Кандагарская бригада

Вот он и тифозный модуль, барак по-русски. Медсестры шепчутся: «А почему с бородой? Вроде молодой, а уже советник?» Тебе для сведения, читатель: советником афганской народной армии разрешалось ходить с бородой. А всему третьему мотострелковому батальону комбат приказал отрастить бороды. Еще соревновались, у кого быстрее отрастет.

Поместили в офицерскую палату трех офицеров и одного прапорщика. Первые дни Андреев только отсыпался. Именно дни: ночью спать не мог из-за тишины. Как это ни странно, но это так. Ведь в крепости начальнику гарнизона лейтенанту Андрееву по ночам спать почти не приходилось, даже если выдавалась ночь более-менее спокойная* то все равно каждый из девяти постов в крепости, каждые десять-пятнадцать минут для профилактики давал очередь или кидал гранату по малейшим шевелениям у душманов. Особенно напряженными были ночи, когда «духи» начинали рыть подкоп под стены. Тогда ни Андрееву, ни его снайперам, да и всем бойцам спать не приходилось. Однажды, «духи» даже жаловались губернатору Кандагара на гарнизон крепости Пальмухамед. Снайперы трупы не давали выносить. Как только «дух» ползет к своему убитому, так сам становится трупом. Лично комбриг приказал Андрееву дать один день «духам» убрать свои трупы.

Поэтому, когда ночью не стреляют, спать он не мог.

На войне засыпал как убитый,

Правда, мало спал я на койне.

Почему же глаза не закрыты

До утра – без войны, в тишине.

А жизнь идет дальше. Потихоньку пришел в себя, да и снотворные таблетки помогли. Вроде ожил. И тут стало скучновато. После жизни, напичканной событиями, делать было нечего. Все книжки прочитаны, остается только преферанс – офицерская игра. Да над единственным прапором подшучивали. Он жадный был, то сигарету стрельнет, хотя у самого есть, то пожрать что- нибудь. Да, после той привольной жизни в пустыне тут голодный край. Каша, каша, еще раз каша и кисель из каши. Поэтому, если кому-нибудь друзья принесут банку тушенки, то это Лукуллов пир. В один из дней принесли тушенки, сыра, фруктов. Вся палата собралась поесть. Тут заходит дневальный солдат (его специально подговорили) и объявляет: «Товарищ прапорщик, вас в лабораторию вызывают». А это на другом конце госпиталя. Сходил, там его, естественно, никто не ждал. Вернулся, а остались только фрукты и хохот сопалатников. В другой раз вместо таблеток левомицитина ему мочегонный подсунут и потом в течение двух часов наблюдают, как он в туалет бегает на улицу. Туда сходил, возвращается; доходит до палаты, разворачивается – и снова в туалет.

–Товарищ лейтенант, вас вызывают к воротам, – доложил дневальный.

–Кто?

–Не знаю, товарищ лейтенант. Какой-то офицер.

–Саня, вылазь быстрее из своей богадельни, – раздалось с улицы.

Точно. Это Вадим Костин, лейтенант девятой роты, впоследствии Герой Российской Федерации, погибший в 1995 году в Чечне. Встретились, обнялись. Часовой сделал вид, что не заметил.

–Как «Союз»?

–Как обычно. Девушки в коротких платьях, шампанское, шашлыки. Так что, жди.

–Я уже в Союзе одиннадцать месяцев не был. Хочется обнять березку, полежать на траве. Не знаю, дождется ли меня моя девушка?!

–Сань, давай потихоньку смоемся в бригаду.

–Как?! Я бы с удовольствием.

–Как-как? Английский социолог Гарольд Ласки однажды сказал: «Если правила игры не позволяют выигрывать, джентльмены меняют их». Понял?

–Попробую через туалет. Жди возле шлагбаума.

Ну, и тут началось. Друзья-однополчане, походы о гости, везде прием по высшему классу, хоть Андреев и в офицерскую столовую холил на обед. Отъедался после госпиталя. Так прошло три дня. Пора возвращаться в свой тюремно-больнично-тифозный барак.

