Пыль и Порох: Тильт

Новая волна эмоций захлестнула его, когда вдалеке показались знакомые очертания дома. Дома, в котором Эрик вырос, в котором, даже несмотря на порой бедственное положение семьи, всегда были печенья к чаю, в котором постоянно звучал смех и веселые голоса… Но больше этого не будет. Всего этого уже не будет. Дом потемнел, словно опустив на себя траурную вуаль. Он казался равнодушным, пустым и тихим, словно все те звуки, которые напоминали Эрику о безоблачном детстве, растворились, исчезли как-то вместе и сразу. Эрик даже не видел света в знакомых окнах, через которые он по юности пробирался в комнату. Он знал наверняка: мама была дома… Должно быть, она уже получила роковое известие о том, что потеряла мужа и отца своих детей… А Тайлер… Каково было ему?… Эрик подозревал, что Тайлер еще был на заводе, еда ли до него дошло письмо с формальными соболезнованиями от Королевской Семьи… Что же с ним будет, когда он вернется домой и узнает, что сперва он потерял отца, а потом вновь обрел младшего брата? Эрик не знал. Он вообще не представлял себе свое возвращение домой и понятия не имел, как на это отреагирует на это его семья. Но… Он и не мог думать об этом. Только остановившись перед знакомой дверью, Эрик вздрогнул… Где-то на задворках сознания возникло едва уловимое чувствах стыда, которое слабо перебивало то безликое и опустошающее горе. Эрик просто постучал в дверь.

Ему открыли после первого же стука, а потом заключили в теплые объятия. Тайлер, – мелькнуло в голове. Не хотелось уже и думать о том, что брату полагалось быть на смене, что наверняка весь быт остался на нем, что он все же получил оповещение о произошедшей трагедии… Эрику не хотелось ни о чем думать. Слезы сами рвались из него, и он не выдержал. Он рыдал, как меленький ребенок. В голове смешались столько разных чувств… Боль и страх от потери отца, разочарование во всем, что он сам когда-то делал, и… облегчение. Облегчение от того, что он снова был дома. Дома, рядом со своей семьей. С тем, что от нее осталось. Тайлер тоже ревел, совершенно не смущаясь, утыкаясь Эрику в макушку и крепко обнимая его. Его грудь содрогалась от рыданий, сердце неистово колотилось… Он даже не поприветствовал вернувшегося брата, но… Эрику это было и не нужно. Они с Тайлером понимали друг друга без слов, и сейчас им и не нужно было ничего говорить. Тайлер был рад, что Эрик вернулся. Он обнимал его так, как утопающий обнимает спасительную деревяшку, и Эрик отвечал ему на объятия. Теперь они были объединены общим горем, с которым им предстояло справляться вдвоем на правах мужчин в семье. Мужчин, уже не мальчиков… Теперь, после смерти отца… Теперь им предстояло заботиться о своей семье, теперь эту ответственность они делили друг с другом. Эрик и не знал, сколько он простоял в объятиях Тайлера, не знал, сколько сам корчился в рыданиях, стараясь выдавить из себя хоть слово извинений… В конце концов его отпустили, и Эрик смог разглядеть лицо брата. Тайлер осунулся, под его глазами залегли тени долгой работы и бессонных ночей на заводе, теперь его лицо было красным от слез и болезненного шока… Эрик коротко кивнул с выдавленной виноватой улыбкой… почему-то он почувствовал себя немного лучше… Наверное, потому что во взгляде Тайлера не было ни капли укоризны или гнева. Нет. Было облегчение. Была радость, затуманенная поволокой скорби…

– Привет… – прохрипел Эрик еле слышно. Он и сам не верил в то, что сейчас это было единственным, что он смог из себя выдавить. Но в это единственное слово он постарался вложить все, что только смог. Эрику хотелось сказать: Тайлер, прости меня, прости за то, что бросил семью тогда, когда она так во мне нуждалась. Прости за то, что не был с вами, когда вам так нужен был огонь оптимизма, за который я отвечал все это время. Прости за то, что не был с вами, когда вы обо всем узнали… Пойми, я так старался, чтобы вызволить папу… Я так старался сделать счастливой свою семью, сделать счастливым вас, что… Совсем забыл… о вас… Прости меня, просто…

