Пыль и Порох: Тильт

«Я очень люблю вас, мои мальчики и девочки. Будьте счастливы и простите меня»

Эрик снова закричал. От боли и ужаса, животного ужаса. Он буквально рухнул на труп матери, обнимая его, стараясь пробудить в нем хотя бы какие-то намеки на едва теплящуюся внутри жизнь… Но этого не случилось… Мама не дышала. Эрик отбросил проклятую записку в сторону, не веря в то, что увидел и прочитал. Мама была готова умереть… Она… Черт возьми, она этого хотела! Она хотела умереть! И она… Она даже не увидела Эрика напоследок… Он… Он даже не успел с ней попрощаться! Эрик все плакал и плакал, не веря в то, что все это свалилось на него за столь короткий промежуток времени. Он так хотел обрести свою семью вновь… Он хотел спасти отца – и провалился. Он хотел снова увидеть маму, ощутить ее ласковые объятия – и опоздал… Эрик и не заметил, как стал рвать на себе волосы, его остановили разве сто руки Тайлера, который поднял записку и прижал ее к себе вместе с Эриком, пытаясь успокоить младшего брата, удержать его от неминуемой истерики, которая поглощала, давила, выворачивала наизнанку мозг и сердце…

– Так не должно быть… – прорычал Тайлер, – Не должно! Будь они все прокляты… – Эрик понятия не имел, кого именно проклинал Тайлер, но был с ним полностью согласен. Хотя пока на ум приходил единственный человек, которого бы Эрик подверг всем возможным карам за совершенные ошибки – это он сам и никто больше… – Провались они все в каторжное пекло! В преисподнюю!

– Это я виноват… – шептал Эрик, – Это все я…

– Не ты убил отца! – воскликнул Тайлер ломающимся голосом, – Это был не ты! И не мы! И не мы заставили… Не мы заставили всех поверить в то, что деньги… Что эти проклятые бумажки можно раздобыть… Так легко и… Что все будет хорошо, они заставили нас в этом поверить! – Эрик не ответил. В конце концов, он даже не понимал, кого Тайлер обвиняет во всем этом, ругаясь так, как Эрик до этого и не слышал. Голова полностью отключилась от слез и горя… В сознании засели двумя тупыми иглами мысли: они с братом потеряли родителей. Теперь они сироты, и дальше со всем им придется справляться самостоятельно… – Королевская Семья! – заорал Тайлер, —Ведь это не ты, как будто из-за тебя у нас поднимались налоги! Это не из-за тебя отец погиб, а мама лишилась опоры! Это не ты, это… Это все они! Это они… – он тряхнул головой, собираясь с мыслями, – Я… Я сделаю это. Я знаю, чем ты занимался в столице. Я знаю про ваш клуб. И я буду бороться вместе с тобой. Я вступлю в «Деятельную Молодежь».

Глава 13

Какой-то частью собственного сознания, еще не до конца умерщвленного горем и болью потерь, Эрик понимал, что сейчас нужно собраться и поступить как взрослый человек. Как обычно поступают взрослые люди. Собрать свою семью и вот так иронично исполнить их мечту – перевезти их в столицу. Только вот в город они войдут в статусе мятежников и врагов Королевской Семьи, пусть даже это не будет нигде оглашено. Эрик уже перестал считаться законопослушным гражданином, значит, и его семья, которая решит пойти за ним, будет обязана принять на себя эту ношу. И надлежало подумать о том, что делать дальше. Но это было слишком сложно… Теперь все, что касалось семейных дел, лежало на нем и на Тайлере, который окончательно погрузился в траур и словно потерял дар речи.

Эрик бы соврал, если бы сказал, что за последние двое суток он сам произнес хотя бы слово.

Они стали сиротами: старший брат, младший брат и трое сестричек, одна из которых нуждалась в лечении. И Эрик понятия не имел, как сообщить им о том, что они всего за один день потеряли обоих родителей, а их судьба будет зависеть от двух парней, один из которых официально стал анти-монархистом и состоял в ныне преступной революционной деятельности. Сам Эрик не был склонен к планированию, он всегда рассчитывал на то, что найдется человек, который знает больше, который спасет его и его близких, что найдется кто-то, кто сможет решить его проблемы… Сначала это были мама, отец и Тайлер. В иной области его жизни – Женсен и компания. И теперь беда заключалась в том, что решать проблемы предстояло именно Эрику. А как это сделать, он не знал. И не хотел об этом даже думать. Дом, который когда-то был родным, теплым, светлым и ярким, сейчас словно давил на него своими угрюмыми стенами, на которых, казалось, отпечатались дорожки слез, пролитых его обитателями за последние несколько дней. И мысли не было о том, чтобы прожить здесь еще хотя бы пару недель. Нет. Но как? Как это можно было сделать? Весь этот переезд, вся та боль, которая копилась в грудине тяжелой бочкой с кислотой… У Эрика попросту опускались руки. Так что они с Тайлером просто бездумно бродили по своим комнатам, не зная, как признаться сестричкам в случившейся трагедии. Может, у Эрика и получилось бы что-то выдумать, но сейчас на этого не было никаких моральных сил.