–Так! – угрожающе сказал начальник отделения. – Явился?!

–Так точно. Просто вот друзья позвали. Да и день рождения у одного, – оправдываясь, промямлил Андреев.

–Оправдание у каждого есть. Как тебя наказать? – спросил подполковник.

–Не знаю.

–Во! Придумал, сбрить бороду. Чтобы завтра ее не было. Понял?!

–Так точно.

«ЧЕРНЫЙ ТЮЛЬПАН»

Так и текла медленная жизнь. Завтраки, обеды, ужины, таблетки, уколы, преферанс и прапор для «битья». И вот оно! Наконец-то! Освобождение, то есть выздоровление. Снова форменная одежда, оружие – и в бригаду. Андреев переоделся, поймал «попутку». В ту сторону часто ездят машины. Там городок для афганских офицеров. Советские офицеры жили в палатках, афганские – в пятиэтажных домах. Вот и КПП.

Зайдя в свою палатку, он обнаружил, что личных вещей не осталось. Старая палатка сгорела, а вместе с ней и все вещи. На ужин была рыба. Класс! Хоть что-то более-менее вкусное. Плюс Курбатов, каптерщик, плов приготовил. После такой еды Андреев отоспался.

Сначала в строевой отдел, чтобы отдать выписку из истории болезни. А там такой лейтенант холеный, рожа как арбуз, животик намечается. В общем, вроде бабы (пусть простят меня женщины).

–Что тебе?

–Пришел посмотреть, как живут штабные крысы, – ответил Андреев (крыса, наверное, обиделась бы, если бы ее сравнили с этим лейтенантом). Впоследствии этого лейтенанта убрали с должности за продажу медалей и перевели в воюющее подразделение.

–Возьми бумажку и не вякай, – рявкнул Андреев.

Лейтенант этот съежился, взял в руки выписку из истории болезни и пошел к своему столу. Андреев развернулся и молча вышел из кабинета. Теперь в отдел кадров.

–Разрешите?

–Заходи, заходи, больной ты наш.

–Товарищ майор, лейтенант Андреев по излечении из госпиталя прибыл.

–Вижу, вижу. Похудел ты сильно, Саня.

–Так ведь не курорт. Одна каша.

–Знаю, знаю. Вот что, Саня, отпуск тебе положен, в санаторий. По ведь, ты знаешь. Никто по санаториям не ездит, все сдут домой. А тут приказ пришел. Убитых сопровождать только офицерам или прапорщикам, так что повезешь «ноль двадцать первого» на «черном тюльпане*. Извини, иначе не получится. Хочешь в «Союз* – вези труп на Родину. Понял меня?

–Товарищ майор, не могу. Лучше в отпуск не поеду.

–А это, Саня, уже не твоя компетенция. Это приказ. -Довезешь до Костромы гроб. А потом домой. Ясно тебе?

–Так точно.

–Вот и молодец. Получай документы. Деньги, сам знаешь, где получить.

–Разрешите идти?

–Валяй.

Получив документы и деньги, Андреев направился в госпиталь. Там уже, завернутый в светонепроницаемую фольгу, на носилках лежал на земле погибший солдат. Он был сапером. Убили его возле Элеватора, когда он «прощупывал* обочину дороги, и целый день не давали к нему подойти. На такой жаре он уже почти разложился, весь вспух. А сколько времени пройдет, пока его довезут до дома? Что от него останется? Что делать? Этот вопрос еще Чернышевский сформулировал- А самое главное – что говорить родителям этого солдата. То, что с ним произошло, непременно случается с людьми нашей профессии и однажды может случится и со мной. Не имеет значения, насколько ты силен и бесстрашен, рано или поздно встретишь кого-то умнее, сильнее и бесстрашнее. Таковы правила войны.

Водитель завел машину, бойцы погрузили носилки в Кунг, Андреев сел в кабину и потихоньку поплыли на «Ариану», то есть аэродром. Там уже стоял «черный тюльпан».

