Я не хочу умирать

– Если коротко, то сейчас он возвращается с одной деловой встречи. Не по бизнесу, а со встречи на тему столь модных сейчас «социальных проектов». Он почти не спал из-за подготовок к свершениям. Вот и заснул за рулем. Во встречной машине семья: отец, мать и братик с сестренкой. Иронично, что социальные проекты связаны именно с семьей, – усмехнувшись, ответил Странник.

– Покажи семью.

Изображение тут же приблизилось к машине, где находилась «счастливая» семья. До столкновения оставались доли секунды. Столкновение уже произошло. Мужчина за рулем, видимо, отец семейства, в диком напряжении еще пытался что-то предпринять для предотвращения катастрофы. Его зубы были плотно сомкнуты, глаза широко раскрыты и мышцы лица конвульсивно напряжены, как будто бы что-то сейчас зависело от их усилия. На лице женщины, которая сидела на соседнем с ним переднем кресле, был написан неподдельный ужас. В этот момент я подумал, что страх смерти и ужас смерти – это разные вещи. Сейчас это определенно был ужас. Дети спали в автокреслах на задних сиденьях. Было заметно, что импульс от удара уже начинал нарушать их размеренный сон. До детей, неизбежность еще не дошла. Брату и сестре, по моим ощущениям, было меньше семи. Меня эта картина угнетала.

– На каких скоростях столкновение? – пытаясь предположить вероятность выживания в подобной аварии, спросил я.

– Сто двадцать четыре у этой машины и сто тридцать девять у встречной. Лобовое столкновение. Думаю, шансов нет ни у кого, – спокойно пояснил Странник и спросил меня: – Ты ведь не собираешься складывать скорости для расчета силы удара?

Я пристально посмотрел на моего компаньона, давая ему понять, что я прекрасно понимаю подобные вещи, и через пару секунд, возвращая тему в нужное русло (хотя я и не был уверен, что подобное русло было нужным вообще), попросил его:

– Верни изображение к машине этого трудоголика.

Вид плавно переместился к первому автомобилю, в котором кроме одного аккуратно одетого юноши не было никого. Юноша уткнулся головой в руль.

– Мне интересно будет с ним поговорить и показать ему перед его смертью цену его свершений, – сказал я, немного озлобленный на этого парня, уносящего с собой четыре жизни.

– Может быть, это просто стечение обстоятельств. Ну, не повезло.

– Кому?! Ему?! – крикнул я.

– Остынь. Если не повезло, то им всем, – улыбнувшись, добавил Странник. – Может, он действительно делал нечто полезное? Это не оправдывает его в твоих глазах?

– Я не осуждаю, просто констатирую бессмысленность. Вызови его на разговор, – немного успокоившись, проговорил я.

Странник взмахнул руками и звучно скомандовал:

– Шестьдесят секунд!

Прямо передо мной, спиной к стеклянному барьеру, почти вплотную к нему, появился ребенок лет четырех, который был абсолютно спокоен и который, как мне показалось, доверчиво смотрел на меня.

– Ты шутишь?! – прокричал я Страннику, не отводя взгляд от ребенка. – Где тот парень?!

Простодушный взгляд мальчика поменялся на несколько растерянный.

– Не пугай ребенка. Кто тебе сказал, что здесь будет тот парень? – абсолютно спокойно ответил Странник.

– О чем я с ребенком буду говорить? – недоуменно спросил я.

– Он тебе что-нибудь нарисует на память. У тебя уже всего сорок семь секунд на это. Да и у него тоже, – с абсолютным равнодушием в голосе проговорил Странник.

После недолгой паузы я аккуратно, пытаясь не напугать ребенка еще больше, обратился к нему:

– Как тебя зовут, мальчик?

Мальчик сделал маленький шаг мне навстречу. Мне показалось, что он доверяет мне, хотя при этом и совершенно не понимает ни где он находится, ни что происходит в данный момент (надо было признать, что я и сам этого не понимал). Спустя несколько секунд довольно быстро и с картавостью, заметной даже по одному слову, мальчик произнес:

– Здравствуйте. Меня зовут Дима. Мне четыре года.

– Не бойся, Дима, – присаживаясь на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ним, как мог успокаивающе проговорил я. Не выпуская планшет и серый маркер из своих рук, я обнял Диму. Он не сопротивлялся. Видимо, почувствовав мою тревогу, обняв своими маленькими руками меня в ответ, он начал всхлипывать.

