанным рычанием Дамиана.

Ева оказалась в самом эпицентре бури. Спереди – властный поцелуй и древняя, проникающая Тень Дамиана, наполняющая ее до предела. Сзади – животворящий жар и влажная, настойчивая ласка Себастьяна, доводящая ее клитор до белого каления. Она была разорвана между ними, но и абсолютно целостна в этом разрыве, в этом священном соединении. Ее тело стало алтарем, ареной, где сливались в экстазе Жизнь и Смерть, Свет и Тень, под безмолвным взором закрытого глаза Нирвии, лунный свет на котором пульсировал в такт их бешеному ритму.

Именно в этот момент пикового накала, когда Ева уже почти парила над бездной, готовая сорваться в новый, всесокрушающий оргазм, Себастьян сделал нечто неожиданное. Он мягко, но властно отвел ее голову от своего члена, на котором блестели следы ее слюны. Его глаза, темно-синие и полные не только всепоглощающей страсти, но и глубокого, почти мистического понимания происходящего между ними троими, встретились с ее затуманенным, потерянным взглядом. В них читалось не пресыщение, а намерение. Жертва. Любовь.

– Другому, звезда моя, – прошелестел он, его голос был хриплым от желания и невероятно нежным. Его сильные руки мягко, но уверенно развернули ее на коленях, направляя – не от себя, а к Дамиану, который стоял позади, все так же глубоко внутри нее, его дыхание было горячим и прерывистым на ее шее, его пальцы все так же виртуозно терзали ее клитор. Ева, ведомая им, инстинктивно, жадно потянулась к Дамиану. Ее губы, влажные, опухшие и невероятно чувствительные, нашли его рот в жадном, солоновато-сладком от ее же соков поцелуе. Одновременно ее руки, движимые новым, освобожденным порывом, скользнули по напряженным мышцам его спины, вниз, к упругим ягодицам Теневого дракона, притягивая его еще глубже в себя с немым, отчаянным требованием. Она чувствовала его стон в свои губы, его ответный, яростный захват ее рта.

В этот миг Себастьян, освободившийся, не стал медлить. Он плавно, но решительно опустился позади Евы на колени, его руки легли поверх рук Дамиана на ее бедрах, образуя двойную опору, двойное обладание, двойную связь. Его губы прижались к позвоночнику Евы, чуть ниже того места, где покоились губы Дамиана, оставляя влажные, горячие следы – огненный контраст прохладным поцелуям Теневого. Его твердый, пылающий жаром член нашел свое место – не рядом, а вместо пальцев Дамиана у ее перевозбужденного клитора. Он начал настойчиво тереться о чувствительный, набухший узелок, покрытый ее соками и соком Дамиана, его движения были точными, ритмичными, идеально синхронизированными с толчками Дамиана сзади.

В этот миг Себастьян, освободившись от напряжённого ожидания, не стал медлить. Он двигался так, словно каждый его жест был частью древнего ритуала – плавно, но решительно. Его руки легли поверх рук Дамиана на бёдрах Евы, образуя двойную опору, двойное обладание, двойную связь. Пальцы впились в плоть, крепко удерживая её, словно боясь, что она может исчезнуть между ними, как дым.

Его губы прижались к позвоночнику Евы чуть ниже того места, где ещё ощущались поцелуи Дамиана, оставляя влажные, горячие следы. Каждый поцелуй Себастьяна был подобен язычку пламени, пробегающему по её коже, вызывая трепет и дрожь. Огненный контраст с прохладными прикосновениями Теневого дракона усиливал странное, почти сверхъестественное чувство единения и полноты.

Пока Ева была полностью поглощена Дамианом – его губами, его вкусом, его стонами, которые он вливал в её рот, как яд, смешанный с мёдом, – Себастьян направил свой всё ещё твёрдый, пылающий жаром член туда, где мгновение назад был Дамиан: в её разгорячённое, влажное, невероятно податливое лоно, всё ещё трепещущее от недавнего проникновения Теневого дракона.

Он вошёл глубоко и мощно, одним уверенным толчком, заполнив освободившуюся пустоту своим огнём. Ева вскрикнула – не вслух, а про себя, прямо в рот Дамиана, от этого внезапного, жгучего вторжения. От контраста – прохладной глубины, оставленной Дамианом, и обжигающе-горячего наполнения Себастьяна. Теперь она была пронзена спереди и сзади одновременно, но по-другому: Себастьян был внутри неё, а её рот служил Дамиану.

И всё же это было не просто совпадение позиций. Это был акт слияния сил, характеров, желаний. В этом хаосе ощущений они двигались как единое целое – Дамиан, напористый и хищный, входил в её рот, забирая её дыхание, её мысли, её стоны; Себастьян – точный и страстный – тёрся о её набухший клитор, покрытый её соками и соком Дамиана, его движения были идеально синхронизированы с толчками Теневого дракона.