Погрузились в самолет АН-12 – и курс на Шиндант. Начальник морга в Шинданте оказался однокурсником Андреева. Труп отвезли в морг, а с этим лейтенантом Андреев поехал в госпиталь, где жил начальник морга. Он уступил ему свою кровать, сам ушел к другу.

Утром, позавтракав в столовой какой-то бурдой, поехали в морг. Оказывается, холодильники не работают. Все трупы в морге почти полностью разложились, по животу черви ползают. Бойцы, работающие в морге, уже обмыли сапера, положили в цинковый гроб, сверху положили форменную одежку. Через полчаса гроб был запаян, погружен в деревянный ящик. Осталось ждать самолет. По словам летчиков, «черный тюльпан» будет только завтра. Что ж, поехали назад, в госпиталь. Местность такая же безрадостная, как и этот день. А в госпитале у кого-то был день рождения, люди веселились, самогон рекой льется, даже водка была. Её колонной «наливники» (бензовозы) переправили. Пот так всегда. Радость рядом с горем, веселье – с печалью.

Утром самолет, посадка, погрузка, взлет – и полетели над всем Афганистаном. Сначала сели в Баграме, потом в Кундузе – И на Ташкент.

–«Дембель», ты ли это! – вскричат Андреев. – Володя, тебя не узнать, похудел, почернел.

–Почернеешь тут. Слышал, небось, как батальон положили, когда полк в кишлак Руху ставили. Осталось в живых тринадцать человек во главе с лейтенантом, и того судить будут.

–За что?

–Якобы не пошел в атаку на толпу «духов». Их же было тыщи. Они что? Эти тринадцать человек – самоубийцы? Ладно, хоть сами живые остались.

–Да… Дела.

–Вот так. Развозим сейчас цинковые гробы. А ты как? Сколько здесь уже?

–Через полгода замена.

–А мне еще сколько? Только из «Союза», – вздохнул Володя Тинус, по прозвищу «Дембель».

Заревели двигатели самолета, все стали загружаться. Гробы уже на месте, двадцать два гроба с надписями адресов. Взлет. Офицеры вышли в десантный отсек, чтобы не нарушить балансировку. А там! Пол склизкий, из-под гробов течет жидкость от мертвецов. Запах… В общем не лаванда. Расставили бутылки, закуску прямо на гробах, больше негде было. Налили еще штурману «Аннушки»: может, запах не так чувствовать будет. Самолет выровнялся – набрал высоту. Все зашли в барокамеру, то есть во вторую кабину от пилотов. Кто кимарить начал, кто байки травить. Тинус с Андреевым начали вспоминать училищную жизнь. В одном взводе они учились, в Бакинском ВОКУ. Вce. Полет на Ташкент. Скоро можно будет девочек увидеть, нормальные магазины, а не катимы, рестораны, наконец.

Ночь. Времени около двух часов, посадка на военном аэродроме «Тузель». Таможня не придралась. Всем стало ясно, «черный тюльпан» – это значит кому-то горе везут. Разместились тут же, в гостинице. Жрать охота, но ведь ночь. «Ничего, – сказал Тинус, – здесь Азия, чего-нибудь найдем». Втроем вышли за ворота, слева тянется ряд домишек. Перед одним из них сколочен помост, на котором сидел какой-то бабам, а рядом три пацаненка. Пьют чай.

–Садам алей кум.

–Алекум ассалам.

–Мы только что прилетели. Можно у вас что-нибудь из еды купить?

–Пожалуйста. Что командиры хотят? Водка, вино, мясо, картошку, зелень?

–А все давайте.

Накрыли стол, на скорую руку выпили, наелись до отвала и спать. В шесть утра подъем, снова таможня, погрузка – и полетели. Летчикам был дан приказ лететь по восточному кругу. Самой крайней точкой на востоке, где выгружали «ящик», был Иркутск.