Тело отца им, разумеется, не отдали. Эрик не знал, было ли это чем-то хорошим или наоборот. Он понятия не имел, что случилось с его отцом в лаборатории, и ему даже не хотелось смотреть на последствия. Эрик чувствовал себя подлецом, но… Он честно признавался себе в том, что боялся увидеть искореженное опытами, изувеченное и исколотое иглами тело родителя. Он боялся, что его это доломает окончательно… Боялся, что ненависть к тем, кто все это время лгал ему, кто довел страну и его семью до настоящей катастрофы, пересилит все его чувства. Но тело матери… Оно было с ними. Маячило в каждой комнате бесплотным призраком. Лежало в своей постели окоченевшим и безжизненным. Тайлер и Эрик где-то сутки не подходили к комнате родителей и на метр, словно ожидая, что все рано или поздно встанет на свои места. Но ничего не происходило… Родители не возвращались. И не вернутся…

– Надо что-то сказать Розе и Элис… И Лили… – Эрик вздрогнул от голоса Тайлера, охрипшего и надломленного. Это было первым, что он услышал от брата за прошедшие несколько дней, которые тянулись как резина, – Нам надо поговорить с ними.

– Да… – ответил Эрик, сам едва узнавая свой голос. Он был сиплым, хрипящим, незнакомым… Эрик тут же прокашлялся. Первое слово, сказанное им за, казалось бы, столь небольшой срок… Иные и неделями молчат в знак траура, а некоторые вовсе лишены возможности говорить… Совсем не кстати всплыла какая-то то ли смешная, то ли грустная история, рассказанная на встрече «Деятельной Молодежи» еще несколько месяцев назад: про какого-то глухонемого или просто немого ученого, который выучил язык жестов и даже создал несколько весьма неплохих проектов, которыми даже заинтересовалась Королевская Семья… Правда, о том, что с ним сейчас, никому ничего не было известно. Наверное, Эрик чувствовал себя этим самым ученым в какой-то степени… Ведь им, пусть и косвенно, воспользовалась Королевская Семья… Да вот только свой голос он не потерял, а просто отказывался им пользоваться, пребывая в глубоком трауре, смешанным со спрятанной где-то в глубине души злобой, которую Эрик себе строго-настрого запретил выражать. Не сейчас… Не когда тело его матери еще не остыло… Он должен был думать. Хоть когда-то уже… Но он не мог исторгнуть из себя не то, что разумные мысли – одно слово Эрику далось с трудом.

– Что же будет дальше? – Тайлер уронил голову на сложенные руки. То ли наспех, то ли автоматически заваренный чай уже давно остыл и покрылся мутной пленкой, отражавшей грани немытых чашек. Само собой, речи не шло о том, чтобы содержать дом в порядке. Впрочем, дом уже как день превратился в тень былого беззаботного прошлого. Почти все вещи лежали нетронутыми, пусть и слегка запыленными. И Эрик, и Тайлер старались ни к чему не притрагиваться, потому что каждая вещь, каждая тарелка, чашка, ложка, скатерть, занавески, разукрашенные перила – все это напоминало им о том, что их дом перестал быть… домом. Теперь он стал не более чем временным пристанищем, из которого нужно было искать выход, но боль утраты была слишком свежа, чтобы просто сдвинуться с места. Тайлер забросил работу. Эрик не знал, объяснился ли он перед начальником, для которого единственной уважительной причиной пропуска смены была смерть лично пропустившего… Но все это уже не было важным.