– Привет… – произнес Тайлер с едва заметной улыбкой, искаженной болью. Эрик прекрасно понимал, что на самом деле было в этом простом слове, сказанным с искренней любовью: Эрик, все в порядке. Я так рад, что ты вернулся. Мы не виним тебя. Мы знаем, что ты пытался сделать все, что зависел от тебя. Спасибо, что ты с нами. Спасибо, что теперь мы пройдем через все это вместе… Может, на самом деле Тайлер так и не считал, но Эрику хотелось верить в то, что он вернулся не напрасно. В то, что он сможет исправить хотя бы долю того, что произошло за время его отсутствия… – Лили… Мы ничего ей не сказали… И Розе с Элис тоже… – Эрик коротко кивнул. Наверное, так и было нужно… Маленьким сестричкам не стоит знать. Не сейчас, по крайней мере… Не тогда, когда их старшие братья находятся на грани истерики из-за смерти отца. Нет, не сейчас… Сперва нужно было собраться мыслями, понять, как жить дальше и что с этим делать…

– А мама? – этот вопрос, наверное, был первым, который Эрик смог из себя исторгнуть. Мама… И как он о ней не подумал? Отец был ее поддержкой, опорой и семьей… Каково ей было после исчезновения младшего сына потерять еще и свою любовь? Эрик не представлял себе, что Тайлер сказал ей после его побега. Может быть, он сказал, что Эрик ушел на заработки и скоро вернется? Так или иначе, иглы стыда впились в кожу горючим румянцем.

– Я не знаю… – Тайлер опустил голову, – Она… она долго плакала… А потом она ушла к себе в комнату… Ей тяжело, Эрик… Ей было очень тяжело после того, как ты ушел… – стыд окатил Эрика с головы до ног, хотя в голосе брата не читалось и капли укоризны. Эрик был маминым любимчиком и прекрасно это знал… Как он мог оставить ее, черт… Эрик потер переносицу. И как теперь он будет смотреть в глаза маме? Как сможет объяснить то, что оставил ее?

– Я… – слова, до этого не сказанные, забыть, задушенные в горле слезами, рвались наружу. Эрик не знал, с чего начать. Не знал, как извиниться. Он понимал, что ни одно письмо не смогло бы хоть как-то облегчить его вину – все это нужно говорить человеку лично, без утайки. Но как он мог?… – Тайлер, я…

– Да знаю я, знаю… – тот мотнул головой, – Я знаю, ты хотел помочь… Я знаю… Наверное, если бы я объяснил тебе, если бы мы оба отговорили отца…

– Нет, нет, это моя вина, – возразил Эрик, – Если бы я не ушел, то ничего бы этого не случилось… Если бы я был рядом…

– Отец все равно мертв… – эти слова Тайлер произнес тихо, но отчетливо. Буквально припечатал… – Ты бы ничего не смог сделать… Мне жаль… Тебе правда не стоит винить себя за это… Кто не делал глупостей, скажи?

– Ты, например… – усмехнулся Эрик, смахивая вновь подступившие слезы.