– Напоминаю, что цвет маркера показывает общее состояние, а не в данный момент, – цинично подчеркивая мой собственный цинизм, проговорил Странник.

Дима заплакал в голос. Мне не хотелось видеть его слезы, поэтому я сильнее прижал его к себе. На самом деле было ощущение, что это как бы я прижался к нему.

Преодолев чувство отвращения к самому себе, я разорвал объятия и, как бы желая погладить Диму по голове, протянул ему маркер, пусть даже и без планшета, просто как игрушку. Я хотел увидеть, в какой цвет он окрасится. Смотреть в растерянные, плачущие глаза ребенка было правда невыносимо. В какой-то момент, вытирая глаза от слез, Дима все-таки протянул руку к маркеру, но не успел дотянуться до него, как Странник прокричал:

– Время!

Дима исчез.

Я замер, невольно глядя в пустоту, в которой только что передо мной был вроде бы даже живой Дима. Спустя пару секунд я перевел взгляд на картину, застывшую по ту сторону барьера.

Спустя некоторое время созерцания этой бездны я все же спросил у Странника:

– В какой цвет окрасился бы маркер?

– Понятия не имею. Может быть, в оранжевый, может быть, в желтый. Мальчик был жизнерадостный. Мы уже никогда этого не узнаем. А для чего тебе эти игры с маркером?

– Неважно, – спокойно ответил я, продолжая смотреть на лицо еще спящего Димы.

– Интересно. Для тебя это было важно. Ты ведь не забывал про маркер ни на секунду. Не забыл даже во время ваших неразрывных объятий.

– Я обнял его инстинктивно. А, неважно это для тебя, – все так же спокойно, не раздумывая, ответил я.

– Ты его обнимал, как будто бы своего внутреннего ребенка обнимаешь, – прокомментировал Странник, ехидно ухмыльнувшись.

– Возможно. Но мне и правда было его жалко. И было жалко, когда обнимал, и жалко сейчас.

– А трудоголика не жалко? Он полезное дело, может быть, делал. Кстати, довольно искренне. Ну да! Он не вполне корректно поступил, когда сел за руль после бессонной ночи. Но разве он не имеет права на ошибку? – злобно улыбнувшись, явно не ожидая ответа, спросил мой собеседник.

– Мы ведь все умрем однажды. Разве нет? – хладнокровно, продолжая неотрывно смотреть на парня в машине, риторически спросил я.

– Вопрос «как?».

– Ты думаешь, это имеет значение? – неожиданно заинтересовавшись нашей беседой и этой мыслью Странника, спросил я.

– Думаю, что да. Что-то ведь должно иметь значение. Вы все умрете. И в конечном счете, то, как вы это сделаете, и отличит вас друг от друга.

– Но ведь и при жизни люди делают вещи, которые совершенно уникальны.

– Я сказал «в конечном счете», – Странник произнес фразу, которой он цитировал сам себя, немного растянуто.

– Ты ведь тоже однажды умрешь. Какой счет будет у твоей жизни? – дерзновенно спросил я Странника.

– Я не умру, – с ледяным спокойствием проговорил мой собеседник. – Я исчезну.

– Разве это не одно и то же? – неподдельно удивившись, спросил я.

– В этом-то и фокус. Для того чтобы умереть, надо жить, а чтобы исчезнуть, достаточно существовать.

Я задумался над этой мыслью и совершенно забыл как про время, так и про маркер и даже про Диму, чей счет довольно короткой жизни вот-вот будет столь занятным образом подсчитан.

Я вполне осознанно начал рассматривать пейзаж, открывавшийся моему взору. За стеклом все было по-прежнему без движения. Происходило это действие на каком-то обычном загородном двухполосном шоссе, разумеется, без отбойников. Я окинул взором панораму. Вблизи от места происшествия было еще два автомобиля. Один ехал метрах в пятидесяти следом за машиной семейства, а один по встречной им полосе, примерно на таком же расстоянии от места, в котором предположительно и вылетел на встречку трудолюбивый молодой человек. Хотя кто знает, может быть, и отец семейства был подобного рода персонаж. По одну сторону от дороги был виден довольно густой лес, отделенный от дороги белой разметочной полосой. С другой стороны, именно с той, где происходила авария, полоса граничила с широким полем, простирающимся до горизонта, на котором виднелись двух-трехэтажные дачные домики.