– Я… я не знаю… – Эрик мотнул головой. Что дальше? А что дальше? Тут уж было два варианта: или самому повеситься, или искать выход. С каждой новой минутой, проведенной за клятым обеденным столом, за которым когда-то собиралась вся семья, первый вариант казался все более предпочтительным. Но Эрик держался. Стоически, как где-то на задворках сознания считал он сам. Потому что прекрасно понимал последствия его необдуманных решений. Если он снова бросит тех близких, что у него еще остались, он попросту не сможет с этим жить. Он погубит все то, что осталось от его семьи, пусть даже и не узнает об этом. А они всего этого не заслужили… И только эта мысль заставила его задуматься о каком-то подобии плана. Что утешало: хотя бы сейчас Эрик не был один. Общее горе объединило его и Тайлера, как и желание покончить со всем этим, дать самим себе шанс на нормальную жизнь, безбедную, без тревог и утрат… желание дать понять тем, кто отнял у них родителей, что на самом деле они натворили! Беда была лишь в одном: все легло на плечи Эрика… – Ты… Ты не передумал?

– Нет, – Тайлер ответил даже быстрее, чем Эрик успел закончить свой вопрос. В голове где-то далеко-далеко зажегся приятный и теплый желтоватый свет. Тайлер был рядом, он не отказался от своих убеждений и желания поддержать Эрика в его начинании. От этих мыслей становилось легче. Если какие-то недели назад Эрик убегал из дома в полном одиночестве, не ожидая, что хоть кто-то будет на его стороне, то сейчас он знал, что заручился поддержкой, пожалуй, самого ценного союзника – родного брата. Идея залезть в петлю и удавиться медленно, но верно покидала сознание, оставляя на полочках в голове место для новых идей.

– Наш… штаб… – Эрик мотнул головой, – Он… Он находится в городе.

– Да, я знаю.

– Но… Как мы туда доберемся? Я в том смысле… Как же Лили?

– Да, незадача… – Тайлер медленно кивнул. Незадача – это было слабо сказано… Это было еще одной проблемой, которую Эрику точно надо было решить. Потому что если раньше Лили с трудом ходила, то после она и вовсе превратилась в лежачую. Ее слабые ручонки еще сохраняли подвижность, но без лечения, без операции… Больше Эрик не боялся слова «смерть». Он встретился с ней лицом к лицу, это поганое чувство пережевало и выплюнуло его, горюющего, потерянного и, наверное, сломленного. И теперь он не мог допустить повторения своих ошибок. Лили нужна была помощь, но теперь надеяться на нее было глупо… Оставалось только самостоятельно потребовать. На мгновение Эрик почувствовал, как в его голове огнем всколыхнулась чудовищная мысль, которую он тут же отмел. Нет. Больше никаких глупостей… – Хотя… – он почесал подбородок, – Ты же туда не только пешком ходил, правда?

– Нас ни один извозчик не возьмет… – Эрик опустил глаза.

– Черта с два они откажут больному ребенку!

– Дело… Не в этом… – Эрик почувствовал, как едва уловимый жар стыда отпечатался румянцем на его щеках, – «Деятельная Молодежь»… Она… Она же вне закона… И у города дежурит патруль… Меня туда не пропустят, наверное… – хотя он сам в этом сомневался с каким-то озорным предвкушением. Вот уже не раз Эрику удавалось войти через главные ворота столицы и выйти оттуда, избежав подозрений. Вдобавок он сильно сомневался, что у патрульных нет других забот. Если уж чьи портреты с подписью «разыскивается» и развешаны по всему городу, то уж скорее Женсена…

Эта мысль на секунду ошпарила Эрика. С учетом обстановки, которая была в городе, когда Эрик принял решение вернуться домой, с его друзьями могло произойти все что угодно. Когда все узнали о провале проекта Королевской Семьи, количество мятежников явно увеличилось, а значит, и работы для вордовского патруля. Что, с одной стороны, обнадеживало – едва ли они будут сильно беспокоиться о том, кто хочет проникнуть в город. А с другой стороны, вряд ли они кого-то из города выпустят, вряд ли что-то в пределах столицы останется скрытым от их зорких глаз. Вряд ли они не искали его друзей… Эрик не мог знать наверняка. Никто не мог знать. Пресса, газеты – все это исчезло из его мира уже очень давно, а все из-за тех же самых вордов, поэтому Эрику оставалось только гадать, что же сейчас происходит с его друзьями. Оправились ли они после потерь, удалось ли им найти новых союзников? Как там поживает Мартин со своими родителями, которые работали где-то на верхушке? В голове вдруг щелкнул рычажок, который заставил зеленые глаза Эрика слегка загореться: они ведь теперь будут вместе, его друзья и то, что осталось от его семьи… Эрику больше не придется мучиться от болезненного выбора, потому что все его близкие будут вместе и рядом с ним.

– Мы должны попытаться, – парировал Тайлер, – Чем дольше мы ждем, тем хуже становится Лили… Быть может, в столице ей смогут помочь… У вас же там есть врачи, были? Ты не помнишь? – Эрик дернул плечом. Он не знал… Но Женсен мог знать, все-таки о своих сторонниках он был осведомлен в куда большей степени, чем Эрик…

– Ей нужна операция… – проговорил он, – А не лекарства. Они ведь заканчиваются… Но ты прав, здесь нам уже нечего ловить… – Эрик не знал, зачем он озвучил очевидное для них обоих. Может, он просто хотел как можно ярче укрепить эту мысль в своем сознании, чтобы встать из-за стола и начать уже, черт подери, что-то делать! Но у него никак не получалось собраться. Эрику все еще был нужен хоть кто-то, кто прикажет ему перестать жевать сопли и начать в кои-то веки заботиться о своей семье, взять ответственность за свои поступки… Но единственный человек, который мог так поступить и который находился совсем рядом с Эриком, сам был разбит и опустошен, держась на плаву только за счет своевольной и дерзкой мысли. – Мы можем сказать Розе, Элис и Лили, что мама уехала в город на заработки… Я не знаю, они не поверят, наверное…

– Вряд ли это сейчас важно, – Тайлер обреченно махнул рукой, – Слушай, я… Как думаешь, сколько будет стоит переезд в столицу?

– Много… – Эрик покачал головой, – Особенно если будем ехать все вместе… – а о том, чтобы пересекать расстояние до столицы пешком, не шло и речи. Нужно было перевезти вещи, нужно было соорудить носилки для Лили… На все это ушло бы время, которое и так тянулось, сдавливая голову холодными тисками. А Эрик не хотел ждать. И Тайлер, скорее всего, тоже.

– У нас были сбережения на черный день, – задумчиво проговорил Тайлер, – Их… Их еще мама и папа копили, но… Раз их уже нет… Этого нам хватит? Там где-то пятьсот хейров… – на непонимающий взгляд Эрика Тайлер пояснил: – Мы богато никогда не жили, ты же знаешь… – но Эрик и не думал жаловаться. Он прекрасно понимал всю ситуацию. В глубине души он наделся на то, что его друзья его не оставят. Все-таки они нередко занимали деньги друг у друга, так что вряд ли «Деятельная Молодежь» оставила бы его, его брата и сестричек на улице без гроша.

– Все нормально, – Эрик кивнул, – Тогда, получается… Надо собираться?…

Конечно, надо было. Но Эрик не знал, с чего начать. Этот дом хранил в себе не только боль и слезы. В нем навсегда отпечатались воспоминания о, пожалуй, самых приятных и беззаботных днях в жизни всей семьи. Моменты, когда все они были вместе, когда все были исполнены надежды… Каждая вещь в этом доме, обставленном когда-то давно и с безграничной любовью, напоминала о тех временах, когда все было хорошо. Поэтому Эрик чувствовал в себе необходимость собрать каждую мелкую вещицу с каждой полки, сложить ее в мешок и унести с собой. Но другая часть его вторила: все самое болезненное, тяжелое и мрачное тоже произошло именно здесь… И если уж начинать новую жизнь, то нельзя цепляться за то безоблачное прошлое, которое осталось далеко позади. Но сначала нужно было поговорить с младшими сестричками. Наверное, они как-то улавливали тревожное состояние старших братьев, поэтому, как казалось Эрику, вообще старались с ними не разговаривать, шушукаясь в своей комнатке и бросая на него и Тайлера косые взгляды, полные беспокойства. Они определенно чувствовали, что что-то произошло, но спрашивать не хотели, в чем Эрик их винить не мог. И хотя именно он был наиболее близок с младшими, сообщить о случившемся он попросил Тайлера. Эрик не мог сказать, не мог лгать сестричкам, хотя именно у него это получалось лучше всех. Тайлер горестно кивнул и поднялся к ним в комнату. Эрик понятия не имел, что именно его брат сказал Розе, Элис и Лили, но через полчаса девочки выбежали из своей комнаты, держа в руках небольшие рюкзачки со скромными пожитками и весело смеясь. Эрик наградил Тайлера полной благодарности улыбкой. До этого момента именно он стремился сделать все, чтобы его близкие были счастливы, чтобы они улыбались и смеялись, но сейчас сил на это просо не было. Кто-то должен был подменить Эрика, и он был благодарен за то, что этим кем-то в самый нужный момент оказался Тайлер. Оставалось разве что собрать Лили… Ну и собраться самому…

И попрощаться с мамой, – мелькнуло в голове. Похоронить ее.

Эрик поднялся в свою комнату, которую за последние несколько дней старался не посещать вообще. Он практически не спал, если и спал, то у едва тлеющего огня в камине, потому что сама мысль о том, что где-то ярдом находилась его мертвая мать… Он просто не мог. Лили встретила его знакомой полуулыбкой, такой искренней и понимающей… Вот уже не в первый раз Эрик удивлялся тому, что его сестренка понимала абсолютно все, хотя именно ее больше всех старались оградить от всего самого ужасного. Но она никогда не винила Эрика ни в чем. Даже в том, что за последние два дня он поднялся к ней всего один раз, помялся на пороге комнаты и позорно сбежал вниз. Когда Эрик открыл наспех сколоченный шкаф и принялся вытягивать оттуда пару смятых футболок, Лили едва слышно прокашлялась, и Эрик обернулся к ней. На лице сестренки застыло непонимание.

– Мы уезжаем в город, да? – проговорила она.

– Да, да… Все вместе… – Эрик присел рядом с ее кроватью.

– Чтобы… найти маму? – на этот вопрос Эрик не решился ответить. Он не мог назвать истинную причину, слишком уж болезненной она была. Но он чувствовал в себе необходимость ободрить Лили, напомнить ей, что ее старший брат все еще с ней, все еще любит ее, пусть в последнее время он и ведет себя как безразличный подонок… Эрик не был безразличным подонком, он просто… хотел оградить своих близких от всего того дерьма, что свалилось на них. Если уж кто и заслужил переживать все это по полной, то это он сам. А Лили… Нет, она не заслужила.

– Эй, Лилз… – Эрик слабо улыбнулся и ласково погладил ее по волосам, – Помнишь, я говорил тебе, что когда-нибудь ты увидишь столицу? – та слабо кивнула в ответ, и Эрик широко улыбнулся, – Вот, этот день настал! Я же тебе обещал, так что… Нужно тебя собрать тоже! Элис и Роза уже собрались, Тайлер, кажется, тоже вещи складывает, так что… тебе тоже надо! Что ты хочешь взять? – он честно старался сделать свой голос как можно более бодрым, вернув ту прежнюю веселость, но… Стоящий в горле ком скрыть было сложновато. Кроме того, Эрик неслабо нервничал. С учетом обстановки в городе, которую он помнил, едва ли можно было утверждать, что Лили будет в восторге.

– Я… я не знаю…

– Там тебя точно поставят на ноги, – продолжил Эрик, – Так что нужно взять что-нибудь красивое! Чтобы ты могла затмить всех, ага? – но ничего красивого у Лили, разумеется, не было… А откуда? Разве что стеклянные безделушки, подарки Эрика, которые он заботливо упаковал в несколько слоев собственной простыни и сложил в свой походный рюкзак вместе с остальными вещами, не забыв и про одежду Лили, которую она носила, когда еще могла хоть как-то ходить, – Я… Пойду проверю Тайлера, хорошо? Не скучай!

Брата Эрик обнаружил в комнате родителей, в которую совершенно не хотел заходить, но взгляд сам метался, падая на знакомую приоткрытую дверь. Тайлер стоял над чем-то плотно завернутым в ярко-красное одеяло. Эрик закусил губу. Нетрудно было догадаться, что находится в этом перемотанном одеяле – уж больно явными были очертания человеческого тела. Мама… Эрику не хотелось смотреть в ее мертвые глаза, на ее окоченевшее лицо и охладевшие руки…

– Нужно… похоронить… – прошептал Тайлер, – Я почти все собрал, осталось… Вот… Только это сделать… – Эрик в ответ согласно кивнул. Нужно было решиться и сделать это. Но… Желательно как-то так, чтобы сестрички этого не видели. Судя по взгляду Тайлера, он понял причину беспокойства Эрика и поспешил добавить: – Я… Слушай, мы можем Розу и Элис пока по комнатам отправить, попросить их все проверить, а сами… Ну ты понял… – Эрик снова кивнул. Само собой, он все понял, – У нас же есть… Лопата и доски, да?