– Да что ты? – Тайлер дернул плечом, – А помнишь, как я на заводе однажды на себя кучу дорогих химикатов разлил, а потом ко мне прилипла одежда, да так, что ее пришлось отдирать? – непрошеное воспоминание вызвало у Эрика смешок. Да, он помнил эту историю Тайлера, когда он пришел домой без денег за смену, а потом вечером рассказал Эрика, за что его лишили зарплаты. Эрик хохотал, держась за живот, когда Тайлер показывал, как именно он снимал с себя рабочий комбинезон, который затвердел из-за какой-то смеси, которая, как потом оказалась, стоила кучу денег. Потом всей семье Эрика было не до смеха, но тогда Эрику было всего десять, так что эта история показалась ему не более чем забавной. Это потом, когда он пошел на завод, он понял, что любое неаккуратное действие грозило штрафом в лучшем случае. Учитывая то, с какой гадостью там работали, еще бы повезло, если бы потом не отсохли пальцы! Это тогда Эрику было смешно, но сейчас ничто не смогло сравниться с тем, что произошло… Может, он и не был виноват в смерти отца, но то, что случилось после, было, как считал Эрик, исключительно его виной. Как знать, быть может, ему удалось предотвратить что-то еще своим возвращением. Например, слезы сестричек, упадок духа Тайлера, который бы грозил окончательно лишить его семью того светлого счастья, которое было в этом доме несмотря на все невзгоды… От этой мысли, пожалуй, первой действительно хорошей за долгие часы, Эрику стало легче.

– Надо поговорить с мамой… – произнес он, переминаясь с ноги на ногу. Мама… Она не была способна накричать или отругать, всем этим занимался или отец, или Тайлер. И, наверное, поэтому именно перед ней Эрик чувствовал наибольшую вину, которую должен был хоть как-то загладить. Но он не знал, как… Впервые за то время, пока Эрик находился в своем доме, он огляделся. Мутные от пелены слез глаза сразу поймали запыленный очаг, в который, наверное, никто не подбрасывал дрова уже день, а то и больше, пустые тарелки, сложенные как попало, беспорядок на столе… Эрик не был тем человеком, который когда-либо беспокоился о чистоте, он и свое спальное место убирал только с просьбы, но сейчас… Сейчас он просто чувствовал необходимость помочь Мамае с домашними делами, на которые у нее, судя по всему, просто не было никаких моральных сил. Каждый день ожидания, бесцельного и одинокого, для нее был все тяжелее и тяжелее… – И убраться…

– Убраться? – Тайлер, похоже, не поверил своим ушам. Эрик не мог его винить. Такое предложение от беглеца, покинувшего дом под сомнительным предлогом, а потом вернувшегося после, возможно, величайшей трагедии в семье, действительно звучало странно, но Эрику нужно было хоть чем-то занять своим руки, раз уж голову освободить не получалось. Он кивнул.

– Эм… Ты… – Эрик замялся, – Ты можешь посмотреть, как там мама? Я… Я не хочу ее сейчас беспокоить, пока… Ну ты понял… – Тайлер понимающе кивнул. Да, Эрик бы хотел сделать маме приятный сюрприз, увидеть ее улыбку, возможно, первую, посоле стольких безрадостных дней… Он бы купил цветы, как порядочный сын, но… Эрик просто не мог. Еще час назад у него не было сил даже на то, чтобы постучать в дверь, но мерзкое чувство неистовой скорби мало помалу отступало. – И… Роза и Элис…

– Роза и Элис в городе… Лили спит… – ответил Тайлер, – Я схожу за мамой. Только не говори, что за это время ты умудришься здесь все убрать. – Эрик в ответ пожал плечами. Он и не надеялся. Дома обычно была чистота. Конечно, он прекрасно понимал, откуда эта чистота берется, но плохо представлял себе, сколько сил должно быть в это вложено. Эрик лично убирал кухню от силы раза два, первый – на спор, второй – как наказание, но сейчас… Сейчас ему нужно было занять себя чем-то. Он мог бы вернуться к «Деятельной Молодежи», к своим друзьям, которые тоже хотели бы, чтобы он был с ними… Но это же была его семья, его мама, его брат и сестрички, которые не видели его довольно долгое время и сейчас просто нуждались в помощи. Может, на помощь моральную Эрик не был готов, но хотя бы на физическую… Почему бы и нет?