Вероятно, люди в других машинах думали о том, как бы самим избежать столкновения и его последствий. Их эмоции, конечно же, не могли идти ни в какое сравнение с тем ужасом, который был запечатлен на лице жены водителя.

– А с чего ты взял, что это семья? Может быть, это парочка злоумышленников, которые похитили двух детей и чем-то их накачали, чтобы те крепко спали, – ни с того ни с сего перебил мое задумчивое созерцание Странник.

– Они – похожи, – медленно, но очень четко на автомате проговорил я.

Тем не менее я задумался. Несмотря на иронию, которая проистекала от Странника, его слова могли претендовать на то, чтобы быть правдой. Это действительно было мое довольно поспешное суждение, что они родственники, да и то, что они похожи вообще. И тут я вспомнил, что говорил Странник:

– Ты же сам говорил, что мать, отец и братик с сестренкой.

Странник тут же ответил в своей невозмутимой манере:

– Ну, может быть, мне так показалось.

Я решил не погружаться в бесконечные демагогии, выслушивая размышления о том, что, дескать, внешняя схожесть вовсе не показатель родства и похитители могли бы специально выбрать детей, похожих на себя, и так далее. Отойдя от подобных мыслей и от погруженного разглядывания мгновения до катастрофы, я хмуро сказал Страннику:

– Запускай уже.

– Не терпится? – не скрывая улыбки, спросил Странник.

– Не терпится уже убраться отсюда, – все так же хмуро глядя на него, заключил я.

– Вижу, общение с ребенком на тебя заметно повлияло.

Я ничего не ответил на эту провокацию, и мой соглядатай добавил:

– В таком случае посмотрим в рапиде.

На этих словах Странник махнул правой рукой в моем направлении, и меня тут же перебросило близко к барьеру, так, что я мог отчетливо видеть лицо Димы, как бы на расстоянии вытянутой руки. Словно подчиняясь воле Странника, все пришло в медленное движение. Было четко видно, как еще не проснувшегося Диму медленно бросало вперед, до тех пор, пока тело не уперлось в ремень безопасности. По его еще живому лицу было видно, что ремень если и не сломал ему ребра, то доставил весьма неприятные ощущения. Следом за резкой остановкой тела энергия импульса передалась голове и рукам. Ноги так же вытянулись вперед. Казалось, что Дима все еще не до конца проснулся. Удар был не на сто процентов фронтальный, поэтому машину тут же начало закручивать, в результате чего она и вовсе опрокинулась на правый бок. Во время переворота было ясно видно, как верхняя часть ремня, которая оказалась у Димы на уровне шеи, почти незаметно придавила ее. Машину начало переворачивать второй раз, и значительная часть энергии от переворота перешла в тело ребенка, что уже явно не оставляло ему шанса.

Я одновременно мог видеть Диму крупным планом и аварию в целом, как бы восприятие с этих двух ракурсов сходилось у меня в голове, но при этом они оба были четко различимы. Несмотря на широту восприятия, я едва ли мог разобрать, что происходило с остальными участниками аварии. Катастрофа заняла около двадцати секунд, по моим субъективным оценкам. В реальном времени, наверное, это заняло всего несколько секунд. Я даже не попробовал отшатнуться. Хотя мне и было тяжко, я не хотел ничего пропустить.

Время вернулось к привычной скорости течения.

Странник убрал барьер.

– Все участники аварии потенциально мертвы, – спокойно констатировал Странник.

Я посмотрел на него вычурно серьезным взглядом и с непониманием спросил:

– Что значит потенциально?

– Ты хочешь снова вернуться к теме, что называть смертью?

Я ничего не отвечал, понимая, к чему клонит Странник. Спустя несколько секунд я задал ему другой закономерно возникший вопрос:

– Почему ремни безопасности никого не спасли?

– Ремни это не спасение от любых аварий. Они лишь повышают вероятность выживания. Но не гарантируют.

Я вновь ничего не отвечал, а просто молча глядел на тело Димы, которое было смешано с металлоломом, образовавшимся в ходе данного столкновения. Я все понимал, и от этого понимания становилось лишь тяжелее.

– Ты недоволен? – на этот раз оживленно уточнил мой собеседник.

– Зачем ты мне все это показываешь? – спросил я с оттенком негодования в голосе.

