Я не хочу умирать

Я поднял планшет и, несколько секунд внимательно поглядев на эту надпись, спросил у Странника:

– Кому она это адресовала?

Почти смеясь, с улыбкой, скошенной на левый бок, он ответил:

– Может быть, тебе? За то, что ты руку ей дал, – сказав эту фразу, он в голос засмеялся.

– Не говори глупости. Она так старалась. Мне показалось, что она делала это абсолютно осознанно.

– Ты на ее смерть посмотреть уже не хочешь? – прищурившись, все так же с улыбкой спросил меня Странник.

– Ты отвечать не собираешься? – спросил я с какой-то наивной надеждой, что он все же знает ответ.

– Я похож на того, кто что-то собирается? – съехидничал Странник и тут же со скабрезной улыбкой добавил: – Влюбился, что ли, в Сашеньку?

– Ты знаешь, что я не настолько наивен, чтобы влюбиться из-за романтического взгляда. – Чуть подумав, я добавил: – Но согласись, что что-то необычное в ней все же было.

Странник молча пожал плечами. Несколько секунд мы все так же молча смотрели на Александру. Внезапно я спросил его:

– А ты любил кого-нибудь?

На мой вопрос, не изменившись в лице, Странник сказал то, что, я признаюсь, не ожидал от него услышать:

– Я дважды был женат.

Спустя несколько секунд он добавил:

– Оба раза по влюбленности.

– Ты отождествляешь любовь с влюбленностью? Или намеренно путаешь меня? – спросил я Странника.

Он улыбнулся и проговорил:

– Забавно. Ты уже забыл про умирающую наркоманку.

Я, пристально глядя на Странника, спокойно ответил ему:

– Я не забыл про нее. Просто…

Странник перебил меня вопросом:

– Ты опять думаешь о том, насколько же реален я?

Несколько секунд помолчав, я отвернулся от своего собеседника. Взглянул на мирно лежащую девушку и не желая начинать этот пустой диалог, я сказал:

– Запускай уже.

– Хочешь любоваться ее уже бездыханным телом? Даже судорог уже быть не должно. Тебя ничего не смутит. Друзья, кстати, ее обнаружат не скоро. – Спустя пару секунд Странник с видом задумчивости повторил:

– Друзья?

Проговорив повторно это слово, Странник засмеялся. Я мог его понять, по крайней мере, в данной ситуации.

– Призраки друзей, – холодно подхватил ноту я и тут же задумался над сказанным. Ведь, по сути, умерла Александра, а по квартире летают призраки ее друзей.

Я задумчиво обратился к Страннику:

– Думаю, ты можешь, как обычно, взмахнуть руками или щелкнуть пальцами, и мы сможем увидеть этот момент быстрее. Не так ли?

Странник улыбнулся, легко махнул кистью правой руки, приведя тем самым все «в движение», и негромко сказал:

– Любуйся.

Я ничего не ответил на это. Мне в самом деле было приятно смотреть на неподвижно лежащую симпатичную девушку, лицо которой было настолько умиротворенное, что даже не верилось в то, что это лицо уже мертвого человека. Ничего, и правда, толком не происходило, за исключением разве что интенсивного шелеста занавесок и медленного движения Земли вокруг Солнца. Отображалось это движение в игре оттенков света, довольно легкого освещения комнаты, которые очень гармонично перекликались с лучами заходящего солнца, сменяющегося холодным освещением уличных фонарей. И даже когда стало понятно, что уже нет того света, который мы обычно называем солнечным, комната по-прежнему была наполнена теплом той самой настольной лампы.

Было около трех часов ночи, во всяком случае, если судить по часам, которые висели на стене в комнате. Для меня же и Странника по ощущениям прошло не более двух минут. И вот время снова потекло с привычной для меня скоростью. Дверь открылась. Со смехом в комнату ввалились трое подростков. Два парня и одна девушка. Они довольно звучно пересмеивались. Один из парней громко обратился к остальным:

– Она спать уже завалилась! – затем прокричал Саше: – Просыпайся!

Александра не отвечала. Девушка, стоявшая в дверях, так же громко сказала ему:

– Да пусть спит!

После этого она захлопнула дверь, оставив Александру с самой собой наедине. Ну, или, если уместно было так сказать, в компании двух наблюдателей. Поняв, что ничего особенного происходить не будет, а время уже обрело свое размеренное течение, я немного возмущенно обратился к Страннику:

– Ты мне хотел показать, как они обнаружат мертвое тело. Сейчас не похоже, что до них что-либо дойдет.