Эрик решил начать с малого и помыть запыленную и загрязненную посуду. Монотонный труд делал свое благое дело, помогая мыслями фокусироваться исключительно на настоящем, хотя… Эрик бы соврал, если бы сказал, что не сдерживался от того, чтобы со всей дури ударить по стене дома в бессильной ярости, разбивая костяшки пальцев и мечась по полу в истерическом порыве, раз за разом переживая свое горе. Соврал бы, сказав, что не сдерживал титаническим трудом собственные мысли, которые раз за разом всплывали в его голове. Эрик даже немного пожалел о том, что попросил Тайлера проведать маму, потому что секунды и минуты без хоть какого-то общества казались невыносимыми. Отвлекали разве что привычные звуки, ощущение холодной воды на руках, какая-то мелодия, которую Эрик пытался напевать себе под нос… До возвращения Тайлера Эрик успел вымыть всего-то две тарелки. Он бы мог оправдать себя тем, что до этого не особенно часто мыл посуду, но… На самом деле его просто не слушались пальцы. Конечности ощущались ватными, путешествие из Дахана в родной дом, коленки, которые он разбил, когда упал в порыве шока еще в так называемом штабе «Деятельной Молодежи» – все это наконец-то стало обретать чувствительность. Эрик чувствовал страшную усталость, причем не только физическую. То была не просто боль в ногах, руках и пустой голове. Это была боль где-то между ребрами, высасывающая все силы. И сейчас Эрику хотелось подняться к себе в комнату, лечь на свою кровать и просто выспаться, ни о чем не думая. А потом проснуться, причем так, чтобы… Чтобы всего этого не было. Чтобы он перенесся во времени на где-то месяца два назад, а то и больше. Чтобы он снова ощутил себя беззаботным и веселым ребенком, которого мало волновало то, что происходит за пределами его знания. Чтобы все просто было как раньше…

Как раньше уже не будет, – твердило сознание, – Как раньше уже не будет. Никогда. Нет. Это время прошло и больше не вернется.

– Мама уснула… – раздался негромкий голос Тайлера, – Знаешь, те таблетки, которые прописали Лили недели три назад… Успокоительное… Мы его все пили. Они слабые, эти таблетки, безопасные для детского организма, но после них спишь крепче… – Эрик снова почувствовал укол вины. А вот если бы он был рядом, он бы смог помочь, но… – Ты не виноват, – Тайлер словно прочитал его мысли, – Нам всем было тяжело. И меня сократили, и мама все взвалила на себя. А потом цены на лекарства опять подняли, так что мы уже должны половине соседей… Но мы же не будем ходить и нажираться в барах, как гальфретские пьянчуги, да? – он усмехнулся, – Мы все-таки люди приличные… Ты как? Как уборка? – Эрик в ответ развел руками, указывая при этом на две… Две с половиной вымытые тарелки. Тайлер не удержался от смешка, легонько похлопав Эрика по плечу, – Я все доделаю. Мне кажется, тебе стоит навестить Лили… Она по тебе очень соскучилась. Знаешь, она каждый день меня спрашивала, когда ты вернешься. Спрашивала, где ты…

– И что ты говорил ей?

– Что ее брат помогает своей семье… – Тайлер пожал плечами, – Что он делает все, чтобы папа вернулся домой. Я же знаю, ты бы этого хотел… – от этих слов Эрика едва не накрыла новая волна слез. Тайлер мог сказать все, что угодно, но он выбрал легенду. Максимально правдоподобную, с точки зрения Эрика. Зная, что когда Эрик вернется, он скажет то же самое… Эрик не мог передать, насколько сильно он ценил своего брата. Его не было дома… А его все равно поддерживали, как могли. Делали все, чтобы память о нем была светлой и чистой. И сейчас Эрику действительно стоило сходить к своей любимой младшей сестричке, которая так ждала его все это время, которой он пытался подарить радость… И сказать ей, что, кажется, ее брат, который был для нее практически героем, в этот раз не справился. И не только в этот раз. Тайлер обнял Эрика за плечи в поддерживающем жесте, шепнул «иди», и Эрику ничего не оставалось, кроме как направиться к лестнице, тяжело ворочая ногами.