– Может быть, это все рисунки твоего не совсем здорового воображения. И прыгун, и футболист, и Дима, – сказал Странник и громко рассмеялся. Порой он пугал меня именно неуместностью некоторых своих реакций. Тем не менее на этот раз я задумался. Проверить это было невозможно. Разве что по хроникам происшествий можно было убедиться, что это не просто мои фантазии. Хотя само по себе это бы не отменяло того, что Странник мог быть просто моей проекцией.

– В таком случае, зачем я себе все это показываю? – задал я риторический вопрос куда-то в пустоту, глядя на еще теплое тело Димы. И тут же добавил: – Ни слова. Вопрос не тебе.

Мы стояли некоторое время неподвижно и наблюдали, как люди из остановившихся рядом машин вызывали различные службы и, убедившись, что первую помощь в столь покореженных машинах они оказать не смогут, просто стояли рядом. Я будто бы пытался вновь упиться кровавым зрелищем. Наконец я сказал Страннику чуть ли не командным тоном:

– Довольно. Возвращай меня.

Странник пожал плечами и, как бы покорствуя моему пожеланию, с почтительностью сказал:

– As you wish.

Он согнул обе руки и, держа кисти на уровне плеч, звонко щелкнул пальцами обеих рук.

Невесомость. Темнота. Лифт.

Глава 4. Александра

Я стоял в лифте, который, судя по направлениям мельканий в щели между дверями, ехал вниз. Я стоял и понуро пытался осмыслить все произошедшее, ну или, во всяком случае, воспринятое мной. Я должен был признать, что возникали вопросы, ответы на которые могли бы мне что-то дать. Ну, или, по крайней мере, они могли бы дать мне намеки на природу моего собственного существования. Вопрос, что я буду делать с этими намеками, – уже следующий.

Двери лифта открылись на первом этаже. Я вышел и на автомате продолжая свои размышления, даже не глядя по сторонам и не обращая внимания на дорогу, дошел до магазина и зашел в него с целью приобрести продукты на вечер. Сегодня я планировал купить немного картошки, чтобы сварить ее себе в кожуре. Я варил ее в таком виде просто потому, что мне было лень ее чистить. Есть картошку, сваренную в мундирах, было вполне приемлемо для меня. Еще мне нужно было немного огурцов, помидоров, пару луковиц и один болгарский перец, чтобы приготовить салат. Я не любил покупать еду с большим запасом. Чаще всего я покупал то, что планировал съесть до окончания дня. Разумеется, какие-то крупы и консервы были у меня дома, но к ним бы я приступил в случае крайней необходимости. А такой необходимости не было.

Пока шел, я попытался сформулировать вопросы у себя в голове, которые не давали мне покоя. Первый вопрос, который справедливо возникал у меня во время аварии, в которой помимо Димы вроде как погибло еще четыре человека, – насколько реально было все то, что мой загадочный друг мне показывал? Действительно ли эти люди погибли? И существовали ли они вообще?

Я на автомате совершил необходимые покупки и так же на автомате вернулся к дому. Зайдя в подъезд, я дождался лифта и поехал на свой двенадцатый этаж.

Второй важный вопрос, который у меня всплывал: а кто такой Странник вообще? Если он – это действительно просто порождение моего сознания, то в таком случае я начинал потихоньку сходить с ума. Или даже уже сошел, и в данный момент проявлялась во всей красе фаза острого психоза.

– Ты слишком большого мнения о своем сознании, – спокойно проговорил мне Странник.

Я ничего не отвечал, а просто молча смотрел на него, прикидывая, сколько примерно должен ехать лифт до моего этажа. Наконец, поняв, что останавливаться лифт, похоже, не собирается, я спокойно обратился к нему:

– Ты знаешь, какие у меня к тебе вопросы.

– И все же удиви меня, пока мы едем.

– Я догадываюсь, куда мы едем, на новое шоу.

Сказав это и отпустив из рук пакет с овощами, которые рассыпались по полу грузового лифта, который и вез нас, видимо, к основному месту действия, я рванулся к Страннику, желая схватить его за горло, но в последний момент остановился и не посмел этого сделать.

– Не бойся, – немного задрав голову, обнажая шею и как бы свысока глядя мне прямо в глаза, или даже заглядывая куда-то глубже, сказал Странник и, немного помедлив, добавил:

– Я не могу причинить тебе вреда. Собственно, как и кому бы то ни было.