– Ты немножко некорректно выражаешься. Не я хотел показать… – Странник указал пальцем на себя и продолжил: – А ты хотел посмотреть, – нарочито указывая на меня, серьезно, якобы немного возмущенно проговорил он.

– Хорошо. Я – эгоист. Сейчас не об этом. Когда они заметят?

– Ты сам-то видишь трупные пятна? Тем более при таком освещении. Тем более что ты в адекватном состоянии, а они под наркотиками. Да и Сашенька лежит одетая. Думаю, что парней даже не смутила бы температура ее тела.

– Ты уходишь от ответа, – серьезно сказал я, строго смотря на Странника.

– Раньше утра они навряд ли что-то обнаружат.

– Навряд ли? То есть ты не знаешь точно? – сообразив, что сейчас прозвучало то, за что можно было зацепиться, уточнил я.

– Мы подобные моменты уже обсуждали. Это наиболее вероятно, но не факт. – Немного помедлив, пристально посмотрев на меня, как бы отвечая на мои мысли, он добавил: – Будущего я не знаю.

Я посмотрел на Александру, которая все так же беззвучно лежала в комнате, залитой теплым светом, и довольно уверенно сказал Страннику:

– Я не хочу ждать до утра.

– Я могу снова ускорить ход времени, – предложил Странник.

– Ну, вот сам и наблюдай.

Сказав это, я взмахнул руками. Уже ставшего привычным чувства невесомости не было.

Двери лифта медленно открылись передо мной.

Глава 5. Буддистка

Я вернулся к себе в квартиру с запасом еды на вечер, которая была в полной сохранности. Отнеся ее на кухню и включив чайник, я не пошел к компьютеру, а усевшись на табуретку на кухне, хмуро смотря по сторонам, принялся анализировать очередной сюжет. Я бросил взгляд на грозно разгоняющийся чайник. Вспомнив старое поверье, что если смотреть на чайник, то он никогда не закипит, я невольно усмехнулся, но все же отвел взгляд, не столько для того, чтобы дать чайнику шанс, сколько из уважения к этой присказке, которая явно несла в себе отпечаток чего-то, что и породило эту присказку.

Меня не так сильно волновала Саша, в которой действительно было нечто мистически очаровательное, как сам факт, что в конце нашего перформанса все завершилось по моей команде.

Все же мне надо было уже признать, что Странник был моим подсознанием и сейчас, вероятно, я был на пути к излечению. Или исцелению?

Я снова усмехнулся. Слово «исцеление» невольно подняло во мне воспоминания о моем христианском прошлом, о том, как я ходил в воскресную школу, и о Евангелии, в коем это слово нередко встречалось. В воскресной школе мы обсуждали разные интересные моменты, которые могли встречаться в Евангелии, да и в Священном Писании в целом.

Нюанс понятия «исЦЕЛение» часто заключался в восстановлении целостности. Получается, что если следовать этой этимологии, то я впитал в себя отколотую субличность, которую я называл Странником.

Что теперь?

Так теперь я сам стал Странником? Ну, во всяком случае, одна природа впитала другую, но какая и какую – оставалось вопросом. Было ли во мне столько холодного равнодушия? А может быть, в этом равнодушии и пребывала подлинная мудрость, царящая над всем? А нужна ли мне вообще была эта мудрость?

Я вспомнил один трюк, который помогал мне успокоить свой ум и, приводя мысли к единому знаменателю, привести в порядок и все, что я увидел и осознал. Хотя, что я осознал-то и понял, собственно? Что люди умирают? Умирают по-разному?

Как умел, я решил помедитировать. Перейдя в комнату, я уселся на пол и, скрестив ноги по-турецки, стал сосредотачиваться на своем дыхании. Я старался ощущать каждый вдох, последовательно проникающий в мое тело. Я представлял себе, как белый поток воздуха с каждым новым вдохом распространялся сперва по моему позвоночнику, а затем растекался до кончиков моих пальцев рук и ног. Я явственно ощущал эту приятную энергию, которой было исполнено все мое тело. Я ощущал тело средоточием этой энергии. Я ощущал гармонию с самим собой.

Внезапно в этой размеренной гармонии я услышал, вернее даже так же явственно ощутил неторопливые хлопки в ладоши где-то у себя за спиной. Спустя несколько секунд я услышал голос Странника:

– Поразвлекался и хватит.