Наверное, ноги сами принесли его в родную комнату. Иначе то, как он смог подняться по лестнице, ни разу не запнувшись и не рухнув наступление от усталости, Эрик не смог. Но при виде знакомой двери сердце Эрика заколотилось как бешеное. Стыд все еще оставлял в груди багровый отпечаток. Ему, похоже, придется объясниться перед всеми, рассказав каждому свою историю с разным финалом и разным содержанием. И только Тайлер, наверное, знал бы больше других. Но и он знал не обо всем. Ведь о том, что именно Эрик делал в столице, Тайлер не мог знать ничего. Об этом Эрик в письме не упоминал, не счел нужным. И не счел бы нужным рассказывать это Лили…

Лили… При виде сестры сердце Эрика наполнилось нескончаемой нежностью. Он так скучал по ней… Видеть ее знакомое бледное личико с редкими веснушками казалось для Эрика ни с чем не сравнимым счастьем. Лили, позже, дремала, ее волосы упали на ее лицо, и Эрик не удержался от того, чтобы убрать пару каштановых прядок с лица сестры, которая сонно промычала что-то, а потом распахнула глаза. Знакомое лицо заставило ее губы расплыться в восторженной улыбке, и Эрик едва удержался от слез, старательно моргая. Едва ли кто-то часто смотрел на него с таким восхищением, с такой радостью и надеждой в глазах. Эрик и сам не сдержал широкой улыбки во все тридцать два. Черт, как же он был рад видеть Лили… Пожалуй, даже больше, чем кого-либо еще, ведь это именно с Лили и началась вся эта история… Именно для того, чтобы помочь ей, семья Эрика решилась на то, чтобы отпустить отца в лабораторию… И сейчас Эрик был рядом со своей сестренкой. Вряд ли сейчас он смог бы хоть чем-то помочь ей, но… Приободрить… Вернуть тот веселый и светлый огонь, который до этого искрился в ее глазах, потом потух, но снова зажегся – на это Эрик был готов.

– Где ты был? – прошептала Лили, – Я так по тебе скучала…

– Я дома, Лилз… – Эрик все-таки расплакался, пусть и бесшумно. Слеза радости скатилась по его щеке, – Я дома… Все будет хорошо… Я…

– Тайлер сказал, что ты был в городе…

– Я… Да, я… Я был в Дахане… – Эрик даже не знал, с чего начать. Так хотелось обставить историю своего исчезновения как можно более радостно, позитивно… И после этого подвести весь рассказ к ужасной новости: отца не стало. Отца не стало… – Я там… работал. Я… Понимаешь, я… Я пытался вызволить папу, но… Лили, я не смог! Я… Мне так жаль, так жаль… – он мотал головой, неосознанно вырывал волосы на своей голове, тер покрасневшие не то от прилива стыда, не от слез щеки. Эрик не знал, как высказать то, что вертелось в его голове, стояло между ребрами тяжелым булыжником. Не знал, как сказать о том, что сам боялся произнести даже мысленно… Но он должен был, должен был…

– Когда папа вернется? – это прозвучало практически жалобно, так невинно и наивно…

– Он не вернется, Лили! – практически прокричал Эрик. Его голос был хриплым и надрывным из-за подступивших рыданий, – Он умер! – и Эрику не верилось, что он произнес это вслух. Эта мысль, которая до этого момента никак не могла материализоваться в слова, которая разъедала его сознание едкими химикатами, созданными из тяжелой и тягучей боли, наконец обрела форму в словах. Эрик уронил голову на локти и разревелся. Он больше не мог ни чем думать, только повторял эти ужасающие слова «умер», «умер», «умер»… И не сразу обратил внимание, что слабеющая ручонка сестры опустила на его плечо… – Лили… Я… Я так старался! Я сделал все, что я смог, чтобы вернуть папу домой! Прости меня… Я не смог, Лили, я не смог!