Прилетели туда ночью. Аэропорт – так себе. Со «взлетки» выпустили без проблем. Хорошо хоть буфет работал. Что-то поели. Они, наверное, сами не разобрались что? После еды вроде в сои потянуло. Времени уже четыре часа утра, а в шесть – вылет. Тут видение. Офицеры сидели перед зданием аэропорта. Еще какой- то народ сидел. Все, конечно же, дружно курят. Вдруг подъезжает два такси. Из первого выходит человек восемь, из другого – человек пять. И вдруг! Невеста. Самая настоящая. В белом платье, с фатой. За ней выносят жениха. Да, да. Выносят. Хотя, наверное, он уже не жених, а муж. Что ж? Бог им судья. Лишь бы жили в мире и согласии да детишек наплодили бы.

Посадка, взлет, бутылка на гробах. Сколько их было? На каждой стоянке своя встреча. Вот и ВПП военного аэродрома г. Иванова. Только не за невестами они туда прилетели. Быстренько выгрузили гроб, прямо на «рулежку» «взлетки», и снова заревели моторы самолета.

Тишина. Кузнечики стрекочут. Хорошо хоть, не фаланги. Вдалеке виднеется здание пункта приема самолетов, все из белого кирпича. «Да! Это тебе не Азия, – подумал Андреев. – Некрасиво как-то. На зеленом поле – белое». Никто не встречает. Андрееву пришлось топать до этого здания. А там..

–Ты откуда взялся?

–С неба.

–Как тебя охрана пропустила?

–Наверное, не видела.

–Что ты несешь? Да и форма у тебя какая-то странная.

–Послужи там, где я служу, вообще в цинковую форму оденешься.

–Так ты с Афгана.

–Нет. С Марса, – ответил Андреев.

Дальше был смех, застольный обед с техническим спиртом. Потом пришел их начальник. С ним Андреев отдельно посидел. Вопросы у тех, кто не воевал, были одинаковые. Как у будущей жены Андреева: «А где ты взял такую вещь?» Все клюют на красивые вещи. Только не думают, что порой за это надо жизнью платить. Их можно простить. Они не знают, что такое война.

– Товарищ майор, У КПП «шестьдесят шестой» стоит, говорит, что за гробом, – раздался голос дневального.

–Пропусти, – распорядился дежурный.

Андреев вышел из здания, сел в ГАЗ-66 на командирское место, и они двинулись к «ящику», который так и стоял на взлетном поле. В кузове было еще четыре солдата и какой-то капитан из военкомата. Подъехали прямо к «ящику» вплотную.

–К машине! – раздалась команда капитана. – Загружай быстренько.

В ответ тишина. Бойцы как будто в ступоре. А еще десантники.

–А ну, беритесь за ручки! – вскричал Андреев. – А то по лбу получите.

Опять мнутся. «Ну что мне с ними делать? – подумал лейтенант Андреев. – Морды им что ли бить?».

–Что встали? Вперед.

–Есть, – ответил кто-то из бойцов.

С ужасом в глазах кое-как погрузили гроб в машину. Тронулись. Ехать далеко, аж за сто километров, в Кострому. Оттуда родом был парень. Недаром ещё древние римляне говорили: «Торопись медленно». А он, наверное, слишком торопился. Пусть ему будет земля пухом.

Как доехали до Костромы, Андреев не помнил. Он спал, положив голову на гроб. У бойцов, наверное, шары на лоб вылезли от такого богохульства. Но им простительно. Ведь никто из них не видел смерть лицом к лицу. А на войне ко всему привыкаешь. Въехали сразу в военкомат, выгрузили «ящик». Прапорщик поехал к родителям. На скорую руку пообедали, вдруг раздался телефонный звонок. Требуют везти в морг. Что ж, снова погрузка и выгрузка уже в морге. Сколько их было на веку лейтенанта Андреева. В морге куча трупов, но к этому не привыкать, а трупный запах уже въелся так, что он этого не замечал. Подъехали родные убитого. Среди них был прапорщик, двоюродный брат этого парня. При понятых вскрыли цинковый гроб. А там черви ползают по лицу. Прапорщик этот упал в обморок. Зачем таких слабонервных в армию берут? Быстро закрыли гроб, запаяли и на выход.