Каждый удар, каждое движение, каждый звук становились частью единого заклинания – без слов, без правил, только плоть, магия и страсть, переплетённые в один безумный, экстатический ритуал.

Дамиан почувствовал новый всплеск экстаза, исходящий от Евы, словно её тело стало резонатором их страсти. Он ответил яростным, почти жестоким толчком в её губы, наполняя рот своим членом до боли, до слёз. Его пальцы снова нашли её клитор – набухший, чувствительный, покрытый смесью её соков и его прохладной влагой, – и возобновили виртуозную стимуляцию: быстрые, точные движения, которые заставляли её выгибаться от удовольствия, как натянутую тетиву.

Себастьян тем временем, войдя в неё до самого основания, не позволил себе остановиться. Он начал двигаться – глубоко, властно, и каждый толчок словно отпечатывался в самой её душе. Его плоть, горячая и пульсирующая, скользила внутри неё, смешиваясь с остаточной прохладой Дамиана, всё ещё живущей в её глубинах. Это было безумие – два противоположных огня, соединённых в одном теле, создающие невероятный, головокружительный коктейль ощущений.

Его руки крепко обхватили её бёдра, удерживая, направляя, помогая принимать каждый толчок его бёдер. А Ева сосредоточилась на вкусе Дамиана – солоноватом, чуть пряном, с привкусом чего-то древнего и опасного. Она ласкала его языком, губами, стараясь взять его глубже, заглотить целиком, ощутить каждую вену под кожей, каждое пульсирование его силы.

Она была разорвана между ними – лицом к лицу с Дамианом, его прохладным дыханием, его холодными поцелуями, и позади – жар Себастьяна, его животворящее пламя, впивающееся в неё, заполняющее каждую клеточку. И между ними – пальцы Дамиана, продолжающие играть на её клиторе, как музыкант на струнах, доводя её до того предела, когда уже невозможно дышать, мыслить, сопротивляться.

Три точки соприкосновения, три источника экстаза слились воедино. Её тело стало ареной абсолютного слияния – Жизни и Смерти, Света и Тени. Каждое движение, каждый звук, каждое прикосновение были частью ритуала, древнего и первобытного, заключённого в этом тройном соединении.

И тогда она услышала их – шёпот богини Нирвии, покровительницы смерти и некромантов, чей глаз, обращённый к Луне, мерцал в такт их бешеному ритму. Лунный свет пульсировал на её поверхности, как живое дыхание, отражающее движение их тел – толчки Себастьяна сзади, движения головы Евы на члене Дамиана, виртуозные прикосновения его пальцев – всё это слилось в единое целое.

И вот он – финальный, сокрушительный оргазм. Он вырвался из неё, как взрыв сверхновой, разорвавший границы плоти и духа. Ева закричала – не слова, не звуки, просто выдох всего, что жило внутри. Её голос растворился в комнате, стал частью воздуха, магии, вечности.

В этот самый момент Дамиан издал низкий, хриплый рык – звук Теневого дракона, рождённый самой Тьмой. Острый укус его зубов пришелся на её плечо – не больно, но остро, обжигающе-прохладно. В эту секунду он излился глубоко внутри неё, его прохладная, густая сущность смешалась с её внутренним пожаром, создавая нечто новое – не только соитие, но и слияние душ, сил, судеб.

В тот же миг Себастьян с рёвом, в котором слышался и рёв дракона, и крик освобождения, впился зубами в другую сторону её плеча – метка симметричная, но обратная: обжигающе-горячая. Его семя вырвалось мощным потоком, обильно и сильно оросив её дрожащий клитор, низ живота, внутреннюю поверхность бёдер. Горячее смешалось с прохладным, плоть с магией, страсть с отдачей.

Её собственный крик, долгий и пронзительный, стал последней каплей. Он вырвался из её груди, полный отдачи, полного освобождения, и растворился в их драконьих рёвах, в звуках ночи, в лунном свете, в дыхании Нирвии.

Она вдохнула глубоко, запах камня, теней, их тел, спермы и ее собственных соков наполнял ее не отвращением, а странным, первобытным чувством завершенности, принадлежности и невероятной силы.

Она была готова встретить рассвет. И лекцию. Как Ева Лоран. Как некромантка. Как Истинная. Они рухнули на колени перед алтарем, сплетенные, дышащие навзрыд, покрытые потом, спермой и лунной пылью. Мир сузился до хриплого дыхания, бешеного стука сердец и тепла их тел. Но постепенно, по мере того как пульсация экстаза уступала место глубокой, всепоглощающей усталости и удовлетворению, началось иное.