Мне показалось, что он произнес это с типичной для него усмешкой. Я продолжил сосредоточенно медитировать, как бы игнорируя его. На деле же мое сердце начало биться быстрее, как бы активируя мотор перед предполагаемым стартом.

Несколько минут я игнорировал присутствие Странника, но ощущал его скошенную набок улыбку. Понимая, что мои попытки удержания тишины только доставляют ему большее удовольствие, я нехотя обратился к нему:

– Так ты не ушел?

– Куда я должен был уйти? – усмехнувшись, ответил он.

Я молчал и все еще старался остановить ход мыслей, сосредоточившись на полноте собственного дыхания.

Мой собеседник продолжал стоять у меня за спиной, как бы ожидая чего-то. На деле же он не ждал, он просто наблюдал за неторопливым отсчетом течения времени. Он понимал, что я не пробуду в подобном состоянии вечно. Словно уловив мои несформулированные мысли, он как бы задумчиво спросил:

– Скажи, а ты думаешь, время дискретно? Я вот наблюдаю за беспрерывной ровностью его движения.

Его фраза сбила меня с толку, выдернула из колеи, встала палкой в колеса моей размеренной сосредоточенности. Одним словом, ни о какой медитации речи уже быть не могло. Я понимал, что попадаюсь на его уловку, и поэтому как мог спокойно ответил ему фразой, которую я не так давно услышал от него же:

– Зачем задавать вопросы, ответы на которые тебе не дадут ничего?

В очередной раз усмехнувшись, Странник сказал мне:

– Открой глаза.

Я с содроганием начинал понимать, что, открыв глаза, я увижу вновь чарующую своей всеохватывающей пустотой комнату с барьером. Я ничего не отвечал. Я знал, что Странник чувствует мой трепет.

– Я-то уж точно могу подождать, – проговорил он и добавил почти добродушно: – Ты сможешь пополнить свою коллекцию цветных надписей.

Все так же спокойно я проговорил:

– А что если это ты меняешь цвета маркеров?

– Может быть.

Я открыл глаза.

Меня накрыло гнетущее ощущение, когда, открывая глаза, все так же не видишь ничего. На мгновение я понадеялся, что всего лишь ослеп, ослеп даже к восприятию света как такового. Однако в следующий миг свет резко появился. Однако, несмотря на резкость его появления, он не причинил ни малейшего дискомфорта. Сквозь абсолютно незамутненное стекло, которого, как это уже бывало, казалось, и вовсе не было, передо мной предстал довольно очаровательный вид. Чарующая панорама горного пейзажа. Как обычно, светило солнце, только что выглянувшее из-за неподвижно покоящихся снежных шапок.

– Ну и что на этот раз? – хмуро, как бы игнорируя красоту открывающегося мне пейзажа, спросил я.

– Если ты присмотришься, то заметишь уже проступившее неустройство, – невозмутимо улыбнувшись, ответил Странник.

– А если я не хочу этого замечать?

Мой собеседник молча посмотрел мне прямо в глаза. Мне не было смысла в очередной раз пытаться обманывать себя самого.

– Землетрясение, – слегка улыбнувшись, коротко пояснил Странник.

– Печально. Еще один ребенок?

Странник усмехнулся. Изображение переместилось внутрь одного из домиков, который покоился на этой картине. В нем я увидел девушку, сидящую за столом. Напротив девушки стоял молодой мужчина, на вид лет 35. На первый, поверхностный взгляд, атмосфера в этом доме производила ощущение домашнего уюта. Однако, несмотря на это ощущение, дом немного покосился, а прямо над молодыми людьми, большей частью над девушкой, находилась толстая деревянная балка, угрожающая влететь девушке прямо в лицо. Видимо, эта балка падала немного под углом с потолка.

– Это их свадебное путешествие в заснеженные Гималаи, – с легкой улыбкой внимательно глядя на девушку, проговорил Странник.

– Свадьба для тебя больная тема, – едко подметил я, не сдерживая улыбку.

Странник, немного прищурившись, пристально, как он это любил, посмотрел на меня. Я уловил мысль, которую он хотел выразить: мол, не для него, а для меня.

В немой паузе глядя друг на друга, мы простояли секунд пять, наконец, улыбнувшись, он сказал:

– Да, ты не перестаешь читать мои мысли.