– Я знаю… – едва слышный голос обволакивал, погружал в какую-то приятную полудрему, но… Сейчас Эрик не мог успокаиваться, потому что… Не должно все так быть! Не должно! Это не он должен рыдать у кровати сестры, мучаясь от того, чему не был причиной и чему не смог бы помешать… Эрик чувствовал себя слабым и беспомощным. Разочаровавшим и разочарованным. И понятия не имел, что с этим делать. Если бы он знал, что все будет так тяжело, может, он и вправду пошел бы в лабораторию вместо отца, оставив взрослых разбираться со взрослыми проблемами, но… Сейчас Эрик сам был тем самым взрослым, который был обязан защитить младших от всего того ужаса, что он пережил за последние несколько месяцев. И даже эта задача, такая простая с виду, оказалась для него непосильной. Эрик поднял голову, пристыжено заглядывая в глаза Лили, в которых стояли слезы. Она не могла толком плакать, каждое ее движение, каждый нервный срыв грозил ей ужасными последствиями, но… Едва ли сейчас она смогла бы сдержать эмоции и… – Ты не виноват…Ты же так старался… Ты вернулся… – Эрик замотал головой. Этого было недостаточно, этого было мало! Этого! Было! Мало! Он должен был сделать большее! – И я так по тебе скучала… Я все еще тебя люблю… – Лили… Иногда Эрику казалось, что она была развита не по годам. Наблюдая за миром из-за стен и расписанных окон, его сестричка умудрилась познать окружающее лучше, чем кто-либо. Эта чистая и светлая душа не заслуживала того, чтобы уйти из этого мира так рано… Но теперь у семьи Эрика не было денег… Теперь Лили лишилась возможности встать на ноги… – Мне уже лучше, правда… Мне… лучше… Я пью лекарства…

– Они ведь тебе не помогают, Лилз!

– Они помогут… – Лили улыбнулась, – Нужно только верить в это… врачи говорят, что мне нужно… больше отдыхать и дышать свежим воздухом… – Эрик хрипло хмыкнул. Естественно! А что еще они могли посоветовать тяжело больной девочке, семья которой едва сводила концы с концами?! Разве что проверенные народные средства и лечение временем… Временем, которого у Лили было так мало… – И тебе тоже надо отдохнуть… – заметила Лили, – Ты выглядишь… не очень… Помятым… – это уж точно… Эрик действительно выглядел помятым, растрепанным и сам жутко устал. Попытки убраться не помогли ему избавиться от тяжести в груди, от мыслей в сознании, которые ворошились противно щекочущим нервы клубком. – Пожалуйста, Эрик… Тебе нужно отдохнуть… поспать… – Эрику просто не верилось в то, что его сестричка сейчас советует ему отдохнуть, хотя должна была бить своими ладошками в его грудь и обвинять его в том, что он не смог вернуть отца домой… Но Лили была мудрее многих взрослых, и Эрик не удержался от улыбки. Его сестричка, которой он так старался подарить всю радость мира, которая была забрана у нее по чистой несправедливости… Он так старался… Черт, он был готов достать для нее луну с неба, чтобы услышать ее негромкий смех… А сейчас Лили просила от него какую-то малость: отдохнуть и набраться сил… И да, Эрик был готов на это… Но сначала… Сначала нужно было проведать маму, позаботиться о ней, пока Тайлер занимался уборкой и растапливал камин. Эрику не хотелось уходить от Лили, не хотелось разжимать руку и отпускать ее худые пальцы. И все же у него была еще целая куча дел. Он должен был поговорить с мамой, помочь Тайлеру, встретить Розу и Элис… А потом… Потом, быть может, отдохнуть…

Комната родителей находилась совсем недалеко от той комнаты, в которой жил Эрик. Дверь в нее была приоткрыта, и Эрик постарался зайти внутрь максимально бесшумно, но скрип половиц выдал его. Он тут же бросил взгляд на кровать, но лежащая на ней мама даже не шелохнулась. Она лежала спиной к двери и, похоже, спала. Эрик подошел ближе и тронул ее за плечо в попытке разбудить. Он должен был сообщить маме о том, что он вернулся домой, поддержать ее…