–Он?

Oн, – ответила мать убитого.

Назавтра похороны. Все уже было готово: и оркестр, и солдаты для отдачи последнего салюта. С утра было прощание с погибшим в родном доме. Домишко небольшой, можно даже сказать, что бедный. Таких вот бедняков и посылают на войну. Откупиться им нечем, да, наверное, родители и взятки давать не умеют. Честные люди.

Ночевать устроили у этого прапорщика из военкомата. Вещей у Андреева не было. Так, одна сумка. Подъехали на УАЗ-ике, сам военком распорядился, выгрузились.

–Ставь сумку сюда, – сказал прапорщик, – сейчас пообедаем и пойдем.

–Куда? – недоуменно спросил Андреев.

–На кудыкину гору. Там увидишь. У тебя плавки с собой?

–Нет.

–Тогда мои возьмешь.

Пляж, девушки в купальниках. Да… Это интересно. Под самыми стенами Костромского монастыря. А как монахи на это реагируют? Они же ведь тоже мужчины! Хотя вряд ли.

Потом вернулись домой к этому прапорщику. Его жена накрыла на стол. «Повезло ему с женой, – промелькнуло в голове у Андреева, – вежливая, доброжелательная. Немного полненькая, но это только ее красит». Душ, вкусная домашняя еда, чистая постель, что еще нужно солдату? Единственное, что испортило настроение Андрееву, – он закричал ночью, во сне. Его облили водой, прямо в постели, разбудили. Глаза у него были как у безумного. Он ничего не помнил. На ум пришла дурная мысль: «Эту войну ты будешь вспоминать, как единственное, что было у тебя в жизни». Так оно и получилось впоследствии.

Утро. Только еще рассвет занялся. Солнце ударило прямо в правый глаз. Лучше бы в левый. Ведь правым надо целиться. А какой из командира снайпер, если снайперский глаз ослеплен дневным светом? Он думал так, как думал на войне. Он не мог себе представить, что бывают даже ситуации, когда можно девушек любить, что можно их просто видеть в коротких платьях. В конце концов, его поймут друзья на «гражданке», дадут ему, наверное, упущенное, может, даже женят. Так оно впоследствии и получилось.

Вернемся к утру, читатель. «Кто рано встает, тому бог подает», – так гласит Библия. Андреева, естественно, подняли, а разбудить забыли. В этом случае ему гоже повезло, как везло на всей этой необъявленной войне. Лейтенант встал, умылся, побриться не успел, ехать пора. УАЗик уже у подъезда, на командирском месте майор из четвертого отделения РВК.

–Здравия желаю, товарищ майор.

–Здорово… Что-то ты больно радуешься, или усы у тебя такие?

–Нет. Просто домой хочу после похорон.

Вот после похорон и поговорим. Сейчас едем к родственникам, там и гроб стоит. Похороны после обеда. Смотри, лейтенант, там толпа взбудораженная. Могут морду набить.

–Справимся, не в первый раз.

–Здесь тебе не Афган, – сказал майор. – Будь добр, держи зевало на замке.

–Понял, – ответил Андреев.

Действительно, тут не Афган. Странно как-то, за что морду бить сопровождающему гроб офицеру? Может, согласно старой армейской пословице, было бы за что – убили бы? За Андреевым заехал УАЗик из военкомата. Уселись, поехали. За окном мелькают «хрущёвки», частные дома, деревья. Все вперемежку. Вот въехали в частный сектор. Люди стоят на улицах, о чем-то оживленно разговаривают, жестикулируют. У Андреева к горлу подступил комок: «Что-то нехорошее произойдет». Как будто в воду глядел. Не успели вылезти из машины, толпа уже обступила ее.