Он даже не стал иронично останавливаться на последней фразе, а просто перешел к разъяснению представленной истории:

– Все же есть здесь кое-что занятное. Этот парень довольно активен и кто-нибудь сказал бы, что весьма успешен. Это особого значения не имеет, но мне показалось, что это забавно.

Несколько секунд Странник пристально посмотрел на меня, как бы выискивая мою реакцию, и продолжил:

– Вот решили снежное раздолье покорить. Но в этих краях регулярно бывают сильные землетрясения. Не совсем уж часто, но довольно регулярно.

– Хотели на высоты подняться?

– Подоплека, кажется, глубже.

– Почему «кажется»?

Странник вновь посмотрел на меня взглядом, который как бы показывал мне, что я и так знаю ответ на этот вопрос. Тем не менее я весьма резко уточнил:

– Нет уж, позволь! Это не столь очевидно!

– А что тебе даст ответ? Хочешь докопаться до глубин?

Как это бывало нередко в разговоре со Странником, я осекся. Наверное, действительно хотел в какой-то степени. И я честно произнес:

– Может быть, и хочу, – и тут же добавил уместный, вполне закономерно возникающий вопрос: – Они буддисты?

– Во всяком случае, величают себя таковыми.

– Она, наверное, напишет какую-нибудь защитную мантру, – улыбнувшись, предположил я.

Странник никак это не прокомментировал, а просто коротко спросил:

– Зовем?

Желая самостоятельно призвать эту девушку, я ничего не говоря, небрежно взмахнул своей правой рукой. В тот же миг перед нами появилась она. Странник проговорил немного мрачным тоном:

– Время.

Я обратился к ней:

– Сейчас ты за пределами пространства, но через шестьдесят секунд в мире ты умрешь.

Странник иронично, но довольно торжественным тоном обратился к девушке, произнеся слова, видимо, взятые им откуда-то:

– Соберись и будь внимательна.

Я искоса взглянул на него и хотел уже продолжить разговор с девушкой. Но та, игнорируя наше присутствие, развернулась от нас по направлению к барьеру, за которым виднелся прекрасный солнечный горный пейзаж, и начала делать простирания. Она выразительно начитывала мантру «ом мани падме хунг» на каждом припадании к покрытой мраком поверхности опоры. Девушка совсем не обращала внимания на мои попытки продолжить свои направленные к ней обращения. Странник неподвижно стоял, сложив ладони на уровне груди, серьезным взглядом смотря на нее сзади. Внезапно он возник прямо перед ней, так что, встав в очередной раз, она, на секунду замерев, невольно посмотрела ему прямо в глаза. Странник, не отводя взгляда от девушки, четко проговорил ей:

– И дела ваши осудят вас.

В тот же миг он раскатисто хлопнул в ладоши, и девушка исчезла.

Я задумался, насколько же это было безвыходно иронично – в последнее мгновение перед смертью заглянуть в бездонные глаза Странника.

Мы стояли в тишине. Я искал в пейзаже то, что уже могло бы быть нарушенным в этой горной идиллии. Внезапно Странник спросил меня:

– А почему ты решил, что мы «за пределами пространства»?

– А разве это не так?

– Может и так, но мне интересно, почему ты так решил.

Я не отвечал ничего. Я как будто бы постарался забыть про вопрос Странника, целью которого было лишь подловить меня. Не произнося ни слова, я принялся внимательно изучать великолепие представленного пейзажа. Я обратил внимание, что ракурс мог меняться по моему желанию: не надо было даже хлопать в ладоши. Я решил оставить Странника на время одного. Одним своим намерением я и вовсе убрал давящие границы барьера и спокойно «парил» над горными вершинами, покрытыми снегом. При полете я не ощущал никакого сопротивления встречных воздушных потоков. Хотя, наверное, я и их мог «включить», но мне нравилось перемещаться абсолютно непреткновенно. Я даже мог видеть сквозь объекты.

На некоторое время я забыл про девушку и просто перемещался в свое удовольствие, любуясь пейзажем. Это было чем-то весьма похоже на полеты во сне, с той лишь разницей, что осознанности в этот момент было намного больше, наверное, даже больше, чем в привычной реальности. Это точно был не сон.

Странник в это время сосредоточенно рассматривал что-то в комнате девушки. «Подлетев» к нему, я поинтересовался:

– Что ты ищешь?

– Приведем все в движение? – игнорируя мой вопрос, спокойно ответил он. И немного помедлив, добавил: – Не ищи подоплеку, меня заинтересовало, какой у нее был выбор украшений.