– Да, есть… – ответил он. Взгляд сам собой притягивался к проклятому красному одеялу, и Эрик отчаянно жмурился, давя подступающие слезы, которые, как он думал, уже были выплаканы все до единой. Но нет. Как оказалось… Эрик тяжело вздохнул и буквально вылетел из комнаты, в которой когда-то жили родители. От взгляда на тело мамы, пусть даже и не видное за слоями одеяла, ему снова стало плохо. Все те попытки ободрения Лили, собственные мысли, в которых только-только забрезжил свет, снова потухли, оставив место лишь для механических действий, всплывающих в голове бездушными попытками командовать своим вновь ослабевшим телом: лопата внизу. Гвозди и доски там же. Возможно, Эрик даже найдет перочинный нож… С лестницы вниз он не упал разве что чудом. Лопату он действительно нашел, как и несколько досок подходящего размера, которые должны были послужить… надгробием… Кажется, отец хотел сколотить из этих досок какой-то ящик для чего-то – Эрик уже не помнил. Лопата ощущалась болезненно тяжестью на плече, как и проклятые доски, которые он нес в другой руке. Часть Эрика хотела вырыть могилу как можно дальше от дома, но… Где-то в глубине себя он понимал, что его маме будет спокойнее лежать рядом со своим жилищем, которое она столь тщательно обустраивала, в которое она вкладывала душу, в котором вырастила пятерых замечательных детей… Эрик отошел за угол и воткнул лопату в землю.

Он не то чтобы привык к подобным физическим упражнениям. Эрик любил бегать, а тяжелый труд был для него не особенно привлекательным. Хотя общую усталость он списывал на совсем другие причины. Он вспотел, пока методично рыл яму, отбрасывая лопатой комья земли и утрамбовывая их. Было тяжело. Каждый взмах лопатой сопровождался болью в плече и ломотой во всем теле. Эрик остервенело колотил землю, чувствуя, как перед глазами все мутнеет от осознания того, что именно он делает прямо сейчас… Рыть могилу для собственной матери… Причем совсем не фигурально… Он поймал себя на мысли о том, что просто бьет землю лопатой, уже даже не пыталась вырыть яму для надгробия или мертвого тела… Очнулся Эрик только тогда, когда ощутил мягкое прикосновение к своему плечу. Он обернулся. Глаза подошедшего Тайлера были полны беззвучных слез. Они вместе уложили бездыханное тело, завернутое и перемотанное, в вырытую яму. На мгновение Эрику показалось, что его вот-вот стошнит не то от ситуации, не то от отчаяния. Желудок скрутило, и он рухнул на колени, пока Тайлер засыпал землей уложенный на дно могилы тяжелый сверток. Он даже вырыл небольшую ямку для надгробия и со всей силы воткнул в нее наиболее привлекательного вида доску, а потом сел рядом с Эриком. Наверное, в таких ситуациях следовало произнести трогательную прощальную речь, но… Ни у Эрика, ни у Тайлера, похоже, не осталось на это сил. Все слова были сказаны, все слезы были выплаканы…

– Прости нас, мам… – прошептал Эрик, на мгновение вспомнив Женсена с его ораторством, – Мы… Мы не смогли позаботиться о тебе… Нам очень жаль, мне очень жаль, я… – он так надеялся на то, что мама услышит его… Как и многие другие, Эрик в некотором смысле верил в то, что те святые силы, которым молились, которых воспевали, были… реальными, что ли… Может быть, сейчас они услышат это сбивчивое извинение, это послание и передадут его маме… – Мы…

– Мы очень тебя любим… – продолжали Тайлер едва слышно, – Ты нам столько всего дала, ты… Ты воспитала нас теми, кто мы есть сейчас… Ты сейчас с папой, наверное… – он опустил голову, – А нам остается…

– Мы позаботимся о Розе, об Элис… – Эрик закивал, – Они… Они пойдут в академию, они станут взрослыми, умными и счастливыми… А Лили… Она обязательно поправится… Ты научила нас справляться, вы с папой нас этому научили… И мы справимся… – он прикрыл глаза, сложив руки в молитвенном жесте. Мама сейчас где-то далеко. Возможно, она сейчас в лучшем мире… Быть может, оттуда она и отец сейчас наблюдают за своими детьми, может… – Я тебе обещаю… Ты будешь нами гордиться… – и Эрику очень хотелось в этом верить. Он никогда не славился способностью красиво говорить, но сейчас… Все его слова шли от сердца. Наверное, впервые за долгий срок он дал самое настоящее обещание, которое не имел права не сдержать. И он надеялся, что мама услышит его. Он прижался к плечу Тайлера. Ну вот и все…