–Выходите быстрее, сволочи, на что наших сыновей посылаете?

–Сами, небось, в тылу ошиваетесь.

А этот, в полевой форме, что здесь делает? Вырядился под военного.

Отдайте моего сына!!!

–Ты почему живой? Ты живой, а он – мертвый! Значит – ты трус? – это кричал двоюродный брат погибшего, прапорщик, бывший в это время в отпуске.

–Дай я ему врежу, мало не покажется.

–Почему его убили, а не тебя?

Водила дал по газам, и машина умчалась. Майор туг же отвез Андреева на автобусную станцию, взял билет до города Иваново и сказал: «Езжай, парень, домой. Тебя твои уже, наверное, заждались. Слава богу, ты жив. А тут мы сами разберёмся». Кроме «спасибо», Андрееву нечего было сказать. Через пятнадцать минут за окном автобуса замелькал российский пейзаж: деревья, домишки, огороды. Через полтора часа город Иванов.

«За что же меня так? Я ведь тоже воюю, – в отчаянии подумал Андреев. – То, что я жив, – чистая случайность. Я – что? Должен отвечать за всех убитых? А эти, которые в больших креслах? С генеральскими погонами? Они что – не виноваты? Хотя, может быть, я сам вес придумал. Ведь орала-то только молодежь. Правду говорит кавказская пословица: «Чем сосуд заполнен, то из него и льется».

* * *

Вот и касса аэрофлота. Народу! Всех не перечесть. Ждать, конечно же, не хотелось. На руках только служебный паспорт. Даже удостоверения нет. Сгорело в «85-ом» БТРе. Наверное, и душа его там сгорела.

Товарищи, пропустите, пожалуйста. Очень нужно, – просящие сказал лейтенант Андреев, показывая синий служебный паспорт.

Да, пошел ты, щенок паршивый. Мы уже два часа стоим, – загудела очередь.

Да я из Афгана, – промямлил лейтенант, показав визу в паспорте.

Много вас таких шляется. У меня таких паспортов с десяток. Мы, может, тоже в армии служили. Не меньше твоего видели. Мы вас туда не посылали, – заявили два рослых парня.

Недаром сказал Салтыков-Щедрин: «Только у дураков бывает такая убежденность во взгляде, в голосе, такая непререкаемость во взорах». Что ж, вперед!

Эй, урод, и ты с ним! Пойдем-ка на улицу, а то здесь душно. Там и разомнемся. Один из нас троих вернется обратно.

-Чё ты хочешь?

–А ты не понял?

–Извини, парень. Мы не хотели тебя обидеть. Война все проклятая.

Андреев решил их не наказывать. Ведь они не виноваты в том, что их не учили дисциплине, в том числе и внутренней. Она, наверное, самая важная. Ему вспомнилось Казанское Суворовское военное училище, его командир взвода, офицер-воспитатель майор Тульчанский Юрий Владимирович. Его команды: «Раз и навсегда: стой и стой». Он еще учил тому, чтобы уши не мерзли. Первые пять минут на морозе – шапка клапанами вверх. На следующий день – десять минут, потом пятнадцать минут и т.д. Только служить Андрееву пришлось на «ютах», где нет морозов. Так всегда. Готовишься к одному, а получается на 180 градусов, в общем, как всегда. Поэтому возраст военных невозможно определить. Они и на пенсию уходят в сорок пять. Для офицера – это срок, если он еще живой. А дальше… дальше, на пенсии, только тоска по прошлой жизни. Прости, читатель. Я немножко отвлекся, хотя считаю, что всем профессиональным военнослужащим выслугу лет нужно подсчитывать один к трем. А в отношении их возраста можно и не говорить. Календарные голы их идут один к пяти.

Купив билет на самолет «Sessna* чехословацких авиакомпании, Андреев пошел на посадку. Маленький самолетик. Набрав высоту, он медленно полетел, следуя своим курсом на город Горький. Внизу четко виднеются реки, речки, огороды. Даже домики и те виднеются отдельно. После такого мирного пейзажа Андреева вырубило. Неужели здесь не стреляют? И девочки ходят в коротких юбках. И что? Паранджу не надевают? Андреев был как-то у одного офицера афганского командос. Жена по-европейски одета, накрашена. Персик да и только. Он спросил у хозяина: почему тот не разрешает жене выходить в таком виде на улицу? Тот ответил, что законы Шариата очень жестоки. Если она выйдет на улицу с открытым лицом, то ее могут зарезать. Поэтому он велит ей выходить на улицу только в парандже. А дома?! Дома он разрешает ей ходит даже голой. Чтобы не криветь душой – фигурка у нее классная: осиная талия, небольшая, но высоко поднятая грудь, ноги с чуть полноватыми икрами, хотя это не портит красоту ног. Красавица – ничего не скажешь. Такой только любоваться. Повезло этому афганскому офицеру.

–Уважаемые пассажиры, – раздался голос стюардессы, – пристегните, пожалуйста, ремни, мы приземляемся.

Вот и город Горький. Немного провинциальный, немного современный: окраины старорежимные – частный сектор, а центр – великолепные современные постройки. Все как обычно. Посадка, осмотр, аэровокзал. Андреев н первую очередь побежал к объявлениям о вылете. Тут его постигло горькое разочарование: следующий самолет будет только в четверг, а предыдущий улетел сегодня, в понедельник, полчаса назад. Тяжко вздохнув, он вышел на улицу, закурил. На его мрачный вид стали люди оглядываться. Тем более что у него форма для «Союза» была необычная: походно-полевая, ноги обуты вместо сапог в «борцы», полусапожки по-вашему.

–Эй, парень. – окликнул Андреева какой-то мужик. – Тебе куда?

–Далеко, – сказал лейтенант, – отсюда не видно.

–Ты не обижайся, я ведь по-хорошему.

–Да вот, самолет улетел, а следующий только в четверг.

–Да ты толком расскажи. Куда ехать-то? Ты, я вижу, из Афгана. У меня сын моего соседа там служил.

–В Йошкар-Олу мне. Ты, наверное, и не слышал.

–Отчего же, знаю. Давай, я тебя до границы с Татарией довезу, а там пересядешь на автобус.

–Спасибо, приятель. У меня столько «бабок» нет.

–А сколь у тебя?

–Да, рублей тридцать всего, остальное все на вкладной книжке, в Сбербанке.

–Садись и не вякай. Я только еще парочку пассажиров подхвачу и поедем.

Неужели такое может быть? Таксист, который «капусту» должен «рубить», почти бесплатно отвозит. Да еще уговаривает ехать. На площади аэровокзала народу было много. Двое пассажиров в город быстро нашлись. Сели – поехали. Андреев, как и уговаривалось, свои тридцать рублей отдал сразу. Машина петляла по улицам города, выехали за черту города, на трассу. Водила гнал на всю мощь, даже не подсаживал никого. Проехав мост через Волгу, водитель помигал фарами встречному такси. Тот

остановился. Они о чем-то быстро переговорили, встречный развернулся в обратную сторону. Номера у него были наши, марийские. Андреев быстренько пересел н нее и вперед. Теперь уже не страшная команда. Это означает – ДОМОЙ.

Как доехали до Йошкар-Олы, он не помнил. Единственное, что он запомнил, – это свой ответ таксисту, что нужно ехать на улицу Щорса 17. Там жила его невеста. Вот и улица, вот дом. Дома никого нет. Невеста его на работе. Оставив вещи у соседей, он бросился к автобусу. Доехал до завода, где работала невеста, зашел на проходную.

–Извините, пожалуйста. Как можно позвонить в двадцать первый отдел? – обратился к вахтерше Андреев.

–А ты откуда такой взялся? Странная у тебя форма. Да и сам весь черный.

–Да я только что с дороги. Извините меня.

–Что уж там. Звони. Только недолго, – удивленно-недоумевающе ответила вахтерша.