Я промолчал. В принципе, тот факт, что Странник интересовался этим, уже был немаловажной подоплекой в понимании его природы, но в тот момент я не хотел думать об этом. Я лишь, с какой-то тоской взглянув на девушку и ее избранника, сказал:

– Поехали.

Все произошло молниеносно. Бревно, падающее под углом, всей своей массой влетело девушке в голову и придавило ее к полу. В это же время начало складываться и основание дома. Кровать тут же завалили обломки крыши, балки и штукатурка. Все происходило очень быстро, почти единомоментно. Супруг девушки повалился вместе с теми обломками, которые падали отовсюду. В итоге под натиском снежного потока дом начал складываться, хороня под собой новоиспеченную семейную пару. Вся природа вокруг содрогалась. Мне казалось, что я чувствовал и даже видел смещение тектонических плит, провоцирующих это бедствие. Стихия никого не щадила, в том числе и эту девушку, которая так старательно простиралась перед мигом смерти. Было уже ничего не разобрать в беспорядочных руинах. На образовавшийся разгром полетела новая огромная волна снега, которая стерла из вида последние следы происшедшего. Все это заняло около пяти секунд. Мне не было нужды смотреть это в замедленном действии или наблюдать сквозь объекты, что же именно себе поломала наша буддистка.

– The sun is rising, – едко заметил Странник.

– Иронично, – заметил я, вспомнив смысл этой когда-то очень популярной песни. Почти сразу же я продолжил: – Мне кажется, это ценно – осознавать момент своей смерти. – Еще немного помедлив, я колко добавил: – Даже видя твое лицо за мгновение до встречи с ней.

– Ты бы не хотел умереть во сне? – с видимым интересом поинтересовался Странник.

– Конечно, нет! Я хочу осознать состояние наступающей смерти.

– Зачем?

Я задумался, но почти сразу опомнился, понимая лукавство Странника.

– Что значит зачем? Я не хочу просто так уйти.

– Но ты ведь все равно уйдешь. Так или иначе.

– Ты же говорил, что главная разница между людьми не в том, как они жили, а как они встретят смерть.

– И какая же разница? – совершенно серьезно поинтересовался мой призрачный собеседник, как бы экзаменуя меня.

Я хотел ответить, что разница в посмертной участи, но своевременно понял, что, может, никакой посмертности и нет. Несколько секунд я стоял в задумчивости, но, взглянув на Странника, озвучил ему свою внезапно появившуюся мысль:

– Так ты ведь есть! Не знаю, что ты о себе думаешь, живешь ты или существуешь, но ты есть!

– Ну, во всяком случае, ты уверен, что меня видишь и со мной разговариваешь, – улыбнувшись, ответил Странник и следом задал вопрос:

– Тем, что ты меня воспринимаешь, ты пытаешься обосновать посмертное существование?

– Возможно. Быть может, мне просто надо в это верить.

– Надо или хочется? – рассмеявшись, он ехидно добавил: – Ты ведь эгоист, желания в приоритете.

Чуть подумав, я довольно решительно сказал:

– То, что ты прав, не отменяет того, что это чушь. Ты ходишь по кругу.

Тем не менее я задумался в очередной раз о том, что поиск некого спасения и общения с Богом, который сотворил нас по своей любви, может быть абсолютным проявлением эгоизма. Исходя из идеи, которую предложил Странник, следовало, что сама вера являлась не более чем метко спроектированным следствием желания.

Внезапно Странник, с кажущимся упоением глядя на горный пейзаж, спросил меня:

– А может быть, есть лишь безысходный фатум сансары?

– Но я хочу верить, что что-то есть за пределами этой жизни, помимо циклических перерождений.

– Может, и есть, но кто тебе сказал, что ты будешь приобщен к этой запредельности?

– Ну, ведь ты есть! – поспешно, повторяясь в своих измышлениях, необдуманно сказал я.

Странник посмотрел на меня с доброй улыбкой и сказал:

– Сейчас мы вместе ходим по кругу. Кто тебе сказал, что я есть?

– Ну, даже если ты есть только в моем сознании, то, может быть, и я есть во снах какого-нибудь Брахмы? – немного задумавшись, предположил я.

С иронией, но абсолютно спокойно Странник ответил:

– Брахма снится Вишну, ты снишься Брахме, а я снюсь тебе. – Выдержав небольшую паузу, наводящую драматизм, он довольно растянуто добавил: – А Вишну снится мне…

Засмеявшись, Странник закончил:

– Как ни крути, цикличность.

– Ты ведь себя в этой цикличности в основание поставил!

– Ты говоришь не подумав. В этой схеме любой одновременно и творец, и творимое, спящий и снимое.

Немного встрепенувшись, я прокомментировал:

– Это все верно, только при условии, что ты действительно даешь существование Вишну.

– Если не я, то кто?

– Я не знаю кто, но не ты. Я лучше буду верить в триединого Бога, дарующего жизнь, – немного наивно проговорил я.

– Поздний индуизм. Относительно поздний, разумеется: тоже пришел к идее триединого Бога, так называемого тримурти. Шива-Брахма-Вишну.

– По-моему, их называют в другой последовательности, – заметил я.

Немного усмехнувшись, Странник пояснил:

– Я предпочитаю ставить Шиву во главу тримурти.

– О! Видимо, поэтому ты показываешь мне моменты смерти!

– Смерть – это вершина жизни, как ни крути. И Шива не такой уж и разрушитель.

Я ничего не ответил, а лишь немного полюбовавшись горным пейзажем, все столь же прекрасным, обратился к своему собеседнику, начавшему хранить задумчивое молчание:

– Давай убираться отсюда.

– Ты же научился махать руками. Дерзай.

Немного подумав, я вскинул руки и медленно начал опускать их, гася цвета прекрасного пейзажа до тех пор, пока не оказался в окружении темноты своих плотно сомкнутых глаз.

Глава 6. Наемник

Разрывая тьму, я открыл глаза.

Уже не медитируя, я все еще сидел со скрещенными ногами и выпрямленной спиной. Меня вроде бы начинало сковывать чувство безысходности, но в то же время я ощущал распирающую энергию в своих руках.

Это я завершил спектакль!

Это по своей собственной воле я вернулся сюда!

Это я проецировал все эти фантазии об умирающих людях!

Я был Брахмой!

Я был Альфой и Омегой, Алеф и Тав!

Я породил это глубиной своей данности.

Меня, конечно же, одолевало беспокойство, что в любой момент может возникнуть он, как обычно, со скошенной набок улыбкой, но я гнал эти давящие мысли от себя прочь. Катастрофа на высотах была последним его трюком, сынициированным в обход меня.

Я понимал, что эти сцены смертей хочу видеть только я. Но я не представлял, какая же сцена должна прийти следующей. В том, что она должна прийти, сомнений у меня не было никаких.

Внезапно я вспомнил про продукты и решил, что наконец-то пора перекусить. В конце концов, не едят призраки. Дабы доказать себе свою материальность, я медленно встал, не опираясь на руки, и пошел готовить свою картошку и салат, которые уже явно меня заждались. Я предпочел варить картошку, как и планировалось, в мундирах. Положив вымытые клубни в кипящую воду, я принялся нарезать овощи для салата. Делал я это довольно сосредоточенно. Я вспомнил, как в детстве расстреливал фрукты и овощи пластиковыми пульками, а затем бережно и весьма заботливо извлекал засевшие глубоко в теле фрукта патроны. Я улыбнулся, представив, как я мог бы сшивать разрезанные овощи. Отбросив эти бессмысленные воспоминания и возникшие следом мысли, я довершил готовку и наконец-то благополучно поел.

Настроение было приподнятое. Как ни крути, хорошая (по крайней мере, сносная) еда повышала всякие серотонины и окситоцины, ну или что там еще. В этот момент мог бы появиться мой проводник, колко поясняя, что именно является так называемыми гормонами радости и что именно их повышает.

Я решил, что хватит уже нюней. Пора без него посмотреть, как люди достойно встречают смерть. Я поднял руки и щелкнул пальцами. Разводя руки в разные стороны, я начал медленно и сосредоточенно опускать их. Внезапно, но вполне ожидаемо я перестал чувствовать их. Опора под ногами исчезла и так же внезапно появилась вновь. В этом полумраке теперь, как и прежде, ноги стояли во тьме. В руках у меня уже были маркер и планшет с листком бумаги. Пока еще абсолютно непрозрачное стекло было немного на периферии. Как и раньше, от него исходило ровное и совсем не режущее глаза, несколько мрачноватое освещение. Я щелкнул пальцами и зажег дополнительный свет в пространстве вокруг себя. Свет благополучно появился. Не совсем было понятно, откуда он шел и что было его источником, но создавшаяся теплая атмосфера напоминала таковую в комнате Александры.