За любовь

Но ему не позволили. Когда он появился в дверях, то нарвался на Маргариту Петровну, женщина при виде его побледнела и, тут же кинулась на него, как дикая кошка, с безумным надрывным криком:

– Убирайся, чудовище, не смей к ней приближаться! Никогда! Никогда не смей! – она хлестала его по щекам, а он не сопротивлялся, он все равно ничего не чувствовал. – Господи, ты ненормальный, ты – зверье! Как тебя земля носит!? Что ты сделал с моей девочкой!? За что? – женщина бессильно била кулаками по его груди и захлебывалась рыданиями. Он пропускал через себя ее боль, ее горечь, у него не было слов. Ему не было оправдания.

– Как она? – только и смог он прохрипеть.

Маргарита Петровна посмотрела на него с ненавистью, но ему было плевать, кто и что думает, он растоптал самое родное, что у него было, так что не трогает и не задевает его уже ничего.

– Уходи, оставь ее в покое, забудь даже ее имя. Неужели тебе мало?! Неужели в тебе нет ни капли человечности?! – прошептала она с ужасом и болью.

– Во мне ничего нет! Она была всем, – ответил он опустошенно и покинул больницу. Он уезжал, никого не замечая, ни журналистов, ни фанатов, ни знакомых. Внутри разрасталась пустота. Он сжимал пальцы в попытке задавить ноющее чувство.

Ее бабушка права, он не смеет к ней приближаться, ему нужно положить конец этому безумию, иначе…

А что иначе?! Все, что можно, вернее, все, что нельзя, он уже сделал. Маркус усмехнулся, сглатывая ком, в эту минуту он принял решение, которое лучше было бы исполнить, если дабы не загреметь в психушку или тюрьму. Он ведь не в состоянии себя контролировать, и однажды просто – напросто убьет ее, а без нее и ему вилы.

Пусть не с ним, пусть где-то там, но главное – она есть, главное – она живет, дышит.

Приехав домой, он сразу же позвонил Белле, которая была также его адвокатом, и попросил подготовить документы на развод.

Все эти дни он игнорировал их с матерью звонки и визиты. Он не слышал, что ему говорили, их упреки ничего для него не значили, он сам был себе упреком. А потому абсолютно без эмоций выслушал обличительный спич матери.

– Я не верю, что воспитала такое чудовище, как ты! Откуда в тебе такая жестокость?! Я не понимаю, Маркус, не понимаю. Никогда не прощу тебе этого зверства! Никогда! Она ведь – мать твоего сына! Она ведь человек, в конце концов! – рыдала мать.

Вспоминая все слова, все слезы и скандалы, он видел только один-единственный выход -отпустить Анну. Он должен убрать ее из своей жизни, вместе им никак, они разлагаются, они давно уже умерли, но ради сына нужно было сохранить хоть что-то, хотя это было невыносимо. Все в нем, противилось, когда он смотрел на документы о разводе.

Но, тем не менее, втянув с шумом воздух, рука медленно коснулась бумаги, дрогнула, а потом резко вывела пару букв, оставляя роспись, разрывая и ставя точку в мести, в ненависти, в их отношениях, в совместной жизни и в любви, которой по сути и не было. Маркус опустил лицо в ладони, перед глазами все расплывалось, но свою подпись он видел отчетливо. Смотрел на нее и медленно отпускал, прощался. Перед глазами проносились три года, и хотелось лезть на стены.

– Вот и все, Эни! Прощай…

Спустя месяцы беспроглядной тьмы, постоянной борьбы с собой, со своей ломкой по ней, болью и любовью, легче не стало. Каждый день он искал ее призрачный след, проклиная все на свете за этот порочный круг, за эту дорогу в никуда. Жить, чтобы каждую минуту умирать, может ли такое быть?! Оказывается, может!

И вот сегодня, когда увидел ее, все в нем словно ожило и в то же время умерло. Он не знал, что дальше, не знал, что делать. Сердце выскакивало из груди, он не мог смотреть на нее, это была она и не она. Раздавленная, сломанная женщина. Больше не было той девочки, и все его существо скорбело от потери.

Она пришла, чтобы просить – снова унижалась, а у него все разрывалось от боли, что ничего уже не вернешь, что никогда больше не будет, как прежде.

Он не мог позволить ей видеться с сыном. Это было заключительным аккордом его мести, да и его ребенку уже достаточно потрясений. К тому же Маркус не хотел, чтобы его сына тыкали носом в позорную правду о матери. А то, что его будут тыкать, Беркет даже не сомневался! Он не хотел, чтобы его сын страдал от этих нападок в силу любви к матери, это, в любом случае, будет неприятно, но не так больно, если он не будет ее знать. Однако, вычеркнуть оказалось не так просто.

Как только ему начинало казаться, что вот еще чуть-чуть и он сможет дышать без боли, пресса, фанаты расцарапывали поджившие раны. Ковырялись в его душе грязными руками, смакуя подробности, унижая его бывшую жену, закидывая камнями. Маркус ненавидил их за это, но в то же время понимал, что сам подал пример, показав, что можно вытирать об нее ноги. Только каждый такой выпад в ее сторону, бил по нему, словно это на него накинулась стайка гиен, разрывая на куски.

Наверное, он бы погряз в это удушающем сплине, но от мыслей отвлек телефонный звонок. Зачем-то звонил Райли.

– Что хотел? – раздраженно ответил Маркус.

– Хотел сообщить, что все в порядке с ней, – услышал он резкий голос и не понял, о чем речь.

– С кем? – все еще прибывая в своих мыслях, непонимающе спросил Маркус.

– С Анной, Маркус, ты ведь сам просил проследить, как она доберется до отеля. – раздраженно пояснил ему мужчина.

Маркусу показалось, что он как-то странно тараторит, а потому уточнил:

– Ты точно уверен, что все в порядке?

– Конечно, – услышал он твердый ответ и, хотя Маркуса гложило какое-то странное чувство, он отмахнулся от него и быстро закончил разговор.

После встречи с Анной он долго пытался прийти в себя. Жизнь постепенно входила в привычную, накатанную долгими годами колею, которая была до Анны, только раньше – его все устраивало, а теперь он просто пытался не свихнуться.

Работа до изнеможения, секс до омерзения и сын – вот и вся его жизнь. Он старался восполнить Мэту его потерю, но разве можно заменить мать, тем более, когда каждая минута расписана?

Поэтому вскоре за воспитание Мэтта взялась бабушка, но и это стало каким-то извращением. Маркус был выжат до нитки, встречи с сыном превратились для него в невыносимое испытание. Порой, он даже боялся их и часто думал над иронией судьбы. Он ведь столького добился в жизни и мог дать своему сыну все. Все, о чем мечтают ребятишки, кроме самого главного – матери и полноценной семьи.

Поначалу он думал, что они справятся, но теперь становилось ясно, что не так просто. Терпеливо выносить бесконечные вопросы сына о маме, видеть угасающую надежду в его глазках, было подобно смерти. Осуждающие взгляды матери тоже не добавляли спокойствия. Белла так и вовсе перестала с ним общаться, аргументируя тем, что он окончательно рехнулся.

И, она права. С каждым днем он убеждался в том, что перегнул палку. Ладно он, ладно она, но их ребенок не виноват. Он не должен расплачиваться за их ошибку. Только вот понимать это, Маркус понимал, а сделать ничего не мог, кроме как сократить свои визиты к сыну, ненавидя себя за трусость и слабость.

Чтобы хоть как-то держаться, он забывался в единственном известном ему средстве – в футболе, благо, шел Чемпионат Европы, позволяя хоть ненадолго выкинуть из головы все мысли и заботы. Да, это было неправильно убегать от проблемы, но ему нужна была небольшая передышка. Он еще не подозревал, что все, что с ним творится сейчас – ничто по сравнению с тем, что его ждет!

Он приехал в Киев на финальную игру, все его мысли были заняты предстоящим матчем, поэтому, когда ему сообщили, что его срочно вызывает сестра, он похолодел от ужаса. Первая мысль была, что что-то с Мэтти. Он чуть с ума не сошел, пока бежал до кабинета, где его ждала Белла.

– Что случилось? – спросил не своим голосом.

Сестра как-то болезненно улыбнулась, а потом заплакала. Этоокончательно снесло ему крышу:

– Прекрати истерить, мать твою! Что с Мэтти?

– С Мэтти все в порядке, – ответила она как-то вымученно, продолжая плакать.

– Тогда какого хрена? Ты совсем с ума сошла, вызывать меня перед финалом? – заорал он на нее, хотя это было скорее от перенапряжения и волнения. Но она, не обратила на его окрик никакого внимания и тихо спросила:

– Ты еще не видел новости?

– Белла, что ты несешь? – продолжал закипать Маркус, понимая, что просто так сестра бы не приехала.

– Что я несу, да я ничего! А вот, что несет некая девица по имени Эшли Вильсон, послушай, – сыронизировала сестра, еще больше запутывая его. А потом, просто включила телевизор и, найдя нужный канал, ткнула в его сторону. – Смотри, Маркус! Смотри…

И он смотрел, смотрел и ничего не понимал.

– Сегодня мир потрясла шокирующая новость. Девушка по имени Эшли Вильсон сделала официальное заявление, в котором поведала о том, что на видео, представленном, как компромат на Анну Гончарову в недавнем прошлом Беркет вовсе не Анна, а сама мисс Вильсон, которая, надо признать, поразительно похожа на бывшую жену легендарного футболиста Маркуса Беркета.

Тут на экране появилась Анна, а точнее – девушка очень похожая на нее. У Маркуса внутри все оборвалось, а девица меж тем начала говорить хриплым, прокуренным голосом:

– Это я была в Лондоне в то самое время, я сразу себя узнала. Мне только сейчас стало известно о трагедии в семье Беркет. Мало интересуюсь жизнью знаменитостей, не до того, но когда узнала, была поражена до глубины души, тем более что такое недоразумение вылилось в столь ужасную историю…

Девка еще что-то лепетала, глупо хлопая ресницами, но Маркус уже ничего не слышал. Он просто стоял, пытаясь собрать себя по кускам. Такого он себе даже в страшном сне вообразить не мог. И если разум отказывался принимать, то сердце болезненно застонало, завопило, крича о том, что оно всегда это знало.

Маркус перевел отчаянный, беспомощный взгляд с экрана на Беллу, желая убедиться, что это просто очередная утка, потому что иначе ему нет жизни.

– Это ведь неправда?! – прошептал он хрипло.

– Нет, Маркус, это правда, я нарыла данные на эту девицу и узнала много интересного, пока летела сюда. Это подстава, Маркус, грязная, очень жестокая подстава. Господи, бедная Эни, Боже, Маркус, что ты наделал? – прорыдала сестра.

Он замер, все для него замерло в эту секунду, жизнь оборвала ход, мир перевернулся. ъ Оказывается та боль, что он испытывал раньше, была практически ничем в сравнении с тем, что творилось с ним сейчас.

Он стоял, не двигаясь, было такое чувство, будто с него содрали кожу живьем и теперь он истекал кровью. Ужас пробирал до костей, ужас от всего что произошло, от того, что он натворил, от того, что его девочка пережила.

Сестра, обеспокоенно наблюдала за ним, а он продолжал стоять на месте, не произнося ни слова. Это был шок, но Маркус боялся того момента, когда придет в себя. Он ведь поубивает всех этих сук, что разрушили его жизнь. Он их просто поубивает!

Таким, прибитым, дезориентированным он вышел на поле. Алек советовал ему при таких обстоятельствах пересидеть на скамейке запасных, но Маркус никого не слышал, он, словно находился в вакууме. Среди множества людей он был наедине с собой. Пустота заполнила его, окутала, мрак поглощал, затягивал.

Когда начался матч, не было ни привычного азарта, ни былого интереса, он, как робот, на автоматебегал, пинал, обводил, ничего не чувствуя. Стадион ревел, но все это доносилось откуда-то издалека. Ему делали какие-то замечания, Фергюсон что-то кричал, жестикулировал, но до него не доходило, да и неважно ему было. Тот спасительный кокон, в который его завернула собственная психика, на шестьдесят восьмой минуте матча был разорван адской болью после столкновения с полузащитником сборной Швеции. Маркус упал, вопль боли вырвался из его горла, стадион замер и оглушил его этим молчанием. Боль в колене разрывала на части. Маркус стонал, стискивая зубы, удерживая крик.

В глазах потемнело, все расплылось, руки лихорадочно сжимали поврежденную ногу. К нему бежали врачи, но он уже ничего не видел, проваливаясь в спасительное забытье.

Когда Маркус очнулся, в палате никого не было, он пытался вспомнить, что произошло, а, когда осознание пришло, его бросило в холодный пот.

Маркус взглянул на свою прооперированную ногу и захохотал. Надрывно так, захлебываясь и давясь этим смехом. В палату влетели врачи, с ужасом взирая на него, а ему было плевать, он закатывался от боли, отчаянья и какого-то садистского удовлетворения. Что ж, кажется, он получил по заслугам.

– Мистер Беркет, успокойтесь, прошу Вас! Конечно, мы понимаем, все это очень сложно принять…

– Что у меня? – резко спросил Маркус, перебивая врача.

– Разрыв мениска, мы провели операцию, но, скорее всего, вы больше не сможете играть, мне очень жаль.

– Где мой телефон? – снова перебил он.

Когда ему подали его мобильный, он быстро договорился, чтобы его забрали из больницы и приготовили частный самолет. Все были в шоке, врачи кричали, что ему рано, что нужно, как минимум, пролежать неделю, мать тоже умоляла послушать врачей, но он никого не слышал.

Ему нужно было побыть одному. Плевать он хотел на колено, на футбол, его жизнь разрушена до основания, на фоне этого потерять возможность бегать за мячом – такая ерунда.

С этой мыслью он прилетел на Муши-Кей и, не разбирая дороги, пошел к их с Анной любимому месту. Он не обращал внимания на пульсирующую, острую боль и сукровицу, струящуюся по ноге – все это не имело значения. Сейчас было только его горе и сжирающее живьем чувство вины. Воспоминания накатывали приступами, вызывая агонию.

– Господи, что я наделал, что же я наделал?! – зарыдал он, уткнувшись лицом в песок. – Прости меня, Эни! Прости, что не верил тебе, что ты так и не достучалась до меня! Прости меня за все! – он глотал песок, но продолжал шептать, перед глазами проносилась вся их жизнь от первого момента до последнего: вот она на дороге такая дерзкая и такая юная, от их первая ночь, точнее – день, их свадьба… А дальше… Дальше он плыл по огненной реке своих безумств, они сжигали его, вызывая удушье. Он вспоминал, как впервые ударил ее, как изменил ей и его выворачивало наизнанку. Хотелось утопиться, хотелось изрезать себя на куски, но это было бы слишком легко для такой тварюги, как он.

– Нет, чертов ублюдок, так просто ты не отделаешься, будешь землю жрать под ее ногами! – обещает он самому себе, хотя не имеет ни малейшего понятия, как быть дальше.

Он сам налил и сам выпил до дна чашу унижений, позора и боли. Она сказала просить прощение у Бога, но какое ему дело до Бога? Он в Него не верил, более того, он Его ненавидел.

Почему Он не уберег ее – чистую, невинную, солнечную девочку, – от такого чудовища?! Как подпустил к ней такую тварь? Как позволил коснуться ее?! Ладно ему – развращенному ублюдку, все это в наказание за скотский образ жизни, а ей… ей то за что?!

Нет, не станет он просить у Него прощения, к черту такого Бога. Он будет просить прощения лишь у нее, если посмеет, если решится хоть когда-нибудь взглянуть ей в глаза.

Всю ночь и весь день он пропускал через себя воспоминания, боль и горечь. Лежал на раскаленном песке, солнце обжигало измотанное тело. Маркус был опустошен, выжат до последней капли и все также не имел ни малейшего представления, как быть, но одно знал точно – он будет мстить, убивать тварей, сотворивших с его семьей такое. Но перед этим он должен увидеть ее хотя бы издалека.

Приняв это решение, в этот же день Маркус вернулся в Лондон с твердым намерением поехать к Анне.

Да, он не имеет права и знает, что надеятся не на что, но он обязан попросить прощение, увидеть свой приговор в любимых глазах и принять от нее все, что она сочтет нужным ему сказать.

Только по приезде в Лондон, на него обрушилось другое известие. Он, как выброшенная на берег рыба, глотал воздух, задыхался, читал и не понимал, читал и не верил. Из него словно выбили одним ударом душу, ибо какой-то задрипанной газетке, оставленной ему секретарем, было маленькое сообщение:

«Анна Гончарова, бывшая жена Маркуса Беркета, недолго засиделась в невестах и семнадцатого июля стала женой бывшего помощника футболиста, Джо Райли!»

Глава 28

Анна сидела на кровати и смотрела невидящим взглядом на тоненький золотой обруч, сковавший ее палец и жизнь. Она уже несколько дней была замужем, но осознание пришло только сейчас.

Что она чувствовала? Ничего, кроме горечи и опустошающей безысходности. После всего, что довелось пережить, Анна не могла даже в кошмарном сне представить, что снова свяжет себя узами брака. Но что ей оставалось?! Джо подарил надежду, он стал ее опорой и вытащил из ада.

Когда она очнулась после той попытки свести счеты с жизнью, был уже день, она лежала на кровати, а в кресле сидел Джо, но ей было все равно, кто рядом и зачем. Ей ничего не хотелось, кроме, как закрыть глаза и никогда их больше не открывать. Однако, она тут же услышала укоризненный голос бабушки: «Просто живи! Каждому воздастся по делам его!»

Представив, что стало бы с ее дорогой бабушкой, сделай она столь опромедчивый шаг, внутри растеклась боль, но вскоре ее снова поглотило безразличие.

Так продолжалось на протяжении нескольких дней. Она просто лежала и пила таблетки, которыми ее пичкал Джо, а еще, панически боялась появления Маркуса. Ей не хотелось, чтобы он видел, что она окончательно сломалось. Хотя, какое это уже имеет значение?! И все же…

– Он приедет?

– Он даже не знает! – тихо ответил Джо.

– Тогда, почему вы здесь? – пристально взглянула она на мужчину, впервые замечая в нем человека, а не машину по исполнению желаний Маркуса Беркета.

– Я здесь, потому что очень волновался за тебя. Я видел, в каком ты была состоянии и пошел за тобой, – все так же тихо ответил Джо, беря ее руку в свою.

Ей стало же стало горько и смешно. Чужой человек увидел ее состояние и заволновался, а тот, что говорил о любви, не проявил ни капли милосердия. Что это за любовь такая вообще?! Да и любил ли он кого-нибудь, кроме себя?!

От этих мыслей хотелось снова выпасть из реальности. Но сидевший рядом мужчина не позволил.

– Послушай меня, Анна. Ты должна взять себя в руки ради сына! Я помогу тебе, у меня есть план и, я уверен, что все получится. Знаешь, видя всю эту несправидливость по отношению к тебе, я не сидел без дела, я искал. С самого начала я не верил в это видео, и у меня есть зацепки и… – он еще что-то горячо говорил, но Аня не слышала. Слезы катились по лицу. Слова Джо были бальзамом для ее израненной души, потому что он верил ей. Ей впервые верили, но в то же время от этого становилось так больно. Она не понимала, как же так, почему чужой человек поверил, а люди, знавшие ее столько лет – нет?!

– Почему? – тихо спросила она, задрожав от подступивших слез. Джо глубоко вздохнул, словно перед прыжком и посмотрел ей в глаза. Она знала этот взгляд и ей стало не по себе, особенно, когда Джо с невеселой усмешкой признался:

– Я влюбился в тебя, Анна, влюбился, как мальчишка. Прости, что не смог вовремя помочь, я не думал, что он настолько безумен! Прости меня, ради бога!

Сказать, что Анна была ошарашена – не сказать ничего. Все эти чувства и эмоции были для нее как ушат холодной воды, ей было жутко. Она даже представить не могла, что кто-то рядом страдает из-за нее.

Боже! Ее даже передернуло, по спине пробежал холодок. Новость была пугающей.

– Мне нечем тебе ответить, Джо, кроме как поблагодарить! – хрипло произнесла она, неловко отводя взгляд.

– А мне ничего и не надо, Анна. Я просто хочу помочь вернуть тебе сына.

Ее сердце забилось гулко и быстро. Аня взвалнованно взглянула на худое лицо мужчины и почувствовала, как в ней загорается надежда. Слабая, хлюпенькая и все же.

Весь последующий месяц Аня лечилась, пила антидепрессанты. От госпитализации она отказалась, считая, что сама справится с приступами отчаянья, которые порой прорывались наружу.

Теперь у нее была надежда и еще чувство вины перед бабушкой, поэтому до крайностей не доходило. Все это время Анна провела в Лондоне рядом с Джо, бабушке же объяснила это тем, что она встретила человека, который поможет ей. Все так и было, единственное, что Анна не рассказала Маргарите Петровне, так это о своем поступке, от которого она так и не смогла оправиться и, наверное, никогда не сможет. Сейчас Анна не хотела, чтобы бабушка видела ее состояние. Она и так слишком потрясена случившимся, не стоит беспокоить ее сильнее.

Выходить из депрессии было очень тяжело, но собрав всю свою волю и последние силы, Анна стремилась к жизни, к действию и цели. А цель у нее была только одна – вернуть сына или хотя бы добиться с ним встреч. Она не представляла, как Джо поможет, но его поддержка дарила надежду, а неиссякаемая энергия мужчины застаяли ее работать над собой, что она и делала.

Их отношения были довольно странными. Они, словно боялись друг друга, точнее – боялась Анна, хоть и старалась не подавать вида, но все же, скованность и неловкость скрыть было невозможно. Она и сама не могла объяснить, но чувствовала себя некомфортно рядом с ним, хоть он и был очень деликатен и сдержан в общении. Наверное, виной всему было его признание, Анна давно перестала быть наивной девочкой и понимала, что бесплатно бывает только сыр в мышеловке. Нетрудно догадаться, чем придется платить.

Ради сына, она, конечно, готова была на что угодно, но все же было немного не по себе, хотя ей ли бояться? Она прошла все круги ада, больнее не бывает. Да и не осталось у нее внутри ничего. Мертвая на эмоции и чувства, она на все смотрела с безраличием.

К счастью, Джо не торопил события и постепенно она привыкла к нему, и уже не реагировала так резко, страх притупился.

Все свое время Джо посвящал ей: они вместе гуляли, обедали и ужинали. Разговаривали мало, обсуждали только планы относительно Мэтти, которые с каждым днем становились все реальней. Спустя месяц Анна, наконец, увидела своего малыша. Все произошло внезапно и, Аня была так поражена, что у нее случилась истерика.

– Анна, собирайся, мы вылетаем в Порту! – услышала она голос Джо, ворвавшегося в ее съемную квартиру. У него были ключи, так как он слишком опасался еще раз оказаться перед запертой дверью.

Аня ничего не понимала, но сразу же побежала собираться, зная, что это важно. По дороге Джо все объяснил:

– Я должен привезти Мэтти в Лондон, Мэган заболела. Знаю, предприятие рисковое. Я не стал тебя заранее обнадеживать, потому что все было очень призрачно, я не был уверен в удаче. Но теперь все на мази, ты полетишь эконом-классом, тебя никто не заметит. В Порту зарегистрируешься в другом отеле, а мы с Мэтти туда приедем. Вы увидитесь, затем мы отдельно друг от друга вернемся в Лондон. Я почти у цели, Анна, скоро я ухвачу за ниточку, а когда правда откроется, ты будешь с сыном обещаю! Ты веришь мне, милая?

Как она могла не верить? Кивнув, она и со слезами на глазах кинулась ему на шею, сжимая до боли, а он, рассмеявшись, начал покрывать ее лицо поцелуями.

– Спасибо, спасибо, спасибо… – захлебывалась она слезами, не отпуская его от себя. Наверное, в этот момент, произошел перелом в их отношениях, они переступили еще один барьер, они стали ближе.

В номере дешевой гостиницы Анна не находила себе места, она бегала, заламывала руки и кусала губы до крови от волнения и нетерпения, но, когда на пороге появился Джо, держащий за руку ее малыша, мир для нее исчез. Ничего не осталось, кроме ее маленького счастья. Бросившись к нему, она сжала его со всей силы и втянула с шумом его запах.

– Мамочка? – недоверчиво потрогал ее Мэтт, она же, еле держалась, чтобы не разрыдаться и не напугать его.

– Сынок, ты разве забыл маму? – спросила Анна, прижимая к себе крошечное тельце, гладя черные волнистые волосы и лихорадочно целуя пухлые щечки, пока ее малыш не заплакал.

– Куда ты ушла, почему ты бросила нас с папой? – закричал он, обхватывая мать двумя руками.

– Нет, сынок, нет, все не так! Просто мама не может пока быть с тобой, любимый. Но я люблю тебя, сынок, безумно, больше всего на свете люблю, родной! И никогда не брошу, – разрыдалась она вместе с сыном. Около часа они сидели, обнявшись, целуя, гладя друг друга, боясь разжать объятия. Мэтт тараторил, пытаясь рассказать матери все, что у него произошло.

– Мама, ты ведь больше не уйдешь?! «Мы сейчас поедем к папе?» – спросил малыш, гляда на нее своими огромными глазками, полными надежды.

Аня закусила губу и дрожащим голосом прошептала:

– Нет, сынок, мама пока не может.

– Мамочка, ну, пожалуйста, поедем вместе! Папа больше так не будет, он не будет тебя ругать, он – хороший! Пожалуйста! – у Мэтти началась истерика, он судорожно цеплялся ручками за мать и надрывно плакал.

Ее сердце рвалось, поджившие было раны вновь открылись и закровоточили. Она навзрыд плакала вместе с ним, жалея, что приехала и потревожила его. В эту минуту она, как никогда, ненавидела Маркуса Беркета и, если бы он сейчас появился здесь, то разорвала бы его голыми руками.