Себастьян, чье лицо было спрятано в ее волосах, первым начал движение. Его большая, теплая ладонь медленно, с бесконечной нежностью, провела по ее потной спине, от шеи до поясницы. Каждое движение было лаской, благодарностью, утверждением связи. Он не говорил, лишь издал низкий, довольный гул, похожий на мурлыканье огромного кота, и его дыхание, теплое и ровное, согревало ее кожу. Его губы коснулись ее виска – не страстно, а с бесконечной нежностью, словно прикладывая печать заботы. Его тело, все еще прижатое к ней сзади, расслабилось, излучая умиротворяющее тепло, как печь после сильного огня.

Дамиан, остававшийся спереди, его лоб все еще уткнутый ей в плечо, ответил на ласку Себастьяна. Его рука, лежавшая на ее бедре, медленно скользнула вверх, по ее боку, к ребрам. Его пальцы, теперь без прежней хищной цепкости, нежно водили по ее коже, рисуя невидимые узоры. Он поднял голову, его янтарные глаза с потухшими искорками были тяжелыми, полными глубокого, незнакомого ей спокойствия и… преданности. Он не улыбался своей привычной язвительной ухмылкой. Его губы лишь слегка тронулись в уголках, а затем он наклонился и прижал их к ее плечу там, где остались следы его зубов – не для новой метки, а для нежного, исцеляющего поцелуя. Его дыхание, уже без прохладной ауры Тени, было теплым и ровным.

– Моя… – прошептал он, и это слово звучало не как обладание, а как признание. Как констатация неоспоримого факта мироздания. – Наша Истинная.

Ева вздохнула, чувствуя, как внутри нее что-то тает, превращаясь в теплую, золотую лужу покоя. Она ослабила хватку, ее руки, все еще лежавшие на них, просто гладила их спины, плечи – Себастьяна за ее спиной, Дамиана перед ней. Ее пальцы впитывали тепло их кожи, ощущали мощь мышц под ней, расслабленных и удовлетворенных.

И тогда заговорила магия. Не яркая и взрывная, а тихая, внутренняя. Вязи на ее руках – старая, глубокая на левой, новая, антрацитово-серая на правой – начали пульсировать мягким светом. Но теперь это пульсация была синхронной, как единое сердце. Антрацитовый свет и теплое золото переплетались, струились по ее коже, поднимаясь к плечам, к груди. И ответно засветились их собственные знаки Истинности – у Себастьяна где-то на груди под рубашкой, у Дамиана – на внутренней стороне предплечья, которое он обвил вокруг нее. Свет их Вязей – изумрудный у Себастьяна и глубокий, звездно-черный с янтарными искрами у Дамиана – ответил ее сиянию. Три потока света встретились у ее сердца, слились в один сложный, мерцающий узор – символ их триединства.

Это было не ослепляющее сияние, а мягкое, внутреннее свечение, как свет светлячков в теплую летнюю ночь. Оно окутало их троих теплым коконом, в котором остаточная дрожь утихала, а мышцы расслаблялись окончательно. В этом свете ощущалось умиротворение, завершенность и глубокая, необъяснимая правильность их связи. Магия Вязей, пробужденная и усиленная близостью, теперь закрепляла узы, успокаивала, исцеляла на уровне души.

– Тишина, – прошептал он, и это было не приказание, а констатация. Тишина внутри нее. Тишина, которую она искала. Его голос был похож на шелест листьев под ласковым ветром. – Ты обрела ее.Себастьян зарылся носом в ее волосы, его губы шевелились у ее уха:

Дамиан лишь притянул ее ближе, его рука легла поверх руки Себастьяна на ее талии. Его дыхание стало ровным, почти сонным. В его янтарных глазах отражался их общий, мерцающий свет Вязей – и ее лицо, умиротворенное и прекрасное в этом сиянии.

Они лежали так, сплетенные, окутанные тихим светом своей связи. Лунный луч на алтаре Нирвии сузился до тонкой нити, но его свет казался теперь лишь отражением их внутреннего свечения. Запахи смешались – их тел, спермы, ее соков, но теперь он пах не просто сексом, а жизнью, принятой во всей ее полноте, и магией, ставшей неотъемлемой частью их существования. Запах влажного камня, древней пыли и ночного жасмина из дыхания Дамиана сливался с хвойной свежестью Себастьяна и ее собственной, едва уловимой нотой мяты и нероли, что всегда витала вокруг нее.

Никаких слов больше не было нужно. Биение трех сердец замедлилось, нашло общий, спокойный ритм. Страх, стыд, неуверенность – все растворилось в этом море тихой нежности, удовлетворения и тихой магии Вязей. Осталась только бездонная уверенность, сила и глубокая благодарность – к богине, к драконам, к самой себе. Ева Сотирия Лоран закрыла глаза, впервые за долгое время чувствуя себя не на краю пропасти, а в самом центре мира, надежно укрытой крыльями своих Истинных. Лунный луч окончательно исчез. Но внутри нее горел новый свет. Она была готова.

Глава 5

Ева проснулась не сразу. Сознание возвращалось медленно, как будто всплывая со дна теплого, спокойного моря. Первое, что она ощутила – небывалое, глубинное умиротворение. Оно обволакивало ее, как мягчайший бархат, проникало в каждую клеточку, успокаивая даже самые потаенные уголки души, обычно тревожные и настороженные. Ни страха, ни стыда, ни привычного утреннего напряжения от груза предстоящего дня. Только тихая, безмятежная тяжесть удовлетворенности и… защищенности.

Затем пришли ощущения тела. Она лежала на боку, уткнувшись лицом в чью-то крепкую, теплую грудь, ощущая под щекой гладкую кожу и ритмичное биение сердца. Одна мощная рука лежала на ее талии, пальцы слегка сжимали бедро. Сзади к ней плотно прижималось другое тело, живот к ее спине, колени повторяли изгиб ее ног. Горячее дыхание касалось ее затылка. Воздух в спальне был наполнен сложным, интимным коктейлем запахов: их тел, ее духов, драконьей магии (теплой хвои и прохладной ночи), и чего-то неуловимого – самого "после", запаха покоя и принадлежности.

Она открыла глаза. Перед ней был Себастьян. Его зеленые глаза, цвета спокойного моря, уже смотрели на нее, полные такой же нежности и глубокого удовлетворения, что она чувствовала сама. Он не улыбался широко, но уголки его губ были мягко приподняты. Его рука на ее бедре ласково провела вверх по боку, к талии, легкое прикосновение, полное обладания и заботы.

– Утро, Истинная, – прошептал он, его голос был низким, чуть хрипловатым от сна, и невероятно теплым.

Сзади Дамиан пошевелился, его губы коснулись ее плеча, там, где вчера он оставил свою метку. Теперь это был не укус, а нежный поцелуй.

– И какое же оно блаженное, – пробормотал он, его бархатный голос звучал лениво и довольное. Его рука, лежавшая поверх руки Себастьяна на ее талии, сжала ее чуть сильнее, притягивая Еву еще ближе к себе. Его пальцы начали водить по ее коже медленными, гипнотическими кругами. – Спала хорошо, наша Некромантка?

Ева промычала что-то невнятное в ответ, прижимаясь щекой к груди Себастьяна. Она чувствовала себя… расплавленной. Расслабленной до костей. Следы вчерашней страсти были на теле – легкая боль в мышцах, чувствительность в самых интимных местах, слабые пульсации Вязей на руках – но это было приятно. Как напоминание о мощи пережитого и обретенной связи. Никакой спешки, никакой паники перед лекцией – только это тепло, эта близость, это невероятное чувство, что она дома, даже посреди своей башни в Спектрхольме.

Они не торопились вставать. Казалось, время растянулось, стало эластичным. Себастьян опустил голову, его губы нашли ее лоб, потом веко, потом уголок губ – нежные, исследующие прикосновения. Дамиан массировал ее плечо, потом шею, его прохладные пальцы вызывали мурашки, контрастируя с теплом Себастьяна. Они не говорили много, обмениваясь лишь тихими словами, взглядами, легкими прикосновениями. Это была ласка не для возбуждения, а для утверждения присутствия, для наслаждения самой близостью, фактом "после". Ева отвечала им, проводя ладонью по груди Себастьяна, чувствуя под пальцами его Вязь, спрятанную под кожей, а другой рукой поглаживая бедро Дамиана у себя за спиной. Энергия Вязей на ее руках пульсировала в такт этим нежным касаниям, мягким, синхронным светом.

Наконец, когда солнце уже достаточно высоко поднялось и заглянуло в окно башни, они поднялись. Процесс одевания превратился в еще один ритуал нежности. Себастьян подал ей халат, его пальцы ненадолго задержались на ее плече. Дамиан, уже одетый в свои элегантные, темные одежды, поправил спутавшуюся прядь ее волос, его янтарные глаза светились непривычной теплотой. Они помогали друг другу, их движения были плавными, синхронизированными, словно танцем.

На маленьком столике в гостиной части башни уже стоял поднос с простой, но сытной едой: свежий хлеб, сыр, фрукты, кувшин сока и дымящийся чайник – видимо, работа домашних духов или невидимых слуг Академии. Они сели, и атмосфера за столом была удивительно… домашней. Спокойной. Удовлетворенной. Ева чувствовала их взгляды на себе – теплый, поддерживающий взгляд Себастьяна и изучающий, но уже без привычной язвительности, взгляд Дамиана. Она больше не краснела под ними. Она принимала их.