– Как в тот раз, когда ты ударил меня?

– Это было твоим воображением.

– Хорошо. Раз ты не можешь причинить вред, то ты и пользы принести не можешь? – уточнил я.

– Странная логика, – усмехнувшись, сказал Странник и, продолжая лукаво улыбаться, добавил: – Ты поверил мне, что удара не было?

– Ты никогда не врешь.

– С чего ты это взял?

Я молчал. Действительно, откуда у меня взялась уверенность, что тот, в чьей реальности я не мог быть уверен, тот, кто показывал мне людей, чья реальность была под еще большим сомнением, тот, кто демонстрировал абсолютную невключенность в их судьбы, говорил исключительно правду. Внезапно лифт остановился и двери открылись. Перед нами было уже хорошо мне знакомое пространство барьера. Странник, улыбнувшись, предложил мне выйти из лифта первым. Я вышел, и он последовал за мной. Двери лифта закрылись за нами и, растворившись в пространстве, исчезли, как и какие-либо следы присутствия лифта. Темная поверхность барьера была источником слабого освещения. Она была единственным источником света в этом все столь же непонятном пространстве. Недолго думая, я задал Страннику не так давно появившийся вопрос:

– Скажи, все эти твои размахивания руками и подобные телодвижения, они что-то означают?

– А твои? – как обычно улыбнувшись, уточнил у меня Странник.

Я, не двигаясь, пристально продолжал смотреть на него, давая понять, что я жду прямого ответа. Через пару секунд, ухмыльнувшись, Странник сказал:

– Они означают, что мне скучно и я пытаюсь как-то разнообразить свое существование.

– Существование, потому что ты, по твоему, кстати, заявлению, не живешь?

– Цепляешься к словам. И пытаешься находить смысл в формулировках, – усмехнувшись, уточнил Странник.

– Разве в них нет смысла?

– Есть. Но не всегда, – спокойно проговорил мой собеседник и, как-то по-доброму улыбнувшись, добавил: – В этих словах он, наверное, есть.

– Зачем ты тогда начал эту демагогию? – недовольно спросил я больше риторически, хотя и понимал, что на риторические вопросы Странник отвечать-то и любит.

– Ну согласись, что тебя зацепила та мысль.

Я прокрутил у себя в голове ту самую мысль, которую я прекрасно запомнил: «Для того чтобы умереть, надо жить, а чтобы исчезнуть, достаточно существовать». Мысль действительно была интересная, и я уж было задумался о ней вновь, как Странник указал мне на прорисовавшуюся картину. А прорисовывался вид на обычную небольшую спальную комнату, в которой на письменном столе горела не очень яркая лампа, а из окна, наверное, шестого или седьмого этажа открывался вид на небольшой дворик, освещенный лучами солнца, висящего еще довольно высоко над линией горизонта. Окно было занавешено, но не полностью. Солнечному свету удавалась немного проникать лучом в комнату и падать на ковер, который покрывал большую часть пола в комнате. В комнате было относительно светло. Дворик, видневшийся за окном, был похож на тот, где я наблюдал за падением подростка. На кровати, положив левую руку на грудь, укрытая одеялом, лежала, на мой взгляд, симпатичная девушка на вид лет двадцати пяти. Все было спокойно, но я понимал, что пока движения нет, непонятно, что за смерть «для меня» припас мой компаньон. Перебирая в голове, я озвучил один из вариантов, который пришел мне в голову:

– Дом рухнет?

– Слишком глобально копаешь. Передозировка амфетамина. Ну как передозировка, ей и грамма хватило. Друзья ее положили здесь, чтобы не мешала своими конвульсиями, додумались одеялком укрыть, – усмехнувшись, пояснил Странник, сделав ироничное ударение на слове, к которому он и так добавил уменьшительный суффикс.

– Так нельзя? – спросил я, не особо разбиравшийся в данной теме.

– Ты у меня закон о наркотиках спрашиваешь? – как это бывало нередко, сделав вид, что буквально понял мой вопрос, уточнил Странник.

– Прекрати, ты понял, о чем я! – сердито крикнул я ему. Странник молча продолжал внимательно смотреть на меня, ожидая конкретики. В конце концов я, вздохнув, прояснил:

– Нельзя укрывать «одеялком» при передозировке амфетамина, если хочешь помочь?

Странник, улыбнувшись, довольно развернуто пояснил:

– При передозировке амфетамина начинается тахикардия и поднимается температура тела. Согревать не лучшая идея. – Внимательно посмотрев на меня и выдержав небольшую паузу, он, продолжая улыбаться, добавил: – Ну, разумеется, это зависит от того, что ты подразумеваешь под помощью.

Я посмотрел на Странника, ожидая продолжения развернутых разъяснений. Как бы это ни было странно, он продолжил, не дожидаясь реплики с моей стороны:

– Ну, собственно, умрет она от кровоизлияния в мозг, которое произойдет через… – Странник посмотрел куда-то вверх и, изобразив задумчивость, радостно закончил фразу: – В ближайшее мгновение она умрет. Зовем?

Я молча кивнул. Странник, как бы ликуя, крикнул:

– Шестьдесят секунд!

И тут же между нами и барьером, за которым на кровати лежала на вид совсем не умирающая девушка, возникла она, лицом к нам. Как и прежние наши гости, она была абсолютно спокойна. Она быстро посмотрела на Странника и на меня и не очень громко утвердительно сказала:

– Это не сон.

– У тебя уже меньше шестидесяти секунд, и ты вернешься в свою реальность… – я на мгновение замер, поняв, что это, скорее всего, и моя реальность тоже. Тем не менее я продолжил: – …Где тут же умрешь от передозировки, – по возможности быстро и четко проговорил я, указывая на барьер.

Девушка несколько секунд молча смотрела на меня, видимо, что-то обдумывая, после чего перевела взгляд на Странника, который стоял, с одной стороны, отстраненный, с другой стороны, явно со вниманием наблюдая за всем происходящим. Девушка решительно и быстро обратилась к нему:

– Меня зовут Александра.

Александра явно пыталась обдумать что-то очень важное. Я подошел к ней поближе и, протягивая пресловутый маркер с планшетом, предложил ей:

– Ты можешь написать что-нибудь напоследок.

Я понимал, что слово «напоследок» только добавляло неуместности моему маркеру, хотя что вообще в таких обстоятельствах можно было бы считать уместным? Александра несколько секунд смотрела на меня, как бы взвешивая мое странное предложение. Наконец, видимо, решив, что именно она хочет написать, резко взяла у меня правой рукой маркер, который тут же стал в ее руках алым, а левой рукой планшет. Александра сразу же начала быстро, но аккуратно и старательно четко выводить какую-то большую надпись. Секунд через десять она с совершенно серьезным выражением лица внимательно посмотрела на то, что у нее получилось написать. Она аккуратно положила маркер на то, что следовало бы называть полом, и все так же глядя на надпись на листке, который был на планшете у нее в руках, негромко спросила:

– Можно чудик возьмет меня за руку?

Я посмотрел на Странника, он посмотрел на меня и, легко усмехнувшись, пояснил то, что для меня было неочевидно:

– Она имеет в виду тебя. Чудик.

Недолго раздумывая, я подошел к ней и протянул ей левую руку, которую она довольно резко схватила своей правой рукой. Я хорошо видел ее лицо: карие глаза, с какой-то уверенностью все еще смотрящие на то, что она написала, пышные волосы средней длины, с немного растрепанным пробором. Такая прическа подчеркивала ее широкий лоб и довольно мягкие черты лица. В какой-то момент она оторвала взгляд от своей надписи, которую я не мог прочесть, потому что она была повернута к ней, и посмотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был серьезен. И хотя она не улыбалась, мне показалось, что улыбка было запечатлена в чертах ее серьезного лица. Я захотел представиться ей и, уже было начал говорить:

– Меня зовут…

Я не успел договорить, как меня оборвал крик понятно кого:

– Время!

Александра исчезла. Серый маркер появился у меня в правой руке, во тьму, которой был окутан пол, упал планшет с листом бумаги с довольно крупной и яркой надписью, которую можно было разобрать даже в этой тьме. Написано было одно единственное слово – «Спасибо!» Несколько секунд я внимательно смотрел на эту надпись, которая была написана ярко-красным, но совсем не кислотным цветом. Александра выводила свою надпись довольно быстро, но при этом довольно аккуратно. Она вывела ее целиком большими буквами и даже нарисовала два символических светлых облачка контурами над буквами «А» и «И».