– Мама? – Эрик легонько потряс ее за плечо, но мама не шелохнулась. Он легонько прикоснулся к ее плечу, укутанному в красную шаль, а затем прикоснулся к ее щеке, – Ма-а-м? Проснись, это я… Это… Это Эрик… – но ответа не последовало. Щека мама была холодной. Из-за того, что камин внизу не растопили, дома действительно было прохладно, а тонкая алая ткань уж точно не спасла бы от холода. Эрик достал теплое одеяло и укрыл им маму, хорошенько, ненароком поднеся руку к ее лицу, чтобы подоткнуть одеяло… Игла ужаса прочертила багровую линию от макушки до пяток. Эрик удержал свою руку рядом с мамиными губами – такой привычный ритуал, который он сам проводил с Лили, когда она спала. Случиться могло всякое, но если со временем ладонь согревалась, значит, человек все еще дышал. Эрик и представить не мог, что бы случилось, если бы в один из дней он не почувствовал теплого дыхания на своей руке… Не мог представить себе, что бы случилось, если бы…

Его рука была холодной.

Ледяной.

Ее не обдавало жаром дыхания. Мама не дышала.

Эрика накрыл страх. Нет, даже не страх. Леденящий кровь ужас. Ему на мгновение показалось, что он просто ошибся… Что усталость притупила все рецепторы…

– Мама! Мама, проснись, вставай же! – он отчаянно тряс маму за плечо, чувствую, как удары собственного сердца наращивают темп, отдаваясь шумом крови в ушах. Стало одновременно и жарко и холодно… – Мам! Мама! Мама, пожалуйста, мам! – но все было бесполезно, – Тайлер! – заорал Эрик, чувствуя, как глаза застилает горючая пелена паники, которая размывала все происходящее разом, которая погружала сознание в ужасающую смесь черного, желтого и красного, всполохов, мерцающих перед глазами… Где-то снизу послышался звук разбитого стекла, а потом и скрип половиц… Тайлер ворвался в комнату и тут же замер на пороге. – Мама… она не дышит… Она не дышит, Тайлер, что мне делать?! – брат ничего не ответил. Он рывком подбежал к маме, лихорадочными движениями встряхнул ее запястье, надавливая пальцами куда-то, а затем прислоняя пальцы к ее шее, тряся за плечи и прислушиваясь к дыханию, которого не было…

Тайлер отстранился с выражением абсолютного шока на лице. Он осел на пол, его рот был приоткрыт в немом крике, глаза были широко распахнуты… Эрик не верил своим глазам, свои чувствам, своим ушам и своему голосу разума… Неужели и мама… тоже… Нет… Святые силы, нет, только не это! Эрику казалось, что предела отчаяния он не сможет достичь, но… Да чтоб это все! Он не мог потерять отца и мать в один день! Нет! Нет, что угодно, но только не это! Он не мог потерять обоих своих родителей! Почему?! Как?! За что?! Он же… Нет! Нет, этого быть не может! Наверное, в этот ничто не смогло бы остановить Эрика, который колотил все подряд, сбивая пальцы в кровь и оглушительно вопя. Все эмоции, все это отчаяние, которое копилось в нем, которому он не позволял выйти наружу ради блага своей семьи, наконец вырвалось на волю, затопив сознание черным маревом. Эрик не осознавал, что творит. Он ничего не видел и ничего не слышал. Он просто ревел и орал. Голова грозилась потрескаться от оглушительных воплей. А потом он заметил то, что до этого ускользнуло из-под его не особенно пристального взгляда. В руке мамы лежала сложенная вчетверо записка… На дрожащих ногах он подошел к бездыханному телу мамы и острожно вытащил бумажку, развернув ее. Глаза были полны слез, руки пробивало от плеч и до кончиков пальцев, но он смог разобрать слова, написанные маминым аккуратным почерком: